Руслан Белов
Черный крыс

Полная версия

На следующий день, поднявшись в одиннадцать, я обнаружил, что репарации остались нетронутыми совершенно. Зато все то, что я спрятал, было подвергнуто поползновениям с помощью когтей и зубов, к счастью безрезультатным поползновениям. Порадовавшись этому, я посмотрел на море и горизонт, и, найдя их безукоризненными, пошел на берег, искупался, полежал, безмятежный, на горячих камнях, затем, захотев для ровного счета выкурить сигарету, направился в лагерь починать последнюю пачку. Не найдя ее в соответствующем кармашке рюкзака, опешил. Рюкзак висел на сосновом сучке в двух метрах от земли и в стольких же от моего лежбища. Сплю я весьма чутко, причем независимо от содержания алкоголя в крови, и потому приписать воровство Черному Крысу никак не мог.

"Значит, Вова", – пробормотал я, скисая. Затем, в который раз посетовав, что приехал на море тринадцатого числа, и потому, нарвавшись на пляжного вора, сижу теперь без своей цифровой игрушки, денег, столовой ложки и сигарет, вспомнил лицо молодого человека в белых носках, унесшего мой фотоаппарат и все прочее, пока я купался. Обида овладела мной всецело – ведь я споил этим носкам полтора литра вкусного марочного вина, подарил, можно сказать, камеру за пятьсот долларов и ползарплаты сверху, а он еще и сигареты прихватил! Ладно, ложка мельхиоровая была, почти, можно сказать, серебряная, но сигареты? Не "Парламент", "Донской табак"! Вот крохобор!

Я сидел на скамеечке лицом к очагу; когда возмущение мое достигало кульминации, сзади раздался шорох. Обернувшись, я увидел Крыса. Он сидел посередине стола и смотрел на меня, чуть склонив голову набок.

– Брось грустить, жизнь прекрасна и удивительна даже без ложки и высокосмолистых отечественных сигарет, – было написано в его глазах. А Вовы нужны, потому что жизнь без них однообразна.

– Это-то так, но иногда так здорово выкурить высокосмолистую сигаретку, глядя на ночной костер… – подумал я, отходя от потрясения. – А как здорово выскрести ложкой поджарку, как удобно ею пробовать, есть и чесать за ухо?.

– Да ну их, забудь! Свари лучше на ужин чего-нибудь вкусненького, да не жмись, на троих вари – у меня супруга на сносях, ей питаться хорошо нужно.

Успокоенный телепатическими увещеваниями Крыса, я задумался, что варить на ужин. И, перебирая в уме продуктовые наличности, вспомнил, что на дне рюкзака в свитере греется стограммовая бутылочка пяти-звездного коньяка, заначенная мною на случай проливного дождя в пути (в прошедшем году от такого я неприятно зяб посреди июля почти час). Заулыбавшись, я представил, как поздним вечером буду сидеть у костра после ужина, сидеть, попивая коньячок, как найду под столом исключительный окурочек, как затянусь раза три, представил, и тут же природа вокруг стала ярче, а небо голубее.

Поддавшись накатившему настроению, я хотел поближе познакомится с крысой, даже, может быть, взять ее на руки, но многолетний опыт полевой жизни остановил меня. "Грызуны – носители опасных инфекций, в том числе смертельной для человека геморрагической лихорадки" – выдал он мне короткую справку. И добавил: "Так что снимай шлепанец и бросай, тем более стол пустой".

После всех неприятностей, испытанных мною за три последних дня, болеть геморрагической лихорадкой не хотелось, и я кинул в крысу пляжным шлепанцем. Вероятно, у меня к этому времени возникло что-то подобное приязни к природно-непосредственному животному, лишенному возможности страдать из-за потери фотоаппарата, мельхиоровой ложки и сигарет, иначе промаха бы не было. Хотя, если бы я знал, как он на меня посмотрит после броска, то, наверное, попал бы в "десятку".