Лиза – Лиза Уотсон, единокровная сестра Стивена, – сегодня уже сама мать двоих детей. Она живет на полуострове Уиррал, недалеко от Ливерпуля, и в ее речи слышен мягкий певучий мерсисайдский акцент. Она говорит, что не помнит, каким отцом был Питер, ведь брак родителей распался, когда ей исполнилось два года.
– Одна из причин, по которой мама и папа развелись, заключалась в том, что отец потерял работу, хотя я точно не знаю, что за работа это была, – объясняет Лиза. – Он ничего не сказал маме. Он притворялся, что идет на работу. У мамы не было машины, поэтому она садилась в автобус, отвозила меня в ясли, а потом ехала на работу. Да, отцу было сложно признаться маме в потере работы, но это облегчило бы ее жизнь. Однако он не сказал ей. В некоторых отношениях он был довольно эгоистичен. Много чего происходило, и моя мама, очень сильная, независимая женщина, просто больше не хотела с этим мириться.
В подростковом возрасте Лиза потеряла контакт с отцом, но в двадцать лет возобновила свои визиты в Девон. К этому времени Стивен уже родился и вышел из младенческого возраста.
– Он казался счастливым маленьким ребенком, но мне было его жаль. Его родители уже были довольно пожилые, и я подумала, что из-за их семейных обстоятельств Стивену будет трудно познакомиться с другими ребятами, – говорит Лиза, подразумевая исключительно замкнутый и асоциальный образ жизни Джекли. – Я просто чувствовала, что такие люди, как отец и Дженни, не будут поощрять его общаться с другими детьми, водить его в детские клубы или что-то в этом роде. Полагаю, он был совершенно оторван от общества.
Она права. К тому времени, когда Стивен перешел в среднюю школу, он обнаружил, что практически не умеет общаться с людьми.
– Я хотел завести друзей, – признается он. – Не то чтобы я не любил людей. Мне просто было очень тяжело налаживать отношения. Отчасти я также боялся, что если у меня и появятся друзья, то мне все равно придется с ними попрощаться из-за переезда в другой дом. Или они заглянут ко мне домой и увидят, какие у меня мама и папа. Одного лишь Бена Уивера состояние моих родителей, казалось, не беспокоило, так что я думаю, именно поэтому он и остался моим другом. Уж не знаю, почему ему хотелось дружить со мной.
Из-за шизофрении матери Стивен попал под надзор службы охраны психического здоровья детей и подростков, которые проверяли, как влияет на него ее болезнь. Стивен беседовал с целым рядом детских психиатров и социальных работников, которые всеми силами старались побудить мальчика рассказать им о том, как он себя чувствует.
– Иногда они брали меня с собой в разные места, чтобы вместе погулять, пройтись по магазинам и посидеть в кафе. Думаю, они просто хотели, чтобы я заговорил, пытались заставить меня что-то сказать. Поделился эмоциями, – придя в некоторое волнение, рассказывает он. В детстве Стивен инстинктивно опасался психиатров, так как видел их отношение к матери, а также из-за того, что его отец имел привычку отмахиваться от них как от «шарлатанов». – Они просто копали, копали и копали. И не успокаивались, пока я не выкладывал им все о том, как себя чувствую.
В конце концов Стивену поставили диагноз «социофобия». Затем, в 2000 году, в возрасте четырнадцати лет, Стивен был включен в план по защите детей. Это объяснялось сочетанием факторов: стрессом, вызванным болезнью матери, все более напряженными отношениями с отцом и неспособностью Стивена справиться с учебой в школе. Медицинские записи Стивена включают протокол совещания по плану по защите детей от 23 октября 2000 года. Один из учителей Стивена сделал доклад:
«Поступил тревожный отчет преподавателя о том, что Стивен вообще не в состоянии взаимодействовать с людьми. Это доходит до такой степени, что он не может сидеть напротив кого-то. Стивен никогда не разговаривает ни с кем из детей. Одноклассники относятся к Стивену по-доброму и очень терпеливы с ним. Если люди проходят мимо Стивена, коснувшись его, он впадает в ужас. Он склонен незаслуженно обвинять других детей, например: „Они сидят позади меня и пинают мой стул“. Стивен также отказывается сидеть в столовой, в большинстве случаев объясняя это тем, что не хочет есть. Сотрудникам очень трудно справиться с этим тревожащим и огорчающим поведением. Немного более свободно Стивен чувствует себя рядом с женщинами-учителями. Он не выносит криков. Посещая уроки, Стивен проявлял элементы странного поведения. В частности, убивал муравьев, которых на самом деле в помещении не было, кружился по классу, ходил взад и вперед, бился головой о стены и разбивал очки».
В письме терапевту Стивена от 21 октября 1999 года Джулия Ли, руководитель группы девятого года обучения в Сидмутском колледже, повторила многие из этих опасений. Стивен, писала она, выглядел подавленным. Он засыпал на уроках. Он дергался и царапал столы и полы. «19 октября 1999 года штатная медсестра отвезла его в медицинский центр после того, как во время занятий он потерял над собой контроль, сломал очки и ударился головой о стену, рвал на себе волосы, бормотал и дрожал». В тот же день, писала Ли, Стивен выразил желание на некоторое время уехать из дома. Анджела Томпсон, учительница, которая уделяла Стивену так много времени, присматривая за ним в школе, говорит, что мать Стивена, похоже, нашла эту идею хорошей.
– Однажды она пришла, и у нас была встреча с директором школы, и я помню, как [Дженни] обратилась ко мне: «Не мог бы он пожить с вами?» Я вежливо отказалась, заметив, что это было бы неуместно. Но она сказала: «Он был бы счастлив, если бы переехал к вам».
На протяжении тех лет Стивен больше всего боялся, что тоже страдает шизофренией. Этот страх разделяли и его родители, хотя специалисты всякий раз уверяли, что их сын не шизофреник.
– Но отчасти я испытал бы облегчение, если бы у меня обнаружили эту болезнь, – признается Стивен. – Потому что тогда я бы понял, почему мне так сложно налаживать контакт с людьми. Однако все специалисты непреклонно твердили, что я не шизофреник.
Необщительный, тревожный и одинокий, примерно в возрасте двенадцати лет Стивен начал записывать свои мысли. Он приобрел блокнот формата А5 в черном твердом переплете с красным корешком и написал на обложке: «Стивен Джекли, записная книжка». С этого момента Стивен постоянно вел записи, не обращаясь ни к кому, кроме себя. Когда он стал старше, эти заметки приняли форму дневника, отражающего события дня, но поначалу Стивен, похоже, записывал все, что приходило ему на ум. В этой первой черной «записной книжке» на первой странице он старательно вывел: «Идеи, рассказы, заметки, стихи, отработка почерка, теории и прочее».
Невозможно точно охарактеризовать содержание этой первой записной книжки, изложенные в ней мысли перетекают друг в друга в потоке свободных ассоциаций. Они в равной степени трогательны, забавны, странны, обыденны и, порой, тревожны. Стивен написал короткое стихотворение о домашнем любимце, – желтом лабрадоре по кличке Хэмми, – в котором признался в своей любви к собаке, но отметил, что однажды она умрет. Он записывал различные астрономические расстояния. Солнце находится в 149,6 миллиона километров от Земли. Юпитер находится в 965 миллионах километров от Земли. Галактика Андромеды находится на расстоянии 2,2 миллиона световых лет от Земли. Стивен сочинял разрозненные фантастические истории о герое по имени Мемо и его спутнике, существе по имени Утконос Минго. Он неустанно работал над своим неразборчивым почерком, много раз переписывая алфавит или определенные предложения и фразы.
Но некоторые из этих фраз, как постепенно становится заметно, кажутся странно наполненными мизантропией: «В Англии не хватает нормальных людей» или «В наше время люди чрезвычайно глупы и не понимают смысла жизни».
Многое из того, что двенадцатилетний Стивен писал сам себе, было в высшей степени поучительным. Он регулярно составлял для себя списки дел.
• Работать над почерком и орфографией каждый день.
• Есть яблоко каждый день.
• Выиграть все соревнования по английскому языку.
• Не смотреть телевизор слишком много, вместо этого прочитать хорошую книгу.
• Быть книжным червем!
В другом месте он перешел от описания грамматического правила – «I пишется перед Е, если только не идет после С» – прямо к мотивирующей мечте – «Продолжай читать и писать и окажешься в особняке миллионера».
Как-то раз Стивен составил новостной бюллетень, который, казалось, перекликался со спорами его родителей по поводу денег («Нам только что сообщили, что таинственным образом исчез 1 миллион кредитных карт»), и каждые несколько страниц записывал шутку («Кто ходит без ног? Часы»).
На страницах дневника также можно встретить опасения Стивена по поводу его психического здоровья. Он написал стихотворение под названием «Мальчик, который говорил „нет“»:
Жил-был мальчик, который
Все время говорил «нет».
Однажды он пришел в школу и сошел с ума
Только для того, чтобы вы узнали
Про первые признаки безумия.
На самом деле я нет знаю
про первые признаки безумия.
На этом стихотворение заканчивается. Но позже Стивен вернулся к последней строке и ручкой другого цвета сделал приписку: «Но их можно найти где-то в этой книге».
В мае 2008 года Стивен пересек Атлантику, чтобы выполнить сугубо конкретную задачу. Он неделями планировал эту миссию – Стивен всегда называл свои преступления «миссиями», – и, если бы все прошло успешно, это позволило бы ему вывести свои преступления на новый опасный уровень. Но все планы пошли прахом. Вместо успеха миссия закончилась провалом, и Стивена поместили в тюрьму строгого режима. Хотя ему предстояло провести сто тридцать два дня в «Дыре» в исправительном учреждении штата Вермонт, его знакомство с пенитенциарной системой США началось не с этого. Сначала Стивен провел чуть меньше месяца в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт. Расположенное неподалеку от города Сент-Олбанс, штат Вермонт, это учреждение окружено полями сельскохозяйственных угодий и редкими участками густого леса. Предполагается, что ряд буйно разросшихся хвойных деревьев у тихой проселочной дороги скрасит суровый вид строения, но все равно понятно, что здания, стоящие за деревьями, образуют компактную тюрьму: низкие корпуса из красного кирпича окружает ограда с колючей проволокой.
Стивен прибыл в Северо-Западный исправительный центр штата Вермонт 22 мая 2008 года в сопровождении пары маршалов США. Двое мужчин сочли его поведение под стражей странным и подозрительным, поэтому заранее созвонились с тюрьмой, и, когда они, наконец, прибыли и вытащили Стивена из фургона для перевозки заключенных, его уже поджидали восемь тюремных охранников. На побег ему не оставили никаких шансов.
– Принимая меня, они соблюдали все меры предосторожности, – рассказывает Стивен. – По-моему, меня полностью раздели и обыскали раз восемь.
В наручниках, с закованными в кандалы ногами и под неусыпным наблюдением он прошел процесс оформления, получил красную тюремную робу и был помещен в камеру в блоке «Эхо», крыле тюрьмы строгого режима. Стивена должны были держать отдельно от остальных заключенных. Он не мог есть в столовой. Ему не разрешалось выходить на прогулки. В итоге его заперли в тюремной камере размером примерно два на три метра. Кроме самого Стивена, пространство в ней занимали металлический унитаз и раковина, а также жесткая узкая койка. Кирпичные стены были выкрашены в кремово-белый цвет, который только усиливал болотное свечение единственного потолочного светильника по вечерам. Раз в час охранник заглядывал в маленькое квадратное окошко, чтобы понаблюдать за заключенным. Подносы с едой просовывали через щель в двери три раза в день. В качестве меры предосторожности Стивена держали в оковах, а это означало, что его запястья и лодыжки постоянно были связаны.
В Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт Стивен очень быстро пробудил всеобщее любопытство. С детским лицом, замкнутый и вдобавок англичанин, он сильно отличался от других заключенных, которых обычно помещали в блок «Эхо». После нескольких дней одиночного заключения, в течение которых Стивен успел получить выговор за то, что писал стихи на стенах, ему наконец разрешили ненадолго покинуть крошечную камеру. Охранник проводил его в небольшую «комнату отдыха» – почти лишенное мебели помещение, где трое других заключенных сидели за столом и играли в карты. В течение следующих трех недель эти люди были единственными обитателями тюрьмы, с которыми виделся Стивен. Одним из них был высокий мужчина лет пятидесяти с зачесанными назад седыми волосами, низким голосом и глазами, которые, казалось, светились каким-то опаловым светом. Этот заключенный рассказал Стивену, что был замешан в торговле наркотиками и ждет суда за три убийства. Его звали Тревор, и Стивен сразу же испугался его.
– Я был практически уверен, что он какой-то психопат.
Второй мужчина был молодым, громкоголосым и до нелепости мускулистым. Его звали Пол, и он попал в тюрьму по обвинению в торговле наркотиками. Его перевели в блок «Эхо» после нападения на охранника, и Пол всякий раз злился, когда проигрывал в карты, хотя, по большому счету, играли они только для вида. Третий заключенный был на вид лет сорока, худощавый, бледный, с залысинами. Стивен не знал, за что его посадили, а сам он не рассказывал. Каждый день Стивена выводили из камеры и примерно на час отправляли в ту же маленькую комнату, где он неловко топтался в углу, пока все те же трое мужчин играли в карты или смотрели настенный телевизор.
Через несколько дней во время очередного вынужденного визита в комнату отдыха Стивен взял почитать местную газету. У него екнуло сердце, когда он увидел на первой странице фотографию худощавого заключенного средних лет, который в данный момент сидел напротив него и играл в карты. Стивен прочел, что его зовут Брайан Руни, он работал на стройке и недавно был осужден за изнасилование и убийство двадцатиоднолетней студентки Вермонтского университета по имени Мишель Гарднер-Куинн. Стивен почувствовал нечто вроде головокружения, осознав, с кем заперт в одном помещении.
Но в то же время он ощущал кое-что еще. Он начал осознавать, что глубоко внутри у него забурлило желание понять, как кто-то мог изнасиловать и убить невинного человека. Очень быстро его охватила непреодолимая потребность узнать, что заставило этого человека совершить подобное преступление.
– Это просто не укладывалось у меня в голове, – хмурится Стивен. – Я не понимал его логики.
Некоторое время он молчал. Наконец, наблюдая за очередной бесконечной карточной игрой заключенных, Стивен больше не мог сдерживать жгучее любопытство. Поэтому он шагнул вперед. Прочистил горло. И задал вопрос.
– Почему ты убил ту девушку? – окликнул он Руни.
Трое заключенных оторвались от игры и посмотрели на него. Стивен мгновенно понял, что ему, вероятно, не следовало задавать этот вопрос. Позже он узнал, что, находясь в тюрьме, более разумно и вежливо подыгрывать выдумке о том, что все заключенные невиновны в преступлениях, из-за которых попали в тюрьму.
– Нельзя спрашивать: «Почему ты это сделал?» – объясняет он. – Надо спрашивать: «Кто тебя подставил?»
Но на тот момент Стивен пробыл в тюрьме всего несколько дней и еще не знал об этом. И в любом случае он всегда держался прямолинейно в разговорах с людьми. Когда Стивен не мог понять причин или логики чьих-то поступков, то задавал человеку вопросы или вступал с ним в спор, не думая о последствиях. Столкновение удалось предотвратить только благодаря Полу и внезапному появлению охранника. Стивен почувствовал облегчение, когда его проводили обратно в камеру. За весь последующий срок, проведенный в Северо-Западном исправительном учреждении штата Вермонт, Стивен не обменялся с Руни ни словом, и тот игнорировал его в ответ, «что было вполне приемлемым соглашением».
Дни в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт проходили в унылом, пессимистичном бездействии. Стивен не мог смириться ни с фактом собственной поимки, ни с реальностью одиночного заключения. Он мог сделать всего три шага вдоль своей крошечной камеры, а на четвертом шаге ступня врезалась в холодную беленую кирпичную кладку. Ширину камеры Стивен измерял одним шагом. Когда солнце стояло высоко в небе Новой Англии, его свет попадал через зарешеченное окно в камеру максимум на два часа в день. Но в целом мир Стивена состоял из приглушенного, мерцающего флуоресцентного света и стен, которые, казалось, были готовы выжать из него жизнь. Первые несколько дней Стивен в основном спал, свернувшись калачиком на тонком клеенчатом матрасе.
– Во сне я всегда бежал в поисках выхода, часто по коридору, – вспоминает он. – Но путь всегда преграждала темная фигура.
Этот загадочный враг насмехался над Стивеном и угрожал ему на безмолвном языке снов.
Неизвестно чьи глаза то и дело заглядывали в смотровую щель. Из коридора до Стивена долетали голоса других заключенных, – мужчины кричали, шептались, жаловались тюремному персоналу, даже пели, – но он никогда не видел их лиц. Каждый из них был заключен в свою камеру на двадцать три часа в сутки. Единственными заключенными, с которыми Стивен виделся в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт, были психопат Тревор, мускулистый Пол и Брайан Руни, осужденный за изнасилование и убийство молодой женщины. Стивен продолжал писать обрывки стихов на листках бумаги, пока остальные трое играли в карты или сквернословили перед телевизором. Затем, через некоторое время, приходили охранники и отводили всех заключенных обратно в камеры. Это стало рутиной, а через неделю Стивену уже казалось, что так будет продолжаться вечно.
Стивен не разговаривал с матерью с тех пор, как его арестовали, и у него не было желания делать это сейчас. Слишком уж невыносимой казалась ему мысль о том, чтобы позвонить домой, сквозь помехи на линии услышать мягкий, осторожный мамин голос на другом конце провода и при этом гадать, поймет ли она и как отреагирует на звонок сына. Стивен сидел в камере и, хотя это было мучительно, закрывал глаза и представлял обширные открытые пространства своего детства: от высоких скал Юрского побережья до суровых бескрайних пустошей Дартмура, где ветер свистел вокруг древних каменных столбов друидов и, казалось, шептал и пел для Стивена, пока тот стоял испуганный и восхищенный.
Тюремный персонал держался с ним по большей части вежливо. Два взбудораженных маршала США, которые доставили его сюда, настаивали на том, чтобы Стивен подвергался ночным обыскам с раздеванием. Здесь этого не делали. Маршалы хотели, чтобы он оставался в кандалах, но со Стивена уже сняли оковы в обмен на обещание прекратить рисовать на стенах камеры. Некоторые охранники злорадствовали и дразнили его за акцент, очки и бесконечные каракули, но в целом к нему вроде бы относились с вежливой заинтересованностью.
Однажды Стивен получил дисциплинарное взыскание, когда тюремный офицер увидел, что он ковыряет белые швы вокруг окна в камере. Стивен попытался объяснить, что не пытался сбежать, ему просто было скучно и тревожно.
– На окнах были толстые металлические решетки и металлическая сетка. Даже если бы мне удалось снять плексигласовое окно, расковыряв швы, это не имело бы никакого смысла.
Он продолжал задавать вопросы и из-за этого попадать в неприятности. В комнате отдыха он небрежно поинтересовался у тех двух заключенных, с которыми продолжал общаться, не сбегал ли кто-нибудь из этой тюрьмы. И если да, то не знают ли они, как это сделать? Тревор с раздражением отмахнулся от этого вопроса и велел ему заткнуться. Еще несколько минут прошло в относительной тишине, пока другие заключенные играли в карты, а Стивен смотрел на них поверх газеты. Потом он снова прервал их игру, громко спросив, как лучше всего покончить с собой.
На самом деле Стивен не хотел убивать себя. Просто этот вопрос уже некоторое время не выходил у него из головы и теперь сам собой сорвался с языка.
– Мне просто было любопытно, как люди это делают. – Он пожал плечами, объясняя мне это.
То же самое с побегом. Стивен бы с удовольствием сбежал, но понимал, что подобное маловероятно. Однако это не означало, что ему не интересно узнать больше о том, как теоретически можно совершить побег. Ему и в голову не приходило, что другие заключенные могут не захотеть обсуждать ни одну из этих тем.
Однако в ответ на последний вопрос Пол сделал нечто удивившее Стивена. Он встал, повозился с батареей в комнате отдыха и, ухмыляясь, выудил из-за нее одноразовое бритвенное лезвие. Заключенным в основном корпусе тюрьмы разрешалось их использовать, но в изоляторе такие предметы были запрещены.
– Он явно зачем-то прятал там эту штуку.
Пол с улыбкой протянул лезвие Стивену. Стивен не мог понять, сделано ли это в шутку или крупный, громогласный заключенный действительно дает ему возможность покончить с собой. Стивен с детства не умел понимать, когда люди шутят. Но в тот момент, в комнате отдыха, он подумал, что, наверное, лучше всего просто взять бритву. Он спрятал лезвие в своей робе, а позже положил на выступ над дверью камеры.
В тот же вечер в его камере провели обыск и быстро нашли лезвие. В качестве наказания Стивена поместили в надзорную камеру. Она была такой же маленькой, как и его прежняя, но здесь постоянно горел свет, а в углу была установлена видеокамера. От света у него разболелась голова. Сидя на койке, Стивен натянул футболку на голову, пытаясь читать книгу в мягкой обложке. Заметив это, охранник тут же рявкнул на Стивена, чтобы тот прекратил. Тогда Стивен опустил футболку обратно и продолжил чтение. Мгновение спустя дверь его камеры с лязгом распахнулась, и в нее ворвались несколько охранников.
Воспоминания о том происшествии раздражают Стивена не меньше, чем все остальное.
– Они все кричали: «Он делает петлю! Он делает петлю!» Меня отвели в душевую, раздели и обыскали. Потом меня одели в черничный костюм.
Черничным костюмом на тюремном сленге называют робу для потенциальных самоубийц, которую используют в тюрьмах США. Это плотная, проложенная подкладкой, устойчивая к повреждениям одежда, в которой заключенные оказываются крепко и надежно зафиксированы. Костюм невозможно разорвать на полосы или каким-либо иным образом превратить в удавку. Такие одеяния часто бывают синими и придают заключенным сходство с раздувшейся и едва передвигающей ноги Виолеттой Бьюргард, – персонажем из фильма «Чарли и шоколадная фабрика», маленькой девочкой, которая стала похожа по форме и цвету на гигантскую чернику. Именно в такой костюм и нарядили обнаженного Стивена, а затем затолкали обратно в надзорную камеру. Он не мог сказать наверняка, но был почти уверен, что один из трех других заключенных в комнате отдыха сообщил тюремным властям про вопросы о побеге и самоубийстве, а также о том, что у Стивена есть лезвие. Ему было холодно. Он проковылял через камеру, чтобы сесть, и со вздохом заметил, что все его постельные принадлежности убрали. Стивен обернулся и увидел, как чьи-то глаза посмотрели на него через смотровую щель в двери, а затем исчезли.
После почти месяца в Северо-Западном исправительном центре штата Вермонт Стивена перевели. Он глотнул свежего воздуха, когда его усаживали в фургон для перевозки заключенных. Фургон двинулся на юго-восток через Вермонт, вдоль реки Винуски. Стоял июнь, и небо казалось огромным и голубым. Проезжая по шоссе I-89, фургон миновал озера и гряды холмов, покрытых густой зеленью: природоохранную зону Сентенниал Вудс, государственный лес Маунт-Мэнсфилд, государственный парк Кэмелс-Хамп. Стивен не мог ничего этого видеть, потому что сидел в клетке внутри фургона, а окна с пуленепробиваемыми стеклами закрывали решетки. Он сидел один, его тело мягко покачивалось в такт движению фургона, кончики пальцев онемели из-за туго застегнутых на запястьях наручников.
В Южном исправительном центре штата Вермонт Стивена ждало еще больше надсмотрщиков, чем в прежней тюрьме. Его раздели и обыскали, а затем наполовину повели, наполовину потащили в блок «Фокстрот» – в «Дыру» – отделение с самой строгой охраной в крыле самого строгого изолятора тюрьмы строгого режима.
– Я попал в «Дыру» в рамках их системы одиночного содержания, которую могут применить к любому заключенному, если тот проявляет склонность к побегу, представляет собой угрозу для других заключенных или для самого себя.
Четверо охранников сопроводили одетого после обыска лишь в шорты Стивена к его новой камере в «Дыре». Заключенные в камерах услышали топот ног охранников и подошли к дверям. Неторопливо, невнятно они стали нараспев скандировать:
– Ходячий мертвец! Ходячий мертвец!
Заключенные колотили и стучали по металлическим дверям, и от шума Стивен моргал и морщился, пока его волокли к камере. Он не выносил громкие звуки и теперь был полностью дезориентирован. Когда надзиратели втолкнули его в камеру, голова у него раскалывалась, а дыхание участилось. Новая камера была такого же крошечного размера, как предыдущая, только еще и грязная вдобавок. Унитаз был весь испачкан калом, стояла ужасная вонь. Один из охранников выкрикнул команду, но реакции не последовало. Он снова закричал, но Стивен либо не расслышал, либо не понял, что от него требуют. Затем, без предупреждения, четверо надзирателей набросились на него, повалили на пол и вышибли воздух из легких. Шквал ударов обрушился на Стивена, а потом его, задыхающегося, полуголого, бросили лежать на холодном бетонном полу.
Охранники вышли, захлопнулась тяжелая металлическая дверь. Крики и насмешки других заключенных эхом отдавались по коридору и отражались от стен камеры. Бледный и дрожащий, Стивен лежал, свернувшись калачиком на полу, и плакал. Не теми слезами злости и разочарования, какими он плакал в первые несколько ночей в прошлой тюрьме, а скорее жалобными, рвущимися от отчаяния из груди рыданиями.
Дни в «Дыре» проходили в болезненной неопределенности. Стивену не давали возможности организовать личное пространство, установить хоть какой-то распорядок дня. Периодически без предупреждения появлялись надзители и проводили обыски с раздеванием. Несколько раз в неделю Стивена переводили из одной камеры в другую, а оттуда – в следующую. Надзиратели колотили в его дверь посреди ночи и приказывали просунуть руки в проем, чтобы на него можно было надеть наручники, прежде чем они войдут. Стивен спал урывками, но и это удавалось с трудом. Дело было не только в постоянном ожидании того, что его вот-вот потащат в новую камеру или подвергнут очередному обыску, но и в том, что в тюрьме царила бредовая, маниакальная атмосфера. Некоторые из заключенных казались неуравновешенными. Другие часами пели странные бессмысленные куплеты. Третьи выкрикивали оскорбления в адрес охранников или издавали громкие звуки, подражая крикам животных. У одного заключенного была привычка имитировать стоны оргазма. Время от времени Стивен слышал, как группы охранников врываются в чью-то камеру под крики и проклятия заключенных.
Надзиратели обращалась со Стивеном подобным образом не потому, что им так хотелось или он просто подвернулся под горячую руку. Град ударов, сыпавшийся на него, постоянные обыски, переводы из одной камеры в другую, дезориентация и отчаяние… Все это было тщательно и заранее спланировано высоким коренастым мужчиной с темной бородкой-эспаньолкой. Марк Потанас в то время был начальником службы безопасности Южного исправительного центра штата Вермонт. У него глубокий голос и холодная, методичная манера описывать требования к ситуации. Стивена, по его словам, перевели в «Дыру» по особому распоряжению начальника исправительных учреждений Департамента тюрем штата Вермонт. Помещенный под стражу, Стивен находился под следствием федеральных агентств США, а также зарубежных сил правопорядка; маршалы США отмечали, что он потенциально склонен к побегу, и его застали расковыривающим швы вокруг окна своей камеры. В довершение всего Стивен незаконно хранил у себя лезвие бритвы. Потанас говорит, что разработал программу действий еще до прибытия Стивена в Южный исправительный центр штата Вермонт.
– План, который я разработал, был очень прост. Он не позволял Стивену чувствовать себя комфортно в своей камере. И под «комфортом» я подразумеваю закрепление за ним какой-то одной камеры. Поэтому я дал надзирателям указание, чтобы Стивена бессистемно переводили из камеры в камеру минимум три раза в неделю. И чтобы это могло произойти в любое время. Он мог выйти из душа или вернуться из комнаты отдыха и обнаружить свои вещи в новой камере.
Это, как утверждает Потанас, должно было помешать Стивену «обработать» за определенный период времени какую-либо камеру, будь то попытка ослабить оконные рамы или спрятать предметы, которые можно использовать в качестве оружия.
– Конечно, в этом есть определенный психологический аспект, – признает Потанас, – когда у человека нет возможности спать в одной и той же постели более двух ночей подряд. Насколько я могу представить, Стивен находился в постоянном ожидании того, что вот-вот произойдет.
Однако, по его словам, очень важно было не подчеркивать тот факт, что к Стивену применяют особые меры содержания.
– Мы старались не давать никому из заключенных статуса суперзвезды. Ясное дело, другие заключенные понимали, что со Стивеном обращаются как-то по-особому, потому что сами они такому не подвергались. Так что и надзиратели, и начальники знали о его прошлом.
Однажды Стивена отправили в небольшое помещение для спортивных упражнений вместе с крупным мужчиной, который, как радостно сообщили охранники, был известным «щелкунчиком», – то есть его поместили в изолятор за изнасилование других заключенных. Стивен провел тридцать минут, неуклюже приседая и отжимаясь и изо всех сил стараясь держать высокого молчаливого мужчину в поле зрения. Надзиратели время от времени заглядывали в помещение и хихикали. Иногда, в зависимости от того, в какую камеру его помещали, Стивен мог ночью прижаться лицом к зарешеченному окну и увидеть проблески звезд в темном небе. Он силился различить созвездия. Найти старых добрых знакомых в небесах над головой, когда все вокруг него, казалось, находилось в постоянном, ужасающем движении.
В 1912 году британский астроном Норман Локьер получил дотацию на строительство обсерватории на лесистом холме с видом на Сидмут. Локьер, помимо всего прочего, открыл химический элемент гелий и, окончив выдающуюся карьеру, удалился на побережье Девона. После его смерти в 1920 году белое одноэтажное здание с четырьмя большими серыми куполами было переименовано в его честь и стало домом для любительского астрономического общества.