– Охо…, хо…, хо…, – у меня из груди удовлетворённо и одновременно с облегчением вырвался глубокий вздох, увидев на пыльной обочине дороги долгожданный и непритязательного вида дорожный указатель – «Брест», за которым и виднелись окраины долгожданного города. Мой невольный возглас охотно поддержал Селиванов, коротко рассмеявшись и тут же резво крутанувший баранку, объезжая приличную дорожную выбоину.
– Товарищ майор, так может в городе в баньку сходим? Мы-то в кабине ещё ничего, а вот в кузове ребята…!?
И то правда. Наш вновь формирующийся артиллерийский полк стоял уже несколько месяцев лагерем в районе города Лида. Выехали мы рано утром по утренней прохладе и до Бреста добирались исключительно сельскими дорогами, да по нешуточной жаре. Пропылились, пропотелись. Так что вопрос о бане был вполне закономерный.
– Счас…, приедем и конечно в баню пойдём…
– Отлично, товарищ майор, а в город отпустите? – Тут же задал вопрос водитель, пояснив затаённую надежду, – у меня в воскресенье День Рождения. Ребят в обед хочу угостить….
– Конечно. День рождения святое дело…, – легко согласился, искоса глянув на красноармейца, и грустно вздохнул.
Ничего-то они не знают. И будет ли у тебя День Рождения, Селиванов? И доживём ли мы в воскресенье хотя бы до обеда? Тот ещё вопрос. А я знал. Вернее, не знал, что будет со мной, с ними, кто сейчас трясся в кузове полуторки. Всё это будет зависеть от меня. Но вот что будет со страной – я знал. Вплоть до 2022 года, откуда бухнулся сюда.
В 2022 году меня убили или по крайней мере тяжело искалечили. Не знаю… Скорее всего всё-таки убили. Жалко жену. Она всегда говорила – «Хочу умереть вперёд тебя. Чтоб ты меня похоронил. Я тебя не смогу похоронить, чисто психологически». А оказалось, вон как. Ничего, дети похоронят моё тело. А здесь попал в февраль 1941 года. И оказался в теле сорокапятилетнего майора. Крепкого мужика и тоже артиллериста. В той жизни я увлекался фантастикой и тема попаданцев мне здорово нравилась. Не нравилось только, что в похожую на мою ситуацию по воле автора попадали продвинутые спецназовцы или люди владеющими кучей разных способностей и знаний о Великой Отечественной войне. Я уж не говорю про знания технологий военной тематики. Продвинутых в разных рукопашках, чуть ли не чемпионы по стрельбе, и тут они запросто косили целыми толпами немцев. Давали авторитетные советы Сталину, военноначальникам и военным конструкторам. А уж как они меняли ход войны, вообще сказка. Короче фантастика и лёгкое чтиво.
Возраст в 45 лет и хорошее здоровье, слава богу, оказались не единственным положительным моментом. То ты ощущал себя чуть ли не стариком, у которого тут болит, здесь колет, силы не те, да и стоит не так, как в одном из анекдотов. Деменция чёртова мучит. А тут всё равно как с Жигулей первой модели, сразу и без подготовки пересел в последнюю модель иномарки. Пышешь здоровьем, силой, мозги работают как надо и когда ссышь, от мощной струи мочи щебёнка разрушается. Если в книжках про попаданцев, как правило, описывалось, как попав в чужое тело, герой ничего не знал про прошлое носителя тела и ему приходилось изображать потерю памяти, отчего он попадал в разные скользкие ситуации с окружающими и с особистами. То в отличии, от книжных героев я помнил всё о прежней жизни хозяина тела, плюс накладывалась моя память. Что помогло органично и сразу влиться в местную жизнь и обстановку.
Перенос получился поздно вечером и, потеряв сознание или временно умерев, оказался в теле, спящего на койке майора Угорцева Степана Ивановича, 1896 года рождения, командира дивизиона.
Остаток ночи прошёл в осмыслении ситуации. По той жизни в будущем, был активным человеком, всегда ставил перед собой цели, задачи и целеустремлённо шёл к ним, в чём и заключался смысл моей жизни. Всегда понимал, что если что-то происходит, то это мне и мой семье надо. Ну…, а теперь тем более, где во всей этой движухе был реальный смысл. Жена у меня была оцерквлённой и искренне считала и видела во всё происходящем Божий промысел. Я тоже был православным, в детстве крещённый, искренне уважаю православие, веру моих предков. Но вот так сказать, чтобы верил или не верил в Бога – не скажешь утвердительно. Я верил в то, что за верой и религией что-то есть. Может действительно некий высший разум!? И раз я попал сюда… И если оказался в чужом теле и в чужой ситуации, попытался понять смысл вот этого, явно не случайного переноса – Для чего я сюда попал? С какой целью? Вот чётко понимал и осознавал, что меня сюда послали…. Но вот кто послал, зачем? Вот это упорно пряталось в глубине моих мозгов. То есть было некое предназначение. Причём твёрдо знал, что попал с какой-то целью, но вот её…, цель, никак не мог вспомнить. Прекрасно понимал, что сам по себе сюда попасть не мог. Морщил лоб, напрягал мозги, понимая, что что-то смутное бродило в моей голове, какие-то опять же смутные образы, казалось вот-вот вспомню – и ничего. Если переломиться ход войны, то как простой майор, хоть и командир гаубичного дивизиона – может повлиять? Вот как? Да только рот открою и начну рассказывать про предстоящую войну, про 1418 дней военного лихолетья – да тут сразу и кончиться майор Угорцев. И даже попадание в сумасшедший дом, вместо расстрела или лагеря, будет не худшим вариантом.
Поэтому и решил молчать, оглядеться кругом и потом определиться со своим багажом знания будущего. Хотя багаж этот был довольно общего уровня. Вроде бы общий ход истории знал, но вот конкретики…, даты там… или другое – это было очень зыбко.
Родился я, вернее моё тело, ну а теперь уже всё-таки Я, в 1896 году, в семье с дворянскими корнями. Отец в Москве был известным человеком, мама тоже. Поэтому, получив соответственное образование в 1912 году поступил в Московский университет и с третьего курса ушёл в армию добровольцем. Ускоренные артиллерийские курсы и с лета 1915 года я прапорщик, командир огневого взвода в одной из воюющих артиллерийских частей. В 1916 стал подпоручиком. Воевал нормально, к подчинённым старался относиться по справедливости и с заботой. Поэтому февральская революция и затем развал армии на мне сказались без особого ущерба. Даже, к моему великому удивлению, выбрали в полковой комитет, в котором принимал участие в руководстве полковой жизнью до октября. Скорее всего, после большевистского переворота я ушёл бы к белым, но не успел. Был мобилизован как военспец в Красную армию, где благополучно провоевал до конца Гражданской войны. Родители, уже мои, к тому времени уехали за границу ещё в семнадцатом году. А провоевав в Гражданскую четыре года, как-то сжился с новой властью и остался в Красной армии.
Последующие годы прошли тихо, периодически переезжая из одного гарнизона в другой. Служил в бурные годы на КВЖД, повоевал с басмачами в Средней Азии, захватил финскую, но продвигали по службе медленно. И причина здесь была в моём дворянском происхождении.
Миновали меня и лихие тридцатые, когда вовсю шли аресты. В партию не вступал, занимался службой, вёл себя тихо и как-то так проскочил чистку армии. Хотя писали на меня, доносили и только одно дворянское и офицерское прошлое могло утянуть в общую беду. Скорее всего и как это не удивительно, но помогла женитьба на активной комсомолке. Молодая, красивая, энергичная. А мне тридцать пять, красавец мужчина. Красный командир. Тайно льстило ей и дворянское происхождение избранника. Бурный роман, с бурным сексом. Она делала в комсомоле карьеру, активно и зажигательно выступала на собраниях и митингах с трескучими речами и лозунгами, что привлекало её руководство. Но на самом деле, в общеобразовательном смысле слова, была тупой и недалёкой, что в семейную жизнь вносило сильный диссонанс. На одном ведь сексе семью не построишь. Но…, красивая чертовка. Внешние данные – закачаешься и на лбу одно только слово мигающими буквами – Секс. Хотя этого слова в Советском Союзе не знали, заменяя народным и ёмким словом – Блядство.
Расстались тоже быстро, когда оказалось, что для очередной карьерной ступеньки здорово мешает происхождение мужа и всё мигом закончилось. Но…, я успел пережить очередную волну арестов. Да и то, что с первых дней в Красной армии служил и был довольно мелкой сошкой по масштабам репрессий.
Так бы и остался капитаном с одной шпалой в петлице, но помогла случайная встреча с товарищем по Гражданской войне, ставшего к этому времени большим военным начальником. Он то и поспособствовал попасть в вновь формируемый артполк на должность командира третьего дивизиона гаубиц М-30 и с «майором» тоже. Полк формировался медленно, постепенно наполняясь личным составом и техникой. В марте, я уже в теле Угорцева, получил первые четыре гаубицы, сформировал из красноармейцев первой волны пополнения седьмую батарею и сразу приступил к усиленным занятиям, вызвав среди сослуживцев нездоровый ажиотаж. Год назад закончилась Финская война, многие из прибывших командиров там отметились и ещё жили о ней яркими впечатлениями. А тут, один из них, тоже с Финской, без всякой раскачки начал занятия, что было вполне положительно воспринято командованием полка. И многие сослуживцы начали проявлять неудовольствие, мол – сбавь темпы…, не подводи других…, успеем ещё… Но я, уже в новом обличии, зная о близкой войне, только ускорился и из прибывшей техники, снова первый из всех сформировал очередную батарею. Начал теребить командира полка, чтобы тот усилил нажим на округ в плане укомплектования, желая к войне полностью сформировать дивизион и провести боевое слаживание. Но не успел. Вот и получилось, что сегодня пятница, 20 июня 1941 года, а я еду в Брестскую крепость получать автомобили и гаубицы на девятую батарею.
В командировку со мной ехали два командира взвода – лейтенанты Кузнецов и Волегов. Кузнецов прослужил год и был уже достаточно опытным и служил со мной с февраля этого года. Волегов выпустился из училища только в мае месяце этого года и на всё кругом смотрел с восторгом молоденького и совсем зелёного командира, не познавшего ещё каких-либо побед и неудач по службе. Селиванов, водитель полуторки. Заканчивал службу и осенью демобилизовывался. Вместе с лейтенантами в кузове ехало ещё четыре водителя. Они будут принимать автомобили для гаубиц.
– Товарищ майор, а вы дорогу в крепость знаете? А то я ведь здесь первый раз. – Прервал мои размышления Селиванов.
– Да я тут тоже первый раз. Сначала в комендатуру заедем, там отметимся и узнаем, как в крепость ехать, – пришлось покривить душой. Бывал тут проездом и много раз, только в будущем, когда служил в Группе Советских войск в Германии. Поэтому с любопытством оглядывал улицы довоенного Бреста.
Конечно, разница агроменная между тем, что видел в семидесятые года и что вижу сейчас. Хотя, довоенный Брест тоже имел свою изюминку – красивые здания старой, европейской архитектуры, чистые и ровные булыжные мостовые, круглые тумбы с афишами, неторопливая текущая жизнь гражданского населения, где на тротуарах спешили по своим делам только военные, коих было столько сколько и гражданского люда. А местами даже больше. Периодически попадались многочисленные патрули. Из того будущего узнал только двухэтажное здание на углу улицы, где в моё время размещалась гостиница «Буг» и вокзал. В моё время помпезное, а сейчас без излишней архитектуры. Да ещё, как не странно и здание военной комендатуры, которое в семидесятых посещал по некой надобности.
Серое, двухэтажное здание с четырьмя мощными колоннами на фронтоне, под высокой черепичной крышей. Справа и слева одноэтажные, аккуратные каменные дома с жилыми мансандрами. А перед самой комендатурой деловито суетился военный люд. Заходили, выходили, уходили или уезжали. Приткнули полуторку к тротуару, я вылез из кабины на подножку и глянул в кузов, где мои запылённые и грязные подчинённые поднялись на ноги, с любопытством оглядываясь по сторонам.
– Всё нормально? – И дождавшись дружного ответа, распорядился, – все находятся рядом с машиной. Я отмечусь в комендатуре и поедем в крепость. Устроимся там и пойдём в баню.
Обещание бани встретило довольное ворчание и подчинённые под негромкие смешки стали охлопывать себя, выбивая из формы хиленькие желтовато-бесцветные облачка пыли. Тоже самое сделал и я, почистил хромачи сапожной щёткой, поставив ноги на подножку полуторки. Потом одёжной, пошоркал форму и направился в здание. У небольшого окошка дежурного никого не было и я протянул командировочное удостоверение. Усатый и солидного вида сверхсрочнослужащий с двумя сержантскими рубиновыми треугольниками, неторопливо начал заносить данные в книгу регистрации и тут же остановился, глянув на меня из окошка.
– Товарищ майор, я вас сейчас зарегистрирую, но вы потом к коменданту зайдите. Он как раз у себя.
– А зачем?
– Он вам сам объяснит…, – неопределённо пожал плечами сержант.
– Хорошо…, – и кивнул головой.
Кабинет оказался на втором этаже. На двери солидного вида висела начищенная до блеска красивая латунная табличка «Военный комендант майор Борисов С. П.». На мой вопрос секретарь, пожилой сверхсрочник, молча мотнул головой на дверь. Открыл дверное полотно, шагнул в просторный кабинет. Комендант, плотный и невысокий майор, был в кабинете один. Глянул на меня красными от недосыпа глазами и приглашающе махнул мне рукой на стул у стола, занятый нервным разговором по телефону: – …Да меня это не интересует. У тебя есть приказ выделить мне машину с людьми, вот и действуй. Давай, через час я тебе звоню… Только не зелёных лейтенантов присылай, как прошлый раз. А то потом мне им всё приходится разжёвывать, да и всё равно вместо них действовать самому. Всё…, у меня люди.
Комендант положил, а вернее раздражённо бросил трубку на аппарат и спросил: – Да, слушаю вас, товарищ майор.
Я представился, объяснил причину прибытия и предъявил документы.
– Аааа…, – вспоминающе наморщил густые брови комендант, бегло проглядев бумаги, – понял, понял. Да…, звонили…. Сколько у вас человек?
– Я, два лейтенанта и пять красноармейцев. Один из них водитель машины.
– Вооружение?
– Я – пистолет, лейтенанты наганы, красноармейцы с винтовками. А что? – В свою очередь задал вопрос.
– Товарищ майор, послушайте, у меня есть нормальное предложение. Обстановка у нас сейчас довольно сложная, нервная. В крепость вам ехать сейчас нет резона совсем. Там ещё хуже чехарда творится. Все бегают, постоянные учебные тревоги, дёрганье. Так что до понедельника никакой приёмки у вас не будет, одна нервотрёпка. Тем более там все казармы забиты и как вас там устроят и в каких условиях – неизвестно. И будете там куковать все выходные. А мне нужно усиление на ночь с субботы на воскресенье. Вон…, сейчас звонил, – кинул он недовольный взгляд на телефон, – не могут выделить. Сломалась машина… А мне усиление нужно. Сейчас вас с вашими подчинёнными устрою в комендатуре, в нормальных условиях, накормим, а завтра с 16 часов вы с машиной и своими парнями отдежурите ночь. Будете моим дежурным резервом. А воскресенье хоть спите здесь, хоть гуляйте по городу, мне всё равно. И документ соответствующий вам дам, что привлёк вас по срочной необходимости к комендантской службе. Как вам такое предложение?
Это был весьма отличный выход. Мне совершенно не хотелось оказаться в ловушке Брестской крепости в ночь на воскресенье, когда наше оружие сдано в ружейку и мы там безоружные, раздетые будем судорожно метаться под арт огнём. Поэтому сразу согласился.
– Отлично, – обрадовался комендант, – выручил меня. Давай на «Ты» – Сергей, Петрович
– Степан, Иванович, – и обменялся с понравившимся мне майором крепким рукопожатием.
– Ты посиди чуток, я сейчас старшину вызову, чтоб он вас расположил и с кормёжкой определился, – майор тут же стал вызванивать какого-то Пирожкова, наверняка старшину. А входная дверь резко открылась и в кабинет уверенным шагом зашёл высокий капитан НКВД, шумно отодвинул стул и уселся напротив, уставившись на меня неприятным взглядом. Иной раз нетерпеливо поглядывал на коменданта, распекающего по телефону дежурного, и снова переводил взгляд на меня, бесцеремонно разглядывая.
Я тоже открыто его разглядывал. Лет 28-30. Высокий. Красив мужской статью, которая нравиться бабам, но правильные и приятные черты лица, портили пренебрежительный взгляд и злое, напористое выражение глаз. Так-то он был мне равнодушен, но раздражало вот эта бесцеремонность взгляда, с налётом некого превосходства. Типа, захочу тебя майор и арестую. Но пока сиди, вроде бы не за что прицепиться.
Комендант закончил телефонный разговор: – Ну, всё, товарищ майор. В коридоре подождите, сейчас подойдёт старшина и обустроит вас. А так думаю, вам всё понятно. Завтра примерно в 15:00 подойдёте ко мне на инструктаж и я поставлю вам подробную задачу. Всё ясно?
– Так точно! – Машинально буркнул и поднялся со стула, мысленно чертыхнувшись, увидев, как НКВДист мигом принял охотничью стойку.
Рабоче-Крестьянская Красная армия во многом отличалась от моей Советской Армии. Так в РККА чтобы она не была похожа на царскую, помимо того, что не было погон, присутствовали другие воинские звания. Так, например, нельзя было именовать красноармейцев «нижними чинами», рядовой или солдат. А только – товарищ красноармеец. И не было таких слов как – «Так точно», «Никак нет». «Есть». «Разрешите идти», «Разрешите обратиться». Не было слова в обиходе «Товарищ офицер или офицеры». А было – Товарищ командир или командиры.
И, получив приказание, военнослужащий отвечал, например – «Хорошо», «понятно» или «Да», вместо уставного «Есть!» или «Так точно!». Вот за моё «Так точно» и уцепился капитан НКВД.
– А ну-ка, майор, погоди. Документ предъяви, – он тоже поднялся со стула и стоял напротив меня, напружившись и готовый, если понадобиться, мгновенно выхватить наган из кобуры.
Я был спокоен. Понимал, что капитан может, если захочет, создать мне хорошую массу неприятностей, но и юлить мне перед ним совсем не хотелось.
– Прежде чем предъявлю документы, хочу вам, товарищ капитан, сделать замечание – обращаться ко мне на Вы и добавлять к слову майор – товарищ. Не лишне напомнить, что и по возрасту я буду постарше вас. – Всё это произнёс твёрдым голосом и прямо глядя ему в глаза. После чего протянул документы.
– Аааа… Из бывших!? – Понимающе качнув головой и, полу утвердительно, с лёгким презрением произнёс, – прямо чувствуется.
– Свиридов, перестань цепляться к товарищу майору. Он сейчас у нас будет на усилении.
– Да…!? На усиление!? – Ядовито протянул капитан, – хрен знает откуда они прибыли. А вы знаете, что есть оперативная информация – вот такая же машина с бандитами в нашей форме и, кстати из бывших белогвардейцев, колесит у нас тут и убивает одиночных командиров и красноармейцев. Не гнушаются и связь испортить. А у нас тут через несколько домов штаб 28го корпуса стоит. Так что, бдительность не помешает.
Капитан бегло просмотрел бумаги и поднял на меня глаза: – Партийный билет покажите…, – и тут же неприятно усмехнулся, – а впрочем, угадаю. Беспартийный!?
– Да…, я сочувствующий… Поддерживаю линию партии. А это что-то меняет.
– Понятно… Правильно почувствовал – из бывших. Только хочу напомнить, товарищ майор, на ваше замечание, – он даже сам не заметил, как перешёл на Вы, – что моё звание капитан госбезопасности, соответствует армейскому подполковнику. Я ещё вас по стойке Смирно могу поставить. Так что не ерепеньтесь.
Комендант сидел за столом с непроницаемым лицом, не вмешиваясь в перепалку. Было видно, что эта глупая ситуация ему неприятна и он не хочет становиться ни на одну из сторон. Может быть, он потом и был бы вынужден вмешаться, но осторожно открылась дверь и в неё просунулась голова.
– Товарищ майор, вызывали?
– Да, да…, – обрадовался комендант возможности прекратить конфликт, – заходи, старшина. Пирожков, вот товарища майора и его людей надо к нам определить на постой на несколько дней, и поставить на довольствие с этого момента, – комендант поднялся со стула и уже обратился к Свиридову.
– Товарищ капитан, если у вас к товарищу майору вопросов нету, а я думаю, что нету – отдайте ему документы.
Капитан недовольно дёрнул щекой и зло зыркнул на коменданта, потом посмотрел несколько секунд на мои документы, крепко зажатые в руке и процедил: – Я сейчас с ними на узел связи схожу и позвоню в его часть. Узнаю, что за птица к нам прилетела.
Заколебал. Я налился твёрдой решимостью и с вызовом прошипел сквозь зубы: – Капитан, у тебя что…? С памятью плохо, что не можешь запомнить мою фамилию и наименование воинской части? – И ледяным тоном решительно потребовал, протянув руку вперёд, – документы….
Я шёл ва-банк и рисковал. Если отдаст – нормальный расклад для меня. Если нет!? Вот что тогда делать? Не лезть же в драку с капитаном, у которого за спиной была реальная власть и сила. Не отдаст и будешь бессильно стоять перед ним мокрой курицей. Но капитан, решив не углублять в данный момент конфликт, сунул мне в руку документы и только многообещающе и зло прошептал: – Не беспокойся майор, память у меня отличная. Я долго помню. Так что, смотри. Не дай бог, если про тебя хоть одно слово негативное скажут…, – и НКВДэшник вихрем вылетел из кабинета.
– Пирожков, выйди, – а когда старшина закрыл за собой дверь, майор устало осел на своём стуле, – зря ты с ним, сцепился. Злопамятный он. Да и его понять можно. У нас тут под боком штаб корпуса стоит и с него за безопасность строго спрашивают. Да и дерут не слабо. Он чего, думаешь, такой взъерошенный пришёл. У него дел выше крыши, а тут прямо на голом месте проблемы возникают. Не поверишь, но к нам на выходные, на вечер и на танцы из Польши приезжают немецкие офицеры. Человек тридцать-сорок в вагоне. Впереди мотодрезина охраны шурует. Приезжают часов в 18, гуляют по городу, а потом в гарнизонный дом Красной Армии в буфете посидеть, выпить и там же на танцы. Наглые, сволочи. И с каждым разом всё наглее и наглее. В прошлую субботу они стали приставать к жене одного из командиров. Чуть ли не силой тащили её в круг. Та отказала и они её прилюдно оскорбили. Нашим не получилось ответку им дать, потому что немцев до вокзала очень плотно опекали патрули. И вот пришла информация, что наши младшие командиры сговорились завтра на обратном пути на вокзал, любым путём набить немцам морду. А это сам понимаешь, немецкое руководство воспримет как недружественный акт международного уровня. А тут из Москвы чуть ли не каждый час депеши шлют – не поддаваться на провокации…. Вот он и мечется, пытаясь предотвратить это. И как бы патрули сами, вместо охраны им не насовали приличненько. Вот ты мне и нужен. Майор всё-таки, не зелёный лейтенант. Ну да ладно. Давай устраивайтесь, в баньку сходите…
После бани я с обоими лейтенантами плотно присел в ближайшей, чистенькой пивной, а бойцов отпустил до 22 часов погулять по городу. Последний спокойный вечер удался. Все были довольные.
На следующий день, до 15 часов я снова подчинённый состав отпустил, но уже вместе с лейтенантами, которых отозвал в сторону и поставил им задачу: – Завтра у Селиванова День Рождение. А мне вчера подсказали одно местечко отличное на реке Муховец. Покупаемся, отдохнём все вместе. Заодно и поздравим красноармейца. Предлагаю скинуться, а вы во время прогулки зайдёте на местный рынок и купите продукты. Ну…, там колбаса, сало, картошки, чтобы там так хорошо покушать. Водки бутылки четыре….
– Товарищ майор…, – перебил меня в недоумении лейтенант Волегов, – мы что…, с красноармейцами пить будем?
– Волегов, – с укоризной пришлось усовестить молодого командира, – нет, конечно. Три бутылки я заберу. Это с моей доли. Надо ведь будет выпить с командиром сдатчиком. А одну бутылочку мы втроём раскатаем. Бойцам пива возьмёте нормальное количество. Я думаю, это будет не такое страшное нарушение. Пусть люди немного отдохнут. Да и при нас всё это будет происходить, под контролем. Да…, не забудьте какой-нибудь подарочек скромный подкупить. Приятное, сделать сослуживцу. И ещё берите продукты так, чтобы они не испортились за один день. Вдруг, завтра что-то помешает и мы на другой день перенесём. Да хоть как примем и выедем в среду. Так где-нибудь у речки на привал остановимся и посидим.
Лейтенанты с воодушевлением восприняли задание и весёлой гурьбой отправились в город, а я сам отправился в Брестскую крепость. Думал там растревоженный муравейник, но удивился, увидев вполне спокойную, деловую суету парко-хозяйственного дня. Все были заняты своими делами и ничего не предвещало завтрашнего страшного слома, который на многие десятилетия определит ужасную черту – До войны и После войны.
У большой доски объявлений толпилось несколько молодых младших командиров, громко и азартно обсуждая планы на сегодняшний вечер и на завтра. Тоже остановился и с любопытством прислушался к разговору, невольно пробегая обширный список мероприятий предстоящего выходного дня. Обсуждение крутилось в основном вокруг куда пойти вечером. Часть из них звало в город на концерт минских артистов. Но другая часть, справедливо возражала – что хрен там билетов достанешь. Лучше в летнем кинотеатре посмотреть фильм «Александр Невский». Первые свой вариант предлагали – если не достанем билетов, то просто прогуляемся по городу. Глядишь кого-нибудь и закадрим, а может быть и сообразим…. Но увидев подошедшего незнакомого майора, свернули обсуждение и быстренько ретировались, продолжая спорить о своём. Вместо них у доски объявления мигом появились вездесущие пацаны. Видать дети комсостава, проживающие тут же. У тех споров не было. Тыкая пальцами в крупные строки, где оповещались о воскресных соревнованиях пограничников – многоборье со стрельбой из пулемётов и винтовок, а также о выставке вооружения Красной Армии. Вот и решали пацаны – как совместить оба мероприятия. И там побывать и остальное увидеть в полном объёме.
Были тут ещё и ряд лекций в разных частях, приглашения на массовые гуляния в городском парке и многое другое, которое было интересным для молодых парней пришедших служить действительную службу из многочисленных деревень, где было минимум развлечений, а одна лишь работа.
Успел выловить командира полка, где должен был получать гаубицы. Тот как раз вышел из штаба и собирался ехать на совещание. Представился и показал документы. Тот бегло их посмотрел и вернул.
– Устроился уже?
– Да, в городской комендатуре. Комендант попросил.
– Вот и хорошо. Там и оставайся. У нас всё забито, да и твои гаубицы сейчас на выставке вооружения. В понедельник подтягивайся и быстро их примешь. Мы потому на выставку их поставили, потому что готовили к передаче и они чистенькие, обихоженные и в исправном состоянии. А сейчас давай по своему плану, раз повезло. Нам вот не до отдыха. – Сел в машину и укатил.
До обеда гулял по крепости, сопоставляя с тем, что видел в будущем, когда останки крепости стали музеем, где каждый квадратный метр был полит нашей и вражеской кровью. Ходил и с печалью представлял, что тут будет уже через сутки. Вот навстречу идёт группа красноармейцев. Весело разговаривают, смеются над чем-то своим, не подозревая, что завтра, в это время, скорее всего они буду убиты, изранены и окровавленные вести бой. Вдалеке мелькнули давешние пацаны. Сегодня они веселы и увлечены, а завтра… Даже представлять не хочется, что будет с ними завтра. Бывший собор, здесь сейчас устроен центральный кинотеатр крепости и завтра здесь произойдёт ожесточённый, рукопашный бой. Белый дворец, в котором был подписан Брестский мир и многое другое, сегодня целенькое, а завтра…. Тяжело было на душе, глядеть на окружающее, понимая – завтра тут будет Ад.
Плотно и вкусно пообедал в столовой комсостава и пешочком двинул в сторону комендатуры. В городе тоже было не празднично. Вроде бы внешне всё в порядке. И люди деловито спешат по своим делам или прогулочным шагом фланируют по тенистой стороне улицы, в предвкушении выходного дня. И солнышко с синего и глубокого неба сверкает и густые зелёные деревья манят в свою благостную тень. Но над всем этим нависло и давило тягостное, тревожное ожидание. По времени я не успевал заглянуть на вокзал, а то наверняка прочувствовал бы там самый пик тревоги и страха, от которого на поездах в сторону Минска и Москвы старался умотать гражданский люд, не верящий ни газетам, ни заявлениям вождей Советского государства.
Во дворе комендатуры неожиданно столкнулся с капитаном Свиридовым
– Ну что, товарищ капитан – Как моя проверка? – Не удержался от неприятного для него вопроса.
– Живите пока…, – недовольно буркнул в ответ НКВДист, проходя мимо, но я уже не мог остановиться.
– Подождите, подождите… Как-то двусмысленно. Давайте по конкретней. Мне совсем не улыбается если во время приёмки гаубиц вы начнёте меня отвлекать или какие-то препоны ставить.
Капитан остановился и мне в глаза бросилось, насколько он устал и сразу пожалел о своих придирках к нему. Тот наверно усмотрел в моих глазах некое сожаление, сочувствие и сам смягчился: – Всё подтвердилось. И о вас хорошо отозвался командир полка, – и сам, примиряюще, полюбопытствовал, – Что, в крепость ходили? И как ваше впечатление?
– Честно!? Плохое. В крепости войска скучены и выходов с неё катастрофически мало. И если начнётся война, то все они окажутся в ловушке под артиллерийским огнём. А если и вырвутся, то с большими потерями….
– Но, но…, майор, – глаза капитана мгновенно потемнели от накатывающего гнева, – не зарывайся.
– Товарищ капитан, вы спросили моё мнение – я вам ответил. А вы сразу готовы мне клеймо клеить. Тогда не спрашивайте. Наверняка, вы больше моего информацией владеете по городу, диверсантам, по тому, что за Бугом твориться и не связать всё это вместе – это надо, ты уж извини, быть совсем слепым или слепо верить разным заявлениям.
– Товарищ майор, вы забываетесь. А то завтра, после дежурства уже в моём кабинете своим мнением будете делиться, – с угрозой прошипел капитан.
С не скрываемым сожалением посмотрел на НКВДиста: – Свиридов…, вполне возможно, что завтра ни вас, ни меня уже не будет. И этой комендатуры тоже… Сходите на вокзал, откуда я только что пришёл, – пришлось слегка приврать для своей более уверенной позиции в разговоре, – там почти паника. Люди готовы на крышу вагонов лезть, только бы уехать подальше отсюда….
– Да это гражданские, трусливые крысы «с корабля бегут»…, – взорвался капитан, – а вы ими колете мне в глаза.
– Бегущие с корабля крысы – верный признак, что корабль вот-вот ко дну пойдёт…. Слушай, Свиридов, – вдруг поменял направление нервного и опасного разговора, переходя совсем на ТЫ, – а давай поспорим. Я утверждаю – завтра начнётся Война. Ты – наоборот. Не начнётся – приглашаю завтра вечером тебя в ресторан. Посидим, выпьем, по-человечески спокойно пообщаемся. А то собачимся постоянно.