– Где твоя помощница с кофе?
Хотелось сказать: туточки я, просто немного опаздываю! Терпеть не могу опаздывать. Идеальным помощницам в принципе нельзя опаздывать. И я бы не опоздала, если бы тупица-курьер не перепутал посылки…
Теперь приходится бежать, уворачиваться от опаздывающих сотрудников и постараться не разлить любимый напиток моего босса – матча латте на кокосовом молоке и веганский чизкейк с черникой.
Увернувшись от очередного балбеса, я все-таки пролила несколько капель напитка на черное платье и, матюкнувшись под нос, решила исправить недоразумение.
Буквально в метре от входа в кабинет генерального.
Быстренько стирала салфеткой пятно, протерла крышечку и вдруг услышала:
– Наверное, решила пончик прихватить, – хохотнул Громов, он же Гром.
От звука его мелодичного смеха пульс участился. Впрочем, как у любой другой женщины. В целом, имею ввиду, по нему девки сохнут, не в нашем офисе. В этой части офиса женщин, к слову, очень мало. Наш отдел – конструкторский, сугубо мужской. Инженеры, технари, программисты – мужчины.
Из женщин только уборщица Халида, я и Валерия-Вэл, абсолютно плоская, сухая, как доска, дымящая, как паровоз, женщина сорока пяти лет.
Громов – босс всего конструкторского отдела.
Все, что нужно о нем знать, это три слова: гениальный, сексуальный, аморальный.
Красавчик, которого многие по ошибке принимают за студента при первой встрече.
Умный, как компьютер, гениальный, как боженька, сексуальный и аморальный, как сам дьявол.
Девушек меняет как перчатки. Мне ли не знать!
Я не только на работе его идеальная помощница, но и в жизни – тоже.
Что бы мой красавчик и умник-босс делал без меня, а? Ну, вот что? К реальной жизни он приспособлен так же, как первоклассник к защите диссертации.
– Пончик? Может быть, сразу штук десять? – протрубил голос второго директора нашей компании, Дубинина Ростислава.
– Десять? Нет, дружище. Думаю, штук пятнадцать. Для первого завтрака! – снова рассмеялся Громов.
Этот смех подхватил Дубинин и поинтересовался лениво:
– Честно, до сих пор не понимаю, почему ты держишь именно эту девушку в качестве помощницы.
Невольно я прислушалась и была готова услышать дифирамбы своей собранности, исполнительности и незаменимости в исполнении Громова.
Но вместо этого я услышала кое-что другое.
– Что, нравится моя Церберша? – цинично усмехнулся Громов.
– Каждый раз вздрагиваю. Просто у всех помощницы-красоточки, модели, а у тебя… У тебя – баба! Гром-баба!
Моя рука с салфеткой опустилась и повисла безвольно вдоль тела.
– Есть-есть такое. Мне красотка здесь и не нужна. Зачем? Отвлекать от работы меня и моих увальней? Нет, Виолетта со своей задачей справляется на отлично.
– Анти-секс, что ли? Немудрено, вид у нее, как у настоятельницы женского монастыря!
Что?!
Я побледнела, став одного цвета со своими белокурыми волосами.
Посмотрела на свое отражение: косметики нет, платье в пол – черное, длинное, но сам Громов на этом настоял несколько лет тому назад!
Мужчины ржали, продолжая смаковать детали моей внешности.
– Погоди, это еще не все, – захлебываясь смехом, продолжил Громов. – Знаешь, еще какая польза от Виолки моей?
– Ну? – поинтересовался Дубинин.
– Баб прилипчивых только так выгоняет! Вылетают из моей хаты, как пробка из бутылки с шампанским! Когда опаздываю, прошу Виолку мою приехать, помочь собраться… Некоторые соски думают, что это заявилась моя… мама! – заржал Громов. – Или тетушка…
Тетушка? Охренел, что ли?! Мне тридцать, Грому тридцать два… Какая, к черту, тетушка?!
– Да-да, с ее комплекцией, – подхватил Дубинин. – Или ты просто любишь девушек покрупнее, а? Признайся! Пышечку хочешь?
– Кто-о-о?! Я?! Пышку? Ты же видел, кого я трахаю. Модельки! Одна к одной…
– А ты подумай, ну… Может, под монашеским балахоном скрываются титьки четвертого размера и обалденная задница?
– И трусы… Парашюты. Как банное полотенце тетушки… – съязвил Громов.
– Трусы тетушки-матронушки!
Мама?!
Тетушка?!
Это уже перебор!
Я думала, что Громов меня ценит.
Кто бы еще выдержал его ублюдский характер, манеру общаться, взрываться по пустякам, выдумывать на ходу и требовать, чтобы разбирали его каракули?!
Ах ты…
Пиздюк.
Больше на ум ничего не пришло!
Не думала я, что Громов может так низко и мерзко шутить насчет моей комплекции и немаленького роста!
Вот так, значит…
Тетушка?
Матронушка?
Трусы, как парашют?
Гад…
Схватив его ублюдский матча латте и десертик, я вошла в кабинет.
Нет, не вошла. Влетела!
Смех двух мужчина сразу же оборвался.
Дубинин закашлялся и отошел к окну, внезапно заинтересовавшись скучным видом высотки напротив, а мой босс даже не шелохнулся.
Немудрено, он тот еще… бессовестный хам. Эмоциональный инвалид!
– Виола, ты сегодня опаздываешь? – поинтересовался Громов.
– Для вас Виолетта Павловна! – огрызнулась я и поставила на стол стаканчик с латте.
Потом толкнула его так, что он заскользил по длинному столу и опрокинулся на ширинку.
– Да что с тобой такое?! – возмутился он и вскочил.
– Простите. Я еще про десерт забыла!
Трясясь от гнева, я подошла к нему и… шмякнула о рожу красавчика его десерт.
Черника, листики мяты, красивые завитушки из какого-то веганского крема…
Шмякнула и та-а-ак хорошенечко по роже размазала.
Даже модную прическу задело.
– Приятного аппетита. И да, сегодня я отпрашивалась. В больницу. После десяти…
Потом я помчалась на выход.
Чувствовала, что мне вслед потрясенно смотрят.
Наверное, еще и думают: топает, как слониха.
Меня трясло от обиды. Еще никогда так меня не унижал.
Никто…
Многие еще в школе шутили насчет моего немаленького роста.
Я могла бы стать моделью… Если бы не была пятидесятого размера…
Шутили! Но у меня всегда друзей было много, подруг… Шутили беззлобно.
Никто… Никто меня не обзывал и не унижал так… как этот…
Боже!
Говорил, что я незаменимая.
Самое обидное, Громов ни слова не сказал про мои качества, зато по внешности вдоль и поперек проехался, высмеял эти черные жуткие балахоны, в которые сам же приказал одеваться и не краситься!
Это все он…
Он запретил мне одеваться, как я люблю! И краситься тоже запретил… В первый же день приказал стереть красную помаду и отправил переодеваться.
У-у-у…
Урод…
Урод.
Тетушкой меня назвал!
Трусы-парашюты!
Я умылась холодной водой, но это не очень помогло.
Трусы-парашюты, значит!
Меня колотило, как никогда в жизни.
Потом я сделала кое-что…
Совершенно не думая.
Потом я, конечно, об этом пожалею…
Но сейчас я вернулась в кабинет босса.
Гений.
Красавчик.
Авантюрист.
Экстремал.
Ублюдок…
Он снимал с лица крем.
Я подошла и вытерла его лицо.
Кое-чем…
Ярко одеваться Громов запретил мне давным-давно, но под платье он мне не заглядывал, а я любила яркое…
Сегодня на мне были надеты красные трусы.
Именно ими я и вытерла лицо босса, а потом вложила в застывшие руки.
Он вообще замер без движения, как будто впал в ступор.
– Вот. Можете оставить себе. Когда в очередной раз решите сотворить что-то безумное, например, с парашюта прыгнуть, можете использовать их, как запасной парашют. Вдруг основной не раскроется?
Я вложила в руки Громова свои трусы и ушла.
Почти убежала.
Теперь – можно.
Не только бежать, но и размещать резюме на хедхантер.
Очевидно, после такого меня уволят.
Выпнут…
С треском.
С билетом волчьим…
Что же я наделала, а?
– Что это сейчас было?! – медленно спросил я, слизывая языком остатки крема с губ.
Вкусно.
Десерт, как всегда, на высшем уровне. И матча, наверное, самая лучшая. Виола знает мои вкусы, выбирает… самое лучшее.
Меня будто заклинило.
Завис.
Мозги заскрипели, как проржавевшие насквозь дверные петли.
– Тебе в рожу торт ткнули и вытерли. А я говорил, допиздишься! – назидательно произнес Дубинин и заржал. – Вот и допизделся. Думай, что говоришь, ну? Ты же вроде умный! На работе умный, но в жизни кретин.
– Сам ты… – буркнул я, комкая в руках красную тряпку какую-то. – Ты же начал! Шутить про нее. Я подхватил.
– Я начал? Это ты…
– Нет, ты.
– В целом, плевать, кто начал. Факт, это твоя сотрудница от тебя сбежала, не моя. Мои курочки – все при мне… – раскинул широко руки Дубинин. – Мои пчелки-трудяги…
– Заткнись.
Что же теперь? Мусор, грязь… Кресло заляпано.
Бардак!
Не люблю бардак!
– Виола, вызови уборщицу! – крикнул привычно.
Тишина в ответ.
– Вио… Черт! – ругнулся. – Теперь еще самому всех вызывать, что ли?
– Есть коммутатор! – подсказал Дубинин. – Это штука на твоем столе.
– Как эта… херня… Блин, как она работает? Куда нажимать, чтобы уборщица прибежала? Костюм еще где-то… – покрутил головой. – В каком-то из этих шкафов.
Я тыкался по офису, Дубинин подсказывал неверно и ржал.
– Что ты ржешь надо мной?
– Что… Без тетушки Виолы никак, да? – съехидничал друг.
– Обойдусь. Считай, что она уже уволена. Сейчас только вытрусь и…
Я снова провел тряпкой по лицу. Странное полотенце какое-то.
Треугольное.
Красное.
Друг заострил внимание на красном клочке тряпки у меня в руках.
– Чем ты вытираешься? – спросил он.
– Полотенцем я вытира… – начал я, расправил ткань и осекся.
– Нихуя себе! – выдохнул Дубинин. – Вот это полотенце, я понимаю!
Друг бесцеремонно вырвал тряпку у меня из рук.
– Трусы! – констатировал факт. – Ты ее трусами рожу подтер! – снова заржал и мотыльнул нижним бельем, прокрутил его на большом пальце. – Охуенные, кстати, трусишки. Ай! Ццц… Какие… Я же говорил, под балахоном у твоей пышной монашки – задница, что надо. А еще знаешь что? По трусам сразу видно, что она за штучка.
– Заткнись.
Дубинин обычно нейтрально флегматичен. Но, если поймал волну ража, его не остановить.
Вот и сейчас его понесло.
Воодушевленно.
– Во-первых, цвет. Красный. На повседневку? Редко! Смело! Баба – огонь. Во-вторых, фасон… Зацени…
Дубинин растянул между пальцев трусы, заляпанные кремом.
– Кружево. Тесьма. Сзади узенько! Шикардос, говорю… Натура, что надо. И размерчик так… – призадумался. – Сочный, словом. Вот это да… Задница – огонь! Вот это сокровище под монашьим балахоном! Ты знал? Или нет… Откуда! Ты же дальше своей работы ничего не видишь!
– ЗАТКНИСЬ ЖЕ ТЫ! Нахер пошел! И трусы отдай! – взревел я, заметив, как друг засунул трусы Виолы себе в карман.
– Ты чего кипятишься? – удивился друг. – Побагровел весь, лицо пятнами пошло.
Дубина на секунду замолчал, потом шагнул ко мне и тихим шепотом на ухо произнес.
– На пышку встал? Встал? – ухмыльнулся Дубинин.
– Не встал! – выдавил я из себя, рухнув в кресло, будто мешок.
– А слабо… – кивнул Дубинин. – Брюки спустить?
– Ты… тупое озабоченное животное. Пошел вон!
– Держи!
Я словил трусы Виолы, автоматически сунул их в ящик стола, куда складывал всякую нужную мелочь.
– Увольнять Виолетту будешь?
– Буду, – мрачно кивнул я.
– Удачи с поиском новой ассистентки, – кивнул Дубинин. – С тобой, кстати, непросто.
– С кем? Со мной? Разве у меня повышенные требования какие-то? Самые обыкновенные…
– Ну-ну… А кто заказывает матча латте на кокосовом молоке? Кто требует, чтобы все лежало на своих местах, по линеечке, а сам свинячит?
– Я не свинячу.
– Не чеши, – отбрил Дубина. – Мы с тобой в одной квартире жили. Я знаю, какой срач ты разводишь во время работы над проектом и как орешь, если карандаши недостаточно острые, если свет недостаточно яркий, если…
– Я понял. Замолчи. Я просто люблю, когда вокруг создана идеальная рабочая атмосфера. В этом нет ничего сверхъестественного!
– О да. Коне-е-ечно… В общем, удачи тебе.
Дубинин неспешно двинулся на выход из моего кабинета и застыл у дверей.
– У меня только один вопрос.
– Какой?
– Виола с отработкой будет уволена или без нее?
Я с подозрением уставился на Дубинина.
– Еще не решил. Тебе зачем? – спросил с холодком.
Дубина расплылся в широкой улыбке.
– На работу взять хочу. Посажу в свою приемную на место Русаковой.
– Виолу?! Зачем… Она же технарь. Зачем тебе технарь в отделе маркетинга?
– Как минимум, чтобы всякий раз, когда ты будешь появляться в моем отделе, смотреть на нее и вспоминать, как она утерла тебе смазливую рожу своими трусами… – захохотал Дубинин. – Надо Гордею рассказать! Он будет в ахуе…
– Как решу, что делать, сообщу, – процедил сквозь зубы. – Все, вали. У меня много работы…
Друг ушел.
У меня реально было много работы.
Много работы, и пар из ушей валил от возмущения.
Как она посмела… Торт мне в лицо и трусами…
Не в силах сосредоточиться на проекте, я открыл ящик и посмотрел на эти трусы.
Встал? Встал, ухмылялся Дубина.
Неожиданно, но друг был прав.
Когда я понял, что моя помощница вытерла мне лицо трусами и… возмущенно умчалась без них, член резко налился тяжестью, привстал.
Красные трусы.
Твою же мать!
Я громко захлопнул ящик и придвинул к себе чертеж нового блокирующего механизма.
Красные…
Нет, ничего не выходит.
Перед глазами все красное, и пар из ушей.
Внутри все клокотало.
Какого черта Виола надела такие красные трусы? Такие яркие… Провокационные!
Ее широкий зад из таких будет бесстыже выглядывать, а бедра? Стыдно должно быть…
Я же запретил ей одеваться ярко!
Запретил!
Кто здесь босс?!
Я?!
Мы договорились о дресс-коде еще в самом начале наших рабочих отношений?
Я вспомнил тот яркий летний день…
Жара, духота.
Крошечный офис на окраине, не чета этой дорогущей махине в центре города…
Неработающий кондиционер, пот по вискам.
Стук в дверь, и ввалилась она, Виола.
Короткое летнее платье, в горошек.
Очки-кошечки с толстой белой оправой, красная помада.
Красные босоножки, чокер на белоснежней шее.
Легкомысленные белокурые кудряшки на голове – а-ля Мэрилин Монро, запах духов – что-то тягучее, томное, жаркое.
И сама она – будто только что из печки, высокая, с большой дерзко стоячей грудью, круглым задом, крепкими, широкими бедрами.
По шее и между налитых больших сисек – капельки пота.
– Вы адресом ошиблись! – рявкнул я.
– Остынь, парень! – еще и голос грудной, низкий, бархатный. – Мне нужен твой босс. Громов Климентий.
– Громов. Это я.
– Ты-ы-ы? – протянула она, округлив пышные губы.
Ну просто пиздец какие пышные.
Я снова тыкал пультом в сторону кондиционера. В кабинете было и так невыносимо душно!
Когда в него вошла девушка, выглядевшая, как модель с обложки порножурнала, стало еще невыносимее находиться в тесном пространстве.
Член заныл.
Я со своей девушкой обломился утром, ее родители вернулись, пришлось высовывать член из киски еще стоявшим… Потом додрочил, но как будто не дрочил, не то ощущение стало… Наверное, только поэтому у меня на девицу с пышными формами встал.
– Да, я. Это я ищу ассистентку. Но мне нужен технарь, а не… тупо девка принеси-подай.
Она чиркнула по мне взглядом:
– М-да… Я вижу. Вам и принеси-подай тоже, кстати, не помешает!
– Что?
– То.
Деваха процокала в мою сторону, закрыла окно, за две секунды распутала дебильные ниточки на шторах-жалюзи, отобрала пульт, настроила кондиционер и вылила в раковину мой кофе.
– Что ты… – не договорил.
– В такую жару кофе пьют только кретины, которые хотят помереть к тридцати. Есть масса других напитков! Вот мой диплом и рекомендации с прошлого места работы… – шмякнула на стол прозрачную папку.
Я пробежался глазами, хмыкнул.
– Ты на два года младше меня и хочешь сказать, что закончила универ и работала на кафедре?
– Да, все так, – кивнула. – Я пошла в школу в пять, перепрыгнула через класс, соответственно, и универ закончила раньше, чем все остальные.
– И на кафедре, ага… Инженерно-техническая?
– Все верно. Кресс Виолетта Павловна, – произнесла с достоинством!
– Кресс? – уточнил я. – Однофамилица?
– Нет. Кресс Павел Платонович- мой отец.
– Кресс – это же…
Я учился в другом универе. Хотел попасть на дополнительные занятия, которые вел Кресс, но набор был забит под завязку. Но я читал его работы, смотрел лекции в записи. Учился по его книгам… Умный мужик!
– Да. Тот самый Кресс, – улыбнулась грустно. – Папы не стало три месяца назад. Я была его ассистенткой, половину лекций помню наизусть…
– Да ладно, – фыркнул я. – Если так, то что это?
Достал мятый рисунок чертежа, швырнул на стол. Девушка наклонилась.
Ее сиськи при этом качнулись в низком лифе. Соски даже через лифчик виднелись. Пах горел. К горлу подкатило.
Трындец, короче… дрочить обеими ладонями – не передрочить!
За минуту она объяснила мне, что к чему на чертеже, еще и нарисовала кое-что. Пропущенное. Чертеж был не мой, помощника. Я психанул, как только заметил, что он упустил мелочь, сам не успел добавить.
Добавила.
Я – в полный ахуй. Это что за чудо? Откуда…
Расторопная, еще и не дура!
– Принята на работу! – ответил я мгновенно. – Только…
– Что?
– Дресс-код. У нас серьезная организация, а не конкурс на вульгарщину! – с трудом отвел взгляд от ее сисек.
Неприлично просто такие сиськи облеплять!
– Черный верх, белый низ! – потребовал я.
– Может быть, наоборот? – улыбнулась мягко.
– Черный низ, белый верх. Ничего обтягивающего. Украшения, духи, макияж – оставляешь дома. Дурацкие прически – тоже. Никаких распущенных волос и кудрей, как у пуделя. График ненормированный. Но платить буду щедро. Даже если проект прогорит, без денег не останешься. Слышал, у Кресса остались долги.
Об этом писали во всех газетах… У Кресса – большие долги, кредиты. Спускал на азартные игры.
– И немаленькие, – кивнула она.
– Приходи завтра к семи, обсудим.
– К семи?
– Я жаворонок и люблю работать, когда кругом еще тихо. Что-то не устраивает? – спросил с агрессией.
Иногда я сам от себя устаю, такая сволочь…
Другая бы уже сбежала.
Виолетта осталась, покачала головой, протянула мне ладонь, крепко пожала руку.
– Напротив, очень даже устраивает. Папа тоже любил вставать рано. Если это все, то сработаемся, – кивнула на прощание и ушла, покачивая пышным задом!
Мы обо всем договорились!
На следующее утро она пришла в черном балахоне, с дулькой на голове, без краски на лице.
Сработались…
Можно сказать, Виола со дня основания нашей компании трудится. Менялись офисы, сотрудники, название компании и цели.
Не менялась только моя бессменная помощница, которая реально стала незаменимой.
Мы же обо всем договорились!
Какого черта тогда она… трусы… такие надела, еще и лицо мне вытерла…
Зараза…
Столько лет работы – коту под хвост!
Трусы мне в лицо.
Меня будто снова в тот душный день со всего размаха швырнуло…
В мыслях промелькнуло еще кое-что. Но я усердно отмахнулся.
Вот еще! Итак, на повестке дня – увольнение Виолы. Интересно, Дубина серьезно настроен ее перехватить?
Да пох вообще, пусть берет…
Или нет?
Что же так неприятно?!
Но я извиняться не намерен.
Сама придет… Прощения попросит!
– Увольнение – это не конец света, правда, дедусь?
– Конец света, говоришь? Я сколько живу, столько конец света приходит, приходит, но никак не придет! – громко прокричал дедушка.
Я возмущенно посмотрела на медсестру, которая была рядом:
– Так, я не поняла. Что со слухом моего дедуси? Он, как плохо слышал, так и продолжает плохо слышать! Операцию ему не сделали, что ли?
– Сделали. Но доктор сказал, что в случае Платона Андреевича операция оказалась бессильна.
– Как это бессильна? Я вам кучу денег отвалила, вы сто пятьдесят исследований провели, сказали, что слух восстановят. Да вы хоть знаете, чего мне стоило дедушку и всю нашу родню на операцию уломать?! Теперь выясняется, что хваленые передовые методы бессильны?! Так, что ли?! Так, живо… Позовите мне этого… врача!
– Постойте, я сейчас…
– Так… – рассердилась я. – Где этот Ширлин-Мырлин! Шарлатанишка, чтоб его! Деда, посиди. Я сейчас приду!
Я вышла из палаты деда и сердито направилась в кабинет врача.
– К нему нельзя, у него занято, он сейчас очень сильно… занят! – забеспокоилась медсестра.
– Иди к черту! – рявкнула я с высоты своего роста плюс каблуки.
Выбесил меня Громов, что еще могу сказать!
Так выбесил, что я пришла домой и вот это все… Все запрещенное боссом разом как надела на себя! И каблуки, и сережки большие, и браслетик, и платье… лиловое!
Все, свобода! Боже мой!
Какое облегчение…
Именно в таком виде я прорвалась в кабинет врача и рывком распахнула дверь.
Никого.
– Не поняла. Где врач? – спросила я. – Где Алекс Эрастович…
На язык так и просилось: педерастович!
Но хорошее воспитание не позволило мне ругнуться грязно.
Я лишь осмотрела кабинет: пусто.
– Где доктор? Вы же сказали, что он занят!
– Был. Ушел, видимо.
– Как? Секунду назад вы за мной бежали и тявкали, что врача беспокоить нельзя, но сейчас выясняется, что его уже нет? Мне нужно с ним поговорить. Срочно…
– Но его нет.
– Значит, директор мне нужен. Где директор?
– Он и ди… ректор! – выдавила.
– Ах, он и директор, и чудо-врач… Занимательно! Вы вообще операцию делали? Или нет…
Я ругалась-ругалась, но так ничего и не добилась. Пригрозив, что подам на клинику в суд, забрала дедушку из клиники. Он так обрадовался, что даже запел. Голос у него был еще хороший, хоть дедушка почти ничего не слышал.
На нас оглядывались прохожие и иронично посмеивались.
Я не обращала внимания, мысли были заняты другим. Подошли к лавочке, присели.
– Все, дед, хватит, хорошо спел! – погладила его по плечу.
Конечно, он услышал ровно треть. Совсем глухой… Придется снова носить ему слуховой аппарат, от которого у него «болит голова и сердце ноет».
Ох… Настроение было не очень хорошее: и с работой не заладилось, еще и с операцией этой… в лужу сели!
Хорошо, хоть я сама за операцию денежки отвалила, не то бы сестра отца, тетя Люба, меня с потрохами съела. Она в потрохах сильна, не зря работает шеф-поваром в ресторане…
– А тебе на работу не надо? – поинтересовался дед. – Гуляешь со стариком.
– Уже не надо, деда. Уволилась я. У-ВО-ЛИ-ЛАСЬ!
Это дед услышал, удивился:
– Почему?
– Больше не могу работать с козлами.
– С козлами? – снова удивился. – Я думал, что ты в конторе, а ты… на ферме, что ли? Когда успела перейти?
Я невольно рассмеялась, сквозь слезы:
– С кем я только не работаю, деда. Все, давай аппарат наденем.
О, вот это вредный дед сразу же понял, начал вредничать, но я была непреклонна, и он смирился. Хотя знаю, верну его домой, сразу же снимет, но хоть поговорить и не кричать можно.
– На ферме, значит.
– Ага. Ферма высшей инженерии. И самый главный – два в одном. И козел, и свинья!
– Приставал? – грозно поинтересовался дедушка, нахмурив брови, и встал, опершись на трость. – Давай.
– Что давай?
– Показывай дорогу. Где там твоя контора и наглый шеф. Сейчас я ему наподдам. Он что думает? Если у девушки нет ни мужа, ни отца, так ее лапать можно? Веди! Сейчас я ему покажу.
– Не приставал ко мне никто, деда, уймись!
– Не понял. Не приставал? – уточнил. – Слепой, что ли?
– Почему слепой? Очень даже… зоркий!
– Импотент? – продолжил допрос дед.
Честно говоря, может быть, и не стоило мне настаивать, чтобы дед надел слуховой аппарат? Вон какие разговоры пошли…
– И не импотент.
Дед поманил меня пальцем.
– Педераст? В Союзе педерастов не было… Но я о них слышал.
– И не педераст он. Все, деда, пошли. Сейчас еще кружок по аллейке сделаем, на парковку и домой.
– А что тогда?
– Бабник он жуткий.
– Поматросил и бросил? – снова предположил дед. – Если лапал, тем более веди, я его на тебе жениться заставлю!
Дед меня снова рассмешил, смотрелся и комично, и грозно. Все-таки Крессы не обделены ни ростом, ни фактурой тела. Вот и дед – хоть старый, но очень высокий и крепкий! А как тростью лихо махнул…
– Деда, не в этом дело! Ну… Просто не сошлись характерами. Так бывает…
– Ишь ты… Сколько лет на этой ферме работаешь?
– На фирме, дед… – вздохнула. – Восемь лет.
– Восемь лет! Я с Ольгой Николаевной, бабкой твоей, троих за это время настрогал, а вы характерами не сошлись. Кхе-кхе… Вот времена пошли… То педерасты, то характерами не сходятся!
– Я просто не устроила его, как работник.
– Ты с Павлом работала. Он сложный на характер был. И все хорошо было… – вспомнил отца. – Нет, все-таки, думаю, твой начальник – педераст.
– Спорить не стану. Может быть, не по ориентации, но по характеру – точно!
Отвезла деда домой, его встретил двоюродный брат. Я приготовилась, что на выходных, на типичном семейном ужине семейства Кресс буду слушать о своей недальновидности и пустой трате денег. Но да бог с ними… Лишь бы хуже не стало деду!
Возвращаться домой не хотелось. Кинула подружкам в чат голосовое с жалобой на босса, посыпались советы:
«Давно пора согнать вес…»
«Попробуй чай с ягодами годжи! Реально худеть помогает!»
«Надо просто сменить работу, зачем ты вообще пошла в технический? Вот и отношение соответствующее!»
Добило сообщение Сенечки:
«Виола, не слушай никого! Вся наша судьба давно записана на небесах! Я сейчас тебе дам ссылочку на астролога. Она составит тебе натальную карту и посмотрит. Скорее всего, у тебя планеты в состоянии обострения…»
О боже, мне от этих сообщений еще хуже стало!
Люблю своих девочек, но иногда мы будто разговариваем на разных языках. Я им про одно, они мне про другое.
Про вес, рост…
При чем здесь это?
Громов не ценит меня, как сотрудника, и видит только внешность, вот за это мне обидно, а рост и вес… Тьфу! Что я сделаю? Подрублю лишние тридцать сантиметров, чтобы стать карликовым шпицем?!
Я бы, наверное, сошла с ума от всего, если бы не позвонила Марфа.
– Видела переполох в чате. Я только с самолета. Ты как?
– Как Титаник, который вот-вот потонет в бокале с мартини. Повторите, пожалуйста… – попросила бармена.
Подруга уточнила адрес, пообещала, что скоро приедет.
Мы хорошо посидели, выпили, расслабились, не спеша двинули домой. Разговор плавно съехал на тему мужчин.
– Я вообще считаю, что мужики – это тупиковая ветвь эволюции. Они так и остались где-то там, на ветках воображаемых пальм… – пьяно взмахнула тонкой кистью Марфа. – Не стоит превозносить их до небес. У них вообще только одна кнопка в голове – инстинкт оплодотворения.
– Нет, Громов не такой. Он умный, но…
– Молччччи-и-и. Вот смотри, типичный представитель тупиковой ветви эволюции! – взмахнула Марфа, показав рукой на мужчину, который прогуливался вдоль парковки. – Рост, фактура… Рожа! – добавила она, когда он обернулся в нашу сторону. – Горилла! Огромная горилла. Горилла принесла кому-то цветы и надеется таким образом привлечь самку, чтобы что? Правильно! Чтобы присунуть свой фаллос и тем самым удовлетворить древнейший инстинкт в размножении и продолжении рода!
– Тише ты! – шикнула я на подругу. – Это один из директоров нашей компании!
Дубинин.
Собственной персоной.
С большой корзиной цветов. Увидел меня, заулыбался.
Нет, наверное, он кому-то другому улыбается.
– И что он здесь делает? Возле твоего подъезда…
– Наверное, приехал к кому-то, кто тоже живет в этом доме, ничего удивительного, эта многоэтажка очень популярная. Все, тебе пора домой. Вызываю такси. Предупрежу твоего консьержа!
– Ты какая заботливая, лапа моя. Целую…
Едва я усадила подругу в такси, попрощалась с ней, как Дубинин двинулся.
В мою сторону.
Теперь я точно поняла, что он шел ко мне, потому что смотрел в лицо и улыбался, остановился.
Не успела я с ним поздороваться, как между мной и Дубининым втиснулся третий.
– Немцы звонят! Ответь… Это по конференции! – потребовал босс.
Громов!
Мой несносный начальник сунул мне в руки телефон.
– Мой рабочий день закончился!
Я оттолкнула его руку с телефоном и с трудом отвела взгляд от глаз начальника – дикие какие-то, темнее, чем обычно, и сам он, словно туча, из которой вот-вот бахнет.