Биби Истон
Гонщик
Глава 3
Леди? Леди. ЛЕ-Е-Е-ди. Ле-ДИ-И.
По пути домой из гаража я снова и снова прокручивала в голове разговор с Харли – клевым, татуированным механиком с детским лицом. Мало того что я улыбалась второй день подряд, я улыбалась, просто не переставая. Я была за рулем своего собственного «мустанга» – с блестящими новыми колесами, спасибовсембольшое, – и у меня сегодня было свидание с самым сексуальным сукиным сыном, какого я видела в жизни.
И он назвал меня леди.
Леди. Мне это нравилось. Это было так по-взрослому. Сильно. Леди – это кто-то, заслуживающий уважения. А Рыцарь всегда называл меня только Панк.
Панк (сущ.) – жаргон.
1. Кто-то или что-то несущественное
2. Юный хулиган; рэкетир
3. Неопытный юнец
4. Младший гомосексуальный партнер мужского пола
5. Тюремный жаргон. Мальчик
Очень подходяще, особенно с учетом того, что в тот день, когда Рыцарь уехал в Морской Корпус, Ланс Хайтауэр – панк-рок, предмет моих воздыханий с шестого класса – сказал мне, что сосал Рыцарю все то время, что мы с ним встречались. То есть Рыцарь изменял мне с парнем. И не просто с каким-то парнем, а с тем, в которого я была влюблена до того, как Рыцарь ворвался в мое сердце.
А еще Ланс сказал мне, что единственная причина, по которой я понравилась Рыцарю, это то, что я выгляжу как мальчик.
Как панк.
Взглянув в зеркало заднего вида, я громко вздохнула, понимая, что мои волосы с того времени не выросли чудесным образом сантиметров на сорок. Прошлой осенью я сбрила их почти наголо, оставив только челку и две длинные пряди по бокам, все это – в попытке обратить на себя внимание Ланса. Очевидно, мой план сработал как-то не так.
Вместо Ланса меня заметил Рональд «Рыцарь» Макнайт, единственный в нашей школе скинхед. Он месяцами преследовал меня, доставал, разогнал всех моих друзей и, в конце концов, вынудил меня полюбить его. Когда я влюбилась, то влюбилась сильно. И, когда я уже была готова поднести ему себя на тарелочке, Рыцарь оттолкнул меня. Захлопнув дверь, он в одночасье превратился из моей любви в моего мучителя. Он игнорировал меня, оскорблял, даже применял ко мне физическую агрессию. А потом взял и записался в Морской десант, чтобы спасти меня от отсутствия самоконтроля.
С его отъезда прошло три недели. Эти три недели каким-то образом ощущались и как три дня, и как три десятилетия одновременно. Я смирилась с тем, что все кончено. Это было задолго до отъезда Рыцаря в тренировочный лагерь. Но то, чего я не могла принять, что продолжало грызть меня изнутри, это вопрос о том, изменял мне Рыцарь или нет.
Я хотела понимать, что мне чувствовать. Скучать мне по Рыцарю или ненавидеть его? Он действительно изменял мне или Ланс все это придумал? Лансу нельзя было особо доверять – да что уж, он был злобным мелким выпендрежником, – но, если честно, я отчасти надеялась, что он сказал правду. И тогда я, для разнообразия, могла бы злиться.
Потому что я уже чертовски устала грустить.
Я подъехала и, притормозив возле голубого почтового ящика рядом с почтой, вытащила из своей бесформенной пушистой сумки леопардовой расцветки помятый конверт, адресованный Рекруту Рональду Макнайту. И замерла в нерешительности, глядя на письмо. Порвать его, как предлагала мама, или же сказать «хрен с ним»?
Как бы мне ни хотелось со всем покончить, было страшно отправлять письмо. Я знала, что от этих моих слов Рыцарь взбесится. По-настоящему.
А когда Рональд Макнайт впадал в бешенство, люди вокруг страдали. И исчезали.
Людям разбивали головы бейсбольной битой.
Гудок, раздавшийся позади, испугал меня, и мое тело среагировало машинально. Левая рука высунулась в окно и швырнула тикающую бомбу в прорезь почтового ящика. Левая нога выжала сцепление. Правая нога надавила на газ, но моя координация была настолько слабой, что машина скакнула вперед, дико затряслась и заглохла.
Почти так же, как мое сердце, когда я поняла, какую херню только что сотворила.
Рекр. Рональд Макнайт
Отдел Рекрутов Морского Корпуса
283 Бульвар Де Франс
Пэррис Айленд, ЮК 29905
22 июня 1998
Дорогой Рыцарь,
Пег дала мне твой адрес. Надеюсь, ты не против.
Вообще-то мне насрать, против ты или нет. Я тебя больше не боюсь, потому что тебя ни хрена тут нету. Ты уехал в Морской Корпус служить своей стране и беречь меня от жизни с тобой. Верно? Ты же мне так сказал?
Ну, а Ланс Хайтауэр рассказал мне тут другую историю, которая началась с того, что ты давал ему сосать свой член на студенческой парковке, а кончилась тем, что ты отлупил его в клочья и устроил так, чтобы на следующий день его исключили из школы. Я всегда подозревала, что это ты его заложил. Я думала, это потому, что ты разозлился из-за того, что он давал мне мет, но это ведь не имело отношения ко мне, да? Ты хотел убрать Ланса, чтобы не вспоминать о том, что ты с ним делал.
Я сперва не хотела в это верить, но чем больше я думала, тем больший все это имело смысл. Ты всегда говорил, что Ланс – гей, даже до того, как он признался. Я видела вас в тот день вдвоем на парковке. Ты в тот же день избил его. Ты принимал стероиды, водил свой жуткий грузовик и одевался как скинхед. Ты поступил в десант.
Ты все время боролся со своей сущностью, пряча это под всевозможными мужскими штуками, которые только мог придумать. А когда все это не сработало, ты убежал от этого всего.
Мне все равно, гей ты, би или просто ни хрена не понимаешь. Дело не в этом. Дело в том, что, кто бы ты ни был, ты скрывал это от меня. Ты заставил меня поверить, что то, что у нас было, было настоящим. Но это все была иллюзия, верно? Ты никогда меня не любил. Ты мне врал. Ты мной манипулировал. Ты превратил мою жизнь в ад. А теперь я узнала, что ты мне еще и изменял.
Я не жду от тебя объяснений. И даже не хочу их. Я уверена, что бы ты ни сказал, это все равно снова будет чертово вранье. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я наконец знаю правду.
Может, теперь это не будет так дико болеть.
Счастливо.
ББ.
Глава 4
– Джулс, у меня через два часа чертова свиданка, а я ни хрена не знаю, что мне надеть! Ты мне нужна! – Зажав свою блестящую «нокиа» между плечом и щекой, я подпрыгивала на месте, стараясь втиснуться в виниловые штаны питоновой расцветки.
– Свиданка? Да ты последние две недели от депрессии из дому выйти не могла, а тут вдруг у тебя свиданка? С кем это ты намылилась? С почтальоном? Потому что, я уверена, это единственный парень, которого ты видела после учебного года.
Джульет даже в лучшие дни была резкой, а уж теперь, когда ее бойфренд был в тюрьме, а сама она сидела дома с младенцем, она стала злющей гормональной сукой. Хотя я не возражала. Разговор с ней всегда напоминал мне, что у других бывает похуже моего.
– Уж кто бы говорил. Я уверена, ты и сама не выходишь из дому, – поддразнила я.
– Я только что родила, на хрен! У меня сиськи текут. Я все еще в шмотках для беременных, и я три дня не была в душе!
Рассмеявшись, я сунула ноги в свои потрепанные черные бойцовские ботинки.
– Отговорочки. Итак, вернемся ко мне. Я думаю – питоновые штаны, ботинки, ясно дело, и, может, простой черный топ. Я хочу быть секси, но не напряжно. Этому парню, думаю, уже за двадцать.
– Вообще-то у нас сейчас июнь, забыла? Там, типа, сто градусов на улице. Не знаю, как ты собираешься выжить в этих штанах из кожзама и в своих говнодавах.
– Я мерзну в шортах! – взвыла я, отстраняя телефон от уха, чтобы просунуть свою руку-палку в бретельку черного кружевного топа.
– А во-вторых, этот взрослый мужик знает, сколько тебе?
– А какая разница? Я достаточно взрослая. Шестнадцать – официальный возраст согласия в Джорджии. И потом, твоему-то было вообще двадцать шесть, – ответила я более ядовито, чем собиралась.
– Бывшему. И, гос-споди, успокойся ты, Судья Джуди. Я просто спросила.
– Извини. Фу. Я психую. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня как на младенца, понимаешь? – Я встала перед своим зеркалом в полный рост и повертелась во все стороны. С моей черной подводкой и красным лифчиком «вандербра» на водяной подушке я выглядела на все семнадцать. Ну почти.
– Ну, и кто же этот счастливчик? – пошла ва-банк Джульет.
– Ой, Джулс, он такой милый, – заверещала я. – Его зовут Харли, он механик в гараже, где я сегодня меняла колеса, и у него обе руки в тату, и пирсинг в нижней губе, и он так офигенно флиртует, и у него такие секси светлые волосы, и, боже, – я перевела дух, – он водит охрененный «Босс 429» 1969 года! Ну, или, может, это 302-й, но я почти уверена, что 429-й! И я думаю, он может дать мне порулить…
– Харли Джеймс? – перебила меня Джульет, и ее тон прозвучал с гора-а-а-аздо меньшим энтузиазмом, чем мой.
– Ага! – Это было имя, которое механик забил в мой телефон, прежде чем я уехала из гаража. – Ты его знаешь?
– Да его все знают! Он, типа, был главным панком в Персиковой Старшей! Разве ты не помнишь? Такие светлые волосы, как у Билли Идола, и его выперли из школы в одиннадцатом классе за то, что он дал в морду завучу! О, и я слышала, он к тому времени переспал чуть ли не с сотней девчонок.
Я припоминала какие-то такие слухи, но мы тогда были, типа, классе в шестом, так что они не произвели на нас большого впечатления. Плюс я тогда помирала по другому шикарному панк-рок-богу в собственном классе – Лансу Хайтауэру.
– А, ну да, – сказала я, притворяясь, что помню, о ком она говорит, и продолжая рыться в своей косметичке.
– Так что, детка, лучше предохраняйся, – предупредила Джульет. – Этот парень – бабник.
– Ладно, мамочка, – проскулила я. – А как ты думаешь, бабникам нравится светлая или яркая помада?
– Лучше выбирай светлую, с учетом того, что она потом может размазаться по всему его члену.
– Фу! – завизжала я, и Джулс разразилась утробным смехом. Было так здорово снова его услышать, даже если она смеялась надо мной.
– Черт, кажется, я разбудила младенца, – сказала Джульет, отсмеявшись. – Тьфу ты. Вот, кстати, еще одна причина предохраняться. Это – хуже всего.
– Детка, я видела, как ты его рожала. Поверь мне, я с тех пор жру противозачаточные, как конфеты.
Джульет хихикнула, но я услышала печаль в ее смешке.
– Веселись, – сказала она, и вой на заднем плане сменился хлюпаньем и чавканьем. – И берегись.
– Что, твоя сиська сейчас у кого-то во рту, да? – спросила я, пытаясь разрядить обстановку.
– Ну да, – сказала Джульет. – Думаешь, одна ты тут делом занимаешься?
Глава 5
Хоть я и старалась точно следовать всем указаниям, нацарапанным на обороте квитанции из A&J Auto, я все равно раза три пропустила нужный поворот. Харли предупредил, что там не будет никаких указателей, но он ничего не сказал о том, что улица окажется в процессе зарастания чертовым лесом.
«Ничего, это не опасно, – думала я, пробираясь со скоростью десять километров в час по тому, что, возможно, было проездом к сараю для изнасилований. – Взрослый человек, которого ты никогда раньше не видела, назначил тебе встречу в месте без адреса и без указателей, посреди чертова леса, и ты согласилась, потому что он сказал, что, может, даст тебе порулить своей машиной. Тупица, да ты бы лучше сразу забралась в фургон к незнакомцу за конфеткой».
Но мой извечный идиотский оптимизм отказывался слышать голос разума, огрызаясь в ответ: «Ну да, но я же видела и конфету, и незнакомца. И они стоили того, чтоб залезть в тот фургон».
Как раз в этот момент дорога вышла на вершину холма, и меня неожиданно ослепило шестичасовое летнее солнце. Опуская темные очки в оправе в форме красного сердечка с макушки на лицо, я притормозила почти до полной остановки и уставилась на кратер размером со стадион, лежащий внизу. Он выглядел так, словно подрядчик расчистил место для постройки квартала. Там были проложены и покрыты асфальтом основные улицы – большой овал и несколько проездов тут и там, но не было никаких домов. И никаких котлованов. Там не было ни переносных сортиров, ни строительных вагончиков, вообще никаких следов никакого строительства. Там были только грязь, асфальт и самая сексуальная в мире машина.
«Босс» был припаркован у подножия холма, и, хотя на него нещадно светило солнце, он не блестел и уж точно не сиял. Матовое черное покрытие поглощало свет и пожирало его, как матовая черная дыра на матовых черных колесах.
И, опираясь на нее – с сигаретой, в черных брезентовых штанах, черных ботинках, с цепью и в черной майке, – стоял человек, достойный ее водить.
Харли чертов Джеймс.
Услыхав, как я спускаюсь с холма, Харли поднял голову и улыбнулся, отчего я стала нервничать немного меньше. Или больше? Может быть, нервничать меньше, а заводиться больше? Но, как бы там ни было, это повлияло на мой мозг, потому что, доехав до него, я переключила машину на первую передачу, подняла ручной тормоз и сняла ногу со сцепления… И все это – не выключая мотора. Машина затряслась, скакнула вперед и великолепнейшим образом заглохла.
Взвизгнув, я закрыла лицо руками, а Харли, не спеша, пошел ко мне.
«Биби, будь крутой, крутой. Ты же крутая. Верно? Ну так и будь крутой. Что сделала бы крутая телка, если бы заглохла на глазах суперкрутого взрослого мужика?»
Отняв руки от лица, я судорожно огляделась в поисках сигареты. Закурив дрожащими пальцами, я выдохнула и, прежде чем открыть дверь машины, произнесла безмолвную молитву.
Меня тут же окутало густым влажным воздухом и раскатистым звуком хрипловатого смеха Харли. Я повернулась на сиденье боком, спустила свои пятикилограммовые ботинки со стальными носами на землю и оглядела снизу вверх длинное, стройное тело Харли. Мое сердце стучало, а щеки пылали, но я выпустила неспешную, густую струю дыма и попыталась сделать вид, словно это не я только что позорно заглохла на виду у знаменитого плохого парня.
– Привет, – сказала я, заставляя себя взглянуть ему прямо в глаза и благодаря боженьку за укрытие в виде больших темных очков.
Харли был даже круче, чем в первую встречу. Прошло всего несколько часов, но от самого факта, что он был одет как панк-рокер, у меня защипало соски. Он был самым крутым чуваком, какого я знала, а ведь он даже не старался. А это лицо? Черт возьми.
– Привет, – хохотнул Харли, протягивая мне обе руки ладонями вверх.
Зажав сигарету в зубах, я положила на них свои руки, позволяя ему вынуть меня из машины. Прежде чем отпустить, Харли провел своими мозолистыми пальцами по тыльным сторонам моих ладоней. От этого ощущения у меня сжалось все нутро.
– Знаешь, есть ведь и лучшие способы угробить мотор, – поддразнил он.
Я закатила глаза за очками и выпустила клуб дыма из угла рта.
– Знаю, – сказала я. – Но я хотела въехать эффектно.
Я снова заставила себя встретиться с Харли глазами, и у меня захватило дыхание. Черт побери. Даже когда он улыбался, со своими голубыми щенячьими глазами и этой пухлой нижней губой с кольцом, он казался надувшим губы.
– В «мустангах» такое тугое сцепление, – произнес он голосом, напоминающим одновременно наждак и сахар. – Может, тебе стоило начать с мотороллера?
Изобразив оскорбленный вид, я стукнула его по груди.
– Черт, девушка! Ты первая начала, – рассмеялся Харли, прикрываясь рукой, словно я собиралась на него напасть.
– Да, но ты-то водишь вот это, – показала я пальцем через плечо. – Даже если кто-то назовет мотороллером твою маму, ты можешь ответить, типа, «Что-что? Простите, я вас не слышу из-за мотора своего „Босс 429“».
Захлопнув свою дверцу, я оперлась на нее, чувствуя, что у меня подгибаются коленки и мне нужна какая-то опора.
Харли ухмыльнулся.
– А я думал, ты не можешь различить 302-й и 429-й, – сказал он с плутовской искоркой в глазах.
– Скажем так – если ты заставил меня притащиться в такую даль из-за несчастного мелкого 302-го, я буду сильно разочарована.
Харли улыбнулся во весь рот, и я заметила, что у него есть щелка между передними зубами. Крохотное расстояние, но его было достаточно, чтобы я расслабилась. У меня тоже такое было. Даже после двух лет в брекетах оно все равно не исчезло до конца. Но оно мне нравилось. Люди говорили, с ним я похожа на Мадонну. Такую Мадонну без сисек, бритую и весом сорок два кило.
– Ну, давай тогда покончим с твоим разочарованием.
Харли взял меня под руку и подвел к водительской дверце своего матового оргазма на колесах. Как будто бы я вот так бы в него и села. Как будто это была «хонда аккорд» или еще какое дерьмо. Отпустив локоть Харли, я продолжала идти, обходя машину два, три, пятнадцать раз. Это как смотреть на Мону Лизу. Или на алмаз Хоупа. Удивительно, что это произведение искусства не было окружено защитой из лазерных лучей.
Я оглянулась на Харли. Он явно наслаждался моим восхищением. Я была уверена, что тут, в пригородах Атланты, никто даже представления не имел, насколько потрясающей была эта машина. На всех аукционах классических машин, которые мы с папой смотрели по телевизору, «Босс 429» всегда уходил больше чем за сто тысяч долларов. Каким образом мог кто-то, не закончивший школу, рассекать на такой?
«Ну, он же механик, – сказал оптимистический голос в моей голове. – Может, он сам собрал ее по кусочкам. Может, он сложил ее из лишних запчастей, и теперь она стоит шесть нулей. Может, он предприниматель с огромным потенциалом».
«А может, он торгует наркотиками», – отозвалась рациональная сторона.
Харли наклонил голову набок, прищурился на солнце и спросил:
– Ну, ты собираешься ее завести? Или так и будешь глядеть, как на кусок мяса?
– Харли Джеймс, ты феминист? – спросила я с ухмылкой, когда он открыл для меня водительскую дверь.
– Конечно, – ответил он.
Я отшвырнула сигарету перед тем, как сесть – о-о-о, зуб даю, это выглядело так круто, – и подавила в себе непреодолимое желание обхватить его руками за талию и вдохнуть его запах, пока подныривала ему под руку. Наверняка он пахнет потом и машинным маслом. А я, готова поспорить, воняю потом. Потому что мои резиново-питоновые штаны в облипку все пропитались им изнутри.
Как только моя обтянутая винилом задница коснулась обтянутого кожей сиденья, я испустила тихий стон. Я сидела в машине моей мечты, и она вся пахла кожей и тестостероном. Если рай существует, то, я уверена, я как раз в нем и сидела.
Харли обошел вокруг и сел на пассажирское место, оставив обе дверцы нараспашку, чтобы мы там не сварились заживо.
Я провела руками по деревянной обшивке руля и в восхищении повернулась к нему.
– Ты все оставил оригинальным, – сказала я, любуясь ореховым деревом.
– Кроме приборов, ремней, педалей и коробки скоростей, – хихикнул Харли. – Но да, руль я не трогал. Эта штука слишком клевая, чтоб ее менять. Где ты в последний раз видела деревянный руль?
– Кажется, у бабушки в «бьюике» был, – вырвалось у меня.
Харли вскинул руку, указывая мне на открытую дверь.
– Выходи отсюда! – велел он, нахмурившись на секунду. И тут же снова вернул на место свою хулиганскую улыбку.
Выдохнув, я пихнула его в татуированное плечо.
– Не делай так, зараза!
Харли так широко улыбнулся, что, казалось, его нижнюю губу разорвет пронизывающее ее кольцо.
Сунув руку в карман, он вытащил ключи. И воткнул один из них в зажигание.
– Ну, раз ты не собираешься выходить, давай посмотрим, что тут у нас, – сказал он, поднимая брови и глядя на меня своими прелестными щенячьими глазами. – Заведи ее и скажи мне, что у нее там внутри.
Господи, да разве я умею заводить машину? У меня и своя-то всего чуть больше суток.
«Ну, ладно… левая нога, сцепление… Правая – тормоз. Э-э… первая передача? Первая. Опустить ручник…»
Поглядев на центральную консоль, где находился ручник в моей машине, я не обнаружила ничего, кроме гладкого дерева и пачки «Кэмел лайтс».
Черт.
Я взглянула на Харли, который с восторгом наблюдал за мной, и сказала:
– Прости, чувак. Твоя тачка, похоже, сломана. Кто-то забыл установить тут ручной тормоз.
От вырвавшегося у него смеха бурлящее в моей груди чувство из тревоги стало обожанием. Рассмешить Рыцаря было ужасно трудно. Даже заставить этого злюку улыбнуться было для меня единственным поводом вставать по утрам. Это всегда было испытанием, а иногда – единственным способом удержать его от того, чтобы он никого не убил. Но Харли улыбался просто так. Он смеялся. Дразнил. Играл. Флиртовал. Господи, да он просто был счастливым. Я раньше тоже была счастливой, до того, как все рухнуло и стало дерьмом. А с Харли мне удавалось вспомнить, как это было раньше.
Я начала думать, что мы с Харли одинаковые. Настолько же, насколько мы были разными с Рыцарем. И мне это нравилось.
Харли наклонился вперед так, что его лицо было в сантиметрах от моего. Потом он коснулся ручки под рулем. Постучав по ней пальцами, он сказал:
– Выжми сцепление и тормоз одновременно, а потом нажимай сюда.
Я сделала, как он велел, и мне не оставалось больше ничего, кроме как повернуть ключ. Сделав глубокий вдох, я завела мотор. Двигатель ожил, вся машина задрожала, а у меня внезапно намокли трусики.
– Теперь добавь газу, но не снимай ногу со сцепления, – крикнул Харли через рычание своей секс-машины.
Я осторожно коснулась педали газа покрытым сталью большим пальцем и увидела, как стрелка тахометра, считающая обороты двигателя, взлетела, а кабину наполнил оглушающий рев. Это не 302-й. У меня упала челюсть. Вытаращив глаза, я уставилась на Харли. А он протянул руку, поднял очки сердечком на мою бритую макушку и улыбнулся.
– Ну? Ты не зря притащилась в такую даль? – спросил он, наклонив голову набок.
Я только помотала головой с разинутым ртом, не в силах сказать ничего остроумного. Я была уничтожена.
– А сейчас, – Харли указал на педали, – добавь совсем чуть-чуть газу и держи его, пока будешь отпускать сцепление.
Я снова помотала головой.
– Ты не хочешь ее поводить? – нахмурился он.
Снова мотание.
– Леди, закройте дверь, возьмите руль в руки и уберите ногу со сцепления.
БОжеБожеБожеБожеБоже…
Ну как, как я могла управлять этим самолетом на колесах, когда я и своими-то конечностями управляла с трудом?
Я осторожно закрыла дверцу, взялась за руль в позиции десять и два – точно так же, как я делала, сдавая экзамен по вождению, – и слегка нажала на газ. Рев усилился, я резко сглотнула, расправила плечи и приподняла ногу со сцепления.
«Умоляю, только не заглохни. Только не заглохни. Только не…»
Машина рванула вперед, как ракета, впечатав мой затылок в подголовник. Я сняла ногу с газа, чтобы замедлиться, но это, очевидно, было ошибкой, потому что машина начала дергаться и подпрыгивать, как чертов конь, именем которого и называлась.
– Больше газу! – заорал Харли.
Я ударила ногой по газу, сильнее, чем собиралась, и «босс» на полной скорости влетел в первый поворот на овальной улице.
– Передачу!
Черт.
Я перешла на вторую, и это вообще-то оказалось нетрудно. Это было знакомо.
– Теперь, поворачивая, слегка убавь газ.
Я послушалась, выдохнув с облегчением, когда машина не подпрыгнула снова.
– Вот так. Теперь, когда ты уже ее чувствуешь, можешь на прямой переходить на третью. А на поворотах втыкай нейтраль, жми тормоз и в ту же секунду снова переходи на передачу.
Хотя в моих залитых адреналином ушах все это звучало примерно как греческий язык, Харли удалось провести меня по всем поворотам.
После десятка кругов я уже рулила сама и наконец сумела разжать мертвую хватку на руле настолько, что начала чувствовать собственные пальцы. После пятнадцати я начала ощущать езду. А после двадцати поняла, что мне, пожалуй, нужна сигарета после секса.
Я остановилась возле сиротской версии чудовища, которое только что почти приручила, и… позорно заглохла.
– О боже! – вскрикнула я, лупя себя по коленкам. – Я дико извиняюсь!
Я думала, Харли оторвет мне голову, но он просто рассмеялся и сказал:
– Знаешь, может, тебе стоит попробовать в следующий раз воспользоваться ключом? Это тоже работает.
Я его люблю. Вот правда. Просто люблю.
Я встретилась взглядом с этим парнем с детским лицом и с удивлением поняла, что не хочу отворачиваться. Встречаться взглядом с Рыцарем было все равно что смотреть в глаза зомби. У него были такие бледные глаза. Холодные. Расчетливые и немигающие. Безжалостные и убивающие. А у Харли глаза были яркими. Игривыми. Живыми. Когда он смотрел на меня, мне не казалось, что меня изучают и препарируют. Мне казалось, что я просто обмениваюсь шуткой с приятелем.
Упиваясь зрелищем его спутанных светлых волос, хулиганских голубых глаз, пухлой нижней губы и веселой ауры, я осознала, что Харли Джеймс только что стал моим самым любимым существом на этой планете. Ну и что, что мы знакомы всего шесть часов? Харли Джеймс будет моим Самым Лучшим Другом.
Возможно, даже с преимуществами.
Черная машина с черным салоном, долго простоявшая на ярком солнце, – не то место, где стоит пытаться познакомиться с кем-то поближе. Харли врубил кондиционер на полную мощность, но он просто не мог справиться с жаром, идущим от раскаленного двигателя, с солнцем Джорджии и с моими пылающими гормонами. Харли спросил, не хочу ли я пойти куда-нибудь, где попрохладнее, может, чего-то перекусить, и при упоминании о еде мой желудок заурчал почти так же громко, как его двигатель в 429 кубических дюймов.
Я еще ничего не ела в тот день, а было уже почти семь. Месяц назад я побывала в больнице с анорексией, когда упала в обморок в родильном зале после того, как Джульет родила Ромео. Это напугало меня. Испуга хватило примерно дня на два.
Я знала, что мне нужно есть. Мне просто не хотелось. Никогда. Это кислотное ощущение в пустом животе придавало мне ощущение контроля. Я все контролирую. И это приятно отвлекало от той эмоциональной боли, в которой я тонула, потеряв практически всех, к кому была привязана, за какие-то несколько недель.
Но общество Харли отвлекало еще лучше – настолько, что я была готова слопать десяток булочек с сырной начинкой, зажаренных в беконном жиру, и искупаться в жидких калориях, лишь бы ничего не кончалось.
Харли рассмеялся на мое животное выступление и сказал, чтоб я ехала за ним в Дом Вафель дальше по улице.
Чертов Дом Вафель.
Там было наше первое свидание с Рыцарем. Блин, у меня прямо схема.
Мне было ужасно жаль отдавать Харли ключ от этого прекрасного зверя, но вести свою машину после двадцати минут сражения с «боссом» было в миллион раз проще. Я даже не заглохла, остановившись рядом с Харли возле забегаловки. Он заметил и слегка поаплодировал, пока я выходила из машины.
– Ты попробовала эту штуку с ключом, да? – поддразнил он, закуривая.
– Ага, но мой способ мне больше нравится, – ответила я, ища в сумке свои сигареты. – Гораздо эффектнее.
Харли встал передо мной, своей тенью заслонив от ослепляющего солнца, и протянул мне свою сигарету так, что фильтр оказался в нескольких сантиметрах от моих губ. Эта сигарета только что была у него во рту. Я скользнула взглядом по своей сумке, по выпачканным машинным маслом пальцам Харли, по пламени и узорам на его руке, к его глазам, которые были вызывающе прищурены. Его жест был интимным, как прелюдия. Он проверял, как я отнесусь к идее обмена слюной. Ну что ж, мне понравилось, и я дала ему это понять, обхватив губами фильтр, закусив его и вырвав всю сигарету у него из руки.
С зажатой в зубах сигаретой я ухмыльнулась и сказала:
– Спасибо.
Харли одобрительно улыбнулся.
– Всегда пожалуйста.
В его ответе было обещание, от которого у меня свело промежность.
Он закурил другую сигарету и провел меня в кафешку. В Доме Вафель не рассаживали посетителей, и Харли сам выбрал стол у окна. Я была уверена – он сделал это, чтобы присматривать за «боссом». Если бы я ездила на стотысячедолларовой машине, я бы, наверное, тоже не захотела выпускать ее из виду.
– Так что это было за место? – спросила я, указывая пальцем в ту сторону, откуда мы приехали.
– Трек-то? – Харли подвинул в центр стола пластиковую пепельницу и стряхнул пепел. – Там начали строить жилой квартал, но потом подрядчик остановил стройку, сделав только дороги. Формально все это – частная собственность, но, поскольку ее владелец смылся из города, никто не будет заявлять на нас за нарушение. А копы не могут помешать нам устраивать там гонки.
– Так там гоняют?
– Еще как. Почти каждые выходные. – Харли поглядел на меня, как будто что-то прикидывая, прикусил уголок рта и наклонил голову набок. Потом направил в мою сторону два пальца с зажатой между ними сигаретой и сказал: – Ты тоже будешь там гонять.
Фыркнув, я замотала головой.
– Да ни хрена-а-а-а, – ответила я, складывая руки в универсальный знак «ни хрена». – Я реально только что получила права.
Официантка крикнула из-за стойки, что подойдет к нам через минуту. Харли проигнорировал ее.
– Именно поэтому ты и будешь выигрывать, – сказал он с хитрой улыбкой. – Никто не будет ставить на малышку на заводской пятерке.
Малышка.
Его слова ужалили меня. Я не была малышкой. Ну, то есть была, но не хотела, чтобы он считал меня ею.
– Пригонишь машину ко мне в гараж, – продолжал он, – и зуб даю, что смогу засунуть в эту штуку четыре сотни лошадей. Не то чтоб тебе это надо. В пятерках и без того стоит серьезный движок. – Харли кивнул в окно на наши похожие черные «мустанги». – Ты можешь заработать хренову кучу денег на этой штуке, леди.
– Так давай это будешь ты, – сказала я, гася сигарету.
– Не могу, – ответил Харли, пожимая плечами. – Никто больше не ставит против меня. Если б я не начал иногда сливать гонки, мне бы вообще пришлось искать другой трек.
– Так вот как ты смог купить такую крутую тачку? Гонки? – В ту же секунду, как вопрос вырвался у меня изо рта, я зажмурилась, сожалея о нем. Это вообще было не мое дело.
Харли поджал свои прелестные губы.
– Ну да, – ответил он наконец. – Можно и так сказать.
Официантка подошла и приняла наш заказ, даже не пытаясь скрыть свое раздражение нашим присутствием. Мы с Харли заказали одно и то же – их знаменитые оладьи и кофе. Я вообще ненавидела кофе, но это же так по-взрослому. Верно?
Взрослые = кофе
Малышки ≠ кофе
Значит, ББ + кофе ≠ малышка
Напихав в свою кружку с дымящейся черной пакостью как минимум пять пакетиков сливок, весь лед из своего стакана с водой и пятнадцать пакетиков сахара, я подняла голову и заметила, что Харли усмехается, глядя на меня из-за своей кружки.
– Что? – рявкнула я, раздраженная из-за своей непривычки к кофе.
– Ничего, – ответил Харли, делая глоток жидкости, напоминающей чернила каракатицы.
– А ты пьешь эту дрянь черной? – спросила я.
Харли пожал плечами.
– Работая в гараже, к этому привыкаешь. У этих козлов вечно нет ни сливок, ни сахару.
«Господи. Да он еще старше, чем я думала».
По лицу ему можно было дать восемнадцать, но эти выцветшие тату, покрытые маслом руки, широкие плечи, потрепанный вид, дорогущая до жопы машина и супервзрослые кофейные привычки во весь голос кричали о другом.
