Слезы ручьями покатились у меня по щекам, едва я выбежала из столовой. Я помчалась по коридору к туалету, сняла промокший блейзер и бросила его на пол, пока моя рубашка тоже не намокла. И тут я сломалась окончательно. Прислонившись к холодной раковине, дала волю слезам, которые сдерживала весь день. И рыдала так сильно, что в какой-то момент начала даже задыхаться.
Дверь в туалет открылась, но меня это совсем не удивило. Ведь Кеннеди бежала за мной следом.
– Какая же я дура! – сказала я, закрывая лицо руками. – Я должна была предвидеть это! Она права, я ужасно наивная. Я не могу оставаться в ее доме. Не могу жить с Пруиттами. – Я даже не была уверена, слышит ли Кеннеди меня за моими рыданиями. – Дядя тоже этого не хотел. Он хотел, чтобы я жила с твоей мамой. Она ведь подписала все бумаги. Не понимаю, почему он так со мной поступает?
Я подскочила, когда чья-то рука, принадлежавшая явно не Кеннеди, коснулась моей спины.
Подняв голову, я увидела Феликса. Меня это поразило, но вместе с тем принесло облегчение. Потому что, окажись это Мэтт, я точно вмазала бы кулаком по его идеальному лицу. Именно из-за него я чувствовала себя такой дурой. Он просто… сидел. Сидел и ничего не предпринял. И не скажу, что меня это сильно удивило. Мэтт уже не в первый раз поступал так со мной.
– Ты не дура. Ты идеальная, новенькая.
Идеальная? Да я настоящая катастрофа. Но мне было приятно слышать это от него. Потому что всех остальных, кто считал меня идеальной, я уже потеряла. Не раздумывая, я бросилась ему в объятия.
Феликс крепко прижал меня к себе, как будто был единственным человеком, на которого я могла положиться. Возможно, так на самом деле и было.
Рядом с ним я чувствовала себя защищенной, любимой. Мне было так тепло в его объятиях. Я покрепче зажмурилась, надеясь, что это мгновение продлится как можно дольше. Мне это было необходимо. Если сегодня вечером мне придется ехать к Пруиттам, я должна напоследок насладиться этими моментами счастья.
Он погладил меня по спине.
– И да, ты, похоже, приняла меня за Кеннеди, но знай, что мой дом открыт для тебя, когда захочешь. Мама не будет возражать. Родителей вечно не бывает дома.
– Возможно, мне придется принят твое приглашение, – пробормотала я ему в грудь.
Он продолжил гладить меня по спине.
– Тогда оставайся сегодня у меня.
Я отстранилась от Феликса, чтобы увидеть его лицо. Перед тем, как моя жизнь перевернулась вверх тормашками, я сказала ему, что хочу просто дружить. Он согласился и ответил, что готов ждать. Того момента, когда я снова захочу быть ему кем-то большим, нежели просто другом. Он не знал про Мэтта. И я не могла ему сказать, так как Мэтт считал, что наши отношения должны оставаться тайной. Черт, я ведь даже согласилась пойти на вечер встречи с Феликсом. Но также согласилась пойти и с Мэттом. Я так и не разобралась в этой ситуации, потому что в последние дни едва могла дышать, не то что связно мыслить.
Я думала, что моему сердцу уже никто не причинит боль. Но ошиблась. В моей жизни все было так запутано. Я никак не могла во всем разобраться. И чувствовала себя слишком измотанной, чтобы прямо сейчас что-то исправить.
– Я позвоню тебе, если смогу, – сказала я, потому что не знала, где живут Пруитты. И не знала, удастся ли получить доступ к телефону. Но, если у меня получится выбраться, я поеду к Феликсу. И мне было все равно, встречаемся мы с ним или нет. Главное, я оказалась ему небезразлична. Для меня в тот момент это было самым главным. Он был мне нужен.
Феликс даже не был моим лучшим другом. Или парнем. Он был кем-то средним между двумя этими понятиями. Возможно, именно поэтому я с такой легкостью поделилась с ним своими самыми мрачными страхами:
– Я потеряла маму. И дядю. У меня никого не осталось. Я одна. Совсем одна.
Он снова обнял меня и положил подбородок мне на макушку.
– У тебя есть я.
Я почувствовала, как мое тело задрожало от рыданий. Из-за слов Феликса я вдруг почувствовала, что еще сильнее скучаю по дяде. «У тебя есть я». Именно так говорил мне дядя, когда был мне особенно нужен.
– Разве это плохо? – спросил он.
Я рассмеялась сквозь слезы.
– И у тебя есть Кеннеди. Я хорошо ее знаю. Она если кого-то и любит, то очень сильно. Так что она тебя не бросит.
– Я плачу не потому, что ты один из немногих людей, на которых я могу положиться. А из-за того, что ты поступил очень благородно, предложив мне свою помощь. Я этого не заслуживаю. Ведь в последнее время я только и делаю, что плачу.
– Знаешь, если бы ты не прогуляла физкультуру, возможно, мне удалось бы тебя рассмешить. У меня это всегда хорошо получалось.
– Прости. Я пряталась в кабинете медсестры. Я не была готова вернуться к учебе. Мне все здесь напоминает о нем.
Он держал меня в объятиях, пока я, наконец, не перестала плакать.
– Знаю. – Феликс снова стал гладить меня по спине, и мое дыхание постепенно успокоилось.
– Спасибо, – пробормотала я ему в грудь, – что пришел сюда.
– Мне пришлось посоревноваться с Кеннеди, но благодаря тебе я очень быстро бегаю.
Я рассмеялось и посмотрела на него.
– Ой, не стоит благодарности.
Феликс взглянул на меня и улыбнулся.
– А еще мне помогло то, что ты забежала в мужской туалет.
– Что я сделала? – Я освободилась из его объятий и впервые заметила писсуары вдоль стены. – Боже, да что со мной такое?
– Ровным счетом ничего.
Он так это сказал, что у меня раскраснелись щеки.
Зазвенел звонок, и Феликс снял свой пиджак.
– Держи. – Он протянул его мне. – Ты же не хочешь опоздать на урок.
– Я не могу взять твой пиджак. И ты тоже можешь опоздать, – сказала я со смехом, вытирая слезы.
– Я вечно опаздывая на уроки, – пожал он плечами. – Возьми.
– У тебя будут неприятности.
– Я вечно попадаю в неприятности. – Он сунул пиджак мне в руки. – Позвони мне сегодня вечером. Я приеду и заберу тебя, хорошо?
– Хорошо.
Мэтт пообещал мне, что эту ночь я не проведу у Пруиттов. Но обещания Мэтта ничего не гарантировали. Он много чего обещал мне по ночам. Но при свете дня? Мне казалось, что он забывал обо всех своих словах.
Я надела пиджак Феликса. Он был мне великоват, но, по крайней мере, от него не пахло прокисшим молоком.
– На тебе он смотрится лучше, чем на мне.
Я улыбнулась ему.
– До вечера. – Феликс подмигнул мне и исчез за дверью.
Только я не была уверена, что нам удастся встретиться. Шансов, что мне позволят позвонить ему, было очень мало. И все же я наделась, что у меня это получится.
Я подобрала блейзер Изабеллы с пола. Мне хотелось вышвырнуть его в мусорную корзину. Но я знала, сколько он стоит. Именно поэтому у меня всегда был только один комплект школьной формы. Я уже опаздывала на урок, но все равно отмыла пятно от молока спереди и повесила его в своем шкафчике, чтобы он просох. Затем остановилась посреди пустого коридора и подумала, что если сейчас покрепче зажмурю глаза, то смогу представить, как дядя стоит рядом со мной.
Я радовалась, что начался последний урок. Но боялась того, что ждало меня после школы. Я воображала себе, что Пруитты живут в таком же большом мрачном особняке, как и Мэтт. Мэтт. Видеть его у меня не было ни малейшего желания.
Утром он вел себя так мило со мной. И с какой легкостью скрывал свои нежные чувства ко мне. Словно по щелчку. И я не могла смириться с такой переменой. Ведь он не просто игнорировал меня в присутствии Изабеллы. Мэтт сидел, позволяя ей вылить на меня молоко, а потом еще назвать мусором. Это было так жестоко. Я никогда не думала, что Мэтт жестокий.
– Эй, – прошептал Мэтт.
Я не подняла глаз и продолжила смотреть на чистую страницу в своей тетради.
– Эй.
Почему мне опять захотелось расплакаться? Неужели за эту неделю я выплакала не все слезы?
– Прости, что так получилось за ланчем. Мне действительно очень жаль.
Какое жалкое оправдание!
– Неужели?
Потому что за обедом так совсем не казалось. У меня возникло желание сказать ему об этом, но проще оказалось смотреть в свою тетрадку. Мне хотелось спросить у него, действительно ли он встречался с Изабеллой каждый вечер перед тем, как тайком пробраться ко мне в спальню? Я хотела спросить его, понимал ли он, как жестоко поступил со мной? Я хотела… получить от него нечто большее, чем это извинение.
– Что это на тебе?
Я удивилась, каким резким внезапно стал его голос. Неужели он не видел, что я с трудом сдерживаюсь, чтоб не расплакаться? Я посмотрела на Мэтта. Да, вид у него был сердитый. Но он не мог сердиться на меня за то, что я надела чужой пиджак. Это я должна была сердиться на него.
– Я переоделась, потому что Изабелла облила молоком мой блейзер. А ты все это время сидел и ничего не сделал.
– Чей это пиджак?
Конечно он проигнорировал мою последнюю фразу.
– Феликса.
Не было смысла лгать ему. Феликс утешил меня. Феликс всегда был рядом. Феликс не позволял мне почувствовать себя совсем одинокой.
– Сними его.
Что?
– Не могу. У меня тогда будут неприятности.
– Сними его, Бруклин.
– И что я вместо него надену? Твою спортивную куртку? Ну конечно… я же не могу. Потому что никто не должен знать о нас. – Как ни странно, но это оказалось так просто – обратить грусть в гнев. И здорово было испытать еще какое-нибудь чувство, кроме отчаяния.
– Слушайте, я знаю, что ваши отношения должны оставаться секретом, – сказал Роб. – Но…
– Ты можешь говорить потише? – спросил Мэтт.
Шарлотты в классе не было. Я вспомнила, как Мэтт объяснил Робу, что мы скрываем наши отношения, потому что я бедная. Как будто дело было не в тайном романе, а в том, что Мэтт просто стеснялся меня. Честно говоря, я и сама себя стеснялась. Что бы подумала мама, узнай она, что я согласилась стать маленьким грязным секретом Мэтта? И что бы подумал мой дядя?
Как я позволила себе опуститься до такого? Ведь я не была такой. Мама воспитала меня иначе. Я Сандерс. А женщины, носившие фамилию Сандерс, не боялись уходить от всяких засранцев.
– Не волнуйся, Роб, – сказала я. – Не переживай, что ты выдашь наш секрет. – Я бросила тетрадку в свой рюкзак. – Потому что между нами с Мэттом все кончено.
– Бруклин! – прошипел Мэтт, когда я встала.
Но я развернулась и вышла из класса. Никто больше не сказал ни слова. Не было никаких смешных замечаний от Роба. Или оскорблений от Шарлотты, с которой я едва не столкнулась в дверях, когда выбегала из класса. Мистер Хилл не отругал меня за то, что я ушла с урока. Я снова стала невидимкой в «Эмпайр-Хай». Кто захочет разговаривать с девчонкой, потерявшей всю свою семью? С девчонкой, которую ненавидела королева школы – Изабелла Пруитт? С девчонкой, которая плакала чаше, чем улыбалась? Я бы сама не захотела с такой общаться. Но вот невезение – такой девчонкой оказалась я.
И, лишь очутившись на оживленной улице, я поняла, что мне совершенно некуда идти.
Черный седан затормозил около тротуара, по которому я шла. Я ускорила шаг, но Миллер вышел из машины и через мгновение преградил мне путь.
– Через двадцать минут у тебя встреча со стилистом, – сказал он.
Я понятия не имела, как ему удалось найти меня. Может, мистер Пруитт прикрепил ко мне какое-нибудь устройство для слежения вроде тех, которые бывают на ошейниках у собак? Меня бы это не удивило. Последний час я бесцельно бродила по городу, но его прихвостню все равно удалось меня отыскать.
Почти все это время я плутала по улицам, плача и злясь. Но, по большей части, плача. Я не переставала напоминать себе, что разбитое по вине глупого мальчишки сердце – это ничто в сравнении с утратой двух человек, которых я любила больше всего на свете. Внутри у меня все сжималось от чувства вины только из-за того, что я думала о Мэтте. Он был для меня совершенно не важен. Он не имел для меня никакого значения. Я постоянно повторяла это про себя, словно надеялась, что таким образом это станет правдой. Но сложно убедить свое сердце в том, что все хорошо, когда ощущение было, словно Мэтт переехал его на мерседесе Джеймса.
Я попыталась обойти Миллера, но он снова преградил мне путь.
– Куда подевался блейзер, в котором ты была утром? – спросил он.
Я остановилась посередине тротуара.
– Это неважно.
Теперь уже все было неважно.
– Нет, важно. У стилиста подготовлен список вещей, которые нужно тебе купить. И, если ты потеряла его, мы добавим в список, что нужно купить новый.
От удивления я даже раскрыла рот. Потеряла? Вообще-то у меня не было привычки терять одежду. Тем более, что эта дурацкая форма стоила кучу денег. Я ни за что не потеряла бы ее. От одной только этой мысли я не выдержала и закричала:
– Мне не нужны новые блейзеры! Или одежда! Я хочу вернуться к Кеннеди!
Да, я точно была не в себе, раз орала на человека, которого практически не знала.
– Ты же знаешь, что это невозможно, детка.
Сегодня такое обращение мне совсем не понравилось. Только одному дяде всегда удавалось поднять мне настроение обращением «малышка». А не какому-то незнакомому телохранителю.
– Не называй меня так, – сказала я и снова попыталась обойти его, но он положил руку мне на плечо.
– Что сегодня случилось? – спросил Миллер. – Почему мы не встретились около школы, как договаривались?
– Я не пришла на встречу, потому что у меня нет ни малейшего желания куда-либо ехать с тобой!
– Что случилось? – снова спросил он таким спокойным тоном, что у меня задрожала нижняя губа.
Я быстро вытерла навернувшиеся на глаза злые слезы, надеясь, что он их не заметил. Я не могла рассказать ему о том, что произошло за ланчем. Изабелла явно угрожала мне. У нее наверняка была припасена альтернативная история всех событий. И поверят, разумеется, ей, а не мне.
– Ничего. Это неважно, – ответила я.
Он поджал губы.
– Думаю, что как раз важно.
– Ты ведь не отвезешь меня обратно в дом Кеннеди? – спросила я, никак не отреагировав на его замечание.
– Сегодня утром я забрал твои вещи. Теперь они находятся в твоей новой комнате. Ты быстро привыкнешь к жизни там.
Неужели он говорил это серьезно? В квартире Алькарасов было тепло и уютно. Но Изабелла никак не смогла бы жить в похожем месте. Однако не было никакого смысла спорить с Миллером. Он всего лишь выполнял приказы дьявола во плоти. Нужно было поскорее со всем этим покончить. Сходить на эту странную встречу со стилистом. А потом – на тот злосчастный обед. Все равно Изабелла не позволит мне задержаться в ее доме. Совсем скоро я вернусь к Алькарасам. Или поеду к Феликсу. Я готова была бежать куда угодно, лишь бы оказаться подальше от Пруиттов.
– Хорошо. Давай уже побыстрее все сделаем, – со вздохом сказала я.
– Вот и молодец, – отозвался Миллер с улыбкой.
Мы молча сели в машину. Но чем дольше мы ехали, тем сильнее становилась моя тревога. Я подалась к нему со своего заднего сиденья.
– Расскажи, какая из себя миссис Пруитт? – спросила я.
– Хм… как Изабелла.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась я, хотя уже примерно представляла себе ответ.
Он прочистил горло.
– Ну, знаешь… она в чем-то очень похожа на мистера Пруитта.
Замечательно. Я откинулась на спинку своего сиденья. Ему не нужно было вдаваться в подробности. Я и так поняла. Вся семейка была токсичной. Мэтт оказался прав. Я старалась не думать о Мэтте, пока мимо меня за окном проносились небоскребы. Он не заслужил права занимать место в моих мыслях. Но, увидев вход в Центральный парк, я снова едва не расплакалась. Сегодня утром он был таким милым! Сегодня утром, когда нас с ним никто не видел.
Я удивилась, когда машина внезапно остановилась. Мне казалось, что мы направлялись в пригород, где располагались роскошные особняки.
– Уже приехали? – спросила я, выглядывая в окно.
– Дом, милый дом, – сказал Миллер.
Мы стояли перед старым зданием, совсем не похожим на того современного монстра, в котором мистер Пруитт запер меня прошлой ночью. Оно напоминало дом, в котором жил Феликс. Я открыла дверь, прежде чем это успел сделать Миллер, и, прищурившись, внимательно посмотрела на здание. Подождите… неужели в этом же доме жил и Феликс? Очень похоже на то. Но я не запомнила адрес. Его знала только Кеннеди.
– Ты идешь? – спросил Миллер.
Я поняла, как нелепо выглядела, пока стояла там и пялилась на дверь.
– Угу.
Непонятно, зачем он спросил меня. Ведь Миллер ясно дал понять, что другого выхода у меня нет.
В фойе нас поприветствовал консьерж. Все здесь буквально кричало о старых деньгах. И хотя само здание было явно отреставрировано, оно сохранило свое старинное очарование. Примерно то же самое я думала, когда входила в дом Феликса. Теперь я уже не сомневалась, что это он и был. Я вспомнила, как Феликс подмигнул мне, когда сказал, что мы увидимся вечером. Наверняка он знал об этом. То есть, конечно, он знал. Он не мог жить по соседству с исчадием ада и оставаться в неведении.
Но почему он мне не сказал? Ведь мне стало бы намного легче, если бы я поняла, что он будет рядом. Я облегченно вздохнула, когда услышала музыку в лифте. Да, это было то самое здание! Если бы только я могла вспомнить номер его квартиры! В тот раз я только заметила, что мы поднимались очень долго. Значит, он жил где-то высоко.
Я даже не сразу поняла, что лифт остановился. Выйдя вслед за Миллером в коридор, я увидела такой же плюшевый ковер, как и в коридоре перед входом в квартиру Феликса. И когда мы подошли к двери с такой же резьбой, как на входе в «Эмпайр-Хай», я уже абсолютно уверилась, что Феликс тоже живет в этом доме. Так что входить в логово злобных Пруиттов мне было уже не так страшно.
Я ожидала, что квартира окажется современной, как у Феликса, но очевидно, что у Пруиттов были другие предпочтения по части интерьера. Внутри все выглядело таким же старинным, как и снаружи. Картины в золоченых рамах, роскошные вазы, а посередине прихожей даже стояла статуя. Я замерла на месте, испугавшись, что могу случайно задеть и разбить здесь что-нибудь. Это походило на обстановку в громадном особняке Мэтта. Может, именно поэтому он и приезжал к ней сюда? Потому что эта квартира так напоминала его зловещий вампирский дом? Я глубоко вздохнула. Мне совсем не хотелось жить здесь. Я уже не сомневалась, что здесь мне будут сниться одни только кошмары. Я сомневалась, что вообще смогу тут уснуть. Даже если бы это жилище оказалось милым и уютным, я все равно не смогла бы спать, находясь по соседству с Изабеллой.
– Стилист наверху, – объяснил Миллер. – Потом я покажу тебе здесь все.
– Хорошо, – мой голос отозвался эхом.
Одной только мысли, что я могу остаться в этом фойе одна, было достаточно, чтобы отвлечь меня от размышлений, поэтому я поспешила за ним к лестнице. Мы прошли мимо нескольких комнат, откуда сильно пахло свежей краской. Миллер отвел меня в комнату в самом конце коридора. Я заглянула внутрь. Посреди комнаты стояла женщина в очках с толстыми линзами и кудрявыми волосами. Около нее находилась стойка с одеждой. Выглядело все это странно, но еще больше меня поразил вид самой комнаты.
По стилю она была совсем не похожа на остальную квартиру. Светлая, просторная, с белой кроватью с балдахином, покрытой безупречно-белоснежной простыней и толстым белым одеялом. Прикроватный столик и гардероб были выполнены в том же стиле. Из большого окна напротив открывался вид на город. Но больше всего меня потрясло то, что все стены в комнате были выкрашены в ярко-желтый цвет. Почти такой же, как на кухне моей мамы.
– Извини за запах, – сказал Миллер. – Маляры только ушли.
– Комната вся желтая, – сказала я.
– Ты не назвала свой любимый цвет, когда мистер Пруитт спрашивал тебя, поэтому ему пришлось выбирать самому.
– И он выбрал этот?
Миллер кивнул.
– Если тебе не нравится, только скажи, и завтра мы все перекрасим.
– Нет, нет, мне нравится.
Мне в самом деле он понравился. И то, что мистер Пруитт выбрал именно этот оттенок, не могло быть случайностью. Желтый не самый очевидный выбор, когда речь заходит о комнате для девушки-подростка. Мистер Пруитт знал, какой любимый цвет был у моей мамы. Он выбрал его, так как хотел, чтобы я чувствовала себя здесь как дома. Правда ведь? При этой мысли мне стало больно в груди. Что еще ему было известно о моей маме? Что еще ему было известно обо мне?
– У нас не так много времени, – сказала стилистка. – Через три часа у меня еще одна встреча.
Три часа? Что она собиралась делать со мной эти три часа?
– Миллер рассказал мне, какой у вас примерно размер, и я принесла несколько вещей, чтобы вы смогли надеть их в эти выходные. Подойдите поближе, чтобы я могла подогнать всю одежду.
Сантиметровая лента появилась у нее в руках словно по взмаху волшебной палочки.
Я посмотрела на Миллера. Как ему удалось выяснить мой размер?
– Я скоро вернусь, – сказал он, не глядя на меня, и закрыл дверь.
Я снова повернулась к стилистке. Линзы в очках увеличивали ее глаза, из-за чего они казались неестественно выпученными. Она быстро подошла ко мне и начала измерять каждый дюйм моего тела, попутно задавая вопросы по поводу разных стилей, про которые мне ничего не было известно. Я не могла понять, как ей удавалось говорить, когда у нее изо рта торчала пригоршня булавок.
Стилистка заставила меня примерить всю одежду, которую привезла с собой, хотя я пыталась убедить ее, что мне ничего из этого не нужно. Все это время я думала только о том, как ей удалось затащить по лестнице стойку с одеждой. Металлическая балка прогнулась под тяжестью одежды и, казалось, в любой момент была готова обрушиться. Она сказала, что здесь находились только вещи, которые мне нужны для выходных. Сколько раз за день Пруитты меняли одежду?
Она немного заузила юбку у меня на талии и закрепила ее булавками.
– Идеально, просто идеально, – пробормотала стилистка. – Я подгоню ее, но следующие вещи будут сидеть на вас идеально. – С этими словами она протянула мне платье, в которое я должна была переодеться.
Я посмотрела на стену приятного желтого цвета и надела через голову уже, наверное, сотую деталь гардероба, а потом посмотрела в зеркало во весь рост. Никогда в жизни мне еще не приходилось носить ничего настолько красивого. Я потрогала пальцами пайетки на плечах.
– Сидит идеально, – сказал стилистка.
Я улыбнулась. На мгновение эта незнакомая женщина показалась мне феей-крестной. И я подумала, что, возможно, все еще будет хорошо.
– Вам стоит надеть его сегодня вечером, – сказала она. – Мистер Пруитт любит красное.
Фантазия о том, что она была моей феей-крестной, тут же улетучилась. Потому что теперь я думала только о том, что мистер Пруитт любит красное. По спине пробежала дрожь. Красный – цвет крови. И, как бы я ни старалась избавиться от этого образа, у меня ничего не получалось.