Утро началось с того, что я проклинал всю бюрократию Испании, пока пытался разобраться в переписке. Очередной строительный подрядчик прислал мне смету, которая была настолько раздутой, что даже самые прожженные дельцы с рынка недвижимости покрутили бы пальцем у виска.
Проблема была в том, что я не мог просто закрыть на это глаза. Как бы Хелена ни уговаривала меня "проще относиться к работе", у меня не получалось. У нас намечался новый проект – жилой комплекс в одном из спальных районов Таррагоны, и мне хотелось, чтобы его разрабатывал именно Матео Гарсия, архитектор, чьи проекты всегда отличались уютом и вниманием к деталям. Он умел проектировать дома, в которых хотелось жить, а не просто ютиться. Балконы, зеленые зоны, большие окна – для меня это было важно.
А вот моим инвесторам это было неважно.
– Пабло, давай без сантиментов, – говорил мне утром по телефону управляющий одного из банков, через который шло финансирование. – Мы строим жилье для рабочего класса. Ты думаешь, они оценят твои парки и "воздушные" фасады? Они купят любой бетонный ящик, который ты поставишь, и будут платить ипотеку. Зачем переплачивать?
Я промолчал. Разговор был неприятным, но не неожиданным.
– Я встречусь с архитекторами, посмотрю на другие проекты, но всё же хочу попробовать договориться с Гарсией, – ответил я ровно.
Меня это раздражало. От меня ждали, что я просто согнусь под давлением инвесторов и выберу самое дешевое и быстрое решение. Но я не мог.
Я работал в строительном бизнесе не просто ради денег. Я мог бы, как мой отец, купить несколько доходных домов, сдавать их и просто получать пассивный доход. Но мне хотелось другого. Оставить что-то после себя. Сделать что-то, что не будет стыдно показать детям.
Половину дня я провел в переговорах, пытаясь убедить заинтересованных лиц, что хорошие материалы – это не прихоть, а долгосрочная инвестиция, что дома с плохой звукоизоляцией и фасадами, облупившимися через пять лет, не принесут нам репутации, а лишь новых проблем.
– Ты гуманист, Пабло, – усмехнулся один из инвесторов, пожилой мужчина в дорогом костюме. – Но гуманизм – это не бизнес.
Я сжал челюсти, но не ответил.
Ближе к вечеру я встретился с Хеленой.
Я познакомился с Хеленой на одной из светских вечеринок, устроенной моим отцом. Это был очередной прием для «нужных» людей – таких, которых следует приветствовать с улыбкой, даже если в глубине души ты презираешь их насквозь пропитанные деньгами разговоры. Я никогда не любил эти мероприятия, но тогда мне было двадцать два, и я был слишком вежлив, чтобы отказываться.
Я помню, как увидел ее – в коротком красном платье, с длинными вьющимися волосами и обжигающим взглядом янтарных глаз. Она была эффектной, безусловно. Ее смех перекрывал музыку, её движения были быстрыми, порывистыми, и при этом всегда выверенными. Она казалась девушкой, привыкшей брать от жизни всё, не задавая лишних вопросов.
Мне тогда казалось, что в этом есть нечто притягательное.
– Ты тот самый «благородный» Пабло? – с ухмылкой спросила она, наливая себе шампанское.
Я вскинул брови.
– Откуда такие познания?
– Наши отцы знакомы, – сказала она, небрежно пожав плечами. – Он всегда говорит, что твой отец слишком зациклен на аристократии.
– А ты что думаешь?
– Думаю, ты слишком красив, чтобы разбираться в серьёзных вещах, – ответила она и, подмигнув, ушла к другим гостям.
Я тогда рассмеялся. Она была… непредсказуемой.
Не знаю, когда именно я оказался в ее орбите. Это произошло как-то естественно, без особых решений. Хелена была девушкой, которая всегда знала, чего хочет. Если она замечала цель, то прибирала её к рукам без долгих размышлений. И в какой-то момент целью стал я.
Сначала это казалось легким романом. Мы виделись по выходным, катались на яхтах, ужинали в дорогих ресторанах. Мне нравилась ее дерзость, ее умение поддерживать беседу, ее страсть. Она была идеальной женщиной для коротких встреч, наполненных вином, сексом и смехом.
Но постепенно она начала забирать у меня больше времени.
Сначала это были невинные фразы вроде «Почему ты так занят работой?», потом «Мы могли бы провести этот уикенд вдвоем», а затем – «Пабло, у нас серьезные отношения, ты не можешь вести себя так, будто у тебя другие приоритеты».
Я не был уверен, когда именно понял, что оказался в ловушке.
Хелена не была плохой. Напротив, в ней было много черт, которые можно было назвать привлекательными. Она была страстной, решительной, всегда добивалась своего. Ее интеллект и проницательность могли впечатлить любого. Она с легкостью могла манипулировать людьми, добиваясь нужного результата.
Но я понимал, что за этой внешней страстью не было настоящей глубины.
Хелена не умела останавливаться и просто наслаждаться моментом. Она не умела сопереживать по-настоящему. Для нее не существовало «если тебе комфортно», было только «как будет лучше для нас».
А «нас» в ее понимании всегда означало «как будет лучше для нее».
Она постоянно поднимала тему свадьбы.
– Мы идеальная пара, – говорила она, запуская пальцы в мои волосы, когда мы лежали на террасе ее виллы. – Наши родители будут довольны.
Я не отвечал.
– Пабло, – настаивала она, – ты ведь понимаешь, что так будет правильно?
Я кивал.
Я понимал.
Я понимал, что если соглашусь, то через пару лет окажусь в большом особняке с дизайнерской мебелью, с расписанным до минуты графиком, с обязательными поездками на светские ужины и с идеальным фасадом семейного счастья.
Я понимал, что мне никогда не удастся просто взять и сказать: «Нет, я сегодня хочу остаться дома и не видеть никого».
Я понимал, что рано или поздно она убедит меня, что мои идеалы – это милые детские фантазии, и я должен перестать строить «дома мечты» для людей, которые и так будут рады хоть какому-то жилью.
Я понимал, что если однажды я осмелюсь сказать ей, что больше не хочу этого всего, то она сломает меня так же легко, как однажды приручила.
Но пока я молчал.
И ждал, когда этот момент наступит сам.
На этот раз Хелена выбрала ресторан в центре, на крыше отеля с панорамным видом на город. Розоватые сумерки окрасили улицы в мягкий свет, и, возможно, я даже бы насладился этим моментом, если бы Хелена не заговорила.
– Как прошел твой "крестовый поход за справедливость"? – спросила она, закидывая ногу на ногу и разглядывая себя в отражении бокала с вином.
– Не очень, – признался я.
Она усмехнулась и, наклонившись вперед, провела кончиками пальцев по моей ладони.
– Пабло, ты слишком серьезно ко всему относишься. Это бизнес. Никто не оценит твои благие намерения. Эти дома – не дворцы, а люди, которые в них живут, не короли.
– Это не значит, что они должны жить в коробках, – возразил я, чуть отстраняясь.
Хелена скривила губы.
– Ты мог бы быть миллиардером, если бы не твои принципы, – произнесла она с легким раздражением.
– Мне достаточно того, что у меня есть.
Она закатила глаза.
– Как всегда, философия.
На секунду я задумался, когда в последний раз у нас с Хеленой был разговор, который не сводился бы к деньгам, бизнесу и моему "неправильному" отношению к жизни.
Я был ей благодарен за то, что она всегда поддерживала меня на публике. Перед моими родителями она играла идеальную роль, но чем дальше заходили наши отношения, тем больше мне казалось, что мы разговариваем на разных языках.
Когда официант принес наш ужин, я поймал себя на мысли, что едва слушаю ее болтовню.
Хелена рассказывала о своем новом проекте, о том, что хочет открыть модный бутик, жаловалась, что ее отец не хочет в него вкладываться, и пыталась выведать у меня, кого из своих деловых партнёров я мог бы ей представить.
Я лишь кивал, делая вид, что слушаю.
А в голове крутились совсем другие мысли.
Я смотрел на огни города, на линию горизонта, где сливались море и небо, и думал, что когда-то все было иначе.
В детстве я не был обычным ребенком.
Не тем, кто гоняет мяч во дворе до темноты, сбивает коленки и не боится подраться за конфету. Я всегда был немного… задумчивым. Это не значит, что я не любил играть, вовсе нет, но мне было интереснее наблюдать, анализировать. Мне не нравилась идея хаоса, мне всегда хотелось, чтобы во всем был порядок и справедливость.
Мама говорила, что у меня «слишком взрослый взгляд» для ребенка. Отец – что я слишком много думаю.
Я просто чувствовал, что мир нуждается в порядке.
Помню, как однажды во дворе соседский мальчишка привязал котенка к дереву и кидал в него камни. Это была моя первая драка.
Я не был драчуном. Напротив, до этого момента мне казалось, что можно уладить любую ситуацию словами. Но когда я увидел, как котенок сжался от страха, когда он изо всех сил пытался вырваться, но веревка душила его, я не смог сдержаться.
Я кинулся на этого мальчишку с кулаками.
Он был старше, сильнее, но это было неважно. Тогда я понял одну важную вещь – справедливость не всегда приходит сама по себе. Иногда ее нужно создавать.
В итоге котенка я спас, а сам ходил с синяком под глазом целую неделю.
После этого мама долго разговаривала со мной, пытаясь объяснить, что нельзя решать вопросы кулаками. Но когда я спросил ее, как ещё я мог бы остановить мальчишку, она не смогла дать мне ответа.
Я всегда чувствовал, что должен защищать тех, кто не может защитить себя.
Потому в детстве я часто приносил домой то бездомного щенка, то раненую чайку, то черепаху, которую кто-то выбросил в мусорный бак.
Однажды я нашел на улице сову.
Она сидела в траве, тяжело дыша, и я не мог просто пройти мимо. Я бережно взял ее в руки и принес домой. Папа был в ярости, а мама устало вздохнула:
– Пабло, ты не можешь тащить домой всех животных в этом городе.
– Я не могу их бросить, – упрямо сказал я.
Мы с мамой нашли ветеринара, он сказал, что у совы сломано крыло, но его можно вылечить. Я помогал ухаживать за ней несколько месяцев, пока однажды она не улетела.
Я помню, как стоял на пирсе и смотрел ей вслед.
Мне было и грустно, и радостно одновременно.
Я всегда чувствовал, что моя жизнь должна приносить пользу. Что я должен не просто существовать, а делать что-то важное, что-то, что оставит след.
Может быть, поэтому я и выбрал именно такую работу.
Строить дома – это не просто бетон и кирпичи. Это создавать что-то, что будет служить людям. Давать им комфорт, уют, безопасность.
Когда я проектирую очередное здание, я всегда думаю о том, как там будут жить семьи. Как дети будут играть во дворе, как кто-то вечером будет сидеть на балконе с чашкой кофе, как кто-то встретит свою любовь в коридоре этого дома.
Я строю не просто здания, я создаю будущее.
И, наверное, этот ребенок во мне – тот, который когда-то сжимал в руках напуганного котенка, – до сих пор жив.
Когда я был ребенком, у меня были простые мечты. Я не хотел богатства. Мне хотелось делать что-то стоящее. Отец всегда говорил мне, что я должен думать о наследии, о фамильной гордости, о традициях. Но я хотел, чтобы меня запомнили не из-за фамилии, а из-за того, что я построил что-то полезное.
Но, кажется, никто этого не понимал.
Я посмотрел на Хелену и вдруг почувствовал, что между нами лежит пропасть.
Я не был уверен, что смогу ее перепрыгнуть.
Я лениво провел рукой по лицу, стряхивая усталость, накопившуюся за этот день. Офис был тихим, только настольная лампа отбрасывала теплый свет на кипу документов, разложенных передо мной. В воздухе еще витал аромат свежесваренного кофе, но он давно остыл, как и мой энтузиазм от бесконечных переговоров.
Я поднял голову, когда дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился высокий мужчина лет сорока с копной чуть растрепанных каштановых волос и живыми карими глазами. Это был Матео Гарсиа – человек, которому я доверял, наверное, больше, чем кому-либо в профессиональной сфере. Давид был архитектором с амбициями, мечтателем, который не боялся делать вещи красиво и основательно, несмотря на всеобщую тенденцию к дешевизне и быстрой выгоде.
– Тебе еще не надоело сидеть в этом офисе до ночи? – спросил он, проходя внутрь и усаживаясь напротив.
– А тебе не надоело таскаться ко мне с одной и той же проблемой? – усмехнулся я, кладя ручку на стол.
Матео вздохнул, сцепил пальцы в замок и качнул головой:
– Не надоело. Потому что я, как и ты, хочу делать нормальное жилье для людей, а не эти убогие коробки. Я бы с радостью взялся за твой проект, Пабло, но ты же понимаешь – без одобрения инвесторов я даже пальцем не смогу пошевелить.
Я молча кивнул, понимая всю сложность ситуации. В Испании сейчас строили много, но мало кто заботился о качестве. Большинство застройщиков думали только о прибыли, штамповали дома без зелени, без нормальной шумоизоляции, без удобных дворов и парковок. А я хотел другого. Мне было важно строить дома, которые станут настоящими домами – уютными, красивыми, удобными для жизни.
– Ты помнишь, как в детстве мы бегали по заброшенным улицам старой Таррагоны? – вдруг спросил Матео, устремляя взгляд куда-то за окно.
Я усмехнулся, вспомнив наши мальчишеские приключения.
– Конечно. Мы тогда думали, что вырастем и построим свой идеальный город.
– Ну, так давай хотя бы попробуем.
Я вздохнул.
– Я попытаюсь убедить инвесторов. Но если они не согласятся…
– Они согласятся, – уверенно перебил меня Матео. – Ты всегда добиваешься своего.
Когда Матео ушел, я еще какое-то время сидел в тишине, пытаясь привести мысли в порядок. Затем, убедившись, что все бумаги на месте, взял ключи от машины и направился к выходу.
Барселона ждала меня.
Я ехал по трассе, наблюдая, как закатное солнце окрашивает небо в теплые охровые оттенки. Ветер бил в окна, а я невольно подмечал детали – пожилую женщину, идущую под руку с внуком, уличного художника, рисующего что-то мелом на асфальте, шумную компанию студентов, оживленно что-то обсуждающих в парке.
Жизнь текла своим чередом.
А я снова ехал туда, куда не хотел.
Хелена назначила ужин с родителями. Я прекрасно знал, к чему это ведет – снова разговоры о свадьбе, о планах, о «нашем общем будущем», о котором я почему-то узнавал последним.
Ресторан был шикарным, одним из тех, где даже воздух казался дорогим. Официанты в безупречно выглаженных белых рубашках скользили между столиками, а мягкий свет люстр отражался в бокалах с вином. Хрустальная посуда, зеркальные стены, отражающие идеально сервированные столы. В воздухе витал тонкий аромат жасмина, смешанный с запахом дорогих духов и свежеприготовленных морепродуктов.
– Пабло, дорогой! – воскликнула мать Хелены, как только я подошел к их столику.
Донья Марисоль – женщина в возрасте, но ухоженная до кончиков пальцев. Тонкие черты лица, высокий аристократический лоб, идеальная осанка. Она носила темно-синее платье, элегантные жемчужные серьги и перстень с рубином, который бросался в глаза при каждом движении ее длинных, ухоженных пальцев.
Хосе Луис, отец Хелены, выглядел простым на фоне своей семьи. Коренастый, с густыми седыми волосами и чуть насмешливым выражением лица, он явно относился ко всей этой свадебной суете с легким скепсисом. У него был ленивый прищур и обаятельная улыбка человека, который знал, что в этом мире можно решить все, если у тебя есть достаточно связей и денег.
Я улыбнулся и пожал руку ее отцу, присел рядом с Хеленой. Она выглядела, как всегда, безупречно – уложенные волосы, идеально сидящее платье, макияж, подчеркивающий выразительные глаза.
Я подумал, что, наверное, я единственный человек в этом ресторане, который чувствует себя неуютно.
Я взял меню, но Хелена тут же убрала его из моих рук.
– Я уже все заказала, – улыбнулась она. – А теперь давай обсудим кое-что важное.
Я напрягся.
– Мама, папа, – начала она, – я думаю, что лучше всего сыграть свадьбу на вилле в Марбелье.
Я едва не поперхнулся водой.
– Что?
– Вилла, которую нам хотят подарить, идеально подходит для семейной жизни, – продолжала Хелена, словно я ничего не сказал. – А свадьба в Марбелье будет просто волшебной!
Я медленно выдохнул.
– Значит так, – начала Хелена, скрестив руки на груди, – платье я буду заказывать у Лоренсо Сильвы. У него сейчас эксклюзивная коллекция, и я уже выбрала модель, но, конечно, хочу добавить кое-что от себя.
Она говорила с восторгом, явно представляя себя в этом платье.
– Свадебное платье должно быть безупречным, – добавила ее мать, приглаживая невидимые складки на своем подоле. – Важно, чтобы оно было сдержанным, но при этом элегантным.
– О, мамочка, не волнуйся, ты меня знаешь, – рассмеялась Хелена. – Я выбрала классический крой с открытой спиной, но хочу добавить немного кружевной вышивки. Что думаешь?
– Думаю, это хорошая идея, но только если вышивка будет ручной работы, – важно кивнула донья Марисоль. – А как насчет подружек невесты?
– Ах, я решила, что их платья будут в пастельных тонах! – Хелена оживленно наклонилась вперед, словно раскрывая великую тайну. – Нежно-розовый, пудрово-бежевый или голубой… Хотя, возможно, лучше что-то в золотых оттенках, чтобы сочеталось с декором.
– Главное, чтобы девочки не выглядели вычурно, – наставительно произнесла ее мать, отпивая глоток белого вина. – Невеста должна оставаться в центре внимания.
– Конечно, конечно, – отмахнулась Хелена, погруженная в свои фантазии. – А еще я хочу длинную фату. Два метра, не меньше!
– Чтобы тебя потом кто-нибудь случайно не утащил за собой? – вставил слово Хосе Луис, который с явной скукой наблюдал за этим разговором. Он вздохнул и посмотрел на меня. – Нам, мужчинам, тут точно делать нечего. Правда, Пабло? Все, что от нас требуется, – это сказать «да, дорогая» и оплатить счет.
Он рассмеялся и подмигнул мне, но я только сдержанно улыбнулся. Внутри у меня все сжималось от неприятного чувства, будто меня уже поставили перед фактом, не спросив моего мнения.
– Пабло, милый, а ты что думаешь? – Хелена наконец-то перевела на меня взгляд.
Я поднял брови.
– О платье?
– О свадьбе, конечно! – рассмеялась она, слегка касаясь моей руки. – Разве тебе не кажется, что все идет просто идеально?
Я почувствовал, как напряжение сковало плечи.
– Думаю, нам стоит немного притормозить…
Хелена резко убрала руку.
– Что значит «притормозить»?
– Давайте обсудим это позже, – предложил я, чувствуя, как обстановка начинает накаляться.
– Нет уж, Пабло, давай обсудим сейчас, – вмешалась ее мать, вскидывая брови. – Мы говорим о будущем нашей дочери.
Я медленно вдохнул, стараясь сохранять спокойствие.
– Именно поэтому я не хочу принимать решения под давлением.
– Ты не под давлением, – вмешался Хосе Луис, все еще улыбаясь, но теперь с некоторым холодком. – Ты просто пойми, что это правильно. Семья, брак – это естественный шаг.
– Это шаг, который должен быть обоюдным, – спокойно ответил я.
В наступившей тишине я услышал, как звонко ударилась о край бокала капля вина.
Хелена первой нарушила молчание.
– Значит, ты просто не хочешь на мне жениться, да?
Я посмотрел на нее. В ее янтарных глазах вспыхнуло что-то похожее на уязвленную гордость.
– Я не хочу принимать поспешных решений, – сказал я честно.
Хелена резко встала, стул громко скрипнул.
– Тогда зачем ты тратишь мое время?
Я посмотрел на ее родителей. Донья Марисоль поджала губы, Хосе Луис выглядел разочарованным.
Я сделал глубокий вдох.
– Хелена, можно тебя на минутку?
Я резко встал, давая понять, что разговор будет только между нами.
Она последовала за мной, явно недовольная.
Коридор ресторана был обставлен сдержанно, но дорого: темное дерево стен, приглушенный свет от старинных бра, мягкий ковер под ногами. За закрытыми дверями слышался звон бокалов и приглушенный смех посетителей, но здесь, в уединенном уголке, тишина давила сильнее, чем любые слова.
Я обернулся к Хелене, которая стояла напротив, скрестив руки на груди. В ее янтарных глазах вспыхнуло раздражение, губы были поджаты, а идеально уложенные волосы слегка вздымались при каждом ее негодующем вздохе.
– Так что это было, Пабло? – резко спросила она, уперевшись в бедро рукой. – Ты вывел меня сюда, чтобы сказать, что тебе не нравится сюрприз?
– Сюрприз? – Я горько усмехнулся. – Ты называешь сюрпризом тот факт, что я только что узнал о собственной свадьбе?
Она закатила глаза.
– О, не начинай. Мы говорили об этом миллион раз!
– Нет, Хелена, – я сжал челюсти. – Ты говорила. А я просто слушал.
Хелена стиснула пальцы, ногти впились в тонкую ткань ее платья.
– Ну конечно, а ты, бедный-несчастный, понятия не имел, что у нас серьезные отношения, что наши родители давно хотят соединить семьи, что все вокруг ждут этого брака, да? Ты был таким наивным, Пабло?
– Дело не в наивности, – я сделал шаг вперед, стараясь держать голос ровным, но внутри все кипело. – Дело в том, что ты все решила за меня. Ты выбрала дату, место, гостей. Ты даже подобрала себе платье, не сказав мне ни слова!
– Потому что кто-то же должен был этим заниматься! – огрызнулась она. – Если бы я ждала тебя, мы бы поженились, когда тебе стукнет сорок!
– Возможно, потому что я хочу быть уверен, что женюсь на той, с кем хочу провести всю жизнь!
Ее губы дрогнули, но она тут же взяла себя в руки.
– Как же ты прекрасен в своих высоких идеалах, – она усмехнулась, но в ее голосе звучал яд. – А как насчет реальности? Как насчет того, что наши семьи вложили кучу денег в этот союз? Как насчет репутации? Или ты думаешь, что просто скажешь «нет», и все разойдутся в стороны, будто ничего не случилось?
Я провел рукой по лицу, пытаясь сдержать раздражение.
– Я не вещь, Хелена. Я не твой проект, не твой аксессуар.
Она прищурилась.
– Значит, ты просто меня не любишь?
Я открыл рот, но вдруг понял, что не знаю, что ответить. Я ценил Хелену, привык к ней, уважал ее ум и силу. Но любил ли?
Она поняла это раньше, чем я сам.
– Чудесно, – сказала она тихо. – Просто прекрасно.
Она сделала шаг назад, а потом усмехнулась.
– Ты думаешь, что можешь вот так все разорвать? Думаешь, что твоя дорогая свобода стоит дороже наших связей, наших семей? – Ее голос стал ледяным. – Что ж, посмотрим, что скажет твой отец. Посмотрим, как это скажется на твоем бизнесе, на твоей компании.
– Ты мне угрожаешь?
Она наклонила голову, изучая меня с насмешкой.
– Нет, Пабло, – ее губы дрогнули в улыбке. – Я просто напоминаю тебе, что в нашем мире все имеет цену.
Я почувствовал, как внутри меня все похолодело.
– Это шантаж.
– Это реальность, – ровно ответила она. – Ты можешь думать, что ты независим, что ты выше всех этих интриг. Но в итоге ты все равно завязан на нас, на нашу семью, на связи.
Я смотрел на нее, ту самую женщину, с которой провел последние годы, и вдруг понял, что передо мной стоит не близкий человек, а партнер по выгодной сделке.
– Тогда я готов заплатить эту цену, – тихо сказал я.
Глаза Хелены вспыхнули гневом.
– Ты еще пожалеешь об этом, Пабло.
Я покачал головой.
– Единственное, о чем я жалею, – это что не сделал этого раньше.
Она замерла, но потом гордо вскинула голову.
– Что ж. Тогда удачи тебе, сеньор аристократ, – язвительно бросила она, развернулась на каблуках и ушла, хлопнув дверью.
Я медленно выдохнул. Это конец.
Я вышел из коридора ресторана, ощущая, как глухой гул в ушах заглушает все окружающие звуки. Легкий звон бокалов, приглушенные разговоры за столиками, смех – все это смешалось в единый фоновый шум, как волны, разбивающиеся о камни.
Я глубоко вдохнул, стараясь взять себя в руки. Теперь или никогда.
Медленно, сдержанно, с прямой спиной я направился к нашему столику. Хелена уже заняла свое место рядом с матерью, а отец, как ни в чем не бывало, делал глоток красного вина. Ни малейшего намека на грядущую бурю.
Как только я приблизился, Хелена бросила на меня короткий взгляд и едва заметно изогнула бровь. О, она думала, что я все еще подумаю. Передумаю. Вернусь к столу, как послушный пес.
Я не дал себе времени колебаться.
– Сеньор Ромеро, сеньора, – начал я ровным голосом, – благодарю вас за ужин, но боюсь, что на сегодня он будет последним в таком формате.
Отец Хелены поднял глаза от бокала, чуть нахмурился.
– Что ты имеешь в виду, Пабло?
Я задержал дыхание на секунду, чувствуя, как в горле пересохло.
– Я разрываю помолвку с вашей дочерью.
Тишина.
В тот же миг мать Хелены вскинулась, ее идеальная осанка приобрела угрожающий наклон вперед, словно она готовилась атаковать.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что мы с Хеленой не женимся.
Лицо сеньоры Ромеро побледнело, а губы дрогнули в возмущенной гримасе.
– Это какой-то бред. Хелена, дорогая, что он несет? – спросила она дочь, словно я сейчас произнес полное бессмыслицу.
– О, я и сама хочу это знать, мама, – фальшиво улыбнулась Хелена, закатывая глаза.
– Он просто в истерике, – добавила она, небрежно взмахнув рукой. – Сейчас выдохнет, выпьет бокал вина и поймет, как нелепо выглядит.
– Нет, Хелена, – я покачал головой. – Я все сказал.
Мать Хелены резко сложила салфетку на коленях и прищурилась.
– Ты осознаешь, что бросаешь нашу дочь прямо перед свадьбой?
Отец Хелены хмуро посмотрел на меня, тяжело вздохнул и откинулся в кресле.
– Да, – спокойно сказал я.
– И ты думаешь, что это просто так закончится? – ее голос дрожал от сдерживаемой ярости.
– Да.
Мои пальцы сжались в кулак.
– Свадьбы не будет.
Я повернулся и, не дожидаясь их дальнейших возмущений, направился к выходу.
Хелена что-то выкрикнула мне вслед, но я уже не слышал.
Остатки гнева кипели в груди, пока я шагал по темному залу ресторана, ощущая, как напряжение в теле пульсирует в висках.
Я толкнул стеклянную дверь, вышел на улицу, сел за руль и завел двигатель.
«Спокойно, Пабло», – сказал я себе, но слова не имели смысла.
Какого черта я так долго терпел?
Я резко нажал на газ. Машина вылетела со стоянки. Улицы Барселоны были ярко освещены, неоновые огни кафе и витрин отражались в лобовом стекле, уличные музыканты играли на углу, прохожие смеялись и гуляли, наслаждаясь теплым вечером.
Внезапно перед капотом мелькнула тень.
Я резко ударил по тормозам, и машина дернулась. Пешеход – мужчина лет пятидесяти, одетый в легкую льняную рубашку, отшатнулся с испуганным лицом.
– Черт! – выдохнул я.
Мужчина махнул рукой, мол, смотри куда едешь, и продолжил путь. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.
«Ты не можешь позволить себе терять контроль».
Я медленно отъехал от перехода и направился в сторону шоссе, ведущего обратно в Таррагону.
Дорога вела вдоль моря, и по мере того, как я удалялся от шумной Барселоны, напряжение спадало.
Я снизил скорость, опустил стекло, впуская в салон свежий морской воздух. И только тогда меня по-настоящему осенило. Все закончилось.
Я свободен. Я больше не должен доказывать кому-то свою преданность. Не должен играть роль, которую навязали мне. Это чувство было неожиданно легким.
Я подъехал к своему дому в Таррагоне, заглушил двигатель, но не вышел сразу .Вместо этого я смотрел на свое родное побережье, на спокойное, черное, как нефть, море, на тусклые огни редких лодок вдалеке.
Я вышел из машины и, как на автомате, направился к пирсу. Пустынный пирс уходил в темноту, где небо сливалось с морем. Я медленно прошел вперед, чувствуя, как деревянные доски пружинят под ногами.
Ночь была тихой, только слабые волны лениво перекатывались через камни. Я дошел до самого края и, словно ведомый интуицией, начал спускаться ниже, на скользкие валуны, выступающие из воды.
Когда я наконец устроился на одном из больших камней, вытянул ноги и облокотился назад, я посмотрел вверх. Луна висела высоко, отражаясь в воде.
В этот момент я понял, почему всегда приходил сюда. Когда ты сидишь так близко к воде, ночью, когда не видно границ, а только темнота, звезды и шелест волн, ты чувствуешь себя не просто одиноким человеком на Земле. Ты ощущаешь себя в центре вселенной.
Тишина была уютной, наполненной чем-то большим, чем просто пустота. Я закрыл глаза и представил, что рядом со мной кто-то есть. Кто-то, кто понял бы, почему я здесь. Кто-то, кто не судил бы меня, не торопил, не давил. Кто-то, с кем можно просто молчать и смотреть на море.
Может быть, когда-нибудь я встречу такого человека.
А пока я просто наслаждался свободой.