Бернард Корнуэлл
Воины бури
Глава третья
На следующий день приехал епископ Леофстан. Епископом, разумеется, он еще не был, просто отцом Леофстаном, но все уже восторженно величали его епископом и передавали из уст в уста, что это святой во плоти и великий ученый. О прибытии святого во плоти возвестил Эдгер, один из моих людей, возглавлявший рабочих в каменоломне к югу от реки Ди. Они там грузили на телеги булыжники; камни эти затем поднимали на укрепления Сестера в качестве гостинцев для норманнов, которые полезут на стены. Я был почти уверен, что Рагналл приступа не замышляет, но если вдруг спятит и попробует, то его встретит теплый прием.
– Ублюдков по меньшей мере восемьдесят, – сообщил Эдгер.
– Попов?
– Попов тоже хватает, – мрачно ответствовал дружинник. – Но остальные… – Он перекрестился. – Господин, бог весть, кто это такие, но их самое малое восемь десятков, и они идут.
Я пошел на южную стену и стал смотреть на дорогу за римским мостом, однако никого не увидел. Городские ворота были закрыты. Пока Рагналл не уберется из окрестностей, всем воротам Сестера предстояло оставаться на запоре. Хотя весть о приближении епископа уже разлетелась и отец Сеолнот во всю прыть бежал по главной улице, до пояса подобрав длинную рясу.
– Нам следует открыть ворота! – потребовал он. – Достигло даже до ворот народа моего, до Иерусалима!
Я посмотрел на Эдгера, тот пожал плечами:
– Господин, похоже, это откуда-то из Писания.
– Откройте ворота! – выдавил запыхавшийся Сеолнот.
– Зачем? – бросил я с боевой площадки над аркой.
Сеолнот остановился как вкопанный. Он не заметил меня на укреплениях. Потом осклабился.
– Епископ Леофстан едет!
– Ворота останутся закрытыми, – отрезал я и, отвернувшись, стал смотреть за реку. Послышалось пение.
Подошли Финан и мой сын. Ирландец хмуро поглядел на юг.
– Отец Леофстан едет, – пояснил я причину суеты.
На улице собиралась толпа, все пялились на большие закрытые ворота.
– Это я слышал, – бросил Финан.
Я замялся. Мне хотелось чем-то его утешить, но что сказать человеку, убившему кровного родича? Друг ощутил, видимо, мой взгляд.
– Хватит беспокоиться обо мне, – буркнул он.
– С чего ты взял, что я беспокоюсь?
Губы его тронула легкая улыбка.
– Перебью какое-то количество людей Рагналла. Потом убью Коналла. Клин клином вышибают. О Иисус! Это что такое?
Вопрос этот вызвало появление детей. Они шли по дороге к югу от моста, и, насколько я мог определить, все были одеты в белые одежды. Насчитывалось их десятка два, все они шли и пели. Некоторые помахивали при этом веточками. За ними следовал отряд облаченных в черные рясы попов, а замыкала шествие бредущая толпа.
К отцу Сеолноту присоединился его брат-близнец; пара взобралась на площадку и с благоговейным выражением на уродливых физиономиях стала глядеть на юг.
– Какой святой человек! – заявил Сеолнот.
– Следует распахнуть ворота! – настаивал Сеолберт. – Почему ворота закрыты?
– Потому что я не давал приказа открывать их, вот почему! – буркнул я. Ворота держали запертыми.
Причудливая процессия пересекла реку и подошла к стенам. Дети размахивали драными ивовыми ветками в такт песнопению, но ветви начали опускаться, а песня смолкла, когда шествующие уперлись в наполненный водой ров и поняли, что дальше пути нет. Воцарилась полная тишина, и молодой священник, проложив себе дорогу через белый хор, выступил вперед и обратился к нам.
– Ворота! Открывайте ворота!
– Ты кто? – спросил я в ответ.
Поп возмутился:
– Отец Леофстан едет!
– Кто?
– О Иисус милосердный! – раздался за спиной голос Сеолберта.
– Отец Леофстан! – повторил молодой. – Отец Леофстан – это ваш…
– Тихо! Молчи! – скомандовал тощий поп, едущий верхом на осле.
Поп был такой длинный, а ослик такой маленький, что ноги наездника волочились по дороге.
– Воротам следует быть закрытыми, – обратился он к рассерженному молодому священнику. – Ибо поблизости язычники! – Он почти свалился с осла, потом заковылял по дощатому мосту через ров и поднял к нам улыбающееся лицо. – Приветствую вас, во имя Бога живого!
– Отец Леофстан! – откликнулся Сеолнот и замахал.
– Ты кто? – спросил я.
– Леофстан, слуга Божий, – ответил тощий. – А ты, верно, лорд Утред?
Я кивнул в ответ.
– Лорд Утред, я смиренно прошу разрешения войти в город, – продолжил Леофстан.
Я обвел взглядом одетый в лохмотья хор, потом беспорядочную толпу и вздрогнул. Леофстан терпеливо ждал. Он был моложе, чем я ожидал, с широким бледным лицом, полными губами и темными глазами. И улыбался. У меня создалось впечатление, что он всегда улыбается. Прелат терпеливо ждал и все так же с улыбкой смотрел на меня.
– Кто эти люди? – осведомился я, указывая на отребье, следовавшее за ним.
Это и было настоящее отребье. Ни разу в жизни мне не приходилось видеть столько людей в лохмотьях. Насчитывалось их, наверное, около сотни: калеки, горбуны, слепцы, кучка мужчин, явно спятивших, и женщин, которые тряслись, лопотали что-то и брызгали слюной.
– Лорд Утред, эти крошки, – Леофстан положил руки на плечи двоим из детей, – сироты, которые доверены моей скромной заботе.
– А остальные? – Я кивнул в сторону бормочущей толпы.
– Чада Божьи! – с восторгом ответил Леофстан. – Увечные, хромые и слепые! Нищие и отверженные! Они голодны, наги и одиноки! Все это чада Божьи!
– А тут им что понадобилось? – спросил я.
Леофстан хмыкнул, словно ответ на мой вопрос был слишком очевиден.
– Лорд Утред, наш дорогой Господь заповедал заботиться о беззащитных. Что сказано у благословенного апостола Матфея? «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня». Лорд Утред, одевать нагих и помогать бедным – значит повиноваться Богу! Эти милые люди, – тут он обвел никчемную ораву рукой, – есть моя семья!
– Иисусе многопретерпевший, – вымолвил Финан, и в первый раз за последние дни в его голосе прорезалось веселье.
– Да восхвалим Господа, – произнес Сеолнот, хотя и без особого энтузиазма.
– А тебе известно, – обратился я к Леофстану, – что менее чем в половине дневного перехода отсюда расположилось войско норманнов?
– Язычники гонят нас, – провозгласил он. – Ярость их направлена на нас! Но Господь с нами!
– И что этот город вскоре может оказаться в осаде? – продолжал я.
– Господь – моя сила!
– А если нас осадят, то как смогу я прокормить твою семью? – сердито осведомился я.
– Всевышний все устроит!
– Этого тебе не одолеть, – тихо сказал Финан.
– А где будут они жить? – бросил я раздраженно.
– У Церкви есть тут собственность, как мне сообщили, – спокойно ответил Леофстан. – А потому Церковь приютит их. К тебе же не приблизятся!
Я зарычал, Финан ухмыльнулся, священник продолжал улыбаться.
– Откройте чертовы ворота, – распорядился я, потом зашагал вниз по каменным ступеням.
На улицу я вышел, как раз когда новый епископ прохромал под длинной аркой ворот. Оказавшись внутри, он упал на колени и поцеловал мостовую.
– Благословен будь город сей, – нараспев произнес он. – И благословен народ, в нем обитающий. – С трудом поднявшись, прелат улыбнулся мне. – Лорд Утред, для меня честь познакомиться с тобой.
Я коснулся молота, висящего на шее, но даже этот языческий символ не стер улыбку с его лица.
– Один из этих священников, – я указал на близнецов, – проводит тебя в твои покои.
– Отец, тебя ожидает прекрасный дом, – доложил Сеолнот.
– Мне не нужен прекрасный дом! – воскликнул Леофстан. – Господь наш не жил в постройках! У лис есть нора, а у птиц небесных – гнезда, но для нас достанет чего-то скромного.
– Для нас? – удивился я. – Для всех вас? То есть и для увечных?
– Для моей дорогой супруги и меня, – пояснил Леофстан и указал на женщину, выступившую из числа сопровождающих его попов.
По крайней мере, мне оставалось лишь поверить на слово про ее принадлежность к бабьему роду, так как она была настолько закутана в плащи и накидки, что определить точно пол не смог бы никто. Лицо скрывалось под низко надвинутым капюшоном.
– Это моя дорогая жена Гомерь, – представил он, и этот ворох одежды отвесил мне поклон.
– Гомерь? – Я решил, что мне показалось, потому что никогда не слышал прежде такого имени.
– Имя из Писания! – просветил меня Леофстан. – И знай, лорд, что мы с женой дали обет бедности и целомудрия. Нам достаточно простой лачуги, не так ли, дражайшая?
«Дражайшая» кивнула, из-под вороха капюшонов, накидок и плащей послышалось нечто вроде писка.
– Я таких обетов не давал, – сказал я с чрезмерным нажимом. – Добро пожаловать вам обоим. – Эти слова добавил неохотно, потому что они не были правдой. – Только пусть ваша проклятая семейка не путается под ногами у моих воинов. У них своих забот хватает.
– Мы будем молиться за тебя! – Леофстан повернулся. – Пойте, дети, пойте! Машите ветвями радостно! Служите Господу с веселием, пока мы входим в город!
Вот так епископ Леофстан вступил в Сестер.
– Ненавижу ублюдка, – проворчал я.
– Да ничего подобного, – возразил Финан. – Тебе просто не хочется признать факт, что он нравится тебе.
– Он улыбается, скользкий мерзавец.
– Леофстан – знаменитый ученый, святой во плоти и очень хороший священник.
– Надеюсь, подхватит червей и умрет.
– Говорят, он знает латынь и греческий!
– Ты встречал хоть раз римлянина? – спросил я. – Или грека? Какой прок от их треклятых языков?
Финан рассмеялся. Приезд Леофстана и моя желчная к нему ненависть, похоже, позабавили моего друга. Теперь мы вдвоем вели сто тридцать воинов на быстрых конях в дозор к краю леса, окружающего и охраняющего Эдс-Байриг. До сих пор мы патрулировали южную и восточную границы леса, потому что именно через них двинулись бы люди Рагналла, если собирались предпринять набег вглубь Мерсии. Но ни один из наших разведчиков не добыл свидетельств о подобных набегах. В тот день, следующий после прибытия епископа, мы держались у западной стороны зарослей и двигались на север, к Мэрсу. Врагов не видели, однако я был уверен, что они видят нас. Где-то на кромке дебрей должны быть выставлены посты.
– Как думаешь, он действительно соблюдает целибат? – поинтересовался Финан.
– Откуда мне знать?
– Наверное, жена у него, бедолаги, похожа на сморщенную репу. – Он прихлопнул овода, севшего на шею его коню. – Как там ее зовут?
– Гомерь.
– Уродливое имя, уродливая баба, – с ухмылкой сказал ирландец.
День выдался ветреный, высокие облака быстро неслись в сторону материка. Вдали над морем слоились темные тучи, но пока утренние солнечные лучи играли на поверхности Мэрса, несущего свои воды в миле от нас. Еще две увенчанные драконьими головами лодки прошли вверх по течению за предыдущий день: одна с четырьмя с лишним десятками воинов на борту, другая поменьше, но тоже набитая битком. Собирающаяся на западе буря давала надежду, что сегодня новых кораблей не будет, но сила Рагналла все равно росла. И как быть нам с этой силой?
В поисках ответа на этот вопрос мы захватили с собой два десятка лошадей. Все под седлом. Всякий, кто наблюдал за нами из леса, пришел бы к мысли, что это запасные кони, но на самом деле их назначение было совсем иным. Я придержал скакуна, давая Бедвульфу поравняться со мной.
– Ничего у тебя не выйдет, – сказал я ему.
– Все проще простого, господин.
– Уверен?
– Господин, проще простого, – повторил он.
– Мы вернемся завтра в это же время, – пообещал я ему.
– В то же место?
– Да.
– Тогда за дело, мой господин, – с улыбкой промолвил разведчик.
Мне хотелось знать, что происходит на Эдс-Байриге и на речной переправе к северу от холма. Я обнаружил наплавной мост через Мэрс, а густые столбы дыма, поднимающиеся из леса на южном берегу, намекали на то, что основной лагерь Рагналла расположен там. Если так, то как он защищен? И насколько закончены новые стены на Эдс-Байриге? Мы могли бы собрать отряд, пройти по римской дороге через лес, потом свернуть на север, поднявшись на гребень, и оттуда подойти к невысокому Эдс-Байригу, но я не сомневался, что Рагналл готов именно к такой вылазке. Дозорные предупредят о нашем появлении, его люди наводнят лес, и наше отступление превратится в отчаянный бой с превосходящим врагом среди густых деревьев. А вот Бедвульф, невидимый, как призрак, способен разведать холм и лагерь у реки, и неприятель даже не заподозрит, что он там побывал.
Проблемой для Бедвульфа было войти в лес так, чтобы враг этого не заметил, для чего и потребовались лошади без седоков.
– Мечи наголо! – бросил я своим и потянул Вздох Змея из ножен. – Давай!
Мы пришпорили коней и повернули прямо на восток, устремившись во весь опор к деревьям, словно собирались проскакать прямиком через лес к лежащему за ним холму. Влетели в заросли, но, вместо того чтобы устремиться к Эдс-Байригу, резко развернулись на юг и поехали под прикрытием листвы вдоль опушки. За спиной у нас запел рог. Пропел он трижды – дозорные Рагналла извещали ярла, что саксы вступили в лес, хотя на самом деле мы двигались по его краю. Из кустов слева от нас выскочил человек; Финан забрал в сторону, рубанул – и весеннюю зелень обагрили красные брызги. Наши лошади галопом пересекли залитую солнцем поляну, густо поросшую папоротником, потом мы снова оказались среди мощных стволов, ныряя под нависшие ветви. Еще один разведчик Рагналла выскочил из укрытия, и сын, нагнав его, вонзил ему меч в спину.
Я на всем скаку пронесся через молодую поросль из орешника и бузины.
– Он ушел! – крикнул сзади Ситрик.
Обернувшись, я заметил справа лошадь Бедвульфа без седока. Мы проехали с полмили, но дозорных больше не обнаружили. Рог все еще пел, ему издалека, видимо с холма, отвечал другой. Воины Рагналла облачаются сейчас в кольчуги и препоясываются мечами, но задолго до того, как они успеют добраться до нас, мы свернем на выпас, а потом на тропу пастухов, ведущую в Сестер. Мы остановились, выбрав открытый как на ладони участок, согнали в табун лошадей без всадников и выждали, но ни один противник не показался на опушке. Птицы, вспугнутые нашей скачкой среди деревьев, возвращались на насиженные места. Рога умолкли, и лес снова погрузился в тишину.
Дозорные Рагналла видели, как отряд въехал в лес, затем выехал из леса. Если бы Бедвульф просто спрыгнул с седла и спрятался где-нибудь, враги заметили бы, что одна из лошадей лишилась в дебрях всадника. Однако им вряд ли придет в голову пересчитать коней без седока. Никто не обратит внимания, что одним конем стало больше. Бедвульф, по моим прикидкам, должен благополучно укрыться среди наших недругов. Туча накрыла нас, по шлему ударили тяжелые капли.
– Пора возвращаться, – приказал я, и мы поскакали обратно в Сестер.
Тем вечером приехала Этельфлэд. Она прибыла во главе восьми с лишним сотен воинов и в крайне дурном расположении духа, которое усугубилось при виде Эдит. День выдался непогожим, хвост и гриву Гаст, кобылы Этельфлэд, трепало по ветру, так же как и длинные рыжие волосы Эдит.
– Почему она расхаживает с непокрытыми космами? – накинулась на меня Этельфлэд вместо приветствия.
– Потому что девица, – ответил я, глядя, как Эдит спешит укрыться от налетевшего дождя в доме, в котором мы поселились на главной улице Сестера.
Лицо Этельфлэд исказилось.
– Она не девица, она… – Этельфлэд проглотила остаток фразы.
– Шлюха, – решил помочь я.
– Передай ей, пусть уберет волосы как полагается.
– А разве шлюхам полагается заплетать волосы? – осведомился я. – Большинство из тех, с которыми мне довелось забавляться, предпочитали распускать их. Впрочем, есть в Глевекестре одна чернявая, которую епископ Вульфхерд любит нагибать, когда его жены нет в городе; так вот та укладывает их вокруг головы, как веревки. Он заставляет ее сначала заплести косы, а потом требует…
– Хватит! – оборвала меня она. – Передай своей женщине, пусть хотя бы попробует выглядеть прилично.
– Моя госпожа, можешь сказать ей это сама. И добро пожаловать в Сестер.
Она опять нахмурилась, потом слезла с Гаст. Этельфлэд ненавидела Эдит, брат которой пытался убить ее, и наверняка имела основания питать к девушке подобное чувство, но все же большей частью оно объяснялось тем, что Эдит делила со мной ложе. Этельфлэд также недолюбливала и Сигунн, много лет бывшую моей возлюбленной, но истаявшую в горячке две зимы назад. Я плакал по ней. Этельфлэд тоже была моей возлюбленной и, возможно, являлась ею до сих пор, хотя в столь кислом расположении духа больше походила на моего врага.
– Все корабли потеряны! – воскликнула она. – И около тысячи норманнов засели в полудне пути отсюда!
– Теперь уже две тысячи, – поправил я. – И среди них по меньшей мере с сотню бешеных в бою ирландских воинов.
– А ведь этот гарнизон поставлен здесь именно для того, чтобы подобного не случилось! – прошипела Этельфлэд.
Сопровождавшие ее попы с укором посмотрели на меня. Священники почти всегда были рядом с ней, но сегодня их казалось больше чем обычно. Тут я вспомнил, что уже буквально через несколько дней праздник Эостры и нам предстоит дружно возрадоваться рукоположению смиренного, вечно улыбающегося Леофстана.
– И что мы будем с этим делать? – резко спросила Этельфлэд.
– Понятия не имею, я ведь не христианин, – напомнил я. – Наверное, вы запихнете бедолагу в церковь, усадите на престол и разразитесь обычными руладами?
– Ты это о чем?
– Честно говоря, я все равно не понимаю, зачем нам понадобился епископ. У нас нахлебников и так хватает, а тут еще этот придурок Леофстан приволок с собой половину убогих в Мерсии.
– Что мы будем делать с Рагналлом! – рявкнула она.
– А, ты про него! – Я сделал вид, что удивлен. – Ничего, разумеется.
– Ничего? – Этельфлэд вытаращилась на меня.
– Ну разве ты что-то придумаешь? – предложил я. – У меня не выходит!
– Боже правый! – прошипела она, потом вздрогнула, когда с порывом ветра на улицу обрушился заряд холодного дождя. – Поговорим в главном доме. И приведи Финана!
– Финан в дозоре, – отозвался я.
– Слава Всевышнему, что хоть кто-то тут занят делом, – буркнула Этельфлэд и зашагала к огромному римскому зданию в центре города.
Попы засеменили за ней, оставив меня в обществе двух моих друзей, приехавших вместе с Этельфлэд. Первым был Осферт, ее сводный брат, незаконнорожденный сын короля Альфреда. Многие годы он оставался моим человеком и одним из лучших военачальников, а теперь состоял при дворе Этельфлэд в качестве советника.
– Не стоит тебе дразнить ее, – сурово укорил он меня.
– Это почему?
– Потому что у нее плохое настроение, – сообщил Мереваль, спрыгнув с лошади и улыбнувшись мне.
Мереваль командовал ее ближней дружиной и был одним из самых надежных людей из всех, кого я знал. Он размял ноги, помахал руками, потом погладил коня по загривку.
– Настроение у нее самое что ни на есть дерьмовое, – продолжил Мереваль.
– Из-за чего? Из-за Рагналла?
– Из-за того, что не меньше половины приглашенных на рукоположение отца Леофстана отказались приехать, – процедил Осферт.
– Придурки напугались? – предположил я.
– Они не придурки, а уважаемые церковники, – терпеливо возразил Осферт. – Мы обещали им празднование Пасхи, радость встречи с добрыми друзьями, но вместо этого тут война. Не думаешь же ты, что люди вроде епископа Вульфхерда станут рисковать попасть в плен? Рагналл Иварсон известен своей зверской жестокостью.
– Девчонки из «Снопа» будут рады, что Вульфхерд остается в Глевекестре, – ответил на это я.
Осферт тяжело вздохнул и зашагал за Этельфлэд. «Сноп» – отличная таверна в Глевекестре, при которой состоит несколько не менее отличных шлюх. Многим из них приходилось делить с епископом ложе, стоило его жене уехать.
– Не нужно тебе дразнить и Осферта, – с улыбкой сказал Мереваль.
– Он с каждым днем все больше походит на отца, – проворчал я.
– Осферт – хороший человек!
– Хороший, – согласился я.
При всей его серьезности и правильности, Осферт мне нравился. Он думал, что проклят в силу своего незаконного рождения, и старался преодолеть проклятие, ведя безгрешную жизнь. Хороший воин, храбрый и осмотрительный, и я не сомневался, что из него выйдет толковый советник для сводной сестры, с которой его роднил не только отец, но и глубокая набожность.
– Выходит, Этельфлэд расстроена тем, что шайка прелатов и монахов не приедет поглядеть, как Леофстана делают епископом? – уточнил я, пока мы с Меревалем шагали к главному дому.
– Расстроена, – подтвердил Мереваль, – потому что Сестер и Брунанбург дороги ее сердцу. Она рассматривает их как свои победы и огорчается, когда язычники угрожают им.
Он вдруг остановился и нахмурился. Это мрачное выражение относилось не ко мне, а к чернявому юнцу, который проскакал галопом мимо, обдав нас грязью и водой из-под копыт. Молодой человек натянул поводья, резко остановив здоровенного коня, потом спрыгнул с седла, предоставив слуге ловить покрытого хлопьями пены жеребца. Наездник завернулся в черный плащ, небрежно кивнул Меревалю и направился к главному дому.
– Это еще кто такой? – спросил я.
– Кинлэф Харальдсон, – буркнул Мереваль.
– Один из твоих?
– Один из ее.
– Любовник Этельфлэд?! – ошарашенно переспросил я.
– Господи, нет! Любовник ее дочери, скорее всего, но Этельфлэд делает вид, что не знает об этом.
– Любовник Эльфинн! – Я все еще удивлялся, хотя, по правде говоря, удивляться стоило бы тому, что у Эльфинн нет любовника.
Девчонка красивая и легкомысленная, и ее пора было выдать замуж уже года три или четыре тому назад. По какой-то причине матери не удавалось сыскать подходящего жениха. Было время, когда рассматривался вариант поженить их с моим сыном, но идея этого брака не вызвала восторга, и, судя по следующим словам Мереваля, ожидать перемен не стоило.
– Не удивлюсь, если вскоре они поженятся, – кисло заметил мой друг.
Когда жеребца Кинлэфа проводили мимо меня, конь фыркнул, а на его крупе я разглядел выжженное клеймо в виде букв «К» и «Х».
– Он всех лошадей так метит? – полюбопытствовал я.
– Даже собак. Кончится, наверное, тем, что бедняжке Эльфинн тоже выжгут его имя на ляжках.
Я посмотрел на Кинлэфа, который, помедлив между большими колоннами у входа в главный дом, раздавал указания двум слугам. Юноша был приятный на внешность, с узким лицом и темными глазами, в дорогой кольчуге с богатым поясом, на котором висели ножны из красной кожи, окованные золотом. Эти ножны я узнал. Они принадлежали Этельреду, покойному мужу Этельфлэд. Щедрый дар, подумалось мне. Кинлэф перехватил мой взгляд и поклонился, затем повернулся и скрылся за высокими римскими дверями.
– Откуда он пожаловал? – спросил я.
– Западный сакс. Был дружинником у короля Эдуарда, но, повстречавшись с Эльфинн, перебрался в Глевекестр. – Мереваль помолчал немного и косо улыбнулся. – Не думаю, что Эдуард сильно переживает, лишившись его.
– Родовит?
– Сын тана, но ей кажется, что от его задницы исходят солнечные лучи, – пренебрежительно бросил Мереваль.
Я расхохотался:
– Он тебе не нравится.
– Это никчемный самоуверенный хлыщ, – заявил мой друг. – Однако леди Этельфлэд думает иначе.
– Драться умеет?
– Вполне, – ворчливо признал Мереваль. – Не трус, и не обделен честолюбием.
– Не самое плохое качество, – заметил я.
– Вот поэтому ему и неймется занять мое место.
– Этельфлэд тебя не отодвинет, – уверенно сказал я.
– Не поручусь, – мрачно проронил он.
Вслед за Кинлэфом мы вошли в зал. Этельфлэд восседала в кресле за отдельным столом на возвышении, Кинлэф расположился на стуле справа от нее, Осферт – слева. Она знаком велела мне и Меревалю присоединиться к их обществу. Огонь в центральном очаге чадил, а проникающий через дыру в римской крыше ветер заставлял дым густо стелиться по просторному помещению. Зал медленно заполнялся людьми. Многие из моих дружинников, кто не уехал с Финаном или не стоял в карауле на высоких каменных стенах, пришли послушать привезенные Этельфлэд новости. Я послал за Этельстаном, и ему тоже велели сесть за стол Этельфлэд, где уже разместились близнецы Сеолнот и Сеолберт. Остальное пространство помещения заполнили воины Этельфлэд. Слуги принесли воду и полотенца, чтобы знатные гости могли вымыть руки. Подали эль, хлеб и сыр.
– Так что случилось? – спросила Этельфлэд, когда разлили эль.
Я предоставил Этельстану поведать историю про сожжение кораблей в Брунанбурге. Ему это давалось тяжко – он определенно подвел тетю, не проявив должной бдительности, но парень твердо довел рассказ до конца и не пытался увильнуть от ответственности. Я был горд за него, а Этельфлэд обошлась с ним мягко, сказав, что никто не мог ожидать появления драккаров на Мэрсе ночью.
– Почему мы не получили предупреждения о приходе Рагналла? – резко осведомилась она.
Никто не ответил. Отец Сеолнот заикнулся было, поглядывая при этом на меня, но потом почел за благо прикусить язык. Этельфлэд поняла, что хотел он выразить, и посмотрела в мою сторону.
– Твоя дочь ведь замужем за братом Рагналла, – напомнила она с укором.
– Сигтригр не поддерживает брата, – промолвил я. – И допускаю, не одобряет поступка Рагналла.
– Но он должен был знать о планах морского конунга?
Я замялся.
– Да, – признал я наконец.
Было немыслимо, чтобы Сигтригр и Стиорра не ведали о затее, и мне оставалось предположить, что они не пожелали предупредить меня. Вдруг моя дочь теперь хочет, чтобы Британия стала языческой? Но почему тогда Сигтригр не присоединился к вторжению?
– И твой зять не послал весточки? – уточнила Этельфлэд.
– Может, и послал, – предположил я. – Но Ирландское море коварно. Его гонец мог утонуть.
Это неубедительное объяснение вызвало презрительное фырканье со стороны отца Сеолнота.
– Быть может, твоя дочь предпочла… – начал он, но Этельфлэд оборвала его.
– По части новостей из Ирландии мы, как правило, полагаемся на Церковь, – язвительно напомнила она. – Неужели вы перестали переписываться с клириками и монастырями этой страны?
Я с интересом наблюдал, как правительница выслушивает неловкие оправдания церковников. Этельфлэд – старшая дочь короля Альфреда, самая одаренная из всего большого выводка. В детские годы она была шустрой, счастливой, смешливой девчонкой. И вот выросла в настоящую красавицу со светло-золотистыми волосами и синими глазами. Брак с правителем Мерсии Этельредом наложил отпечаток суровости на ее черты. С его смертью большинство огорчений исчезло, однако женщина стала повелительницей Мерсии, и от забот о королевстве в ее пряди вкралась седина. Этельфлэд была теперь скорее просто приятной, чем прекрасной, со строгим узким лицом, всегда настороженным. Настороженным, потому что находились еще мужчины, считающие, что женщине не пристало править, хотя большинство мерсийцев любило ее и повиновалось охотно. От отца дочь унаследовала не только набожность, но и ум. Я знал, какой страстной она может быть. Правда, с течением лет Этельфлэд все больше полагалась на священников, которые уверяли, что пригвожденный Бог христиан на ее стороне. Вполне вероятно, так оно и было, потому что правление ее оказалось успешным. Мы оттеснили данов, вернув украденные ими у Мерсии земли. И вот теперь объявился Рагналл и поставил под удар все, чего достигла Этельфлэд.
– Это не случайность, что он прибыл под Пасху! – настаивал отец Сеолнот.
Я никакого значения этому факту не придавал, как, судя по всему, и Этельфлэд.
– Отче, при чем тут Пасха? – удивилась она.
– Мы отвоевываем земли, – пояснил Сеолнот. – Строим бурги, чтобы оберегать их, и надеемся, что воины защитят эти бурги. – Последняя фраза сопровождалась быстрым и ядовитым взглядом в моем направлении. – Однако земли не могут быть в полной безопасности, пока Церковь не будет простирать оберегающую длань Господа над новыми пажитями! Об этом и говорит псалом: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться».
– Бе-е-е-е! – заблеял я и был вознагражден свирепым взором Этельфлэд.
– По-твоему, – обратилась она к близнецу, – Рагналл хочет помешать рукоположению?
– Потому он пришел сейчас, – заявил Сеолнот. – И вот почему нам нужно расстроить его злой умысел, возведя Леофстана на престол!
– Думаешь, он нападет на Сестер? – спросила Этельфлэд.
– А что еще ему тут делать? – с жаром заявил Сеолнот. – Он привел больше тысячи язычников, чтобы сокрушить нас.
– Теперь уже две, – поправил я его. – И часть из них христиане.
– Христиане? – вскинулась Этельфлэд.
– У него в войске есть ирландцы, – напомнил я ей.
– Язычников две тысячи? – впервые за все время заговорил Кинлэф.
Я не обратил на него внимания. Если хочет получить ответ, ему следует проявить больше вежливости. Но вопрос был разумный, и Этельфлэд он тоже волновал.
– Две тысячи? Ты уверен, что их так много?
Я встал и, обойдя стол, оказался у переднего края помоста.
– Рагналл привел тысячу воинов, – начал я. – И занял с ними Эдс-Байриг. По меньшей мере еще тысяча присоединилась к нему с тех пор: часть – по морю, часть – по дорогам, ведущим из Нортумбрии. Силы его растут! Вот только, хотя мощь его и увеличивается, морской конунг никого не выслал на юг. Ни одна корова не похищена в Мерсии, ни один ребенок не захвачен в рабство. Рагналл даже ни единой сельской церквушки не сжег! И разведчиков наблюдать за Сестером не выслал. Он просто не замечает нас!
– Две тысячи? – снова повторила Этельфлэд.
– Вместо этого, – продолжал я, – он выстроил мост через Мэрс и засылает своих воинов на север. Что лежит на севере?
Брошенный мной вопрос повис в дымном зале.
– Нортумбрия, – с готовностью подсказал кто-то.
– Люди! – воскликнул я. – Даны! Норманны! Люди, которые держат там земли и боятся, что мы отберем их. Люди, у которых нет короля, если не принимать в расчет то ничтожество в Эофервике. Люди, госпожа, которым нужен вождь, способный обеспечить им безопасность. Рагналл вербует воинов в Нортумбрии, поэтому его армия действительно растет с каждым днем.
– Они все на Эдс-Байриге? – уточнила Этельфлэд.
– Там быть может три или четыре сотни, – ответил я. – Для большего числа на холме не хватит воды. Остальные стоят лагерем на берегу Мэрса, где Рагналл соорудил мост из кораблей. Думаю, именно там он собирает армию, и через неделю у него будет три тысячи человек.
Священники закрестились.
– Как, во имя Божье, – негромко промолвил Сеолберт, – сумеем мы одолеть такую орду?
– Под началом у Рагналла самое большое войско, какое видела Британия со времен твоего отца, – безжалостно продолжил я, обращаясь теперь прямо к Этельфлэд. – И с каждым днем это войско все разрастается.
– Нам следует положиться на волю Божью! – впервые подал голос отец Леофстан. – И на лорда Утреда! – лукаво добавил он.
Будущего епископа звали присоединиться к Этельфлэд, но он отклонил приглашение и остался за одним из столов в зале. Леофстан одарил меня своей лучистой улыбкой, потом погрозил пальцем:
