Борис Гуанов
Жатва – XI. Сутяга и дед
19.2.2. Телефонное право
– Депутаты Ленсовета XXI двадцать лет спустя – разве это пенсионеры?
В отличие от депутатов Ленсовета XXI созыва, которые не позаботились о своей будущей пенсии, депутаты Законодательного Собрания Санкт-Петербурга первым делом установили себе разнообразные льготы, начиная с депутатских окладов, автомобилей, телефонов и прочих приятных вещей и кончая доплатами к своим будущим пенсиям. В мае 2005 г. в ЗС СПб усилиями депутатов от «Яблока» и СПС был принят Закон СПб «О гарантиях деятельности лиц, замещающих (замещавших) государственные должности Санкт-Петербурга», уравнивающий в льготах к пенсии депутатов ЗС СПб и депутатов Ленсовета XXI созыва. Законодательное Собрание расщедрилось на это, учитывая заслуги Ленсовета ХХI в деле установления демократии в России и понимая то, что без Ленсовета ХХI и Законодательного Собрания Санкт-Петербурга не было бы. Как раз в это время я приступил к работе в ЗакСе в качестве помощника Юрия Гладкова, который и был одним из авторов и двигателей этого закона вместе с Константином Смирновым, тоже бывшим депутатом Ленсовета ХХI и его помощником.
Я как пенсионер, конечно, тоже решил оформить эти льготы. Но не тут-то было! Комитет по труду и социальной защите населения Правительства Санкт-Петербурга уже в начале 2006 года разослал в районные собесы инструктивное письмо, по которому доплаты к пенсии за чин депутатам Ленсовета совсем, якобы, не полагались, а доплата к пенсии за стаж полагалась только тем депутатам, у которых есть записи в трудовой книжке о приёме на работу и об увольнении с работы в Ленсовете. По негативному судебному опыту других бывших депутатов Ленсовета я знал, что Комитет требует наличия этих записей в обязательном порядке.
Поэтому сначала я, пользуясь своим положением работника ЗакСа, попросил своего начальника Гладкова, а он в свою очередь обратился к Председателю ЗакСа Тюльпанову с просьбой о внесении в мою трудовую книжку записей о приёме на работу и увольнении с работы в Ленсовете. Кадровики ЗакСа вносить такие записи отказались, т.к. мэр Собчак при разгоне Ленсовета издал приказ о прекращении выплаты денежного вознаграждения, а не об увольнении. Забавно, ведь я был принят на работу, и приказ об этом есть, а вот приказа об увольнении нет. Что же, я до сих пор работаю в Совете? – Абсурд! Но по бюрократическим правилам вносить в трудовую книжку можно только формулировки соответствующих приказов. Поэтому мне посоветовали обратиться в суд.
Ну, что же, я пошёл в Петроградский районный суд по своему месту жительства и написал заявление об установлении факта работы с приложением 25 документов, подтверждающих этот факт. Но ЗакС направило в суд возражения, суть которых заключалась в том, что Законодательное Собрание Санкт-Петербурга не является правопреемником Ленсовета и потому не может вносить исправления в трудовую книжку. Суд определил в качестве заинтересованного лица Комитет по труду и социальной защите. Хорошо, я подал в суд заявление, где заинтересованным лицом был Комитет. На слушании в суде я изложил суть дела (эту и следующую речь, наверное, с интересом прочтут только бывшие депутаты Ленсовета, мои товарищи по несчастью, поэтому отсылаю их к СУДЕБНЫМ ПОДРОБНОСТЯМ 2. (1)).
Для представителей заинтересованного лица – Комитета – я подготовил ещё несколько вопросов, оставшихся без ответа:
«Признаёте ли Вы:
1. Что в соответствии с действовавшим Законом РСФСР «О статусе народного депутата…» я был принят на работу и работал в Совете на постоянной основе, о чём буквально сказано в представленных выписках из приказов Совета и даже в распоряжении мэра?
2. Факт ликвидации Совета как учреждения по Указу Президента?
3. Что при ликвидации учреждения его сотрудники автоматически должны считаться уволенными, а не просто лишёнными денежного вознаграждения?
4. Что не соответствующее трудовому законодательству оформление увольнения не может стать основанием для умаления моих социальных прав?»
Но Комитет направил в суд ходатайство о рассмотрении вопроса уже в порядке искового производства. И судья решила уйти от рассмотрения моего заявления, издав определение, по которому я должен разрешить спор в суде, подав соответствующий иск. Моя частная жалоба на это определение была проигнорирована. Ладно, я составил исковое заявление. Петроградский суд опять ушёл от рассмотрения по существу дела, определив, что раз я подаю иск к Комитету, расположенному в Смольном, то Петроградский суд не может рассматривать этот иск. Ничего, я упрямый. Я переписал исковое заявление, назначив ответчиком уже не Комитет, а отдел социальной защиты администрации Петроградского района. Количество прилагаемых документов возросло уже до 39.
Судья Т. Максимова, знакомая мне по рассмотрению моих исков к налоговой инспекции, была заменена на судью Н. Круглову. И снова определением суда моё исковое заявление было оставлено без движения на том формальном основании, что я просил суд установить мне доплату к пенсии либо как просто депутату ЗакСа, либо как председателю органа ЗакСа, т.к. я был членом Малого Совета и по закону эта должность соотнесена с должностью председателя органа ЗакСа, а суду нужно было точно определить предмет иска. Мой следующий заход в Петроградский суд уже с двумя исковыми заявлениями о признании права на доплату к пенсии за стаж и отдельно за чин тоже был отвергнут, т.к. я, якобы, просрочил дату выполнения требований предыдущего определения – 17 декабря 2007 г, тогда как только 12 декабря мне был возвращён мой предыдущий иск. Но именно 12 декабря, сразу же, я подал эти новые, исправленные иски в суд. Так что пришлось суду всё-таки принять мои исковые заявления к рассмотрению, объединив их в один иск, против чего я, конечно, возражал, т.к. отказ по одному иску автоматически привёл бы к отказу и по другому.
Комитет – третье лицо иска – в лице начальника сектора по вопросам доплат к пенсии гражданским служащим юридического управления Г. Лукьянчиковой, типичной смольнинской чиновницы, направил в суд два совершенно безграмотных и неряшливых отзыва на оба мои исковые заявления. Я отреагировал на эти отзывы своими основанными на законе возражениями. В наиболее доступной форме суть моих возражений я отразил в своей речи на суде (но это, пожалуй, смогут дочитать до конца только юристы! – СУД. ПОДРОБНОСТИ 2. (2)).
Меня поразило поведение судьи, когда я читал свою речь: сначала она перелистывала какое-то другое дело, а потом просто клевала носом. Во время судебного заседания произошёл неприятный для меня инцидент. Лукьянчикова выложила свою домашнюю заготовку и заявила, что представленная мной справка из Военмеха о моём переводе на полставки доцента липовая, сославшись на начальника отдела кадров Военмеха, которая сказала ей по телефону, что такую справку не подписывала. Для меня это была новость, т.к. для получения этой справки я ещё в 2007 г. обратился к своему бывшему завкафедрой Д. Л. Фёдорову, передал ему заявление на имя ректора с просьбой о выдаче такой справки и получил её от Фёдорова со всеми подписями и печатями. Суд решил направить запрос в Военмех по этому поводу с просьбой провести расследование.
Мне пришлось ехать к и.о. ректора Военмеха и в его кабинете выяснять, в чём дело. Он вызвал в кабинет целую комиссию, в том числе начальницу отдела кадров, с которой Лукьянчикова, видимо, была знакома, Фёдорова и его секретаршу. Выяснилось, что Фёдоров, получив моё заявление, не дал ему официальный ход через канцелярию, а поручил подготовить такую справку секретарше, которая, видимо, через знакомых получила на ней подпись начальницы отдела кадров с печатью. Может, подпись была и настоящая, но моё заявление и справка официально не были зарегистрированы, что легко можно было проверить. При этом разбирательстве на Фёдорова и его секретаршу было жалко смотреть, и я десять раз раскаялся, что отдал своё заявление бедному Дмитрию Леонидовичу, а не в канцелярию. Не всегда путь по знакомству получается короче, чем через инстанции, как учила нас советская практика.
Военмех вместе с результатами этого расследования переслал в суд целый набор справок и копий приказов, подтверждающих тот факт, что я не только работал в то время на полставки в Вонмехе, но через четыре месяца перешёл даже на четвертьставки. Но психологически, конечно, эта история подорвала моё реноме.
После получения пакета из Военмеха на следующем заседании судья во время прений как будто не слушала ни моих объяснений, ни довольно беспомощных выступлений представительницы Комитета В. Куц, будто заранее знала результат. Представительница ответчика – Петроградского собеса, так же, как и Лукьянчикова, вообще молчала. Монотонной скороговоркой судья Круглова зачитала только резулятивную часть решения суда с вердиктом – в иске отказать.
Вместе со мной на этом заседании присутствовал мой коллега по Ленсовету Константин Митчин, который тоже переживал аналогичную судебную эпопею. Я вспомнил цитату из Бисмарка: «Революцию разрабатывают гении, совершают фанатики, пользуются её плодами проходимцы», – это было наше общее мнение, которое мы высказали Лукьянчиковой. Она откровенно торжествовала, как будто это из её кармана нам должны были назначить доплаты к пенсии. Нет, это был не меркантильный интерес, не забота о государственном бюджете, это был реванш Смольного за унижение 1991 года. На прощание я сказал судье, что этот суд – типичное проявление телефонного права.
Полного текста решения суда я дожидался более полутора месяцев, вместо установленных законом пяти дней, поэтому мне пришлось направить Председателю Петроградского райсуда заявление, в котором я не только требовал срочно представить мне полный мотивированный текст решения суда, но и наказать судью Круглову за небрежное ведение дела. Когда я, наконец, получил это решение на руки, я был поражён – так оно было неряшливо составлено, буквально скопировано из текстов моих исковых заявлений и текста возражений Комитета, причём с повторением всех смысловых и даже грамматических ошибок и опечаток в этих возражениях.
Я решил подать в городской суд кассационную жалобу на решение Петроградского райсуда и обратился в Прокуратуру Санкт-Петербурга с просьбой участвовать в рассмотрении этой жалобы, памятуя о соответствующей закону позиции Прокуратуры в некоторых процессах моих собратьев по борьбе. Но Прокуратура, видимо, получив соответствующие указания из Смольного, отказалась участвовать в процессе.
В жалобе я указал:
«В описательной части решения суда неточно изложены мои требования… Остальной текст описательной части решения суда скопирован с двух моих исковых заявлений относительно доплаты за классный чин и за стаж. В описательной части решения суда в нарушение ст. 198 ГПК РФ не нашли отражения ни письменные отзывы 3-го лица на мои исковые заявления (Ответчик отзывов не представил), ни мои письменные возражения на эти отзывы, ни содержание выступлений в ходе судебного процесса представителей 3-го лица, адвоката, моих выступлений, ни содержание дополнительных документов, представленных сторонами, в том числе затребованных самим судом и выявившие новые существенные для дела обстоятельства.
Вся мотивировочная часть решения суда полностью скопирована с отзыва 3-го лица от 11.03.08 … по установлению доплаты за стаж со всеми юридическими, смысловыми и даже грамматическими ошибками. В мотивировочной части решения отсутствуют какие-либо доводы, по которым суд отвергает доказательства несостоятельности аргументов 3-го лица, представленные мной письменно и устно на заседаниях суда, а также совершенно отсутствует какая-либо мотивировка, позволившая суду сделать вывод об отказе в удовлетворении моих требований по доплате за классный чин. Даже если суд полностью солидарен с 3-им лицом, семистраничная цитата из отзыва 3-го лица в качестве мотивировочной части решения суда не соответствует требованиям ст.198 ГПК РФ».
В ней же я по косточкам разобрал решение суда. В начале заседания судебной коллегии горсуда я выразил недоверие составу комиссии, т.к. судьи Е. Пошуркова и О. Семёнов, участвовавшие в аналогичных процессах других депутатов Ленсовета, с февраля 2008 г. вдруг резко изменили свою позицию с первоначальной поддержки требований депутатов на противоположную, что вызвало у меня сомнение в объективности и беспристрастности суда. Моё ходатайство было отклонено, и дальше, конечно, было не важно, что я говорил этой комиссии.
А говорил я вот что:
«… Петроградский районный суд в своём решении допустил:
– неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела, – это все обстоятельства, представленные в решении суда и не имеющие отношения к необходимым и достаточным условиям установления доплаты к пенсии за стаж по п. 3 ст. 20 Закона СПб «О гарантиях…»;
– несоответствие выводов, изложенных в решении суда, обстоятельствам дела – несмотря на множество документов, подтверждающих факт замещения мной должности в Совете на постоянной основе в течение 1 года и 9 месяцев, суд сделал вывод о том, что «факт замещения должности в Совете на постоянной основе не подтверждается»;
– нарушение и неправильное применение норм материального права и норм процессуального права – прежде всего, это игнорирование приоритета специального законодательства и попытки применить общее трудовое законодательство к вопросам, регулируемым специальным законодательством. Допущены также многочисленные искажения и неправильные толкования законодательства и прочих представленных документов, а также ссылки на законодательство, не имеющее отношения к делу. Допущена неконституционная дискриминация лиц, имеющих одинаковые права. Сам текст решения суда представлен с нарушением ст. 198 ГПК РФ. Ходатайство о вызове свидетелей отложено и не рассмотрено в нарушение ст. 166 ГПК РФ;
– наконец, недоказанность обстоятельств, имеющих значение для дела – так, решение суда об отказе по доплате за классный чин вообще никак не мотивировано.
Трудно понять, почему Петроградский районный суд безоговорочно принял позицию Комитета по труду, аргументированную так юридически неряшливо. Остаётся предположить только то, о чём недавно говорил Президент России Дмитрий Анатольевич Медведев – практику административного давления на суд, которая явно прослеживается по окончательным итогам рассмотрения в судах Санкт-Петербурга аналогичных исков других депутатов Совета. Под этим административным давлением Законодательное Собрание Санкт-Петербурга недавно приняло поправки к Закону «О гарантиях…”, исключающие депутатов Совета из этого Закона. Надеюсь, что эти дискриминационные и противоречащие Конституции России поправки будут предметом рассмотрения Конституционного суда РФ».
Естественно, моя кассационная жалоба была отклонена, и решение Петроградского райсуда вступило в законную силу. Я решил пройти всю судебную лестницу до самого верха и направил в Президиум горсуда надзорную жалобу, которая, разумеется, была тоже отклонена. Следующей инстанцией была Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РФ. Мою надзорную жалобу в этот орган также отфутболили. Осталось одно – обратиться в Страсбург в Европейский суд по правам человека. Я отправил туда Жалобу на 25 листах с приложением 55 документов по всем правилам этого суда. Но и оттуда я получил немотивированную отписку о том, что жалоба не содержит признаков нарушения прав и свобод, закреплённых в Конвенции по правам человека.
Всё, больше некуда крестьянину податься. Я прочувствовал в полной мере на своей шкуре, что такое законность в нашем государстве. Иллюзий о независимом суде не осталось. Несмотря на свою серость, убогость и глупость чиновники всегда будут правы, если этого очень хочется кое-кому наверху. В нашем случае очень хотелось нашей губернаторше.
Её ненависть к демократам проявилась ещё в те времена, когда возник скандал, связанный со сносом гостиницы «Англетер», где умер Есенин. Защитники этого памятника архитектуры и истории во главе с будущим депутатом Ленсовета А. Ковалёвым встали стеной перед техникой, пригнанной для разрушения исторического здания, кстати, из того Управления механизации Ленгорисполкома, в котором работала в то время Тамара. Для урегулирования конфликта на место прибыла Матвиенко. Она сумела уговорить пикетчиков разойтись, дав клятвенное обещание ничего не предпринимать без переговоров с представителями демонстрантов. А ночью техника пошла в ход, и от старого «Англетера» ничего не осталось.
После разгона Совета в 1993 г. бывшие депутаты регулярно собирались в Мариинском дворце по юбилейным датам, поэтому казалось, что они ещё представляют собой реальную политическую силу. Кстати, вместе со мной за свои права боролись разных судах Петербурга ещё десятка два бывших депутатов Ленсовета 21-го созыва. Мы по Интернету обменивались материалами наших дел, присутствовали на судебных заседаниях и всячески поддерживали друг друга. Интересно, что бывшие политические разногласия между депутатами ушли на второй план, и все чувствовали какое-то общее ленсоветовское братство.
Уже после того, как я получил отписку из Страсбурга, на юбилейной встрече бывших депутатов в Мариинском дворце Виктор Монахов, известный правозащитник, знакомый мне ещё со времён ЛНФ, предложил мне использовать свои связи в Европейском суде по правам человека и продвинуть мою жалобу. Но у меня как раз в это время появился внук, и мне было уже не до судебных тяжб.
Раньше, на одной из таких встреч 4 апреля 2005 года мне, как и другим депутатам Ленсовета 21 созыва, вручили памятную именную медаль «В ознаменование 15-летия парламентаризма в Санкт-Петербурге». На фото – коллективный портрет бывших депутатов Ленсовета 21-го созыва на ступенях Мариинского дворца после встречи в 2010 г. Я здесь стою в красном свитере в первом ряду рядом с Юрой Нестеровым. На эту встречу я принёс свой старый транспарант «Вся власть Советам, а не партиям!» времён перестройки. Он был развёрнут перед нашим строем, фотографы щёлкали, и, должно быть, существует подобная коллективная фотография с этим транспарантом, но, видимо, такой снимок распространять не стали, считая его не политкорректным. Ведь снова у нас власть практически принадлежала только одной партии – «Единой России» или «Едру». Больше нас в Мариинский дворец не пускали, и последняя встреча в 2015 году состоялась в особняке Кшесинской – музее политической истории России. Здесь снова обнаружился раскол: на «крымнашевцев» и «ненашевцев».
Ну, а в начале века перед губернаторскими выборами Матвиенко на таком собрании публично просила бывших депутатов о поддержке. Видимо, на Законодательное Собрание, контролируемое Яковлевым, надежды не было. Но ленсоветовцы отказались поддержать её кандидатуру, и Матвиенко, конечно, нам это припомнила. Сама она, конечно, на тему доплат к пенсии не высказывалась, а всю чёрную работу возложила на вице-губернатора Л. Косткину и председателя Комитета по труду А. Ржаненкова. Они, я думаю, и проинструктировали судей, как надо судить.
Ржаненков даже представил в ЗакС расчёт, во что обойдутся городскому бюджету добавки к пенсии депутатам Ленсовета, при этом, чтобы как следует напугать депутатов ЗакСа, попросту умножил размер доплат на количество бывших депутатов Ленсовета. Мне пришлось пересчитать эти бюджетные расходы правильно с учётом реального количества депутатов, выходящих на пенсию в течение ближайших пяти лет. Помещаю комментарий к расчёту Ржаненкова и правильный расчёт, показывающий, что Ржаненков завысил требуемые расходы в 5 -7 раз, в СУД. ПОДРОБНОСТИ 2. (3). Этот комментарий я передал в соответствующую комиссию ЗакСа, но это не возымело никакого действия. Впрочем, уже 11.06.2008 г. ещё до рассмотрения моей кассационной жалобы в горсуде ЗакС лишило этих льгот и тех бывших депутатов Ленсовета 21-го созыва, которым оно эти льготы дало безоговорочно, т.е. тех, у кого были соответствующие записи в трудовой книжке.
Вот что писал об этом в «Новой газете» №44 от 23—25 июня 2008 г. будущий депутат ЗакСа Б. Вишневский:
«Ничем, кроме пещерной ненависти к «этим демократам» со стороны бывшей номенклатуры, которая нынче захватила власть в Петербурге, объяснить принятие этого закона нельзя. И в общем не является секретом, что губернатора и её верных соратников из партийно-комсомольской обоймы буквально трясёт от злости при упоминании Ленсовета, депутаты которого «всё развалили». Примечательно, что в тот же день, когда принимали «антиленсоветовский» закон, в ЗакСе устроили минуту молчания в память Григория Романова, воспитавшего когда-то под своим партийным крылом нынешнее городское начальство.
А вот другое положение закона, введённое в прошлом году, в нём, само собой, осталось. По нему в стаж государственной службы Петербурга, дающий право получать надбавку к пенсии, включается время работы в партийных, комсомольских и профсоюзных органах. А именно: в ЦК КПСС, ЦК компартий союзных республик, крайкомах, обкомах, горкомах, райкомах и их аппаратах, парткомах органов государственной власти и управления, парткомах (с правами райкомов) предприятий, учреждений и организаций и аналогичных комсомольских структурах. Начиная с первых, вторых и третьих секретарей и заканчивая лекторами, инструкторами, референтами, бухгалтерами, членами парткомиссии, ответственными дежурными приёмной первого секретаря, консультантами Дома политпросвещения и даже «секретарями комиссии по выездам за границу». Они-то будут получать соответствующие надбавки к пенсии, да ещё и индексируемые – по мере роста благосостояния чиновников.
Особенно, заметим, трогает забота о секретарях комиссии по выездам за границу. Кто пытался попасть в застойные годы в туристические поездки даже в социалистические страны (не говоря о капиталистических) – хорошо помнит, какое чувство непередаваемого унижения приходилось испытывать, проходя эти комиссии, перед которыми требовалось вызубрить историю коммунистического и рабочего движения соответствующей страны и имена руководителей её «братской компартии».
Это не безобидная забота о стариках, которые, мол, «лично не виноваты» в преступлениях коммунистического режима. Это ещё одна, уже не первая «ползучая реабилитация» коммунизма и сталинизма, совмещённая с подлостями в отношении тех, кто пытался в 90-е годы сделать Россию современной цивилизованной страной и не побоялся бросить ради этого свою привычную профессию. «Всё развалили» не депутаты Ленсовета 21-го созыва, а те, кому теперь устанавливают надбавки за счёт бюджета, то есть за счёт нас всех. Их не 48 человек, их тысячи, всех этих бывших секретарей, инструкторов, лекторов и пропагандистов! Но на них денег не жалко. Ну да, мы – не послевоенная Германия, где в страшном сне не могло присниться, чтобы в стаж для пенсии засчитывали годы, проведённые в аппарате НСДАП…
«В стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров… Руководящие и высшие должностные лица КПСС действовали в подавляющем большинстве случаев втайне от рядовых членов КПСС… Руководящие структуры КПСС присвоили государственно-властные полномочия и активно их реализовывали, препятствуя нормальной деятельности конституционных органов власти… КПСС занимала в государственном механизме положение, не согласующееся с основами конституционного строя… Руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах – зачастую проводниками политики репрессий в отношении миллионов советских людей, в том числе в отношении депортированных народов. Так продолжалось десятилетиями…»
Это не самиздат и не высказывания кого-либо из видных диссидентов. Это постановление Конституционного суда России по «делу о запрете КПСС», принятое 30 ноября 1992 года. Суд признал, что КПСС была преступной организацией, а её штатные функционеры – людьми, ответственными за многочисленные преступления перед собственным народом. Но минуло десять лет, и президент Владимир Путин в 2002 году издал указ о включении партийного стажа в «стаж государственной службы» для назначения пенсии за выслугу лет федеральных государственных служащих. А затем и питерский парламент приравнял службу в преступной организации к государственной… Теперь депутатов Ленсовета лишают надбавок к пенсии. Что дальше – объявление Ленсовета (а вовсе не КПСС) преступной организацией? Или «классовая ненависть Кабанихи» (как, не сдержавшись, выразился один из бывших депутатов) пока так далеко не распространяется?»
