Бернар Вербер
Планета кошек
Моей матери Селин
Всем, кто переживает великую историю любви со своими кошками и кого больше никто не может понять.
Вы становитесь счастливыми, когда понимаете простую истину: все на свете участвует в одном простом проекте: принести вам удовлетворение.
Кошка Бастет
Пока у кошек не будет своих историков, во всех рассказах с участием кошек будут прославляться только люди, мнящие себя их хозяевами.
Кот Пифагор
Продолжительность жизни людей, живущих с кошками, увеличивается на 10 %. У кошек, живущих с людьми, возможность сохранить в целости свои половые органы уменьшается на 10 %.
Кошка Эсмеральда
Bernard Werber
La Planète des Chats
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Copyright © Editions Albin Michel et Bernard Werber – Paris 2020
Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates
© Кабалкин А., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022
Акт I
Новый Свет
1. Конечный пункт
Черт возьми, не может быть, не для того старались, чтобы вышло ЭТО!
Я ошарашена увиденным.
От кончика моего хвоста до макушки пробегает судорога.
Расширяются зрачки.
Заостряются уши.
Шерсть встает дыбом.
Челюсти стискиваются до скрежета зубов.
Вы меня знаете: я не из впечатлительных, но тут, признаться, даже я ошеломлена до дрожи в кончиках усов.
Невольно выпускаю и снова втягиваю когти.
Мы на борту большого парусника «Последняя надежда», позади пересечение Атлантического океана, тридцать пять изнурительных дней, и вот теперь перед нами громоздится огромный человечий город под названием Нью-Йорк.
Но американская мечта рассыпается, как слишком высокая гора сухого корма, насыпанного в мелкую миску.
Мы думали, что найдем убежище, где не будет крыс, а тут проклятых грызунов даже больше, чем в Париже. Если оценить на глаз, их раз в сто больше, чем там, откуда мы сбежали.
Ну и зрелище!
Крысы, всюду крысы, мерзкие твари с бурой шерстью.
Даже на большом расстоянии слышен их свист.
Не говоря о запахе.
Весь Манхэттен провонял мочой этих грызунов.
Мы все онемели от ужаса.
«Мы» – это я, Бастет, и «моя компания», то есть те, кто сопровождал меня в плавании через Атлантический океан, а именно (перечисляю в порядке интереса, который они представляют для меня):
– мой сексуальный партнер, сиамский кот Пифагор. Он посвятил меня в людскую премудрость, только он отчаянный трусишка, маскирующий свою трусость словечком «пацифист»;
– мой сынок Анжело – мелкий неврастеник, высокомерный и жестокий, со склонностью к нахлебничеству;
– Эсмеральда, желтоглазая черная кошка, моя соперница, я презираю и ненавижу ее, уверена, что она уже переспала с Пифагором;
– теперь о людях: это моя преданная служанка Натали, слишком медленно мне подчиняющаяся, и профессор Роман Уэллс, ее мужчина. Это он предложил сделать мне операцию по вживлению в лоб ТРЕТЬЕГО ГЛАЗА, обеспечившего доступ к его Энциклопедии. Он – мой любимчик. Скорее умен, во всяком случае, для человека;
– да, еще представители низших существ. Попугай Шампольон, самодовольное болтливое пернатое, понимающее и болтающее на нескольких языках и выступающее в роли универсального переводчика. Он приносит большую пользу: через него я могу обращаться к другим видам. Далее, бордер-колли Наполеон, являющийся ввиду своего прошлого пастушьей собаки прекрасным проводником для стад, собака почти кошачьей утонченности и безукоризненной верности; а также хряк Бадинтер, выступивший в свое время моим адвокатом, возможно, самый смышленый среди нас, хотя сам он еще не знает об этом. Я рассчитываю помочь ему осознать себя. Уверена, эта свинья гениальна, в будущем он с моей помощью превзойдет себя;
– на последнем месте анонимы, проходящие у меня под кличкой «слуги моих слуг».
В общей сложности на «Последней надежде» 274 пассажира: 144 кошки, 12 людей, 65 свиней, 52 собаки, 1 попугай.
Сейчас все они смотрят на меня и ждут моей реакции.
– Подплывем ближе, приглядимся.
Предложение сделано твердым тоном, чтобы создать впечатление, что лично меня американские крысы не пугают и что я уже продумываю дальнейшую стратегию.
Моя мать говорила: «Вожди не те, кто сильнее остальных, а те, кто создает впечатление, что меньше всех удивлены новыми событиями».
В который раз убеждаюсь, что моя уверенность и врожденное хладнокровие вроде бы вселяют во всех веру.
Итак, я и все «мои» подплываем ближе к американскому берегу.
Надо сказать, что наша «Последняя надежда» – старая трехмачтовая посудина.
На всех парусах она, подгоняемая ветром, устремляется к берегу, и я еще явственнее чувствую доносящееся оттуда благоухание.
Оно гораздо хуже, чем мне показалось сначала. Крысы – они всюду крысы.
Чтобы выиграть время, я обращаюсь к своему окружению с такими словами:
– Само собой, они тут как тут, следовало это предвидеть. – И добавляю с максимальной непринужденностью в голосе: – Но вы не беспокойтесь, у меня есть план.
Это фраза из числа тех, что позволяют снять напряжение.
– Мы внимательно тебя слушаем, – тут же вылезает насмешница Эсмеральда.
Определенно, эта черная кошка с каждым днем испытывает ко мне все бóльшую неприязнь. Чую в ней бунтарку. Стоит мне ее увидеть, меня тут же посещает мысль, что она уже приворожила, прикинувшись приемной матерью, моего сына Анжело, а еще, как и подобает прирожденной потаскухе, соблазнила моего милого дружка Пифагора. Сейчас она явно хочет посеять сомнение в моей способности командовать. Не удивлюсь даже, если она поставит под вопрос мою безусловную власть.
– Останавливаемся. Хочу лучше разглядеть, что там творится.
Паруса свернуты, якорь брошен, с лебедки медленно, с лязгом сматывается длинная якорная цепь.
Мы толпимся на носу «Последней надежды». Отсюда лучше виден берег.
Прочь сомнения, суша заражена крысами. Они всюду. Сотни, тысячи, десятки тысяч, копошащееся месиво крыс, настоящий ковер из бурой шерсти, колышимый ветром, как море живого меха. Отвратительное звуковое сопровождение этой отталкивающей картины – неумолчный писк, похожий на чириканье несчетного количества скворцов.
– Нью-Йорк захвачен, – констатирует со вздохом Эсмеральда.
Еще одна бесполезная фраза: это то самое, что уже сказала я, и то, что каждый видит собственными глазами. Мы передаем друг другу бинокль.
Я усиленно шевелю мозгами.
Что делать?
Бежать?
Воевать?
Чувствую, волнение моих спутников превосходит мое.
Предложение не заставляет себя ждать:
– Общий сбор в капитанской каюте!
Чем сложнее проблема, тем решительнее мой тон.
Проходит несколько минут – и все мои подданные уже расселись в большой каюте, сияющей надраенной древесиной.
Кошки. Люди. Свиньи. Собаки. Какаду.
Я жду, пока установится тишина.
– Так что у тебя за план? – не выдерживает Эсмеральда, отказывающаяся скрывать свое нетерпение.
Я отвечаю:
– Сперва хочу послушать ваши соображения. Наверняка у вас найдутся конструктивные мысли.
Я умалчиваю о том, что на данный момент ничего еще не придумала и просто тяну время.
– Есть предложение вернуться во Францию, – лезет вперед Эсмеральда. – Жаль говорить о неприятном, но уже ясно, что в Америке гораздо больше крыс, чем в Европе. Мы думали, что плывем в город, придумавший эффективное средство против крыс, но выходит, что либо американские люди нас обманули, либо их средство больше не действует. Нам остается одно: пересечь Атлантику в противоположную сторону, вернуться домой.
Я освежаю ей память:
– Во Франции видимо-невидимо крыс под предводительством страшного царя Тамерлана.
– Один раз мы его победили, победим и во второй. Этот враг нам уже знаком. Как мне представляется, это реалистичнее, чем идти против неисчислимых американских крыс, с которыми мы даже не знакомы, – нагло гнет она свое.
Она больше меня не боится?
Я мяукаю:
– Хочешь опять воевать с Тамерланом?
– Все остальное еще хуже, – продолжает настаивать она.
– Не забывай, Эсмеральда, что мы еле-еле его одолели. В этот раз я не уверена в успехе. У кого-нибудь есть более реалистичные варианты?
Лапу тянет Анжело.
– Нападем на них! Подумаешь, какие-то крысы! Набросимся и всех перебьем. Разом с ними покончим.
Я насмешливо смотрю на своего сына и даже утруждаюсь ему ответить.
Какой примитив, какая ограниченность! Он воображает, что власти можно добиться насилием. Что же, придется заняться его образованием. Лучше поздно, чем никогда.
Я спрашиваю со вздохом:
– Еще какие-нибудь идеи?
– Предлагаю остаться на борту. Будем считать корабль нашим островом, нашим убежищем, – подает голос Пифагор.
– Как насчет пропитания?
– Рыбная ловля. То же самое, что в плавании.
– Хватит с меня рыбы, – отмахиваюсь я.
Остальные согласны со мной.
– Нельзя бесконечно сидеть на корабле, – заключаю я.
Натали поднимает свою изящную пятипалую руку и берет слово. Я могу понимать ее речь благодаря новому коммуникационному интерфейсу, вживленному мне в лоб.
Это сложное устройство, сконструированное профессором Романом Уэллсом, позволяет при помощи простого черного шарика, похожего на бородавку на моем Третьем Глазу, поддерживать радиосвязь по протоколу Bluetooth с микронаушником моей служанки. Программа в простом микрочипе преобразует ее человеческие слова в понятное мне мяуканье и, наоборот, мое мяуканье – в понятные ей фразы.
– Я предлагаю, – говорит она, – отправиться на поиски другой территории в Америке, более пригодной для безопасной высадки. Далее мы двинемся посуху и найдем спокойное местечко. Неважно где: в Скалистых горах, в пустыне Мохаве, в полных аллигаторов болотах Юга… Я бывала там в молодости. Крысы не захотят и не смогут там поселиться.
Я напоминаю ей о реальном риске:
– Узнав, где мы закрепились, они на нас нападут. В том, что они нас найдут, нет сомнения.
– А если поискать остров вблизи побережья? – предлагает профессор Роман Уэллс. – Наверное, там будет меньше крыс, чем на континенте. На острове будет проще удерживать их на расстоянии.
Остальные, как я погляжу, мучаются сомнениями. Думаю, всем надоело питаться рыбой.
– Можно было бы попробовать вступить в переговоры, – курлычет какаду Шампольон. – Пустив в ход дипломатию, я бы мог убедить местных жителей, что для них выгодно оказать нам гостеприимство.
Для пущей убедительности он расправляет свой белый хохолок.
– Все бы ничего, – говорю я, – не будь у крыс мерзкой привычки, возможно, атавизма, истреблять всех, кто не похож на крысу. Не хочу противоречить тебе просто из принципа, Шампольон, но с самого своего рождения я ни разу не встречала крысу, которая благосклонно относилась бы к чужакам. Они даже друг другу не дают спуску: убивают старых, больных, слабых, иногда даже собственных детей, если тем не повезет оказаться хилыми.
– Тебе не встречались благосклонные французские крысы, но американские могут оказаться более покладистыми, – не сдается попугай.
Покладистые крысы?! Одно противоречит другому.
– Это вряд ли.
– Не будем торопиться с умозаключениями, – гнет свое Шампольон. – В конце концов, американские крысы, в отличие от французских, не имеют к нам конкретных претензий. Почему нас преследовал Тамерлан? Потому что хотел похитить у тебя карту памяти с Расширенной Энциклопедией Относительного и Абсолютного Знания, которую ты носила на шее, а еще из желания отомстить за разгром на Лебяжьем острове и в Руане. Американские крысы – другое дело: они с нами даже не знакомы.
Я разочарованно вздыхаю: мои спутники расписались в отсутствии у них перспективных идей. Разворачиваются дебаты. Каждый развивает свои представления или поддерживает чужие.
Кошка Эсмеральда в конце концов признает правоту Натали, хотя оговаривается, что не выносит холод, отчего предпочитаем горам пустыню.
Пифагор, как и Роман, выступает за бегство на какой-нибудь остров и за превращение его в крепость, как мы раньше укрепились на острове Сите.
Эсмеральда напоминает, что острова подобны тюрьмам, там легко можно оказаться пленниками.
Хряк Бадинтер и пес Наполеон выступают в поддержку возвращения во Францию. Подозреваю, что они мечтают воссоединиться со своими сородичами.
Наконец, все начинают друг другу противоречить, спорить ради самого спора.
В который раз я прихожу к выводу, что дискуссии всегда бесплодны.
– Ты-то сама, Бастет, что думаешь? Ты ничего не говоришь с самого начала обсуждения, – спохватывается Эсмеральда. – Ты обмолвилась о плане. Так что же у тебя за план?
Я не спешу с ответом, жду, пока все умолкнут.
– Ну что ж…
Все с любопытством смотрят на меня.
– Послушайте, с меня довольно, я чувствую, что всех вас разъедает скепсис. Такое впечатление, что вы мне не доверяете. Не собираюсь вам помогать, не располагая даже минимумом поддержки. Без нее я не могу продолжать. Раз так, я вам не скажу, что у меня на уме.
Я выпуталась и очень довольна собой. Иногда мое лицемерие удивляет меня саму.
– Ладно, – говорит Пифагор, – всем нам стыдно, прости, что поставили под сомнение твои способности. Внимательно тебя слушаем.
– Поздно, проехали.
– Пожалуйста, Бастет!
– Да не приставай ты к ней, нет у нее никакого плана, – ехидно говорит Эсмеральда.
– А вот и есть, – не выдерживаю я.
– Ничего у тебя нет.
– Нет, есть!
Проклятье, почему в решающие моменты не получается обойтись без детских препирательств?
Но я не отказываюсь от игры, потому что знаю, что она отвлекает. К тому же нужно любой ценой стряхнуть с них страх, наполнить энергий.
– Нет.
– Да.
– Раз так, мы тебя слушаем, – говорит Пифагор, желающий непременно подстегнуть диалог.
Все взгляды обращены на меня. Дальше увиливать не получится.
– Главное в моем плане – коммуникация.
– Раскрой свою мысль.
– Раскрываю: мы поплывем вдоль берега, отыщем участок без крыс, сойдем на берег. Будем вовсю общаться с местными жителями, чтобы сколотить большую союзническую армию с участием кошек, собак, свиней…
– …какаду, – дополняет Шампольон.
– И какаду, если они найдутся, ты прав. Кстати, тебе придется выступать переводчиком для коммуникации со всем местным зверьем.
– Продолжай, Бастет, изложи нам твой «чудодейственный план», – мяукает желтоглазая черная кошка.
– Итак, мы создаем большую армию и, пользуясь тем, что Нью-Йорк – остров, осаждаем его, как осадил нас Тамерлан на парижском острове Сите. У крыс начнется голод, и они сдадутся. Убивать их будет легко: они будут истощенными и ослабленными.
Мне помогает уверенный тон.
Важно создавать впечатление, что выход существует. Даже если он не так хорош.
Я принимаюсь себя вылизывать, чтобы доказать, что даже враждебность не лишает меня природной беззаботности.
Находись я среди слушателей, не сомневалась бы, внимая себе, что мы вовсе не в тупике.
Так или иначе, фаза безнадежности преодолена, я чувствую, что вернула себе расположение нашего сообщества.
– Кто ты такая, Бастет, чтобы нами командовать? – никак не успокоится Эсмеральда.
– Прости, ты ко мне обращаешься?
– К тебе, к тебе. По-моему, у тебя мания величия. Притязания оправданны, когда за спиной успех, но сейчас, не обессудь, моя бедная Бастет, сколько бы ты ни мяукала, приходится объективности ради признать, что ты не предложила ничего стоящего. Помнится, именно из-за твоих решений, оказавшихся ошибочными, мы попали в эту безвыходную ситуацию.
– Начнем с того, что я не делаю ошибок, на моем счету относительные успехи, а это не одно и то же. И потом, чтобы выйти из тупика, надо не искать виноватых, а предлагать решения.
– То есть ты признаешь, что корчишь из себя нашу предводительницу, являясь, в сущности, такой же кошкой, как остальные?
Она меня нервирует. Я подхожу к ней, смотрю в глаза. Она выдерживает мой взгляд.
Какая наглость!
Я задираю хвост, вострю уши. Она делает то же самое – показывает, что не боится меня. Я топорщу шерсть – это намек, что если она продолжит в том же духе, то скоро заработает лапой по морде. Она подражает мне.
Мы обе шумно дышим сквозь стиснутые зубы.
В этот раз драки, похоже, не избежать.
Но в тот самый момент, когда я готовлюсь прыгнуть на нее и исцарапать когтями, с палубы доносится гудок тревоги.
Я перегруппируюсь и напрягаю слух.
Человеческий голос выкрикивает фразу, переведенную моим приемным устройством как:
– КРЫСЫ АТАКУЮТ КОРМУ! ДЕСЯТКИ ВЛЕЗЛИ НА ПАЛУБУ ПО ЯКОРНОЙ ЦЕПИ!
Я кидаюсь на крышу рулевой рубки. Оттуда видно полчище крыс на кормовой палубе и новые сотни и сотни плывущих им на подмогу.
Я немедленно делаю следующие выводы:
1) американские крысы тоже нас заметили;
2) наше присутствие ничуть их не пугает;
3) они способны плыть в морской воде на большие расстояния;
4) им хватает сил, чтобы плыть против течения и преодолевать легкое волнение в море, отбрасывающее их к берегу.
Ну что же, контакт с местным населением установился быстрее, чем предполагалось.
Я все еще пытаюсь скрыть удивление, но себе самой вынуждена признаться, что мне очень страшно.
2. Stupete Gentes
У входа на древнеримские арены было выгравировано: «Stupete gentes». Переводится это примерно так: «Приготовьтесь удивиться».
Это было всего лишь напоминание о вежливости, необходимой посетителям всякого хорошего увеселения.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания[1].
Том XIV
Автор – профессор Эдмонд Уэллс.
3. Столкновение
Моя мать говорила, что «лучший способ не потерпеть поражение в бою – не участвовать в нем».
Поэтому я не дерусь.
Никому не позволю обвинять меня в трусости. Все мои помыслы о коллективном интересе, а он в том и состоит, чтобы я, Бастет, не рисковала без нужды.
Представьте, что произошло бы, если бы я погибла и мы лишились Энциклопедии, которую я ношу на шее? Согласитесь, что всему пришел бы конец.
И последний аргумент: в драке с крысами на корабле нет, по-моему, никакого геройства. Что за заслуга в заранее гарантированной победе над крысами, обессиленными после заплыва через морской залив?
Нет, так низко я падать не собираюсь.
И потом, не нам, командованию, тратить время на отражение натиска пехоты.
Впрочем, даже не участвуя в бою, я желаю за ним наблюдать. Я забираюсь на верхушку центральной мачты и пристально слежу оттуда за разворачивающимися на палубе событиями.
С этого наблюдательного пункта виден весь отряд толстых мокрых крыс, вскарабкавшихся на наш парусник и навязавших нам бой.
Наше смешанное кошачье-человечье воинство сухое и свежее.
Наполеон ведет в бой собак, Бадинтер – свиней, Эсмеральда – кошек.
Мой сынок, ясное дело, дерется в первых рядах, и немудрено, ведь он считает убийство развлечением.
Шампольон никого никуда не ведет, потому что на поле боя не наблюдается никаких других птиц, кроме хохочущих чаек, не желающих вмешиваться, но проявляющих острое любопытство к происходящему.
– Дамы и господа, – хрипит какаду, – прошу вас, успокойтесь, уверен, это недоразумение, давайте искать компромисс…
Свиньи, собаки, кошки и люди твердо держат оборону.
На палубе кипит рукопашная. Клыки против резцов. Когти против когтей. Люди пускают в ход палки, ножи, а потом и кулаки.
Противник проявляет неожиданную неуступчивость. Эти американские крысы, похоже, вообще ничего не боятся.
Они дорого платят за свое безрассудство. Бою на палубе «Последней надежды» не видно конца.
Со своей верхотуры я подбадриваю своих:
– Держитесь! Ни шагу назад!
Это не требует от меня больших усилий, зато придает сил нашим войскам. Не иначе, именно мои призывы помогают нашим сдержать натиск противника. Во всяком случае, первый натиск, потому что к крысам торопится подкрепление.
– Убейте их всех! – кричу я.
Численный перевес на их стороне. Сколько их добралось вплавь до нашего корабля? Сначала я насчитывала не больше сотни, но давно сбилась со счета.
Как помешать появлению подкрепления?
Моя мать говорила: «Не надо путать реакцию и ответ. Дураки бездумно реагируют на первую же провокацию, а умные медлят, анализируют опасность и находят самый подходящий ответ».
В чем, в сущности, вся проблема?
Стоит мне задаться этим вопросом, как появляется ответ.
Как я раньше до этого не додумалась?
С верхушки мачты раздается мяуканье – мой приказ, так необходимый бойцам:
– Поднимайте якорь!
Увы, никто меня не слушает, и крысы продолжают наступление, хотя пока что мало кто из наших ранен.
Места убитых немедленно занимают вылезающие из моря крысы, не менее решительные, им нет дела до гибели сородичей, они карабкаются по ним, гибнут сами…
Эдак они нас задавят…
Именно это и происходит. Наши обороняющиеся войска не успевают уничтожать одних, как появляются другие. Теперь вся палуба «Последней надежды» кишит крысами.
Я снова мяукаю:
– ЧЕРТ ВАС ВСЕХ ВОЗЬМИ, ПОДНИМАЙТЕ ЖЕ ЯКОРЬ!
Но незаметно, чтобы хоть кто-нибудь торопился мне подчиниться.
Нападающие мокрые и обессиленные, но их так много, что они нас попросту захлестывают. Некоторые, добравшиеся до моей грот-мачты, уже ползут вверх, где сижу я.
Больше мне здесь не продержаться, придется замараться.
Я жду их, выгибая спину, на краешке бочки, в которой положено находиться наблюдателю. Каждую добирающуюся сюда крысу я сбрасываю вниз ударом лапы. Одна, правда, подкрадывается ко мне сзади и больно кусает.
Ой!
Я оглядываюсь и яростно смыкаю челюсти на наглой твари. Вкус крови удесятеряет мои силы, и я продолжаю бой с тем пущим неистовством, что противники добираются до верхушки моей мачты уже на пределе сил.
Внезапно на моем правом фланге возникают сразу трое недругов, и я вынуждена отпрянуть. От неожиданности, потеряв равновесие, я падаю с мачты вниз.
На лету я делаю кувырок и растопыриваю лапы, чтобы перейти к планированию, но это не замедляет падения.
Океан приближается с устрашающей скоростью.
На мое счастье, амортизатором падения служит жирная крыса, качающаяся на волнах; ее хребет ломается с сухим треском.
Повезло, что она мне подвернулась!
Теперь я в воде, вокруг меня добрая сотня крыс, упорно плывущих в сторону корабля и якорной цепи, служащей им абордажной лестницей.
До чего же холодная вода!
Вы меня знаете, воду я терпеть не могу, не люблю, когда у меня мокрая шерсть, ненавижу плавать. Тем более в каше из крыс.
Одна вцепляется в меня и тянет вниз. Я глотаю гадкую жидкость, в которой нахожусь, и с ужасом обнаруживаю, что в отличие от реки, где я однажды чуть не утонула, в океане вода до омерзения соленая.
Я отчаянно барахтаюсь, поднимая фонтан брызг. И опять мне везет: в воде крысы воюют не так лихо, как на суше.
Не желая быстро признавать поражение, я раздаю удары направо и налево. При этом крысы рвут зубами мои плечи и спину.
Вода вокруг меня уже покраснела от крови убитых мной крыс и от моей собственной крови, сочащейся из ран.
Откровенно говоря, я не желаю вам очутиться в моем положении: в холодной соленой воде, в окружении сотен злобных крыс, плавающих лучше вас.
Я пытаюсь напугать их мяуканьем, но желаемого результата не добиваюсь.
Не мне вас учить, что главное в мяуканье – интонация: неубедительность мяуканья слышна сразу. Слабый звук не пугает, а производит противоположное впечатление.
Я, конечно, не склонна к капитуляции, просто не вижу, как выйти из гибельного положения. Раз все так скверно, остается одно: как можно дороже продать свою шкуру. Одна крыса больно кусает меня за лапу, другая впивается зубами в мой хвост, третья – рвет спину. Мне уже не удается толком обороняться: их слишком много. Еще одна крыса хватает меня своими четырехпалыми лапами и не позволяет поднять голову над водой.
Я открываю глаза в красной соленой воде и вижу вокруг десятки розовых когтистых лап.
Раны щиплет от соли.
Как описать это мгновение? Как неудобное? Нет. Тревожащее? Нет. Наилучшее описание такое: полнейшее одиночество.
Не знаю, что сделали бы на моем месте вы. Лично мне хочется визжать, но как завизжишь под водой? Мне недоступно даже это неполноценное облегчение. Я захлебываюсь, получая все новые удары когтями.
Выходит, все вот так и кончится – в морской воде, в каше из американских крыс?
Я, мнившая себя царицей, склоняюсь сейчас к мысли, что мой труп лишится права на какое-либо погребение. Меня съедят рыбы, мои бренные останки сгниют вблизи берегов неведомой мне страны.
Хуже того: очень вероятно, что меня сожрут окружившие меня крысы.
Я широко открываю глаза, чтобы не упустить ничего из того, что произойдет в последние секунды моего существования.
В этот самый момент случается нечто неожиданное. Передо мной в воду плюхается что-то непонятное и поднимает волну, разбрасывающую в стороны нацелившихся на меня грызунов.
В следующую секунду я понимаю, что в воду упала знакомая мне черная кошка.
Она-то что здесь делает?
Вот это да, Эсмеральда тоже свалилась в воду!
Она отменная пловчиха, ей ничего не стоит уплыть от крыс, попытавшихся ее настигнуть.
Я, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, всплываю и вдыхаю побольше воздуху.
Вокруг нас все еще плавают крысы, но их слишком впечатлило внезапное появление в воде еще одной кошки. Та подает мне знак кончиком уха: плыви за мной.
Мы направляемся к борту корабля, рядом с которым болтается на воде пластмассовое ведро. Я поднимаю глаза и вижу веревку, которую держит в руках свесившаяся с палубы Натали.
Храбрая женщина! Выходит, порой мы можем рассчитывать на наших слуг, готовых спасти нас в беде.
Я тут же запрыгиваю в ведро и жду, пока его потянут вверх, но моя служанка не спешит тянуть за веревку. Ко мне уже приближаются крысы. Я отчаянно мяукаю:
– СКОРЕЕ! ПОДНИМАЙТЕ МЕНЯ!
Не понимаю, чего она ждет.
Неужели мое приемно-передающее устройство, Переводчик Третий Глаз, вышло из строя от падения в воду или в разгар моей морской баталии?
– ПОДНИМАЙТЕ ЖЕ МЕНЯ! ЭТО ПРИКАЗ, НАТАЛИ!
Как я погляжу, ее внимание приковано вовсе не ко мне. Прослеживаю ее взгляд и понимаю:
Она хочет, чтобы Эсмеральда тоже прыгнула в ведро!
Скажу откровенно, мне прискорбно, что Натали так рискует ради этой кошки. Что поделать, люди ужасно сентиментальны.
Наконец Эсмеральда цепляется за мое ведро, что-то сжимая в зубах.
Это же мой ошейник с РЭОАЗ!!!
Не иначе он свалился с меня в воде, а я и не заметила. Не хочу даже гадать, что произошло, если бы я потеряла это сокровище.
Из-за моей оплошности пошли бы ко дну все знания, накопленные за тысячи лет.
На счастье, флешка находится в непромокаемом противоударном чехле. Соленая вода ей нипочем.
Спасибо тебе, Роман, ты все предусмотрел.
Наконец-то нас обеих поднимают. Давно пора!
Комитет по торжественной встрече возглавляет голубоглазый сиамский кот.
– Все хорошо, Бастет? Ты не ранена? – взволнованно спрашивает он.
Я сплевываю, чтобы избавиться от вкуса соли. Отряхиваюсь – надоели сырость и кровь, уродующие мою шерсть. Вот теперь можно оценить положение.
Американские крысы продолжают штурм, на палубе «Последней надежды» по-прежнему кипит бой. Куда ни погляжу, всюду кишат сотни крыс.
Не тратя время на болтовню, я бросаюсь в гущу боя.
Тут же выясняется, что драться с крысами из Америки гораздо труднее, чем я предполагала. Они сильнее, тяжелее, боеспособнее французских крыс.
Моим соратникам вокруг меня тоже приходится туго. Все кошки, люди, свиньи и собаки вскоре скрываются под толстым слоем крыс.
В следующий момент я замечаю Бадинтера – хряка, защищавшего нас в свое время на людском суде. Он тоже едва виден из-под крысиного полчища, но я слишком далеко и слишком занята, чтобы прийти ему на выручку. Он продолжает с хрюканьем сражаться, потом хрюканье сменяется визгом. Неприятель подавляет его численностью, Бадинтер оседает на палубу, опускает голову, замирает, валится на бок.
Прощай, Бадинтер, мой любимый, неподражаемый хряк!
Все мои товарищи по плаванию через Атлантику один за другим терпят поражение.
Возможно, я недооценила опасность.
Один Шампальон, находящийся над схваткой, недосягаем для нападения и знай себе издает ястребиные крики в надежде устрашить неприятеля.
Но крысы плевать на него хотели.
Заплыть в такую даль ради такого плачевного результата…
Раньше у меня было впечатление, что американское приключение только начинается, но не тут-то было…
Людям достается не меньше, чем кошкам, собакам и свиньям. Многие гибнут у меня на глазах.
Натали и Роман догадываются вооружиться палками, поджечь их и с их помощью удерживать крыс на расстоянии.
Я опять мяукаю свое:
– ЯКОРЬ! НАДО ПОДНЯТЬ ЯКОРЬ!
Наконец-то Роман и Натали слышат меня и бросаются к лебедке. При этом моя служанка не перестает вращать своим длинным факелом, а Роман пытается запустить механизм лебедки. Но в нем что-то заело.
Надо им помочь. Без меня у них ничего не получится.
Я отдаю приказ, обращенный ко всем:
– ВСЕ К ЛЕБЕДКЕ!
Пифагор, Анжело, Эсмеральда и я торопимся туда, чтобы всеми силами их защищать.
Я держусь у ног своей служанки, орудующей факелом. Тем временем Роман находит причину неполадки: крысы, попавшие в паз лебедки, оказались раздавлены, и их трупы мешают цилиндру вращаться.
Человек выковыривает их оттуда ножом. Очистив паз, он крутит рукоятку. Механизм начинает действовать, цепь наматывается на ось.
Одна из крыс, воспользовавшись тем, что я на секунду отвлеклась, вцепляется мне в плечо, еще одна кусает меня в живот. Мгновение – и я уже отбиваюсь от целых трех.
На помощь мне приходит Наполеон. Бордер-колли издали увидел, что мне худо, и спешит на выручку.
Храбрый пес.
Он срывает с меня крыс и убивает одну за другой. Отведя угрозу от меня, он сам оказался в опасности. Крыса прыгает ему на лапу и глубоко ее прокусывает, заставляя пса визжать от боли. На его беду, душераздирающий визг привлекает других грызунов, которые мигом виснут на нем со всех сторон, как до того висели на Бадинтере.
Я бы рада помочь, но уже поздно. Тварей столько, что я тоже рисковала бы испустить под ними дух.
Прощай, Наполеон.
Якорь, наконец, поднят, крысы остались без абордажной лестницы.
Поднимается ветер, маленькие волны на глазах вырастают во все более высокие, грозные валы. Ветер гонит их к берегу, отчего нашим противникам все труднее достигать судна.
Оставшиеся на палубе грызуны дерутся с гибельным отчаянием.
В жизни не видывала таких агрессивных крыс.
Но их количество постепенно уменьшается.
Мы одерживаем верх над последними изможденными воинами. Они лишаются способности причинять нам вред, а потом и жизни.
Все успокаивается, воцаряется тишина. Слышен только рокот прибоя.
– МЫ ПОБЕДИЛИ! – кричит Шампольон сначала на кошачьем языке, потом на человечьем.
