© Руденко Б. А., 2018
© ООО «Издательство «Вече», 2018
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2018
Тапочки без задников не годятся для спуска по лестнице. Они монотонно шлепали по ступенькам, походка Славича была неуклюжей и разлапистой, словно у паралитика. Скособочившись, Славич шел вниз, спрашивая себя: отчего же он не поехал, как нормальный человек, на лифте.
Кроме газеты, в почтовом ящике ничего быть не могло – Славич ни от кого не получал писем, однако он все же заглянул внутрь и провел пальцами по шероховатой металлической поверхности, усмехнувшись стойкости этого рефлекса. Этажом выше хлопнула дверь, по ступенькам простучали каблучки. Славич быстро посмотрел и отвернулся, встретив изучающий взгляд слегка выпуклых карих глаз соседки из двадцать второй квартиры – стройной блондинки лет тридцати с длинными, чуть полноватыми в играх ногами, что Славича в женщинах отчего-то особенно возбуждало. Блондинка ему давно нравилась, и, хотя они ни разу не обменялись даже словом, Славич почувствовал себя сейчас несколько неловко в своих разбитых шлепанцах, старых штанах и с небритой физиономией.
Он подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Дожидаясь, пока придет кабина, развернул газету, мельком проглядывая заголовки. Весь этот привычный ритуал был выверен до последнего движения, поскольку причин для изменений не существовало.
Небольшой прямоугольник плотной бумаги вылетел из газеты и упал Славичу под ноги. Помедлив секунду, Славич нагнулся, подобрал листок и шагнул в открывшиеся двери лифта.
«Компания „Бета-бизнес“ предлагает Вам продать квартиру на исключительно выгодных условиях.
МЫ – покупаем Вашу квартиру по цене выше рыночной.
ВЫ – получаете эквивалентную площадь в любом выбранном Вами районе города, плюс доплата.
ВЫ – можете получить и квартиру большой площади. Разница между рыночной и официальной ценой покроет Ваши издержки.
Компания „Бета-бизнес“ берет на себя организацию Вашего переезда.
Мы ждем Вашего звонка В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ. Наши телефоны…»
Славич хмыкнул, повертел бумажку и сунул в карман домашней куртки. Только лишь потому, что не хотел мусорить в лифте.
В квартире верещал телефон. Славич поморщился и снял трубку.
Звонил какой-то старый знакомый, имя которого Славич вспомнил с немалым трудом. Предлагал встретиться. Славич с тусклым удивлением подумал: зачем, собственно? – но вслух ничего говорить не стал, отделавшись неопределенным обещанием позвонить в конце недели. К счастью, тот не стремился затягивать разговор. Распрощавшись, Славич положил трубку, а затем, подумав, выдернул вилку из розетки.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. За стеклом проходила жизнь, которая Славичу была неинтересна. Он подумал, что надо бы сходить за хлебом, но обнаружил в хлебнице слегка зачерствевший кусок и решил, что на сегодня вполне хватит. Это очень обрадовало Славича: мысль о том, что необходимо куда-то идти, как обычно, вызывала у него отвращение. Так жить нельзя, равнодушно подумал Славич и негромко произнес эту фразу, но не поверил ей. «Я болен, – продолжал он бормотать себе под нос, – я немного болен, но это пройдет рано или поздно, обязательно пройдет, просто надо чем-то заняться… Вот именно, надо приготовить завтрак, я сейчас приготовлю завтрак…»
Он встретил свой собственный диковатый взгляд из зеркальца над раковиной и осекся. Крыша совсем поехала, усмехнулся он, отворачиваясь.
Он почистил несколько картофелин и с минуту размышлял: отварить или поджарить? Склонившись в пользу жареного, полез в холодильник и выругался: кончилось масло. Он понял, что выходить из дома придется именно сегодня и вряд ли стоит оттягивать неизбежное.
Перед подъездом стоял фургон для перевозки мебели. Крепкие мужички в одинаковых аккуратных темно-красных комбинезонах укладывали внутрь какие-то вещи и свертки, обмениваясь по ходу дела производственными терминами: «Давай ее, блям-блям, этим концом, блям, в тот угол». Хозяева вещей – пожилая пара с четвертого этажа – наблюдали поодаль. Славич знал их ровно настолько, чтобы здороваться при встречах, хотя к этому не стремился. Едва заметив их, Славич с тоской понял, что общения избежать не удастся. В глазах женщины плескалось желание говорить, ее рот уже округлился для первой фразы, и Славич вынужден был изобразить улыбку и выдавить какое-то приветствие.
– Вот, переезжаем, – со странной нервной радостью сообщила она, будто Славич был настолько туп, что сам не мог догадаться о происходящем.
Он кивнул с неопределенным мычанием и собрался идти своей дорогой, но именно в этот момент матерящиеся грузчики напрочь перегородили вход в подъезд широченной тахтой. Славич покорно остановился.
– Поздравляю, – напрягая остатки сил, он продолжал вымученно улыбаться. – Далеко?
Женщина растерянно кивнула.
– Решили подальше от центра… Там спокойнее.
– Да вроде и здесь не шумно, – пожал плечами Славич.
– Вам, молодым, свое, а нам – свое, – вмешался вдруг ее муж не к месту решительным, почти агрессивным тоном.
Как будто Славич собирался спорить.
– Это верно, – торопливо согласился Славич, ожидая, когда же наконец освободится вход в подъезд.
– Нет, серьезно, – срывающимся голосом сказала женщина. – Центр насквозь пропах выхлопными газами. Просто невозможно стало дышать…
Отчего они так волнуются, подумал Славич с вялым любопытством, но грузчики наконец пропихнули кушетку на улицу.
– Желаю удачи, – произнес он, полностью исчерпав тем самым сегодняшний лимит вежливости. Более он был не способен даже на имитацию участия. Слава богу, никакие встречи ему уже сегодня не грозили.
Лифт был надолго занят перевозкой мебели, и Славич пошел пешком. На третьем этаже, на двери двадцать первой квартиры, он увидел наклеенную на обе створки полоску бумаги с печатью и неразборчивыми подписями. В этой квартире жил самый отвратительный сосед Славича во всем подъезде. Этот сосед – Жора или Юра – был абсолютно спившийся алкаш, регулярно засыпающий на ступеньках, справляющий малую нужду в лифте и ворующий лампочки с лестничных площадок. Много раз у Славича возникало желание подстеречь его и разбить морду, но привести задуманное в исполнение он не успевал, желание уходило, сменяясь обычной апатией. Опечатанная дверь свидетельствовала, что алкаша за что-то надолго забрали. Эго пробудило в душе Славича нечто похожее на чувство глубокого удовлетворения.
Он захлопнул за собой дверь и с облегчением вздохнул.
Свою однокомнатную квартирку Славич получил незадолго до увольнения из органов. До этого дня с самого рождения он жил в огромной московской коммуналке, и лишь последние три года испробовал комфорт отдельного от соседей жилья в квартире своей жены Ларисы. Правда, комфорт оказался условным, жили они вместе с ее родителями. Это были сложные три года, только многочисленные длительные командировки Славича прерывали состояние тихого перманентного скандала с тещей и тестем. Казалось, они возненавидели зятя с первого взгляда – во всяком случае, Славич очень скоро пришел к такому выводу. Им не нравилась его работа и его зарплата, им не нравилось, что он живет в их квартире, да еще к тому же имеет наглость спать с их дочерью. Они страдали от бессильного гнева, когда он пользовался ванной или лез в единственный в квартире холодильник, их раздражал любой разговор со Славичем и смертельно оскорбляло его молчание…
Славичу понадобилось немного времени, чтобы понять, что добра из всего этого не получится, но, несмотря на его уговоры перебираться в коммуналку, Лариса отказывалась наотрез. Надо признать, она долго пыталась наладить отношения, находясь как бы между мужем и родителями, она приложила немало сил, доказывая им, что Славич вовсе не наглый тупой ублюдок, желающий сжить их всех со света. Но такая позиция была обречена на провал, в конце концов сама Лариса это поняла и после очередной визгливой безобразной стычки окончательно определилась. К сожалению, не в пользу Славича. Тогда он, не говоря более худого, собрал вещи и вернулся в свою комнату в коммуналке. Как раз к моменту развода и подоспел ордер на квартиру.
Теперь, после всего, что произошло, его квартира стала единственным убежищем от всего в мире. Даже от снов. В своей квартире Славич научился просыпаться среди ночи без оглушительного сердцебиения. Тот сон больше не заставлял его вскакивать с криком, обливаясь холодным потом. Правда, он снился по-прежнему, с неизменным постоянством, но Славич теперь всегда знал, что это только сон, что нужно просто поскорее проснуться и сразу же заснуть вновь…
За это Славич был благодарен своей квартире и в ответ старался сделать ей приятное. На выходное пособие он устелил полы дешевыми, но достаточно симпатичными ковриками, своими руками наклеил вечные моющиеся обои и налепил голубой кафель в соответствующих местах. Еще он купил видеомагнитофон – чтобы никогда больше не толкаться в кинотеатрах, и установил железную дверь. И это все, что было ему необходимо. Даже женщин, изредка появлявшихся в его доме, Славич очень скоро начинал воспринимать как некий чужеродный и нарушающий интерьер элемент, источник постоянного раздражения.
Можно сказать, что в этот дом на Красноуральской улице Славич попал чудом. Дом был замечательный – постройки тридцатых годов, с полуметровыми кирпичными стенами и высоченными потолками. Когда-то в нем жила огромная уйма народа, он задумывался как светлая коммуна для совместного проживания строителей социализма с песнями вокруг общего самовара, в одном коридоре с общей ванной и кухней. Строители тут так и жили полвека, лишь немногие из них, выбиваясь в прорабы и начальники великой социалистической стройки, переезжали в квартиры, подобающие их рангу. За пятьдесят лет тут родилось и выросло два поколения, сгнили междуэтажные перекрытия и сплошь прохудились магистрали. Дом поставили на капитальный ремонт, выломав все нутро и оставив лишь внешние стены.
Через год дом преобразился. Теперь на его пяти этажах в двух подъездах было тридцать отдельных квартир, в которые мгновенно вселились отлично понимающие в качестве жилья чиновники среднего ранга или члены их семей. Но не во все. Соблюдая принцип социального равенства, в дом были допущены и строители. Им надлежало занять первый и последний этажи. Одна из квартир на пятом этаже и досталась Славичу, как рядовому строителю. Он не роптал. Крыша не текла, к тому же никто и никогда не будил его топтанием по потолку.
Заперев за собой замки, Славич внезапно решил повременить с едой. Он разделся до плавок и целый час изнурял себя силовой гимнастикой. Единственное, пожалуй, что осталось от прежней жизни Славича, это потребность в физической нагрузке. Это было хорошо, поскольку изгоняло из головы абсолютно все мысли. Затем он забрался в ванную и долго лежал в горячей воде, расслабив приятно уставшие мышцы. Кажется, он даже слегка задремал: звонок в дверь заставил его вздрогнуть.
Он не был намерен торопиться и немедленно выскакивать из ванной, поскольку никого не ждал. Никто из его немногочисленных знакомых не должен был пытаться искать Славича именно в этот час и именно дома, а на всех прочих ему было плевать. Славич терпеть не мог нежданных гостей. Но звонок гремел не переставая. Тот, кто стоял за дверью, был беспредельно нагл и к тому же точно осведомлен о присутствии хозяина в квартире.
Ругнувшись вполголоса, Славич наскоро вытерся, накинул халат и заглянул в глазок. На площадке стоял молодой парень с кейсом, в светлом летнем костюмчике без единой морщинки – будто только что из магазина. Славич его не знал. Густые русые волосы были подстрижены и уложены волосок к волоску. Парень улыбнулся в глазок, показав ровный ряд белых зубов. Симпатичный был паренек, портила его только правая щека, изрытая то ли оспинами, то ли частыми шрамами.
– Кто? – рыкнул Славич.
– Мне нужен Игорь Николаевич Славич, – вежливо ответил незнакомец.
Некоторое время Славич колебался. Ему было любопытно, откуда тому известно его имя. С другой стороны, сама перспектива общения с кем-либо внушала Славичу сильную неприязнь. В конце концов любопытство пересилило, и он открыл дверь.
– Я вас слушаю, – мрачно сказал Славич.
– Здравствуйте. – Незнакомец старательно изображал на лице радость от встречи. – Я представляю фирму «Бета-бизнес». – Он вытащил из нагрудного кармашка визитную карточку и протянул Славичу. – Вы позволите войти?
Он притворялся обаятельным деловым человеком. Вероятно, в свое время он потратил немало сил, чтобы вызубрить модную книгу Карнеги о том, как и с кем надо себя вести наилучшим образом, но Карнеги писал свою книгу для соотечественников-американцев, а на Красноуральской улице это не проходило. Славич принял карточку из его руки и, не заглянув в нее, отрицательно помотал головой.
– Ваши предложения мне не интересны. Я не собираюсь никуда переезжать.
Ответ прозвучал грубовато, но Славич не считал необходимым любезничать с человеком, настолько бесцеремонно вытащившим его из ванной.
– Но вы не знаете, какие у нас предложения. – Теперь лицо парня изображало крайнюю степень изумления. – Я бы хотел рассказать вам очень подробно…
– Не стоит, – перебил Славич. Теперь он разглядел, что пришелец был совсем не так юн, как показалось вначале. Пожалуй, ему было немного за тридцать. – Подробностей не надо. Они меня утомляют.
– Уверяю вас, вы обязательно заинтересуетесь после того, как узнаете, что именно я хочу вам показать.
– Не заинтересуюсь, – отрезал Славич. – Потому, что не узнаю. Будь здоров.
– Я могу зайти в другое время, – прокричал незнакомец в закрывающуюся дверь.
Он ушел не сразу и некоторое время стоял на площадке, словно ожидая, что Славич вот-вот передумает и кинется его догонять. Лишь через минуту Славич услышал его удаляющиеся шаги.
«AО „Бета-бизнес“. Хандорин Вениамин Павлович, эксперт», – прочитал Славич на визитке.
Развелось экспертов, туда их мать, со внезапным раздражением подумал он.
Он вошел в комнату и включил телевизор. Очередной кандидат в депутаты учил Славича, как нужно жить. Послушав минуту, Славич скрипнул зубами и надавил выключатель. Голос смолк, экран омертвело посерел; дико озираясь, Славич стоял посреди тишины и одиночества. Торопясь, схватил телефонную трубку и тут же вспомнил, что утром отключил аппарат. «Черт! Черт! Черт!» – шипел он, не попадая в клеммы розетки. Наконец аппарат отозвался долгим гудком. Славич несколько раз глубоко вздохнул, затем набрал номер.
– Светик? Рад тебя слышать… Конечно… Да это ты меня забыла… Не забыла, да? Тогда приехала бы, что ли… Конечно, приглашаю… Встречу на высшем уровне. По полной программе…
Утром женщине нужно было на работу. Славич проводил ее до метро, а сам, вернувшись, снова завалился в постель, пытаясь во сне укрыться от пакостного осадка, который всегда наполнял его после свиданий, без которых он хотел бы, но не мог обойтись. Окончательно проснулся лишь к полудню. В комнате воняло окурками, на журнальном столике сохла недоеденная пища. Он вышвырнул все в мусорное ведро и открыл настежь окна. Проделал несколько энергичных упражнений, затем надел спортивный костюм, кроссовки и выбежал во двор. Несколько кругов по бульвару должны были окончательно привести его в норму.
У порога продуктового магазина, необычно рано закрывающегося на обед, два немытых алкаша препирались с продавщицей, пытаясь пролезть в дверь. Продавщица была мощного сложения, с огромным бюстом, одолеть ее алкаши не могли даже вдвоем, но и дверь закрыть окончательно не давали. Из любопытства Славич даже приостановился.
– Отвали! – басом говорила работница торговли. – Закрыто!
– Ну ты, пусти, мы ж мигом, – уверяли алкаши.
– Отвали! – отвечала продавщица.
– У тебя сердца нет, – сменили тональность алкаши. – Мы же дружка поминаем. У нас дружок помер. Безвременно скончался.
– Вы каждый день кого-нибудь поминаете, – не поверила продавщица.
– Да честно же, мля! – рвали рубахи алкаши. – Жорка помер, да ты ж его знаешь! Под машину угодил – и насмерть.
– Жорка? – прищурилась продавщица. – Правда, что помер?
– Я тебе клянусь! В морге, значит, лежит. Хоронить-то некому.
– Так бы и сказали, – молвила она тоном ниже. – Надо же, Жорка. Он из вас самый тихий был… Отойди от двери-то, как же я открою!
Но едва обрадованные алкаши сделали шаг назад, она с силой захлопнула дверь и накинула засов. Алкаши были настолько потрясены таким коварством, что сумели найти подходящие нецензурные слова, лишь когда широкий, подрагивающий при каждом шаге зад обидчицы скрылся в глубине магазина.
– Эй, мужики! – окликнул их Славич. – Это какой Жорка, из двадцать четвертого дома?
– Ну, – согласились алкаши.
– Как это его угораздило?
– А тебе что?
– Да я в том же доме живу. Соседи мы с ним.
– Темная история, – таинственно сказал алкаш постарше, с седой бородой а-ля аятолла Хомейни. – В тот день он трезвый был, клянусь. Ни грамма. Мужики его звали, а он – нет, дела есть. К врачу вроде собирался. Вот тебе и дела.
– Чего же темного? – удивился Славич. – Со всяким может случиться.
– Давай помянем Жорку, друг, – задушевно предложил второй алкаш. Из-под его рубахи выглядывала донельзя замусоленная тельняшка.
– Да подожди ты, – отмахнулся Славич.
– А в том темная, что Жорка свою квартиру продать хотел, – сказал «аятолла».
– Продал?
– Никто не знает.
– Помянуть надо Жорку. Не по-христиански получается, – тянул свое алкаш в тельняшке.
– Христиане с утра не пьют, – осуждающе сказал Славич. – Ладно, мне пора. Счастливо.
Алкаши не ответили. Они уже забыли про Славича и решали проблему: ждать окончания обеденного перерыва в магазине или немедленно купить выпивку в одной из коммерческих палаток, но гораздо дороже.
Славич любил готовить себе пищу сам, особенно когда возвращался домой издалека. Питаться бутербродами и яичницей он терпеть не мог, считая недостойной мужчины неспособность организовать себе полноценное питание. Как ни странно, его кулинарные наклонности ничуть не помогли в семейной жизни. Частое мельтешение Славича на кухне Лариса воспринимала как его тактическое отступление, а теща – как покушение на принадлежащую ей территорию.
Он почистил картошку, нарезал ее длинными тонкими дольками и ссыпал в сковородку, в шипящее подсолнечное масло. Теперь нужно было равномерно и аккуратно переворачивать дольки до готовности, а потом добавить приправу, залить яйцом и сверху посыпать сыром… Телефонный звонок прервал его занятие. Славич с досадой отставил сковороду с огня и снял трубку.
– Я прошу извинить меня за беспокойство, – прозвучал в трубке отдаленно знакомый голос, – но мне обязательно нужно с вами поговорить.
– Кто это? – спросил Славич.
– Вчера я заходил к вам, Игорь Николаевич. Моя фамилия Хандорин. Дело в том, что…
– Слушай, – сказал Славич скорее удивленно, чем с раздражением. – Ты откуда узнал мой телефон?
– У нас вполне солидная фирма, Игорь Николаевич. Мы умеем вести дела, – с мягким нажимом сообщил собеседник.
– Чего тебе от меня надо? – осведомился Славич. – Я уже объяснил, что услуги вашей фирмы в гробу видал. Ты, знаешь, мне не звони больше. И в почтовый ящик свои афишки не суй. Я тебя второй раз всего слышу, а уже устал. Ты мне не нужен, я понятно объясняю?
– Я прошу только одного, Игорь Николаевич, – быстро перебил Хандорин. В голосе его и намека на обиду не было. – Выслушать и оценить наши предложения…
– Пошел вон, – сказал Славич и бросил трубку.
За время разговора сковородка успела остыть. Славич передвинул ее на огонь и вновь принялся равномерно помешивать широкой лопаткой. Телефон затрезвонил вновь. Не отрываясь от своего занятия, Славич протянул руку и привычным жестом выдернул шнур из розетки.
Кошелев приперся, как обычно, без предупреждения, и все-таки вначале Славич был ему почти рад. Он подсознательно скучал по работе, которой отдал большую часть своей жизни, а еще больше – по людям, с которыми эту работу делал. Он пытался забыть обо всем, выбросить всех и все из памяти, но вряд ли это было возможно. По крайней мере так скоро. Поэтому Славич часто тосковал, не желая признаваться в этом даже самому себе.
Кошелев принес с собой бутылку водки. Будучи осведомлен о холостом образе жизни Славича, он захватил с собой на всякий случай и закуску – багровые рыночные помидоры, малосольные огурчики, светящиеся изнутри, и огромный ломоть ветчины. Славичу оставалось только выставить посуду да нарезать хлеб.
Пить Славич не стал. Он вообще пил редко, а после вчерашнего вечера тем более не хотелось. Вероятно, только равнодушное отношение к алкоголю спасло его от гибели, когда он бросил работу. Многим, слишком многим в такой ситуации спастись не удавалось…
Из вежливости Славич солидарно пригубил рюмку и отставил в сторону.
От прилива крови загорелое лицо Кошелева потемнело еще больше. На лбу и на коротком широком носу серебрились бисеринки пота. Сердито сжатые огромные кулаки лежали на столе, словно Кошелев намеревался вот-вот броситься в драку.
– Ты мне не нравишься, Игорек, – заявил он, раздавив в пепельнице пальцем дымящийся сигаретный окурок. – Если так будешь сидеть – совсем свихнешься. К тому же водки не пьешь.
– Жарко же, – возразил Славич.
– Жарко не жарко… – Кошелев плеснул себе в рюмку, проглотил, закусил помидором. – От жары она ни крепче не делается, ни противнее… Хочешь, я тебя в охранное агентство устрою? Там наших ребят много и бабки платят побольше, чем мы с тобой получали.
– Чего же сам не идешь?
– Мне до полной выслуги еще четыре года. Надо дотягивать. Вот получу пенсион, тогда поглядим. Ну что, пойдешь в охрану? Давай соглашайся. Тебя там возьмут не глядя, гарантирую.
– Как дела в управлении? – спросил Славич, желая увести разговор в сторону.
– Хреново, – отмахнулся Кошелев. – Не пойму: куда мы катимся!.. Стариков почти не осталось, разбежались кто куда. Ходит какой-то народ по коридорам, рожи все незнакомые и не наши какие-то… Смотрю я на него и думаю: где же ты меня, голубь, продашь и за сколько. Сейчас, Игорек, не берут, кажется, только те, у кого руки отрублены. Да и в этом уверенности полной нет.
– Ты-то не берешь.
– Вот на меня как на дурака и смотрят.
– Ну, ты скажешь… – Именно в это мгновение Славич вновь, как всегда рано или поздно случалось, внезапно почувствовал, что устал. Опустошающее равнодушие навалилось на него разом, будто жаркий пуховый матрац, и с этого момента он с огромным трудом имитировал участие в беседе и мечтал лишь о том, чтобы Кошелев наконец допил свою водку и поскорее убрался.
– Я когда вспоминаю тот случай… – начал Кошелев, и Славич, немедленно догадавшись, о чем он собирается говорить, поспешно вскинул руку.
– Не надо!
– Чего не надо? – ожесточенно воскликнул Кошелев. – На твоем месте любой мог… Ну скажи, кто мог догадаться, что там его баба! Это же… Это!..
Не подыскав подходящих слов, Кошелев крепко ругнулся и взмахнул в воздухе растопыренной пятерней.
– Кончай, Петр, все это мы уже проехали, – устало сказал Славич.
– Тебя выгнали, а кто остался?.. – тянул свое Кошелев.
– Меня не выгнали. Я на пенсии по выслуге лет.
– Да ладно тебе, – Кошелев снова налил и тут же, задрав подбородок, выплеснул водку единым движением себе в горло. – И водку перестал пить…
Некоторое время они сидели, погруженные каждый в свои мысли.
– Я вот даже иногда боюсь, – пробормотал Кошелев, – придешь к тебе, а ты уже это…
– Да брось ты, – отмахнулся Славич. – Не застрелюсь, не бойся. Ты меня совсем уж за дурака держишь. Нормально я живу, Кошелев. Нормально. Сам разве не видишь – чисто, прибрано. Бутылок пустых нет. Так ведь?
– Так, – согласился Кошелев, подозрительно зыркнул на Славича и снова выпил.
Они говорили еще несколько минут о несущественном. Затем Кошелев поднялся.
– Я пойду.
Славич тоже поспешно вскочил, сделал попытку выразить сожаление скорым уходом – получилось не очень похоже, но Кошелев не обратил внимания.
– Ты заходи, – только и сказал Славич.
– Насчет охраны решай, не тяни. Свято место пусто не бывает, сам знаешь.
– Обязательно, – с готовностью кивнул Славич. – Только немного попозже. Мне тут с делами своими нужно немного разобраться.
Кошелев взглянул на него с сожалением и грустью.
– Вижу я, какие у тебя дела. Кончай, Игорь, думать об этом. Башку сломаешь, точно тебе говорю!..
Славич закрыл за ним дверь и вернулся в комнату. Глянул на бутылку с остатками водки, после короткого раздумья налил полную рюмку, медленно поднес ко рту, но пить не стал, осторожно отнес на кухню и вылил в раковину. Славич точно знал, что пить ему сейчас нельзя ни в коем случае.
На следующий день погода испортилась. Вместо неба над крышами домов повисла серая муть. Тягучий холодный дождь полился с монотонностью отчета о проделанной работе. Отзываясь на ненастье, заныла сломанная пять лет назад ключица. Славич угрюмо думал, что это первый признак постепенно приближающейся старости: год назад, кажется, еще не болело… Или болело, черт его знает.
Ключицу ему в двух местах разломал жакан, выпущенный почти в упор совершенно обезумевшим от водки и страха бандитом, которого они после двухдневной погони обложили в охотничьей избушке где-то в верховьях холодной сибирской реки Чулым. Бронежилет спас тогда Славича, его только швырнуло оземь, в горячке он сперва ничего не почувствовал и, вскочив, успел снести с ног противника до того, как тот перезарядил одностволку. Набежавшие коллеги Славича довершили дело, а минут через пять боль скрутила так, что Славич смог сдвинуться с места лишь после мощной водочной анестезии. Поддерживаемый сержантом, он ковылял восемь верст до просеки, где их ожидал вездеход, испытывая далеко не лучшие ощущения.
Кости, впрочем, срослись удачно, спустя месяц врачи выковырнули Славича из гипсового кокона и отправили к теплому морю в санаторий имени какого-то по счету партсъезда. В качестве напоминания осталась только эта ноющая ломота к перемене погоды.
Потирая плечо, Славич ходил по комнате, тупо смотрел в замкнутое пространство двора и даже пытался читать книгу, наугад вытащенную с полки. Он чувствовал приближение приступа черной меланхолии; верно, дождь тоже был тому виной. Нужно было обязательно что-то сделать, непременно нужно было чем-то заняться сейчас…
С утра у подъезда опять торчал мебельный фургон – кто-то из жильцов вновь переезжал, и Славича немного удивила разом охватившая его соседей тяга к перемене мест. Фургон уехал, даже звук его мотора показался Славичу насквозь отсыревшим. Двор сделался совсем пустым.
Переваливаясь, по дорожке прошла толстая баба. Одной рукой она держала над головой кусок полиэтилена, другой прижимала к бесформенной груди пакеты с молоком. Славичу тоже вдруг захотелось молока, и он был рад даже такому прозаическому желанию. Сбегать за молоком – тоже дело. Он накинул старую куртку с капюшоном и выскочил на улицу.
На углу дома двое в одинаковых темных ветровках молча и сосредоточенно ждали чего-то под промокшими зонтами. Пробегая мимо, Славич механически отметил странную схожесть их лиц, поз и даже одежды, которая возникает у людей, либо давно знающих друг друга, либо долго занимающихся одним и тем же делом.
Но молоко в магазине уже раскупили. Тогда Славич взял пару пакетов вчерашней простокваши, просто чтобы не было обидно за напрасную пробежку в дождь.
Пока он бегал, мужики с зонтами уже ушли. Славич вбежал в подъезд, достал ключ от почтового ящика и сунул в замочную скважину. Он услышал шаги за спиной, но не стал оборачиваться: это были мужские шаги, для Славича ничего интересного тут быть не могло.
Шаги приблизились вплотную, Славича схватили за плечи, грубо крутанули и притиснули к почтовым ящикам. Пакеты с простоквашей вырвались из руки и шлепнулись на кафель. Те самые двое мужиков крепко держали Славича за предплечья и запястья. Третий, появившийся невесть откуда, отвратительно бесцветный, тощий и вихляющий суставами, с поганой блатной ухмылкой на безволосом лице, заглядывал ему в глаза.
– К нему как к человеку приходят. Вежливо. А он даже разговаривать не желает. Ты что, Герой Советского Союза? Летчик-полярник?
Славич не испытывал страха. Он был слегка ошеломлен неожиданностью случившегося и этим идиотским текстом.
– Ты если не хочешь как человек нормально разговаривать, можно и по-другому, – вещал безволосый блатной. – Ты меня по жизни слушать должен, понял?! Слушать и молчать!
– Вы кто? – буркнул Славич. – Что надо?
– Я тебе расскажу, что надо, – услышав голос Славича, безволосый, казалось, обрадовался и начал совсем по-хулигански распалять себя, нагоняя злость. – Когда к тебе приходят приличные люди, ты их должен выслушать, козел!
Он сжал кулак и не ударил, а просто оскорбительно надавил Славичу костяшками на губы.
– Я тебе по-человечески сейчас объясню, спокойно, – уже почти орал блатной.
Вероятно, таким образом он старался напугать Славича посильнее, но эффект получил обратный. Славич почувствовал, как холодная ярость охватывает его, и удовлетворенно улыбнулся.
– Улыбается! – поразился блатной. – Улыба…
Закончить он не сумел. Славич точно и жестоко врезал ему коленом в пах. Потом легко оторвал руки от стены, одновременными круговыми движениями вырвал их из захватов слегка растерявшихся парней. Не останавливаясь ни на мгновение, схватил их за головы, ударил друг о друга и отшвырнул к двери.
Безволосый молча корчился на грязном полу. Двое других оказались покрепче, они не упали, но и не делали никаких попыток напасть, находясь, по-видимому, в состоянии нокдауна.
Славич подобрал свои пакеты и молча пошел наверх, ждать лифт не стоило, противники могли прийти в себя и начать драку всерьез. Схватываться с ними в одиночку в тесном и темноватом пространстве подъезда Славич не желал. Не было никакой уверенности, что у одного из троих не окажется в кармане по меньшей мере ножа.
На площадке своего этажа Славича ждал сюрприз. Перед дверью его квартиры стоял вчерашний эксперт Хандорин и приветливо улыбался. Сегодня по погоде он был одет в курточку из тонкой мягкой кожи.
– Здравствуйте, Игорь Николаевич. Извините мне мою настойчивость, но фирма требует от меня точного выполнения заданий. Я вновь убедительно прошу меня выслушать. Вы позволите войти?
– Да, – без выражения произнес Славич. – Входи.
Эксперт Хандорин и в мыслях не держал, что встреча внизу закончится отнюдь не с тем результатом, который был запланирован. Славич решил его пока не разочаровывать. Едва Хандорин переступил порог, Славич тщательно запер дверь, потом провел гостя в комнату и показал на кресло.
– Ну, давай, рассказывай, чего там у тебя, – сказал он почти благожелательно и увидел, что Хандорин немного удивился. В его представлении тон и настроение Славича должны были выглядеть иначе.