Блаженный Августин
Исповедь

Полная версия

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

(ИС 14-404-0359)

Печатается по изданию:

Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского. Т 7. Ч 1. Киев: Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого (б. Давиденко), 1880. Из журнала «Труды Киевской Духовной Академии» за 1866, 1867 и 1868 гг.

© Издательство «Благовест» – текст, оформление, оригинал-макет, 2014

Предисловие

Христианский святой, богослов и философ, блаженный Аврелий Августин родился в 354 году в Тагасте. Его мать Моника была христианкой, а отец язычником. В 370 году родители послали сына учиться в Карфаген. В совершенстве овладев латынью, Августин стал учителем грамматики в Тагасте, затем в Карфагене, а в 383 году уехал преподавать в Рим. Затем друзья помогли ему устроиться преподавателем риторики в Милане. Там в 386 году он после многолетних духовных исканий, внутренней борьбы и пребывания вдали от истинного Бога принял христианство, крестившись у святителя Амвросия Медиоланского. После этого Августин вернулся в Африку, где Валерий, епископ Гиппона, уговорил его остаться при церкви и рукоположил в пресвитеры. С 391 года Августин начал учить и проповедовать в качестве помощника Валерия, а в 395 году стал его преемником. На кафедре епископа Гиппонского Августин преданно служил Африканской Церкви. В 430 году во время осады города испанскими вандалами он скончался.

Сочинения блаженного Августина пользовались большой популярностью в России издавна. Перевод их на славянский язык имелся уже, по крайней мере, в начале XVI века.

В книге «Исповедь» Августин раскрывает самые тонкие нюансы своей духовной борьбы, очень искренно описывает свою жизнь и основы своей веры во Христа, к которой он пришел после долгих лет пребывания в секте манихеев, мучительной внутренней борьбы и раздумий в поисках Истины.

Но помимо собственных исканий в этом труде философа-богослова нашли отражение и его основные идеи, учение. В «Исповеди» блж. Августин много рассуждает о категориях времени и пространства.

На русский язык «Исповедь» блаженного Августина впервые была переведена в 1787 году проповедником Московской Духовной Академии иеромонахом Агапитом.

Новый русский перевод «Исповеди» блаженного Августина, который и приводится ниже, был издан при журнале «Труды Киевской Духовной Академии» в 1866–1869 годах. Изданию этому покровительствовала императрица Мария Александровна, супруга императора Александра II. Без изменений оно было переиздано в 1880, 1901 и 1914 годах.

Киевский переводчик старался как можно ближе держаться латинского подлинника. Он сохранил общие латинские обороты и делал попытки передать даже оригинальные особенности латинского языка блж. Августина. Во многих случаях эти попытки не имели успеха и переводчик в примечаниях приводил подлинный текст и указывал на невозможность сохранить в русском переводе оригинальную особенность речи блж. Августина.

Стоит еще добавить, что «Исповедь» святого Августина – это не просто его автобиография. Но прежде всего – это богословские размышления святого о себе самом и своих отношениях с личным Богом-Творцом. Поэтому, эта книга будет очень полезна для тех, кто в нашем земном мире искренно ищет истинного Бога, ищет Истину, желает спасти себя от греха и заблуждений века сего, от вечной погибели, желает стать настоящим христианином.

Андрей Плюснин

Книга первая

После воззвания к Богу блаженный Августин вспоминает о первом времени жизни своей до пятнадцатилетнего возраста. – Сознается в грехах своего младенчества и отрочества. – Говорит, что в эти лета он склонен был ко всяким детским играм и забавам более, чем к занятиям наукой.

Глава 1

Велий еси, Господи, и хвален зело, велия крепость Твоя и разума Твоего несть числа (Пс. 144, 3; 145, 6). И человек, эта малейшая часть создания Твоего, хочет восхвалять Тебя; человек, носящий в себе смертность свою и повсюду заявляющий свидетельство греховности своей и Твоего противления гордым. И этот человек, столь маловажное звено в творении Твоем, дерзает воспевать Тебе хвалу. Но Ты Сам возбуждаешь его к тому, чтобы он находил блаженство в прославлении Тебя, ибо Ты создал нас для Себя, и душа наша дотоле томится, не находя себе покоя, доколе не успокоится в Тебе. Даруй же мне, Господи, уразуметь, не прежде ли должен я призывать Тебя, а потом славить Тебя? И не прежде ли я должен познать Тебя, нежели призывать? И кто призовет Тебя, не зная Тебя? Не зная Тебя, можно призывать иного вместо Тебя. Или, лучше, призывать Тебя, чтобы познать Тебя? Но как призывать того, в кого не уверовали? Или как веровать без проповедующего? (Рим. 10, 14) И восхвалят Господа взыекающие Его. Ибо ищущие только могут обрести Его и обретающие могут славословить Его. Итак, взыщу Тебя, Господи, призывая Тебя, и призову Тебя, веруя в Тебя, ибо Тебя проповедали нам. Призывает Тебя, Господи, вера моя, которую Ты даровал мне, которую Ты вдохнул в меня человеколюбием Сына Твоего, служением Благовестника Твоего.

Глава 2

И как же я призову Бога моего, Бога и Господа моего? Взывая к Нему, я, конечно, стану звать Его в себя самого. А где же место во мне, куда вселился бы в меня Бог мой? Где Бог вселится во мне, Бог, сотворивший небо и землю? Так ли, Господи Боже мой, есть ли действительно что нибудь во мне, что бы могло воспринять Тебя? Сами небо и земля, созданные Тобою, вместе с которыми создал Ты и меня, вмещают ли Тебя? Или, если все сущее не существовало бы без Тебя, то не следует ли из того, что Ты всему сущему должен быть присущ и ничто не может быть чуждо Тебя? И так как я существую в ряду Твоих тварей, то зачем мне и домогаться, чтобы Ты взошел в храмину души моей и водворился в ней, когда я и существовать не мог бы, если бы Ты не был во мне? Я еще не во аде, но Ты и там; и если сойду во ад, Ты – везде, и там, и здесь (см. Пс. 138, 8). Да! меня, не было бы, Боже мой; я вовсе не существовал бы, если бы Ты не был во мне; или – точнее – не существовал бы, если бы не был в Тебе, из Которого все, в Котором все. Так, Господи, так! Куда же я после сего зову Тебя, когда я сам в Тебе? Или откуда Ты придешь ко мне? И куда деваться мне с неба и земли, чтобы оттуда мог снизойти ко мне Бог мой, изрекший: еда небо и землю не Аз наполняю (Иер. 23, 24)?

Глава 3

Итак, вмещают ли Тебя небо и земля, так как Ты наполняешь их? Или, наполняя их, остаешься все-таки невместимым, потому что не всего же Тебя вмещают? И куда изливаешь то, что остается от Тебя, наполняющего небо и землю? Или Тебе, содержащему все, нет нужды содержаться в чем-либо, поелику Ты что наполняешь – содержа наполняешь, нисколько не будучи содержим тем, что наполняешь? Не сосуды, наполняемые Тобою, делают Тебя неизменным и непреложным; сами они хотя разбиваются и сокрушаются, но Ты Сам в Себе не терпишь от того ущерба, нисколько не завися от них. А когда изливаешься на нас свыше, Ты не истощаешься Сам, а восполняешь нас, не ниспадаешь, а восстановляешь, не расточаешь Самого Себя, а собираешь нас – других. Но, наполняя Собою все, всем ли Собою наполняешь все? Или так как твари не могут вмещать Тебя – Творца своего – всецело, не вмещают ли они Тебя по частям? И притом – в одинаковой ли мере все, или в разных размерах порознь, то есть большие – больше, а меньшие – меньше? И поэтому не следует ли предполагать в Тебе части, и притом и большие и меньшие? или Ты везде весь, и ничто Тебя всего – всецело не вмещает?

Глава 4

Что же Ты такое, или кто Ты, Боже мой? что или кто, вопрошаю, как не Господь Бог? Ибо кто Господь, кроме Господа? или кто Бог, кроме Бога нашего? – Высочайший, совершеннейший, могущественнейший, всемогущественнейший, в высшей степени благой и милосердый и в высшей степени правосудный и справедливый, никому недоступный и всему присущий, красота благолепнейшая и великодушие непреоборимое и непостижимость неуловимая, Сам в Себе неизменяемый, а все изменяющий, ни нов, ни стар, никогда не обновляющийся и никогда не стареющийся, а все обновляющий и гордых в неведении состаревающий, и действующий всегда и покоющийся всегда, собирающий и ни в чем не нуждающийся, все носящий и наполняющий и поддерживающий, творящий и питающий и усовершающий, обо всем заботящийся и ни в чем не имеющий недостатка. Ты любишь, но не волнуешься; ревнуешь, но сохраняешь спокойствие; раскаиваешься, и не скорбишь; гневаешься, и не возмущаешься; изменяешь дела, но не переменяешь намерений; воспринимаешь, что обретаешь, никогда ничего не теряя; ни в чем не терпишь нужды и недостатка и всякому приобретению радуешься; чуждый всякого корыстолюбия, а требуешь роста и лихвы. Тебе воздается подобающая честь и слава, чтобы Тебя ублажить и как бы склонить к щедрости; но кто же что имеет, чего бы не воспринял от Тебя? Воздавая, уплачиваешь долги, никому не будучи должен: прощая, оставляешь долги, ничего через это не теряя. Но что все слова мои, о Боже мой, жизнь моя, божественная утеха и радость моя? И горе безмолвствующим о Тебе, когда и многоглаголивые немотствуют.

Глава 5

Кто же подаст мне успокоение в Тебе? Кто доставит мне это утешение, да снидешь и внидешь в душу мою и наполнишь Собою сердце мое, чтобы мне забыть все горе мое и Тебя – единое благо мое, воспринять и возлюбить? Что Ты для меня? Сжалься надо мною, чтобы мне не остаться безгласным, чтобы я мог сказать себе: что я сам для Тебя, что Ты заповедуешь мне любить Тебя, так что если я не стану любить Тебя, то Ты вознегодуешь на меня и поднимешь страшные бедствия? Велики ли или не так велики эти бедствия, если я не стану любить Тебя? Увы мне! Скажи мне, из сострадания Твоего ко мне, Господи Боже мой, что Ты для меня. Скажи душе моей: Я твое спасение. Скажи так, чтобы я услышал. Готово сердце мое и слух ушей моих пред Тобою, Господи; отверзи их и скажи душе моей: Я твое спасение. И побегу в след гласа сего и настигну Тебя. Не укрой от меня лица Твоего: я умру, но да не умру, прежде даже не увижу его.

Тесна храмина души моей, чтобы войти Тебе в нее и поместиться в ней: но ты расширь ее. Вся она – в развалинах: но Ты восстанови и обнови ее. Знаю и сознаюсь, что в ней есть много нечистот, которые могут оскорбить Твой взор; но кто очистить ее? Или к кому иному, кроме Тебя, обращусь и воззову: и от тайных моих (грехопадений) очисти меня, Господи, и от произвольных (грехов) удержи раба Твоего (Пс. 13, 14)? Верую, темже и глаголю (Пс. 115, 1; 2 Кор. 4, 13), Ты знаешь, Господи. Не пред Тобою ли исповедал я грехи мои, Боже мой, изобличая себя в них? И – Ты простил мне неправды мои, оставил нечестие сердца моего (Пс. 31, 5). Не вхожу в суд и состязание с Тобою, потому что Ты – истина; и я не хочу обманывать самого себя, да не солжет себе неправда моя (Пс. 26, 12). Да! не стану препираться и входить в суд с Тобою; ибо ежели на беззакония взирать будешь, Господи, Господи, кто устоит? (Пс. 129, 3).

Глава 6

При всем том позволь мне, Господи, хотя я – земля и пепел, – позволь и мне возвысить голос пред Твоим милосердием. Позволь мне это, ибо я буду говорить пред милосердием Твоим, а не пред человеком посмеивающимся. Быть может и Ты посмеешься надо мною, но Ты же, сжалившись, и помилосердствуешь обо мне. Ибо что я хочу сказать пред Тобою, Господи Боже мой? – Хочу начать с того, чего я не знаю и не постигаю, откуда я пришел сюда – в эту смертную жизнь, или жизненную смерть, откуда говорю, пришел я сюда. И меня, пришельца, восприняло сострадательное милосердие Твое и затем встретили меня Твои утешения, как слышал я от плотских родителей моих, отца и матери, из которых Ты образовал меня в определенный период времени; ибо я сам ничего этого не помню. Так воскормил меня на первых порах сладостью и утехою молока человеческого Твой Промысл. Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но Ты через них подавал мне – младенцу – пищу детскую, по закону природы, Тобою ей предначертанному, и по богатству щедрот Твоих, которыми Ты облагодетельствовал все твари по мере их потребностей. Ты также давал мне чувствовать и то, чтобы я не желал и не требовал этой пищи более того, сколько Ты подавал ее, и кормившим меня влагал стремление подавать мне то, что Ты им подавал. И они охотно, по естественному побуждению, подавали мне то, что в изобилии получили от Твоих щедрот. Ибо благо мое было вместе и их благом, и хотя ими передавалось мне, но происходило не от них, а только через них совершалось Тобою, так как всякое благо от Тебя исходит, Боже, и от Бога моего – все спасение мое. И я уразумел это уже впоследствии, от Тебя Самого, из тех благодатных даров, какие Ты подаешь нам.

А в то время я ничего не умел больше, как только сосать грудь матери, покоиться на ее лоне, утешаться ее ласками или же плакать при неприятных ощущениях телесных.

Потом я стал и улыбаться, сперва во сне, а потом и наяву. Это мне обо мне же рассказывали, и я поверил, потому что тоже самое видел и над другими младенцами, хотя того о себе не помню. И вот мало-помалу начал я различать окружающие меня предметы и старался передавать желания свои тем, которые могли бы удовлетворить мне, но не мог, потому что желания мои заключались во мне, а исполнители их вне меня, и ни одним чувством своим, ни каким чутьем не могли проникнуть в душу мою. Мне оставалось пользоваться разными телодвижениями и звуками голоса, как некоторыми знаками, соответствующими моим желаниям, и я делал знаки, какие только мог; но и эти знаки были бедны и маловыразительны, так что оказывались неудовлетворительными. И когда желаниям моим не удовлетворяли, или потому что не понимали меня, или потому что боялись повредить мне через исполнение моих желаний, я приходил в негодование и досадовал на старших себя, не подчинявшихся мне, не зависящих от меня, не слушающихся меня, и сам себя наказывал за то плачем. Таковы вообще дети-младенцы, сколько я мог узнать это из наблюдения над ними, и сам я был таков же; в этом те же не умещие говорить и не сознающие себя младенцы более уверяют меня, нежели сколько могли уверить меня многоречивые и сознавшие себя мои воспитатели.

И вот младенчество мое давно уже умерло для меня, а я все еще пока живу. Ты же, Господи, всегда живешь, и ничто не умирает в Тебе, потому что Ты всегда существуешь от начала веков и прежде всего, когда бы что ни существовало, и Ты – Бог и Владыка всего, сотворенного Тобою; у Тебя конечные причины всего преходящего, в Тебе непреложные начала всего изменяемого, и все, само по себе временное и само по себе неуяснимое, находит для себя в Тебе и у Тебя и вечную жизнь, и всегдашнее успокоение. Скажи же мне, припадающему к стопам Твоим и умоляющему Тебя, Боже мой, скажи, по милосердию Своему к недостойному рабу Твоему, скажи мне: предшествовал ли младенчеству моему какой-либо другой возраст жизни моей, для меня уже не существующий, или этот возраст ограничивался только тем состоянием, какое провел я в утробе матери моей? Ибо и об этом состоянии, проведенном мною в матерней утробе, сообщено мне некоторое понятие, да и сам я видел беременных женщин. Что же перед тем было со мною, Радость моя, Утеха моя, Боже мой, был ли я до того где-нибудь или чем-нибудь? И нет у меня никого, кто бы сказал мне что-нибудь на это: ни отец, ни мать, ни опыт над другими, ни память моя не могут дать мне ответа. О, не посмевайся надо мною, когда я спрашиваю об этом, Ты, заповедующий мне Тебя, Бога, славить и хвалить за все то, что познал я, и Тебя Господа исповедовать.

Исповедую Тебя и Тебе исповедуюсь, Господи Боже мой, Владыко неба и земли, хвалу Тебе воздавая и за то первобытное состояние мое, какое предшествовало младенчеству, и за самое младенчество мое, чего я не помню, но относительно чего дал Ты возможность человеку делать догадки и заключения из наблюдений над другими и о себе, и верить о себе многому на основании свидетельств кормилиц и нянек. Ибо я существовал и жил тогда еще, хотя знаков для выражения и сообщения другим чувств и ощущений бытия своего и жизни своей стал искать уже под конец младенчества. И откуда такое оживотворенное существо могло произойти, как не от Тебя, Господи? Есть ли и может ли быть такой художник, который бы сам себя сотворил? Или можно ли представить себе другую конечную причину нашего бытия и нашей жизни, кроме Тебя, Господи, как Творца и Зиждителя нашего, Которому нераздельно присущи бытие и жизнь, так как Ты Сам – высочайшее бытие и высочайшая жизнь? Ты – Всевышний и не изменяешься. Для Тебя настоящий день никогда не проходит, хотя он и в Тебе проходит, потому что и это все в Тебе; иначе не было бы для него путей прохождения, если бы Ты не содержал его в Себе. И поелику лета Твои не оскудевают (Пс. 101, 28), то эти лета Твои – не всегдашний ли, один и тот же непрерывный день? И сколько уже дней наших и предков наших протекло через этот Твой никогда и ни в чем не изменяющийся – всегда настоящий день, и из него или в нем получили видоизменения, как бы они ни видоизменялись, а сколько и еще пройдет их в разных видоизменениях, каковы бы эти изменения ни были, Ты всегда и неизменно один и тот же (там же); и все наше прошедшее и все наше будущее у Тебя совершается в вечнонастоящем. Что за беда, если кто и не поймет слов моих? Довольно для него, если он скажет: что это значит? Пусть удовольствуется и этим, а вместе с тем пусть возжелает лучше не ища находить Тебя, нежели ища не находить Тебя.

Глава 7

Услышь меня, Господи! Горе грехам человеческим! И это говорит человек, и Ты милосердствуешь о нем, потому что Ты сотворил его, греха же не сотворил в нем. Кто же изобразит мне младенчество мое и расскажет о грехах его? Ибо кто чист от греха перед Тобою? – Никто, ни даже младенец, хотя бы и один день жития его был на земле. Кто передаст мне это? Неужели какой-нибудь теперешний маленький ребенок, в котором я вижу то, чего не припоминаю о себе? Итак, в чем же я тогда погрешил или чем? Не грешил ли я тем, когда разевал рот и жадно ловил им сосцы матери с плачем? Ибо если бы я теперь стал делать это, разевая таким же образом рот свой, конечно, не на сосцы, а на соответствующую возрасту моему пищу, то надо мною стали бы смеяться, и я точно подвергнулся бы справедливым укоризнам. Следовательно, я делал тогда то, что заслуживало порицание; но так как я не понимал этого и не мог понимать, то и не было причины, да и незаконно было бы по принятым в обычае правилам ставить мне это в вину, ибо от подобных поступков мы освобождаемся и отчуждаемся уже с возрастом. Но я не видел, чтобы человек в полном уме, очищая дом от сора, вместе с сором выбрасывал и добрые вещи. Неужели же, по самому времени младенчества, неукоризненны и невинны были (чтобы не сказать добры) и эти поступки. Так, например, со слезами требовать чего-нибудь вредного, сердиться и досадовать на неподвластных себе, на старших себя, даже на родителей своих и других, имеющих уже смысл и разум, за то, что они не слушаются младенческих причуд, царапаясь и кусаясь, стараться по мере сил вредить за то, что не выполняют вредоносных требований. Нельзя упрекать и винить младенцев за слабость и немощь их членов, но их душевные свойства подлежат упрекам. Я видел сам завистливого ребенка: он еще не говорил, а между тем бросал взгляды на своего молочного брата с какою-то злобною горечью, досадою и бледностью. Кто этого не знает? Говорят, что матери-кормилицы замаливат в этом случае грехи свои и отмаливают такие недостатки в своих детях, не знаю только какими средствами. Разве и это – невинность, когда видишь, что у грудей матери, при обилии и совершенном достатке молока, один ребенок не терпит при себе другого, равно нуждающегося в этой пище и питающегося только ею. Конечно, на все это смотрят ласково и терпеливо, не потому, чтобы это было дело маловажное и ничего не значило, а потому, что с течением времени это должно пройти. И с этим, пожалуй, нельзя не соглашаться; но при всем том нельзя и не следует смотреть на это равнодушно, когда вслед затем, при дальнейшем возрасте ребенка, все подобные недостатки замечаются, не одобряются, преследуются.

Итак, Господи и Боже мой, давший жизнь младенцу и облекший его в тело, одаренное всеми чувствами, какие только мы видим в себе, Ты составил его из разных членов, дал ему прекрасный вид и для самосохранения его внедрил в него все стремления, все наклонности существа одушевленного, – Ты заповедуешь мне славить, исповедовать и воспевать имя Твое, Вышний; ибо Ты – Бог всемогущий и всеблагой, хотя бы Ты и одно это соделал, чего никто другой не может сделать, кроме Тебя одного, как высочайшего Художника, Который даешь и образ, и красоту, и строй всему по Своим законам. И этот впрочем возраст, Господи, который я прожил бессознательно, но о котором я знаю по вере из рассказов другпх и заключаю из наблюдения над другими младенцами, хотя все подобные сведения имеют значительную долю верности и точности, и этот возраст с грустью и неохотно причисляю к этой жизни моей, которою я живу в этом мире. Ибо сколько могу судить по темным и неуловимым воспоминаниям об этом возрасте, а еще более по совершенному отсутствию памятования о нем, я сравниваю его с состоянием пребывания моего в утробе матери. И если я уже в беззаконии зачат есмь и во гресех роди мя маши моя, то все-таки дерзаю вопрошать Тебя, Боже мой, где я – раб Твой, Господи, где или когда был я невинным? Но в тоже время и оставляю это время, о котором дерзнул я вопросить Тебя. Да и какое мне отношение к нему, когда нет у меня о нем никаких воспоминаний, никаких следов?