Ноябрь 1887 года.
За полгода до описываемых событий
Любой университетский город имеет свой Латинский квартал. В Париже это в 5-й и 6-й округа на левом берегу Сены, вокруг университета Сорбонна. В Санкт-Петербурге – роты Измайловского полка. А в старой столице – кварталы между двумя Бронными улицами и Палашевским переулком. Здесь, в деревянных домишках, нарезанных, словно пирог на столе скупердяя, мелкими ломтями-квартирками, в стороне от московских обывателей, ютятся студенты из числа провинциальной бедноты и разночинцев.
Сердцем московского «Латинского квартала» по праву считаются два заброшенных дома дворян Чебышевых на Козихе и Большой Бронной. Первый носит гордое имя «Чебышевская крепость» или проще, «Чебыши». Второй именуется «Адом» – наследие каракозовского кружка «Ад», память о котором здесь бережно хранится и даже преумножается. Этот островок образования и свободомыслия посреди мещанской, купеческой, лабазно-извозчичьей Москвы идеально подходил на роль базы террористов – но уже не каракозовцев, и даже не бомбистов-народовольцев, а выходцев из таких циничных и жёстких времён, что на их фоне прежние герои (или злодеи, это уж как посмотреть) казались записными толстовцами.
Гости из будущего обосновались в той самой комнате, где, согласно местной легенде, жил когда-то сам Ишутин. Старожилы «Ада» уверяли, что бывал здесь сам Нечаев – и не просто бывал, а планировал со своими соратниками из «Народной расправы» казнь студента Иванова, ту, что подсказала Достоевскому замысел «Бесов».
Казалось бы, правила конспирации предписывают бежать от такого места, как чёрт от ладана. Но это только на первый взгляд – на самом же деле, ветераны московского сыска обходили «Ад» и «Чебыши» десятой дорогой. Здесь все знали друг друга; любой новый персонаж будет немедленно срисован, изучен, профильтрован на предмет принадлежности к охранке, и при малейшем подозрении на таковую – бит по морде в кровь, и счастье ещё, если уйдёт на своих ногах. Нет, неуютно филёрам и топтунам в кривых переулочках Латинского квартала, и уж тем более, в узких, едва освещённых коридорах «Ада» с «Чебышами». А потому, даже после громких событий марта 1887 года, когда по Москве и Петербургу прокатилась волна арестов и обысков, эта «тихая гавань» осталась нетронутой.
Посетитель остановился на тротуаре и, задрав голову, нашёл нужное окно. Щёлкнул крышкой часов – всё верно, трое других должны уже быть на месте. Доверенный человечек (к слову, не имевший иного касательства к организации) исправно вносил плату за жильё и даже появлялся там время от времени – приглядеть, что комната в сохранности, что не заселились туда посторонние люди. И всё – ради того, чтобы состоялась сегодняшняя встреча.
Впрочем, гость не планировал сколько-нибудь здесь задерживаться, разве что, перевести дух, обсудить спокойно, без горячки, ближайшие планы. Ну и, конечно, извлечь из тайника сделанную год назад закладку – солидную сумму в золоте, серебре и ассигнациях, а так же, кое-какие предметы, не характерные для 1888-го года от Рождества Христова. Например, старательно подобранный арсенал и комплект шпионской электроники – направленные микрофоны, диктофоны, видеокамеры. И, главное – защищённый от взлома ноутбук, с отобранной как раз на подобный случай информацией.
А вот и условный знак – цветочный горшок на подоконнике. Правда, росший в нём фикус давным-давно высох, но это уже неважно. Своё дело горшок сделал, подав знак, что конспиративная квартира безопасна.
Люди, которым надлежало явиться на встречу, не относились к числу испытанных, проверенных в деле ветеранов «Бригады Прямого Действия». Этих ребят «привлекли» позже, когда понадобилось срочно расширять организацию в угоду амбициозным планам – его планам. Доверие новичкам ещё только предстояло заслужить – они и старались, отрабатывая шанс на удивительное приключение, для чего выполняли множество разнообразных поручений, по боль шей части – незначительных и не связанных с нарушением закона. Так, встретиться с кем-то, что-то передать, проследить за доставкой груза, а то и просто сыграть роль наблюдателя…
И это стало для них спасением: когда всё рухнуло, им удалось спастись, бежать, скрыться на заранее подготовленных квартирах. А потом, по истечении условленного срока – выйти на связь, используя систему условных знаков и кодовых сообщений (опять же, тщательно продуманных заранее).
Гость поднялся по скрипучим ступеням, прошёл по бесконечному, узкому, как кишка, коридору, привычно раскланявшись с парочкой «аборигенов» – и толкнул дверь. Никаких условных стуков – его ждали в эту самую минуту, ни позже и не раньше. Остановился на пороге, наслаждаясь мгновенной сменой эмоций в глазах тех, кто находился внутри – удивление, потом страх и, наконец, яростная надежда.
– Ну, здравствуйте, товарищи!
Один за другим все трое вскочили со стульев. Крайний слева, долговязый парень, одетый как мастеровой, даже согнулся в поклоне, потянув с головы мятый картуз. Что и говорить, привычки, приобретённые в новом окружении въедливы…
Гость по очереди посмотрел им в глаза – как и в тот день, когда каждый этих ребят них принял немыслимое, фантастическое предложение лидера радикальной группировки «Бригада Прямого Действия».
Его, Геннадия Войтюка, предложение.
Он шагнул к столу, стоящему посреди комнаты. «Мастеровой» суетливо пододвинул командиру стул, уронил картуз и густо покраснел.
Гость ободряюще улыбнулся.
– Спасибо, Дим, ты тоже садись. Все садитесь, в ногах правды нет…
Прошедший год не стёр из его памяти ни имён, ни фамилий, ни психологических портретов этих парней. Он сам их когда-то составлял, отбирая кандидатов в организацию.
Вот они – сидят, преданно смотрят ему в глаза. Скованные зажатые… нет, это срочно надо менять!
– Вот что, Дима… – Геннадий повернулся к «мастеровому». – Сгоняй-ка в трактир за самоваром и заедками. Рубца мясного возьми, расстегаев, щей вчерашних хорошо бы. Разговор предстоит долгий, а я что-то проголодался и замёрз. Весна в этом году что-то студёная…
И он сел, со стуком поставив на столешницу квадратный штоф мутно-зелёного стекла – хлебное вино в сорок казённых «полугарных» градусов. Долгожданную встречу следовало отметить.
Геннадий извлёк из кармана складной ножик, почистил специальной лопаточкой трубку и долго выколачивал её о край пепельницы.
– К сожалению, товарищи, у меня плохие новости. Портал на Гороховской-Казакова закрыт. Я несколько раз проходил мимо дома – ничего.
Он приохотился к трубке за долгие месяцы подпольной жизни, в деревеньке близ финского города Або. Приютившие его рыбаки признавали только трубочный табак, да и бумага для самокруток (о фабричных пахитосах в этой глуши никто не слышал) была в дефиците.
– А как же второй тоннель? Тот, что под землёй?..
Спрашивавшего, высокого парня, одетого в студенческую шинель, звали Володя. Геннадий припомнил, что перед «акцией» он занимался переброской снаряжения через подземный портал. И, разумеется, сразу о нём вспомнил.
– Та же история. Спускался туда, пробовал – глухо.
– И как же мы теперь?..
«Мастеровой» обвёл «товарищей» беспомощным взглядом.
– Нам что, так и гнить в этих трущобах? Не, я на такое не подписывался! Не хочу…
Губы его дрожали.
«Ну вот, не хватало ещё, чтобы расплакался… – брезгливо подумал Геннадий. – И как это я проглядел такую плесень? Впрочем, особого выбора не было, брали, кого попало. На том, надо думать, и погорели..
Все эти месяцы он упорно анализировал причины мартовской катастрофы – и раз за разом приходил к выводу, что без предателя дело не обошлось.
«…ладно, разберёмся позже. В любом случае, эта троица вне подозрений. Будь оно иначе, сейчас мне уже крутили бы руки жандармы или оперативники Д.О.П…»
– О трущобах можете не беспокоиться. – Геннадий выложил на стол пачку ассигнаций и глухо звякнувший столбик в сиреневой бумаге – стандартная банковская упаковка золотых десяток. – Средства есть, нуждаться ни в чём не будете.
При этом известии троица возбуждённо запереглядывалась. «Мастеровой» радостно потёр ладони и по очереди подмигнул каждому из собеседников.
«…как дети, право слово…»
– Кстати… – Геннадий демонстративно оглядел потрёпанную одёжку парня. – Вам, Дмитрий, стоит обновить свой гардероб. В Верхних торговых рядах неплохие лавки готового платья, усиленно рекомендую. Будет много работы, надо выглядеть поприличнее.
– Работы? Какой? – обрадованно спросил парень в студенческой шинели.
– Требуется установить связь с народовольцами. Сколько-то их уцелело после прошлогоднего разгрома?
По комнате прокатился вздох разочарования.
– Опасно. – «студент» решительно мотнул головой. Двое других согласно закивали. – Продадут, сволочи. Или хвоста приведут.
Геннадий, чуть помедлив, кивнул.
– Понимаю, друг мой, но иначе никак. У нас здесь других контактов, считай, что нет, а через этих «революционэров»… – он нарочно выговорил это издевательски, с насмешкой, – …через этих «рэволюционэров» можно хоть что-нибудь сделать. Документы новые добыть, легализоваться…
– Ну-ну, легализуемся… во Владимирском централе. – буркнул третий, до сих пор молчавший парень, одетый в купеческую кацавейку и охотнорядский картуз с высокой тульёй.
«Егор, кажется? – припомнил Геннадий. – Да, точно Егор Выходцев, двадцать один год. Помнится, его я завербовал последним из троицы – студент-политолог, третий курс ВШЭ…»
– Владимирскую тюрьму, друг мой… – он старался говорить мягко, поучительным тоном, – стали назвать «централом» только в тысяча девятьсот втором году. Надо быть внимательнее к подобным мелочам, если не хотите привлечь к себе ненужное внимание. Помните, мы все тут по минному полю ходим.
– Так я и говорю, надо валить отсюда! – торопливо заговорил «студент» – Не нравится мне что-то это место. Гнилое оно, ненадёжное…
– Да не переживайте вы так. – Геннадий откинулся на спинку стула и нарочито неторопливо нацедил из крана самовара кипятка. Взял пузатый фаянсовый чайник и долил заварки.
– Согласен, здесь нам торчать не стоит. Найдём студентика победнее, из тех, кто недавно в Москве, и поселим в этой комнате. Кому надо – увидят, что здесь люди появились, зайдут. А он нам весточку и передаст.
– Всё равно, пропасут. – «охотнорядец» упрямо набычился. – Пропасут и повяжут. А через него и на нас выйдут, невелика хитрость…
Геннадий тонко усмехнулся, давая понять, что уже продумал этот вопрос.
– Должен сказать, друг мой, что слухи о способностях охранки сильно преувеличены. Это лет через пятнадцать они научатся работать – натренируются на эсерах и прочих бундовцах с мусаватистами. А сейчас здешние жандармы, в общем, ни на что серьёзное не способны. Что ни в коем случае не отменяет обычных мер конспирации.
– И как же Семёнов? Или этот… барон Корф? – не сдавался «охотнорядец». – Уж они-то наверняка всё жандармам разъяснили…
– Наверняка. – не стал спорить Геннадий. – И разъяснили, и книжки умные почитать дали. Но, одно дело – понять, а другое – поставить службу так, чтобы она работала, как часы. А вот на это у них времени пока не было. Мы же с вами воспользуемся тайм-аутом и сделаем вот что…
Он отставил в сторону стакан с чаем и пододвинул к себе блокнот.
– С завтрашнего дня надо наладить круглосуточное наблюдение за домом на Гороховской. Не буду вдаваться в подробности, но есть шанс, что наши «друзья» вскорости сделают попытку восстановить работу портала. И это, товарищи, наш с вами единственный шанс вернуться домой.
Апрель 1888-го года
Нет ничего лучше возвращения.
Зелёный пароходик с тонкой белой трубой и белыми кожухами колёс неторопливо полз по Морскому каналу. За спиной, в закатном мареве тонули угрюмые махины кронштадтских фортов. Впереди небо было ещё светлым: на фоне восточного горизонта вот-вот должны проклюнулся шпиль Петропавловского собора, Адмиралтейства, угадывался купол Исаакия. Евсеин поёжился, кутаясь в пальто, одолженное у старшего артиллериста – сам доцент не располагал гардеробом, подходящим для петербургской весенней погоды.
Семёнов оставил консулу в Адене чёткие инструкции. Доцента и его багаж – архив немецкого археолога Бурхардта, упокоившегося под завалами древнего подземного лабиринта в Александрии – следовало посадить на русский военный корабль. Никаких гражданских судов, никаких пароходов Доброфлота, регулярно ходивших из Одессы на Дальний Восток и обратно через Суэцкий канал. Пришлось ждать подходящей оказии – ею оказался клипер «Джигит», возвращавшийся после трёхлетней службы на дальнем Востоке в Кронштадт для докового ремонта.
Всю дорогу Евсеин и приставленный к грузу забайкалец (раненый в перестрелке казак давно поправился и к службе относился чрезвычайно серьёзно), ни на шаг не отходили от ящиков, затянутых в просмолённую парусину, первой добычи экспедиции Семёнова. Сам Олег Иванович скитался где-то в дебрях Экваториальной Африки. Связи с ним, разумеется, не было, последняя весточка от экспедиции была отправлена ещё в середине лета, из английской миссии на озере Виктория-Ньяза.
Плаванье не затянулось. Не прошло и двух недель, как клипер встал у бочки в Военной гавани Кронштадта. На следующий день в гостиницу явился офицер с запиской от Корфа: Евсеину предписывалось немедленно препроводить груз на борт посыльного пароходика «Ижора». Обычно «Ижора» возила между Петербургом и Кронштадтом офицеров, матросов, а так же иных чинов публику, состоящую при громоздком флотском хозяйстве. Но на этот раз на борту не было посторонних – сопровождавший Евсеина офицер корректно, но непреклонно отказал в месте на пароходе нескольким гражданским и морским чинам. Доценту было неуютно – он чувствовал себя не человеком, а казённой бандеролью особой важности.
От расспросов сопровождающий уклонялся. Сказал только, что «его превосходительство начальник Департамента Особых Проектов самолично всё объяснит». Груз (сейчас его охраняли сразу два вооружённых карабинами матроса) пребывал в полнейшем порядке. Как ни чесались у Евсеина руки вскрыть один из ящиков, он сумел удержаться от искушения. Работал только с записями в своих тетрадях и считал часы до сладостного момента, когда можно будет взяться за дело всерьёз. Слишком много начато и не закончено; слишком много тайн и открытий сулят исследователю архивы немецкого археолога. Доцент, подобно скупцу, рыдающему над пропавшим медяком, жалел о каждой потерянной минуте.
Июль 2015-го года
Дела и делишки.
Где москвичи знакомятся и заводят романтические отношения – разумеется, кроме соцсетей и сайтов знакомств? Правильно, на пляжах Таиланда, Кипра или Египта. Когда Алиса сказала, что она журналистка, Глеб недоверчиво усмехнулся, и сообщил, что он – успешный бизнесмен в сфере похоронных услуг. Как выяснилось позже, никто не солгал. Одна беда: Глеб забыл поведать, какой он педант и зануда. То его не устраивает Алисин беспорядочный график, то её круг общения (не менее беспорядочный и весьма обширный), то перманентный бардак в квартире (а это и не бардак вовсе, Алиса ведь прекрасно знает, где что лежит!). То он не желает понять, как можно снимать для солидного издания, выходящего на мелованной бумаге с роскошными иллюстрациями, собственной камерой – поскольку издание прижимисто до крайности и скупится на хорошую аппаратуру.
А все потому, что она перекрасилась в блондинку.
Когда к успешному мужчине приходит за интервью хрупкая блондинистая девица, он сразу начинает оказывать ей покровительство, стараясь объяснить глупышке правду жизни. И заодно, сам того не замечая, выкладывает куда больше, чем собирался рассказать. Особенно, если пошире распахнуть глаза (голубые, а как же!), сделать губки бантиком и не забывать восхищенно поддакивать.
Глеб тоже жаждет покровительствовать, объяснять, поучать, читать морали… и Алисе понятно, почему он до сих пор не женат. Вот, к примеру, он спрашивает:
– Зачем ты завела новый блог?
– Первый блог – это блог фотографа, – терпеливо объясняет она. – второй мой личный, а этот блог журналиста, тут я пишу под псевдонимом. Здесь будут мои журналистские расследования.
– Ты и так тратишь слишком много времени на те два блога, а теперь ещё и этот! И ни о чём другом думать просто не успеваешь. А думать надо – вон, смотри, машина уже все постирала, мокрое белье перетягивает барабан. Так машинка быстрее выйдет из строя. А тебе плевать, ничего не замечаешь за своими драгоценными блогами!
Короче, поругались.
Ну и пусть.
Зато блог получается на загляденье! Алиса уже выложила три своих готовых материала по расследованиям. Все три были опубликованы в течение года на разных интернет – ресурсах. С фотографиями, со ссылками, без редакторских купюр и оглядок на спонсоров. Два вечера просидела, до глубокой ночи, отлаживала шрифты, подбирала оформление, наводила глянец. Будет теперь у неё шикарное развёрнутое портфолио – не каждый может похвастаться таким!
Только вот беда: блог надо продолжать, а приличные темы ну никак не подворачиваются.
Сегодня сначала пришлось снимать нудную конференцию, потом ехать в подмосковный лес, на тренировку волонтёров, разыскивающих пропавших людей. Вернулась усталая, вся в пыли, и вместо того, чтобы лезть в душ, уселась писать репортаж. Написала, сбросила на почту редактору. Опять ведь вырежет самое интересное, выхолостит до мелкой, незначительной новости… обидно, да?
Ещё как. А что делать?
Потом ещё два часа – на обработку фотографий.
Пискнула напоминалка в смартфоне. Пора в фитнес-клуб.
Алиса ненавидит фитнес-клуб. Точнее, дамочек, с которыми приходится заниматься в одной группе. В большинстве своем это стареющие курицы с претензиями на элитность в худшем понимании этого слова. Зато после тренировки все тело такое… довольное, иначе не скажешь! Заряд бодрости, полёт, нарзанные пузырьки в каждой клеточке, покалывание – и хочется бежать и сворачивать горы!
У Алисы никогда не было проблем с фигурой – попробуй, поносись весь день по городу, как угорелая, прижимая к боку кофр с камерой и сумку, набитую бог знает чем! Но фитнес-клуб – это ещё и момент престижа. И, к тому же весьма полезные связи, поскольку все эти курицы – жены разных мелких специалистов в высотных зданиях из стекла и бетона. Нет незаметнее чиновника-специалиста… и нет его незаменимее. Министры меняются, аппарат остаётся… и все знает. Пока этот источник выстрелил только один раз, зато как!
Июль 2015-го года
Приятное с полезным.
Вечернее небо над Москвой тёмно-золотое с синими узкими росчерками облаков. И клены были того же цвета, что и небо; золото плавилось в вечерних витринах и ласкало своими отсветами женщин, высыпавших после тренировки на ступени спорткомплекса.
Большинство дам тут же ринулись на парковку, а Вера Василевская остановилась и воскликнула:
– Красота какая! Прямо плакать хочется…
Алиса достала камеру и принялась щёлкать, в попытке поймать этот восхитительный золотой поток. Василевская вытянула шею, привстав на цыпочки:
– Покажи, что получилось!
«Ну вот, сейчас попросит сфотографировать…»
– Ой, Алисочка, сними меня на фоне этого великолепия!
«…и ведь не откажешь – повода, как назло, нет…»
Василевская оказалась особой надоедливой и настырной: «сфоткай вот так, а вот так тоже, а давай ты снимешь меня вот там…», Алиса сначала послушно щёлкала, потом запротестовала:
– Нет, так не пойдет. Сними плащ, сумку эту куда-нибудь день. Да, и убери этот свой ужасный ободок. А потом – садись прямо в листву, и загреби листьев побольше. Да-да, вот так! Ой, отлично, что туфель слетел, не надевай, не надо…
Неожиданная фото-сессия завершилась, когда солнце спряталось за высотки, оставив своё золото только на небе и в окнах верхних этажей башен. Верочка кудахтала от восторга, любуясь собой на экране Алисиной камеры. А потом предложила поехать к ней и попить кофе, а заодно фотки скинуть на компьютер. Алиса не стала возражать – почему бы и нет? Хотя, фотографии ещё надо обработать…
– Нет. – властно возразила Василевская. – Знаю я вас, профессиональных фотографов-художников: сделаете сотню снимков, а отдадите один, причём не тот, который мне самой нравится. Поехали!
Квартира у Верочки оказалось просторной и с претензиями.
– Люблю, чтобы в доме было светло и пахло жасмином, – тараторила хозяйка, водя гостью по хоромам. – Это кабинет мужа, а это спальня. Вот посмотри: одобряешь обои, или бедновато смотрятся? Я ему всё твержу, что надо под гобелен!
Сквозь жасмин пробивался запах краски. Понятно – только что сделали ремонт, и хозяйка ещё не успела вдоволь им нахвастаться. Алиса, разумеется, не обманула Верочкиных ожиданий: похвалила обои, одобрила сине-розовую гамму детской, а потом предложила заняться фотографиями. На ноутбуке хозяйки внезапно нашелся фотошоп – можно было хоть начерно обработать кадры. Вытягивала свет, кадрировала… и забыла про время. Хозяйка дома сварила кофе – и села смотреть. И, надо отдать должное, особо не мешалась. Немного попозже заглянул супруг – нечто аморфное в бежевых тонах и с глубоким чувством собственной значимости. Сел, налил кофе, и принялся жаловаться жене на «этого негодяя Шилова», который ушёл в отпуск, оставив его разбираться с жалобами пикетчиков с Лесного Проезда. А какой ему, Василевскому, интерес, отфутболивать разъярённых жильцов? Да ровно никакого. Весь интерес уже давно подгреб Шилов – и укатил в Данию.
Алиса навострила уши. Ветка с незаконной застройкой на Лесном обновлялась в её новостной ленте раз по десять на дню. И вот всплывает фамилия – и не просто так, а в связке с неким «интересом»!
На следующее утро девушка отпросилась у редактора на Лесной Проезд. Горящих тем как раз не было, предыдущие статьи сданы в верстку, так что тот не возражал: материал для новостей требовался всегда. Алиса добралась до места, поговорила с жильцами, сняла мордоворотов, вяло теснивших жиденькую толпу пикетчиков с дороги самосвала, выяснила, куда именно ходили, кому писали, кто и что ответил.
И понеслась!
Сначала новость сняли с сайта. Палыч развёл руками: «Алисочка, ты даже не представляешь, какие там деньжищи замешаны. Покалечат же, будь благоразумна…»
Потом позвонили Алисе на мобильник и очень настойчиво посоветовали не лезть, куда не просят.
Упорная журналистка списалась с Хвостом и стала публиковать материалы на его «желтой» страничке под псевдонимом «Степан Стопкин». Посещаемость странички выросла: бандитов Хвост не боялся, твёрдо рассчитывая на свою крышу.
Приём сработал: незаконная стройка была заморожена, а в контору Верочкиного мужа нагрянула прокурорская проверка. Конечно, никого не посадили, но Лесной Проезд оставили в покое. Хвост рассказывал потом, что Стёпу Стопкина пытались разыскивать, но владелец странички псевдонима автора раскрывать не стал, заявив, что это – журналист-фрилансер, работающий удаленно, по договору. И даже договор для Алисы составил по всем правилам – на всякий пожарный. Вот что значит старая дружба, так и не дошедшая до постели!
Так и появился на свет Степан Стопкин – вольный журналист, раскапывающий и предающий огласке разнообразные скандальные дела.
Июль 2015-го года
Ночь, потраченная с пользой.
Именно этот блог и творит сейчас Алиса. За три «дела» образ Степана Стопкина успел обрисоваться вполне отчётливо. А Хвост, дурак, всё подкалывает – ржет, что Алиса творит мужчину своей мечты…
Может быть.
Но сначала – Алиса создавала полную противоположность себе. Она ездит на старенькой папиной «Королле», у Стёпы – патриотичная «Лада-Веста», купленная в кредит. Она – потомственная москвичка, Степа же – «понаехавший» из глубинки, как он сам о себе и пишет. Алиса хватается за любую работу, а вот Стёпу интересуют только серьёзные расследования. Он – парень упрямый, рисковый, в чём-то даже авантюрист. В отличие от покладистой и осторожной Алисы.
Нет, это не мужчина её мечты. Это она сама, какой ей хотелось бы быть. Правда, серебристая «Королла» её вполне устраивает, но…
В любом случае, литературные вкусы у них со Стопкиным одни и те же. Только Алиса про свои помалкивает, ибо они не вписываются в образ куклы Барби с фотокамерой, а вот Стёпа не скрывает, что любит Чехова и Толстого.
В школе она искренне ненавидела эту классику – а всё потому, что литературу им преподавала Аннушка. С подачи этой училки, вся русская литература представлялась Алисе, как нудное описание грязи, мучений и выворачивания души наизнанку. Прежний мир, «до революции» рисовался серым и безрадостным, полным нищеты, тупости и безнадёги.
А потом случилось вот что. Как-то она, чтобы убить время в поезде дальнего следования, купила книжицу в мягкой обложке – «Статского советника» Акунина. Имя автора было тогда на слуху, вот Алиса и сочла полезным ознакомиться. Книгу проглотила быстро – и испытала немалое удивление. Оказывается, позапрошлый век, в котором действовали герои, вовсе не бесцветен!
Позже, уже в гостях у родителей, ожидая отца, она ради любопытства выдернула с полки томик Чехова. Просто так, полистать, от нечего делать. И – попалась. Дальше были Достоевский, Толстой, Салтыков-Щедрин…
Господи, ну почему эту проклятую Аннушку не придушили в колыбели? Как же умело эта овца отбила у Алисы интерес к прекраснейшей русской литературе! И особенно, к этому удивительному периоду истории!
А ещё девушке безумно понравились моды конца девятнадцатого века. Она даже принялась приобретать шмотки в подходящем стиле, благо ей всегда шли длинные юбки, соломенные шляпки и кофточки с фонариками. Петрович как-то обозвал её «тургеневской барышней» – это когда она перестала вязать волосы в конский хвост и заплела их в недлинную мягкую косу с чёрным газовым бантом.
Порой Алиса воображала себя в огромной зале с зеркальным паркетом, танцующей мазурку в длинном платье с кружевным шлейфом. Одна беда – мазурку танцевать она не умела. Да и кто сейчас танцует все эти польки, кадрили, гавоты? Вальс, разве, на традиционной какой-нибудь свадьбе, да и то редко и неумело…
Сегодня правят бал хип-хоп, хайп, раскованность и ритм.
Интересно, как Стёпа Стопкин относится к субкультуре хип-хоп? Наверное, никак. То есть, так же, как и она сама. Не интересует – но и не раздражает.
Июль 2015-го года
За столом люди откровеннее.
Выгнувшись по-кошачьи, Алиса сладко потянулась. Не пойдет она сегодня в фитнес-клуб. Лучше просто погуляет, ни о чём не задумываясь.
«Вот и лето наступило, – думала она, пересекая широкий, по июльскому пыльный двор. – А я толком и заметить не успела…»
Алиса совсем было собралась обогнуть угол пятиэтажки и выйти к чахлому скверу, когда её окликнули. Олежик, старый приятель – они всегда жили в этом дворе и дружили чуть ли не с детского сада. Сейчас он маялся возле своего подъезда, нагруженный двумя объёмными пакетами из «Пятерочки», и пытался вытащить из заднего кармана джинсов магнитный ключ от домофона. Увидав Алису, он бросил эту безнадёжную борьбу и бережно пристроил пакеты на асфальт.
– Привет! Сто лет тебя не видно!
– Привет, да я вся в бегах, в работе. А у тебя что, закупки на неделю?
– Не, это для алхимических экспериментов. Рискнешь здоровьем? Пойдем ко мне, все наши уже там.
Вот это именно то, что нужно после бестолкового дня и ссоры с Глебом – «алхимия» Олежика и Макса!
– Ой, классно как! А что намечается сегодня?
– Да так, ерунда, эксперименты с новой фритюрницей и свежим кроликом.
– Кролик во фритюре? Ой, как здорово! – Алиса чуть не захлопала в ладоши.
– Не, фритюрница отдельно, а кролик отдельно. Мы его уже замариновали и сейчас как раз собираемся в духовку… Чёрт! – молодой человек хлопнул себя по лбу. – Сыр-то я забыл!
– Так я схожу, куплю! А то, на халяву, даже неудобно…
– Давай! – обрадовался Олежик. – Только поскорее, а то кролика уже закладывать пора.
– Какой сыр брать?
– Самый дешёвый, типа голландского или пошехонского. Да неважно, любой твёрдый сорт.
Оба парня – и Олежик и Макс, – известны среди приятелей и подруг, как страстные кулинары-самоучки. Периодически они собирают народ на «алхимические эксперименты» – осваивают приготовление очередного, как правило, мясного блюда. В прежние времена Алиса частенько сиживала на Олежиковой кухне в ожидании свеженькой вкуснятины. Это же так классно: мальчики готовят, а девочки сидят рядом, ждут и непринуждённо болтают. Где ещё такое увидишь? Но, когда учеба в МГУКИ осталась позади, традиция кулинарных посиделок как-то сами собой сошла на нет.
Макс колдовал с фритюрницей, обжаривая в ней невообразимую смесь: луковые кольца, мясную соломку, картофельные кружочки, сырные шарики с ветчиной. Пока Алиса, Иришка и Юлик все это подъедали, ребята измывались над кроликом. Сегодня им ассистировали Валерка и незнакомый Алисе молчаливый парень по имени Лев. Известный, как отрекомендовал его Олежик, мастерством приготовления волшебного соуса для фритюрных зажарок.
– Пропадай, моя фигура! – вздохнула Иришка, обмакивая картошку в соус.
А Алиса наслаждалась забытым чувством беззаботности – и безопасности. Никто от тебя ничего не ждет, никто не накапает начальству, никому от тебя ничего не надо…
– Олег, вы свой мед уже закончили?
– Ага, – оторвался от кролика хозяин квартиры, – Макс отбывает ординатуру в Склифе, я – в Сербского.
– «Сербского» – это что? – не поняла Алиса.
– Социальная и судебная психиатрия. – охотно пояснил парень.
– А, ты все-таки решил остановиться на психиатрии?
– Ну да. Без работы не останусь, психов в наше безумное время становится все больше. И деньги у них, как правило, есть.
– А раздвоение личности там лечат? – невинно поинтересовался Валерка.
– Лечат, а что?
– Ты им про Грязного Гарри рассказывал?
– А я с ним не знаком. – под общий смех невозмутимо отозвался Олежик. – Его только вы встречали. А я к тому времени, как он появляется, как правило, уже ничего не помню. А раз не помню – значит, этого и не было вовсе!
Олежик – милейший человек, пока не напьется. А вот когда переберёт, то становится агрессивным и вредным. Непременно докапывается до всех окружающих, чуть что – сразу лезет в драку. Тогда-то в компании и говорят, что в нём проснулся Грязный Гарри.
Парни принялись травить медицинские байки, сплошь и рядом весьма скабрёзные. Лев тоже оживился и поведал девушкам несколько леденящих душу историй из жизни анестезиологов.
Те охотно ахали – и то смеялись, то требовали немедленно прекратить эти «ужасные разговоры».
– К нам на днях мужика привезли, – запихивая противень с кроликом в раскаленную духовку, сказал Олежик, – бандит, проходит по делу то ли с наркотой, то ли с оружием. И несет такую восхитительную ахинею…