bannerbannerbanner
Радость. Свобода. Храбрость

Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Радость. Свобода. Храбрость

Полная версия

Он постучал в двери храма, и Бодхидхарма сказал:

– Я знал, что ты придешь; я знал, что всю ночь ты будешь менять решение. Но это неважно – ты пришел. Теперь сядь в позу лотоса, закрой глаза, а я сяду напротив тебя. В то мгновение, когда ты найдешь внутри «я», поймай его и держи, чтобы я мог его убить. Схвати его крепко и скажи мне, что ты его поймал, и я его убью, и с ним будет покончено. Это дело нескольких минут.

Ву был немного испуган. Бодхидхарма выглядел как сумасшедший – на портретах он изображен сумасшедшим; он был не такой, но эти портреты символичны. Наверное, именно такое впечатление он производил на людей. Это было не его настоящее лицо, но, наверное, таким его лицо запомнили люди. Он сел напротив Ву с большим посохом в руках и сказал ему:

– Не медли ни секунды. Тотчас же, как только ты его поймаешь, – обыщи внутри каждый закоулок – открой глаза и скажи мне, что поймал, и я прикончу его.

Воцарилось молчание. Прошел час, прошло два часа. В конце концов взошло солнце, и Ву был другим человеком. За эти два часа он посмотрел внутрь себя, осмотрел каждый закоулок. Ему пришлось осмотреть все – напротив сидел этот человек; он мог ударить его посохом по голове. Можно было ожидать чего угодно, всего, Бодхидхарма не был человеком этикета, манер; он не был из числа придворных Ву. Поэтому Ву пришлось смотреть пристально, интенсивно. И он смотрел, пришел в расслабление… потому что его нигде не было! И в поисках его все мысли исчезли. Поиск был так интенсивен, что в него вошла вся энергия; не осталось ничего, чтобы думать или желать, заниматься тем или другим.

С восходом солнца Бодхидхарма увидел лицо Ву; он не был прежним человеком – такое молчание, такая глубина. Он исчез.

Бодхидхарма встряхнул его и сказал:

– Открой глаза: его нет. Мне не придется его убивать. Я не насильственный человек, и я ничего не убиваю! Но этого «я» не существует. Поскольку ты никогда его не ищешь, оно продолжает существовать. Он существует только потому, что ты, в своей неосознанности, его не ищешь. Теперь его не стало.

Прошло два часа, и Ву был безмерно рад. Он никогда не переживал такой сладости, такой свежести, такой новизны, такой красоты. И его не было. Бодхидхарма исполнил свое обещание. Император Ву поклонился, коснулся его ног и сказал:

– Пожалуйста, прости меня за то, что я считал тебя сумасшедшим, считал, что ты не знаешь манер, что ты странный, что ты опасный. Я никогда не встречал более сострадательного человека, чем ты… Я полностью осуществлен. Теперь во мне нет никакого вопроса.

Император Ву приказал, чтобы, когда он умрет, на его могиле было золотом высечено изречение Бодхидхармы, чтобы люди много веков могли знать… «Это был человек, который выглядел как сумасшедший, но был способен творить чудеса. Ничего не сделав, он помог мне стать „не-я“. И с тех пор все переменилось. Все осталось прежним, но я не тот, что раньше, и моя жизнь стала просто чистой песней молчания».

Почему я испытываю столько боли, расставаясь с вещами, которые причиняют мне страдание?

Вещи, которые причиняют тебе страдание, должно быть, приносят тебе и некоторое удовольствие; иначе не возник бы этот вопрос. Если бы они были чистым страданием, ты отбросил бы их. Но в жизни ничего не бывает в чистом виде: все смешано со своей противоположностью. Все несет в своих недрах собственную противоположность.

То, что ты называешь страданием, – проанализируй это, вникни глубоко, и ты увидишь, что это дает тебе что-то, что тебе хочется иметь. Может быть, это еще не реальность, может быть, это только надежда, может быть, это только обещание на завтра, но ты цепляешься за страдание, цепляешься за боль в надежде, что завтра случится что-то, чего ты всегда желал и жаждал. Ты терпишь страдание в надежде на удовольствие. Если бы это страдание было чистым, невозможно было бы за него цепляться.

Просто наблюдай, будь более бдительным к своему страданию. Например, ты чувствуешь ревность. Но посмотри вокруг – наверное, в этом есть и нечто позитивное. Это также дает тебе некоторое эго, некоторое ощущение, что ты отделен от других, некоторое чувство собственного превосходства. Твоя ревность по крайней мере притворяется любовью. Если ты не чувствуешь ревности, то будешь думать, что, наверное, больше не любишь, и ты цепляешься за ревность, потому что тебе хочешься уцепиться за любовь – по крайней мере любовь в твоем представлении. Если твоя женщина или твой мужчина с кем-то другим, а ты совсем не испытываешь ревности, тотчас же ты начнешь беспокоиться о том, что больше не любишь. Многие века вам говорили, что влюбленные ревнивы. Ревность стала неотъемлемой составляющей вашей любви: без ревности ваша любовь умирает; только с ревностью ваша так называемая любовь может продолжать жить. Если ты хочешь сохранить свою любовь, тебе придется принять ревность и создаваемое ею страдание.

И ум очень хитер в том, чтобы находить рационализации. Он скажет: «Ревновать естественно». И это кажется естественным, потому что все остальные делают то же самое. Твой ум скажет: «Так естественно чувствовать боль, если тебя покидает возлюбленная или возлюбленный, потому что ты так любишь! Как ты можешь избежать боли, раны, когда тебя покидает любимый человек?» Фактически ты наслаждаешься и самой своей раной, очень тонким и бессознательным образом. Рана внушает тебе идею, что ты – великий влюбленный, что ты любил так сильно, так глубоко. Твоя любовь была такой глубокой, что ты разбит вдребезги, потому что тебя покинул любимый человек. Даже если ты не разбит вдребезги, тебе придется притвориться разбитым – и ты поверишь в собственную ложь. Ты поверишь в то, что будто бы пребываешь в ужасном страдании, будешь плакать и рыдать – и твои слезы могут быть совершенно не подлинными, но, чтобы утешить себя сознанием, что ты такой великий влюбленный, тебе придется плакать и рыдать.

Просто наблюдай любого рода страдание: либо в нем содержится какое-то удовольствие, которого ты не готов лишиться, либо какая-то надежда на него, которая висит у тебя перед носом, как морковка. Она кажется такой близкой, она прямо за углом, а ты проделал такой долгий путь, и теперь цель так близка – зачем ее отбрасывать? Ты найдешь в этом ту или иную рационализацию, то или иное лицемерие.

Несколько дней назад одна женщина мне написала, что ее покинул ее мужчина, а она не чувствует себя несчастной – и она хочет знать, что с ней не в порядке. «Почему я не чувствую себя несчастной? Может быть, я слишком жесткая, каменная? Я не чувствую никакого страдания», – написала она мне. Она несчастна, потому что не чувствует себя несчастной! Она ожидала, что будет убита горем. «Напротив, – написала она, – я могу сознаться, что чувствую себя счастливой, – и от этого мне очень грустно. Что это за любовь? Я чувствую себя счастливой, освобожденной от бремени; из моего существа словно исчез огромный груз». Она меня спрашивает: «Это нормально? Со мной все в порядке или что-то не так в самой моей основе?»

С ней все в порядке, в полном порядке. Фактически, когда влюбленные – после долгого времени вместе и всего страдания, которое неизбежно случается, когда вы вместе долгое время, – покидают друг друга, это приносит облегчение. Но сознаться, что это облегчение, было бы неприемлемо для эго. Несколько дней по крайней мере вам приходится ходить с унылым лицом, со слезами на глазах – поддельными, но эта идея завоевала мир.

Если кто-то умирает и вы не испытываете грусти, вы начинаете чувствовать, что с вами, безусловно, что-то не так. Как вы можете избежать грусти, если кто-то умер? – потому что нам говорили, что это естественно, нормально, а каждый хочет быть естественным и нормальным. Это не нормальное состояние – только среднестатистическое. Это не нормальное состояние, это только долго прививаемая привычка; иначе плакать и рыдать было бы не о чем. Смерть ничего не разрушает. Тело есть прах и падает во прах, а у сознания есть две возможности: если оно все еще желает, оно будет двигаться в чрево новой матери, или, если все желания исчезли, оно будет двигаться в чрево существования, в вечность. Ничто не разрушено. Тело снова становится частью земли, возвращается в состояние покоя, а душа движется во вселенское сознание – или в другое тело.

Но вы плачете, рыдаете и много дней остаетесь грустными. Это только формальность – или, если это не формальность, очень возможно, что вы никогда не любили человека, который умер, и теперь чувствуете раскаяние. Вы никогда не любили этого человека тотально, а теперь времени больше нет. Теперь этот человек исчез, теперь он больше не доступен. Может быть, вы поссорились с мужем, и он умер той же ночью во сне – и теперь вы скажете, что плачете, потому что он умер, тогда как на самом деле плачете потому, что даже не смогли попросить у него прощения. Вы не смогли даже проститься с ним. Теперь эта ссора вечно будет окутывать вас, как облако.

Если вы живете от мгновения к мгновению, в тотальности, тогда никогда не будет никакого раскаяния, никакого чувства вины. Если вы любили тотально, нет никаких вопросов. Однажды любимый покидает вас, и это просто значит, что теперь ваши пути расходятся. Мы можем проститься, мы можем быть друг другу благодарны. Мы стольким поделились, мы так любили, мы так обогатили жизни друг друга – о чем теперь плакать и рыдать, зачем чувствовать себя несчастными?

Но люди так запутаны в собственных рационализациях, что дальше их ничего не видят. Они находят рационализации для всего. Даже вещи, очевидно очень простые, становятся очень сложными.

Ты спрашиваешь меня: «Почему я чувствую столько боли, расставаясь с вещами, которые причиняют мне страдание?» Ты еще не убежден, что они причиняют тебе страдание. Я говорю, что они причиняют тебе страдание, но ты сам еще в этом не убежден. И суть не в том, чтобы это говорил я, – самое главное то, что понять придется тебе: «Вот вещи, которые причиняют мне страдание». И тебе придется увидеть, что в этом страдании содержатся и капиталовложения. Если ты хочешь сохранить эти капиталовложения, тебе придется научиться жить в страдании; если ты хочешь отбросить страдание, тебе придется отбросить и эти капиталовложения.

 

Ты не замечал? Если ты говоришь людям о своем страдании, они дают тебе сочувствие. Все сочувствуют несчастному человеку. И если ты любишь получать всеобщее сочувствие, то не сможешь отбросить страдание; это твое капиталовложение.

Несчастный муж приходит домой, и жена становится любящей, сочувственной. Чем он несчастнее, тем более с ним заботливы дети; чем он несчастнее, тем внимательнее к нему друзья. Все о нем заботятся. В тот момент, когда он начинает становиться счастливым, сочувствие у него, конечно, отнимут – счастливый человек не нуждается в сочувствии. Чем он счастливее, тем более находит, что никто о нем не заботится. Все вокруг словно застыли, стали замороженными. Как тебе теперь отбросить страдание?

Тебе придется отбросить это желание внимания, это желание получать от людей сочувствие. Фактически очень уродливо желать от людей сочувствия – это делает тебя нищим. И помни: сочувствие – это не любовь; люди делают тебе одолжение, выполняют своего рода долг – это не любовь. Это этикет, культура, цивилизованность, формальности – но ты живешь всеми этими фальшивыми вещами. Твое страдание реально, а то, что ты получаешь взамен, фальшиво. Конечно, если ты станешь счастливым, если отбросишь все страдания, это будет радикальной переменой в твоем образе жизни; все изменится.

Однажды ко мне пришла женщина, жена одного из самых богатых людей в Индии, и сказала:

– Я хочу медитировать, но мой муж против этого.

– Почему твой муж против медитации? – спросил я.

– Он говорит, что любит меня такой, как я есть, – сказала она. – Он говорит, что не знает, что случится после медитации. Если я начну медитировать, то обязательно изменюсь; тогда он не знает, сможет ли меня любить, потому что я буду другим человеком.

Я сказал этой женщине:

– Твой муж недалек от истины: несомненно, многое изменится. Ты будешь более свободной, более независимой. Ты будешь более радостной, и твоему мужу придется научиться жить с новой женщиной. Может быть, такой ты ему не понравишься, может быть, он начнет чувствовать себя неполноценным. Прямо сейчас он чувствует собственное превосходство.

Я сказал этой женщине:

– Твой муж прав: прежде чем ступить на путь медитации, это нужно обдумать, потому что впереди подстерегают опасности.

Она меня не послушала; она начала медитировать. Теперь она разведена. Через несколько лет она пришла увидеться со мной и сказала:

– Ты был прав. Чем более я становилась безмолвной, тем более злился на меня муж. Он никогда не был таким насильственным – стало происходить что-то странное, – сказала она мне. – Чем более я становилась тихой и безмолвной, тем более он становился агрессивным.

На карту был поставлен весь его ум мужского шовиниста. Он хотел разрушить покой и молчание, которые происходили с этой женщиной, чтобы продолжать чувствовать собственное превосходство. И поскольку вышло не так, как он хотел, он с ней развелся.

Это очень странный мир! Если ты становишься мирным, отношения с людьми меняются, потому что ты стал другим человеком. Если какие-то отношения основывались на страдании, эти отношения могут распасться.

У меня был один друг. Он был профессором в том же университете, что и я; он был большим социальным работником. В Индии все еще проблемой остается, что делать с вдовами. Никто не хочет на них жениться, и вдовы не настроены выходить замуж; это кажется грехом. И этот профессор твердо решил жениться на вдове. Его не заботило, действительно ли он любит эту женщину, – это было вторично, неважно, его интересовало только то, что она должна быть вдовой. И он убедил одну женщину, и она согласилась.

Я ему сказал:

– Прежде чем прыгнуть, подумай хотя бы три дня – побудь один. Любишь ли ты эту женщину или просто выполняешь социальную работу?

Жениться на вдове в Индии считалось очень революционным поступком, чем-то радикальным.

– Не пытаешься ли ты просто доказать свою революционность? Если ты пытаешься показать себя революционером, тебя ждут неприятности – в тот момент, когда ты женишься, она перестанет быть вдовой, и весь интерес исчезнет.

Он меня не послушал. Он женился… И через шесть месяцев он мне сказал:

– Ты был прав, – он плакал. – Я не мог увидеть главного: я был влюблен в ее вдовство, не в нее саму, и теперь, конечно, она больше не вдова.

И я сказал:

– Теперь тебе остается только покончить с собой, чтобы она снова стала вдовой и дала кому-то другому шанс стать революционером! Что еще тебе делать?

Ум человека так глуп, так бессознателен. Он так крепко спит, он храпит.

Ты не можешь расстаться с вещами, причиняющими тебе страдание, потому что ты еще не увидел капиталовложений, еще не смотрел в них глубоко. Ты еще не видел, что извлекаешь из своего страдания некоторое удовольствие. Тебе придется отбросить то и другое – и тогда никаких проблем нет. Фактически страдание и удовольствие можно отбросить только одновременно. И то, что возникает тогда, – блаженство.

Блаженство – это не удовольствие. Блаженство – это даже не счастье. Счастье всегда сковано с несчастьем, а удовольствие – с болью. Отбросить то и другое… Ты хочешь отбросить страдание, чтобы быть счастливым, – это абсолютно неправильный подход. Тебе придется отбросить то и другое. Видя, что они идут рука об руку, человек их отбрасывает; нельзя отбросить одну часть без другой.

В жизни все составляет одно органическое единство. Боль и удовольствие – не две разные вещи. На самом деле, если мы сделаем язык более научным, то отбросим эти два слова: боль и удовольствие. Мы сделаем из них одно: болеудовольствие, счастьестрадание, дененочь, жизнесмерть. Все эти слова должны писаться слитно, потому что они неразделимы. А ты хочешь выбрать одну из частей: ты хочешь только розы без шипов, ты хочешь только день без ночи, ты хочешь только любовь без ненависти. Этого не получится – это не в природе вещей. Тебе придется отбросить то и другое, и тогда возникнет совершенно другой мир: мир блаженства.

Блаженство – это абсолютный мир, не тревожимый ни болью, ни удовольствием.

Чтобы отпраздновать свой сорокалетний юбилей, Сеймур и Роза вернулись в тот же гостиничный номер на втором этаже, где провели свой медовый месяц.

– Теперь, – сказал Сеймур, – точно как в ту ночь, давай разденемся, отойдем в противоположные углы комнаты, выключим свет и с разбегу бросимся друг другу в объятья.

Они разделись, разошлись в противоположные углы, выключили свет и побежали друг к другу. Но сорок лет притупили их чувство направления, и Сеймур промахнулся мимо Розы и вылетел прямо в окно. Словно в тумане, он приземлился на лужайке.

Сеймур постучал пальцем по стеклу холла, чтобы привлечь внимание служащего.

– Я упал сверху, – сказал он. – Я голый, и мне нужно вернуться обратно в комнату.

– Ничего страшного, – сказал служащий. – Вас никто не увидит.

– Вы что, с ума сошли? Мне нужно будет пройти через холл, а я совершенно голый!

– Никто вас не увидит, – повторил служащий. – Все ушли наверх и пытаются там вытащить какую-то пожилую даму из замочной скважины!

Люди так глупы. Не только те, кто молод, – чем старше вы становитесь, тем делаетесь глупее. Чем больше у вас появляется жизненного опыта, тем больше, кажется, вы собираете из своей жизни глупости. Действительно, редко бывает так, что человек начинает смотреть, наблюдать собственную жизнь и жизненные образцы.

Увидь, что такое твое страдание, какие желания его вызывают и почему ты цепляешься за эти желания. И ты цепляешься за них не впервые; это было образцом всей твоей жизни, и ты ни к чему не пришел. Ты продолжаешь двигаться по кругу, ты никогда не приходишь ни к какому настоящему росту. Ты остаешься инфантильным, глупым. Ты был рожден с разумом, способным сделать тебя буддой, но он был растрачен на ненужные вещи.

Фермер, у которого было только два старых недееспособных быка, купил нового, молодого, полного сил быка. Тут же животное принялось взбираться на одну корову за другой на пастбище. Пронаблюдав это в течение часа, один из древних быков стал бить копытом землю и всхрапывать.

– Что случилось? – спросил его другой бык. – Молодость вспомнил?

– Нет, – ответил первый бык. – Просто я не хочу, чтобы этот юнец принял меня за одну из коров.

Даже в старости люди продолжают нести эго. Они вынуждены притворяться, принимать позы, и вся их жизнь – не более чем долгая история несчастья. Все же они защищают ее. Вместо того чтобы приготовиться ее изменить, они начинают усиленно ее защищать.

Отбрось все защиты, отбрось всю броню. Начни наблюдать, как ты живешь изо дня в день, из мгновения в мгновение. И во всем, что ты делаешь, вдавайся во все подробности. Не нужно ходить к психоаналитику, ты можешь проанализировать каждый образец в своей жизни сам – это такой простой процесс! Просто наблюдай, и ты сможешь увидеть, что происходит, что происходило раньше. Ты выбирал, и это было проблемой – выбирал одну часть вопреки другой, тогда как они бывают только вместе. Не выбирай вовсе. Просто наблюдай и осознавай, не выбирая, и ты найдешь, что оказался в раю.

Должен ли человек сначала освоиться с ощущением, что ему одиноко, прежде чем двигаться в отношения?

Да, тебе придется прийти к ощущению, что тебе одиноко, и настолько, чтобы оно превратилось в чувство одиночества. Лишь тогда ты сможешь двигаться в глубокие, обогащающие отношения. Лишь тогда ты сможешь двигаться в любовь. Что я подразумеваю, когда говорю, что человек должен освоиться с ощущением, что ему одиноко, настолько, чтобы оно превратилось в чувство одиночества?

Ощущение, что тебе одиноко, – это негативное состояние ума. Чувство одиночества – позитивно, невзирая на все то, что говорится в словарях. В словарях ощущение, что человеку одиноко, и его чувство одиночества синонимичны – в жизни это не так. Первое – это состояние ума, в котором тебе постоянно недостает другого. Второе – это состояние ума, когда ты постоянно радуешься самому себе. Первое несчастно. Второе блаженно. Первое всегда обеспокоено, в нем чего-то недостает, оно чего-то жаждет, желает. Второе – это глубокая осуществленность, не устремленная наружу, безмерно удовлетворенная, счастливая, празднующая. В чувстве одиночества ты укоренен и центрирован. Чувство одиночества красиво. Его окутывает некая элегантность, изящество, климат безмерной удовлетворенности. Ощущение, что тебе одиноко, пристало нищему; с какой стороны ни взгляни, это не более чем прошение подаяния. Его не окружает никакого изящества; по сути, оно уродливо. Ощущение, что тебе одиноко, – это зависимость; чувство одиночества – это независимость. Человек чувствует себя так, словно он сам в себе целый мир, целое существование.

И если ты движешься в отношения, когда ощущаешь, что тебе одиноко, то станешь эксплуатировать другого. Другой превратится в средство, чтобы тебя удовлетворить. Ты будешь пользоваться другим, а никому не нравится быть использованным, потому что никто не предназначен для того, чтобы быть для кого-то другого средством. Каждое человеческое существо есть цель в самом или самой себе. Никто не предназначен для того, чтобы использоваться как вещь, каждый предназначен для того, чтобы ему поклонялись, как королю. Никто не предназначен для того, чтобы исполнять чьи-то чужие ожидания, каждый предназначен для того, чтобы просто быть самим собой, самой собой. Таким образом, каждый раз, когда ты движешься в отношения, исходя из того, что тебе одиноко, эти отношения уже обречены пойти ко дну. Они мертворожденны. Они принесут тебе только больше страдания. И помни: когда тобой движет ощущение, что тебе одиноко, ты попадешь в отношения с кем-то, находящимся в таком же положении, потому что никого, по-настоящему проживающего или проживающую собственное одиночество, ты не привлечешь. Ты будешь гораздо ниже их. Самое большее, они смогут тебе сочувствовать, но не смогут тебя любить. Человека, находящегося в кульминации чувства одиночества, может привлечь лишь тот, кто тоже один. Поэтому каждый раз, исходя из того, что тебе одиноко, ты будешь находить людей одного и того же типа; в том или ином человеке ты найдешь собственное отражение. Встретятся двое нищих, встретятся двое несчастных. И помни – когда встречаются двое несчастных, происходит не просто сложение, два несчастья перемножаются. Совместно они создают друг другу намного больше страдания, чем смогли бы создать порознь, ощущая, что им одиноко.

Сначала обрети чувство одиночества. Сначала начни наслаждаться самим собой, сначала люби себя. Сначала стань так подлинно счастливым, чтобы неважно было, кто стучит к тебе в двери. Ты полон и переполнен. Если в двери никто не стучит, все в порядке – у тебя нет ощущения, что тебе чего-то недостает. Ты не ждешь, чтобы кто-то постучал к тебе в двери. Ты дома – если кто-то придет, хорошо, чудесно. Если не придет никто, это также хорошо и чудесно. Тогда двигайся в отношения. Теперь ты движешься как мастер, не как нищий. Теперь ты движешься как император, не как нищий.

 

Двое людей, которым одиноко, всегда обращены лицом друг к другу, всегда противостоят друг другу. Двое людей, познавших чувство одиночества, вместе обращают лица к чему-то высшему, чем они сами. Я всегда привожу этот пример: двое обычных влюбленных, каждому из которых одиноко, всегда обращены лицом друг к другу; двое настоящих влюбленных в ночь полнолуния не окажутся лицом к лицу. Может быть, они возьмутся за руки, но они обратятся лицами к полной луне высоко в небе. Они не будут обращены лицом друг к другу, они вместе обратятся лицами к чему-то высшему. Иногда они станут вместе слушать симфонию Моцарта, или Бетховена, или Вагнера. Иногда они сядут под деревом и будут наслаждаться тем, как их обволакивает поразительное существо дерева. Иногда, может быть, они сядут у водопада и будут слушать дикую музыку, которую он непрестанно создает. Иногда у океана оба будут смотреть за горизонт, насколько хватает глаз. Каждый раз, когда встречаются двое людей, которым одиноко, они смотрят друг на друга, потому что постоянно ищут способы и средства, чтобы друг друга эксплуатировать – использовать другого, стать счастливым при помощи другого. Но двое людей, глубоко удовлетворенных в самих себе, не пытаются друг друга использовать. Скорее они становятся собратьями по путешествию; они движутся в паломничество. Цель высока, цель далека. Общий интерес связывает их вместе.

Обычно общим интересом является секс. Секс может соединить двух людей мгновенно, но небрежно и очень поверхностно. Настоящие влюбленные разделяют более значительный общий интерес. И не то что при этом не будет секса; он может быть, но остается частью высшей гармонии. Слушая симфонию Моцарта или Бетховена, может быть, они так близки, что могут заниматься друг с другом любовью, но это остается внутри большей гармонии симфонии Бетховена. Симфония была настоящей сутью; любовь случается как ее часть. И когда любовь случается как часть высшей гармонии, в ней есть совершенно иное качество. Она – божественная, она больше не человеческая.

Английское слово «счастье», happiness, происходит от скандинавского слова hap. Слово «событие», happening, происходит от того же корня. Счастье – это то, что сбывается. Вы не можете его произвести, не можете им командовать, не можете его вынудить. Самое большее, вы можете быть для него доступными. Когда бы оно ни сбылось, оно сбывается.

Двое настоящих влюбленных всегда доступны, но никогда не думают о счастье, не пытаются найти счастье. Поэтому они никогда не разочаровываются – потому что, если что-то должно случиться, оно случится. Они создают нужную ситуацию – по сути, если вы счастливы с собой, то уже находитесь в этой ситуации, и если другой или другая тоже счастливы с собой, он или она также находится в этой ситуации. Когда две эти ситуации сближаются, создается большая, чем две первых. В этой большей ситуации сбывается многое – и не делается ничего.

Человеку ничего не нужно делать, чтобы быть счастливым. Человеку нужно только начать струиться и расслабить сжатые кулаки.

Вопрос был следующий: «Должен ли человек сначала освоиться с собственным ощущением, что ему одиноко, прежде чем двигаться в отношения?» Да – абсолютное да. Должно быть так, иначе ты будешь разочарован, и под названием любви произойдет что-то другое, бесконечно далекое от любви.

Неужели действительно ничего больше не бывает? Моя жизнь кажется такой бессмысленной и пустой. Я все думаю, что должно же быть нечто большее. Я хочу, чтобы было нечто большее.

Есть нечто безмерно большее, но твое «хотение» становится преградой к его достижению. Желание окружает тебя, словно стеной; не-желание становится дверью.

Это один из самых парадоксальных, но и самых основополагающих законов жизни: желай – и ты упустишь, не желай – и все твое.

Иисус говорит: ищите и обрящете. Будда говорит: не ищите, чтобы не упустить. Иисус говорит: просите, и будет вам дано. Будда говорит: не просите, иначе вам не будет дано никогда. Иисус говорит: стучите, и двери откроются. Будда говорит: ждите… смотрите… двери совсем не закрыты. Если вы станете стучать, сам этот стук покажет, что стучат не в двери – в стену, потому что двери всегда открыты.

Иисус настолько же просветлен, что и Будда, – потому что не может быть речи о большем или меньшем просветлении. Откуда тогда эта разница? Разница исходит от людей, к которым обращается Иисус. Он говорит с людьми непосвященными, непосвященными в таинства жизни. Будда говорит с группой совершенно другого рода – с посвященными, с адептами, с теми, кто умеет понимать парадоксальное. Парадоксальное означает таинственное.

Ты говоришь: «Моя жизнь кажется такой бессмысленной и пустой…» Она кажется такой бессмысленной и пустой, потому что ты постоянно жаждешь большего. Отбрось эту жажду, и тогда ты претерпишь радикальное преображение. Пустота исчезает тотчас же, когда ты прекращаешь просить большего. Пустота приходит как побочное следствие, когда ты просишь большего, следует тенью за желанием большего. Пусть желание исчезнет, и тогда оглянись – тени больше нет.

Именно в требовании большего и состоит наш ум – в постоянном требовании большего. Вне зависимости от того, много ли у тебя есть, ум снова попросит большего. И поскольку он продолжает просить большего, ты продолжаешь чувствовать себя пустым, чувствовать, что многое упускаешь. Увидь суть: эта пустота создается желанием большего. Этой пустоты нет, она лишь кажущаяся, но выглядит вполне реальной, когда ты пойман в сеть желания.

Увидь, что желание является причиной твоей пустоты. Наблюдай свое желание, и в наблюдении оно исчезает – и вместе с ним исчезает пустота. Тогда наступает глубокая осуществленность. Ты чувствуешь такую наполненность, что словно начинаешь переливаться через край. У тебя есть так много, что ты начинаешь делиться, начинаешь отдавать – отдавать из сущей радости отдавать, без всякой другой причины. Ты становишься, как облако, полное дождя: оно должно где-то излиться. Он прольет дождь даже на скалы, где ничего не растет; оно прольет дождь без условий. Оно не станет спрашивать, подходящее ли это место, чтобы излиться. Оно так обременено дождевой водой, что должно излиться, чтобы освободиться от бремени.

Когда желание исчезает, ты так полон блаженства, так полон удовлетворенности, так полон наполненности, что начинаешь делиться. Это случается само собой. И тогда в жизни есть смысл, есть значение. Тогда есть поэзия, красота, изящество. Тогда есть музыка, гармония – твоя жизнь становится танцем.

Эти пустота и бессмысленность – твое собственное действие, и ты можешь это исправить. Ты говоришь: «Я все думаю, что должно же быть нечто большее». Именно это и создает трудности. И я не говорю, что ничего большего нет, большее есть – безмерно большее, чем ты вообще можешь вообразить. Я это видел, я это слышал, я это пережил – есть бесконечно большее! Но ты никогда не соприкоснешься с ним, если продолжается желание. Желание – это стена, не-желание – мост. Блаженство – это состояние не-желания, страдание – состояние желания.

Ты говоришь: «Я хочу, чтобы было нечто большее». Чем больше ты этого хочешь, тем более будешь упускать. Выбор за тобой. Если хочешь оставаться несчастным, желай больше, больше и больше, и ты будешь больше и больше упускать. Это твой выбор, помни, это твоя ответственность. Никто тебя не принуждает. Если ты действительно хочешь видеть то, что есть, не жажди будущего, не жажди большего. Просто видь то, что есть.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34 
Рейтинг@Mail.ru