«В связи с создавшейся военной обстановкой на Керченском полуострове НКВД СССР считает целесообразным провести следующие мероприятия:
1. В дополнение к ранее проведенному выселению из г.г. Краснодара, Новороссийска, Туапсе, Анапы и районов Таманского полуострова иностранных подданных и лиц, признанных социально опасными, провести в двухнедельный срок в том же порядке выселение этой категории лиц из городов и населенных пунктов Краснодарского края (Армавир, Майкоп, Кропоткинская, Тихорецкая, Приморско-Ахтарская, Ольгинская, Лебединская, Петровская, Варениковская, Тоннельная, Шапшугская, Лазаревская, Павловская, Крымская, Тимашевская, Кущевка и Дефановка) и Ростовской области (Ново-Батайск, Злобейская и прилегающие к Краснодарскому краю районы Азовский, Батайский и Александровский).
Выселению в административном порядке подлежат, кроме лиц, признанных социально опасными, также лица немецкой и румынской национальности, крымские татары и иностранно-подданные (греки).
2. Обязать НКВД СССР совместно с Наркоматом нефтяной промышленности провести специальные мероприятия по подготовке к выводу из строя объектов нефтяной промышленности Майкопнефтекомбината, сводящиеся к следующему:
а) выделить на каждом объекте тройки в составе оперработника НКВД, руководителя объекта и секретаря парторганизации объекта для разработки плана проведения подготовительных мероприятий;
б) рассчитать и завезти на объекты потребное количество взрывчатых веществ с необходимыми приспособлениями;
в) установить круглосуточное дежурство на объектах лиц, намеченных для участия в проведении специальных мероприятий.
3. Возложить на Военный совет Северо-Кавказского фронта определение момента приступа к реализации специальных мероприятий на объектах Майкопнефтекомбината с таким расчетом, чтобы в распоряжении троек на проведение соответствующих мероприятий было времени не менее 48 часов»46.
Командующий Северо-Кавказским фронтом С.М. Буденный получил чрезвычайные полномочия в плане проведения мобилизации местного населения и реквизиций всего необходимого как у организаций, так и у частных лиц. Это вызвало протест первого секретаря Ростовского обкома партии Б.А. Двинского. 31 мая он писал Сталину: «Тов. Буденный, объявив левобережную часть области особой военной зоной, своим приказом предоставил права военному командованию расположенных в этой зоне частей изымать у государственных (общественных), кооперативных организаций и у отдельных лиц материалы, транспортные и плавучие средства, разбирать жилые постройки, амбары, сараи, площади и скверы, мобилизовывать местное население… воинские части срывают колхозников с неотложных полевых работ и по своему усмотрению заставляют рыть что-нибудь, насильственно обменивают своих больных чесоткой и сапом (уже у нас появился сап) лошадей в колхозах на здоровых (даже ко мне пришли с незаконным требованием обменять своих лошадей без всяких на это нарядов), захватывают самочинно лучшие сенокосные угодья, пасут лошадей на озимых и яровых посевах, словом, повторяется то, что я считал уже пройденным этапом.
Части Буденного расположены в наших богатейших (южных) районах по левобережью Дона. Боюсь, что после прекрасно проведенного в этих районах весеннего сева мы ничего или очень мало соберем при таких правах местных командиров, уровень общего развития которых, к сожалению, не очень высок, откуда понимание прав всегда толкуется ими весьма произвольно».
На это письмо Сталин наложил резолюцию: «т. Маленков! Переговорите сейчас же с Буденным и скажите ему от моего имени, чтобы он умерил свой пыл и не разрушал хозяйство края. И. Сталин»47.
Между тем по-своему Буденный был прав. Маршал не сомневался, что Ростов и всю Ростовскую область в ближайшее время придется сдать, и собирался обороняться в предгорьях Главного Кавказского хребта. Поэтому и стремился мобилизовать как можно больше людей и ресурсов сегодня, чтобы использовать их в борьбе с врагом. Семен Михайлович понимал, что урожай в Ростовской области будут собирать осенью немцы и румыны. Вероятно, Сталин тоже в глубине души понимал, что Ростов придется оставить. Но он не мог сказать об этом своему бывшему помощнику Борису Александровичу Двинскому, чтобы не деморализовать его и защитников Ростова.
23 июня Гитлер полагал, что «что по сравнению с предыдущим годом сопротивление русских стало значительно слабее»48. И первые два месяца операции «Блау» как будто подтверждали его правоту. Но уже с сентября все пошло по-другому.
Как признает тогдашний начальник Генштаба Красной армии А.М. Василевский, «28 июня гитлеровские войска группы генерал-полковника Вейхса перешли в наступление из районов восточнее Курска. Фашистское командование рассчитывало этим наступлением и ударами из Волчанска на Воронеж окружить и уничтожить войска Брянского фронта, прикрывавшие воронежское направление, а затем поворотом на юг, с дополнительным ударом из района Славянска, уничтожить войска Юго-Западного и Южного фронтов и открыть себе дорогу к Волге и на Северный Кавказ. С этой целью врагом была создана за счет группы армий “Юг” группа армий “Б” (под командованием возвращенного на советско-германский фронт генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока) в составе 2-й и 6-й полевых, 4-й танковой немецких и 2-й венгерской армий. Для действий на северокавказском направлении была создана группа армий “А” во главе с прежним командующим оккупационными войсками на Балканах, одним из организаторов фашистских преступлений в Югославии и Греции генерал-фельдмаршалом В. Листом, в которую входили 11-я и 17-я полевые, 1-я танковая немецкие и 8-я итальянская армии. Всего противник сосредоточил для решения первой задачи к 1 июля 1942 года 900 тыс. солдат и офицеров, более 1200 танков, свыше 17 тыс. орудий и минометов, 1640 боевых самолетов. У нас в составе войск Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов к тому времени насчитывалось в общей сложности 1715 тыс. человек, около 2,3 тыс. танков, 16,5 тыс. орудий и минометов, 758 боевых самолетов. Таким образом, по количеству людей и боевой техники наши войска на этом участке советско-германского фронта уступали врагу примерно в полтора раза»49. Каким образом Александр Михайлович приписал немцам и их союзникам превосходство в людях и технике в 1,5 раза, остается тайной, разгадку которой маршал унес с собой в могилу. Согласно всем законам арифметики, в людях Красная армия на юге имела превосходство в 1,9 раза, по танкам – в 1,92 раза, по артиллерии соотношение было 1: 1 и только по авиации превосходство было на стороне люфтваффе – в 2,2 раза. Впрочем, число советских самолетов представляется заниженным. У Ставки ВГК в резерве оставалось достаточно самолетов, чтобы, по крайней мере, уравновесить силы в воздухе, тогда как у немцев таких резервов не было.
28 июня 1942 года отдел «Иностранные армии – Восток» считал наиболее вероятным результатом операции «Блау» захват 700–800 тыс. пленных, но не уничтожением противника в масштабах, сравнимых с битвами на окружение предыдущего года. Кроме того, призвав контингент призывников 1924 года рождения, СССР мог пойти не только на пополнение уже существующих соединений, но и на формирование значительного числа новых. В частности, ожидаемая потеря Красной армией 100 соединений летом 1942 года будет частично компенсирована созданием 40 новых соединений зимой 1942–1943 годов. В отличие от 1941 года, «значительная часть неприятельских сил избежит уничтожения». Поэтому с наступлением зимы Красная армия по-прежнему будет иметь численность около 350 стрелковых дивизий, равно как и других сопутствующих им соединений, так что советская боевая мощь в личном составе стрелковых дивизий и соответствующее количество других соединений «после заметного снижения в конце лета, по-видимому, в течение зимы снова постепенно приблизится к той величине, что была до начала летней кампании». Это, как прямо подчеркивалось в докладе отдела Гелена, не может быть компенсировано материальными и экономическими потерями, которые будут нанесены противнику германским летним наступлением, поскольку последствия этих потерь проявятся только спустя значительное время, тогда как противник уже готовится к зимней кампании. В свете всего этого, Гелен пришел к выводу, что даже в случае успешного проведения операции «Блау», «русская решимость сражаться не будет поколеблена», и русская армия остается «не только качественно, но и количественно превосходной и боеспособной». Также ожидалось, что «русское руководство, как и в прошлом году, хотя и в значительно уменьшенном масштабе, попытается посредством зимних операций, соответствующих этому времени года, ослабить германскую армию в личном составе и материально-техническом отношении до такой степени, что третье большое летнее наступление будет более невозможно». 50
Сложилась парадоксальная ситуация: еще перед началом операции «Блау» германская разведка прогнозировала, что она не достигнет своих целей и не сможет ни нанести противнику неприемлемого ущерба в живой силе и технике, ни подорвать его экономические возможности по продолжению войны. Будущее возможное число пленных Гелен определили довольно точно: в июле и августе 1942 года на фронте групп армий «А» и «Б» немцам удалось взять 581 028 пленных, в сентябре – еще 89 448, в октябре – 40 166 и в ноябре, до начала советского контрнаступления, – еще 24 568 человек, а всего – 735 210 человек. Из этого числа на долю группы армий «А» пришлось 422 793 человека, или 57,5 %51. С точки зрения захвата пленных кавказское направление в целом оказалось в 1,35 эффективнее сталинградского. С точки зрения понесенных потерь ситуация была аналогичной. В июле 1942 года армии, вошедшие в группу армий «А» (11-я, 17-я и 1-я танковая), потеряли 17 675 убитыми, ранеными и пропавшими без вести, а армии, вошедшие в группу армий «Б» (2-я, 6-я и 4-я танковая), – 39 706. В августе потери группы армий «А» составили 16 624 человека, а группы армий «Б» – 49 225. В сентябре группа армий «А» потеряла 21 553 человека, а группа армий «Б» – 43 378 человек. В октябре потери группы армий «А» составили 17 740 человек, а группы армий «Б» – 21 567 человек. В ноябре группа армий «А» потеряла 12 813 человек, а группа армий «Б» – 10 910 человек. В каждом из месяцев, кроме ноября, потери группы армий «Б» превосходили потери группы армий «А». Но на самом деле и в ноябре потери группы армий «Б» были выше, чем потери группы армий «А». Просто главный удар советского контрнаступления под Сталинградом, начавшегося 19 ноября, пришелся по румынским войскам, которые и понесли основные потери. Всего в июле – ноябре 1942 года группа армий «А» потеряла 86 405 человек, а группа армий «Б» – 164 786 человек52. Получается, что на главном, кавказском направлении германские потери оказались в 1,9 раза меньше, чем на относительно второстепенном – сталинградском. Конечно, группа армий «Б» отвлекала на себя значительно больше советских войск и наносила им больше потерь убитыми и ранеными, чем группа армий «А». Но ценой этого было то, что наступление на Баку окончательно застопорилось уже в начале сентября. А без захвата главного источника советской нефтедобычи и нефтепереработки захват и удержание Сталинграда для немцев теряли смысл. Стратегического значения это не имело, к краху советского сопротивления не приводило, зато требовало слишком много личного состава и материальных средств, которых у Германии не хватало.
На 1 июля 1942 года германские сухопутные войска на Восточном фронте насчитывали 2847 тыс. человек, без учета германских войск в Финляндии, а на других театрах – 971 тыс. человек53.
После разгрома в Крыму и под Харьковом советское командование уже не рассчитывало удержать Ростов и линию Дона. Еще 16 июня 1942 года Военный совет Северо-Кавказского военного округа принял решение создать оборонительные рубежи между Доном и Кубанью, по Тереку, на Таманском полуострове, по побережью Азовского и Черного морей общей протяженностью (включая Тихорецкий, Ворошиловский, Грозненский и Минералводский обводы) 2050 км. Должно было быть построено 580 батальонных районов и 10 ротных. Но к началу боевых действий успели закончить всего 180 батальонных районов и 1 ротный. Серьезным недостатком было то, что оборонительные рубежи не были замаскированы и имели мало противотанковых средств54.
1 июля 1942 года войска Южного фронта насчитывали 285 237 человек, 4060 минометов, 1172 полевых орудия, 484 противотанковых орудия, 4354 ПТР, 308 танков, 79 зенитных орудий. 4 июля 1942 года Юго-Западный фронт насчитывал 193 802 человека, 1915 минометов, 728 полевых орудий, 354 противотанковых орудия, 4216 ПТР, 449 танков, 3 танкетки, 12 бронетранспортеров, 75 зенитных орудий55. Как можно понять, здесь речь идет только о боевом составе, так как по другим источникам общая численность указанных фронтов, включая персонал включенных в их состав воздушных армий и резервов, оказывается значительно большей – на 28 июня (фактически, скорее всего, – на 1 июля) 1942 года Южный фронт насчитывал 522 500 человек, а Юго-Западный фронт – 610 000 человек. Кроме того, группе армий «Юг» противостояли 13-я, 40-я и 5-я танковая армия Брянского фронта, насчитывавшие 169 400 человек56.
Полковник С.М. Штеменко, летом 1942 года являвшийся начальником Ближневосточного направления Оперативного управления Генштаба, так вспоминал о начале германского наступления: «28 июня с Брянского фронта, которым тогда командовал генерал Ф.И. Голиков, доложили, что враг нанес мощный удар на воронежском направлении. Через день начался сильный натиск на Юго-Западный фронт – наступала 6-я немецкая армия с большим количеством танков. Удары отразить не удалось. Оборона 40-й армии М.А. Парсегова на Брянском, 21-й В.Н. Гордова и 28-й генерала Д.И. Рябышева на Юго-Западном фронтах оказалась прорванной. Танки и мотопехота противника рвались через Касторное на Воронеж с запада и через Волоконовку на Коротояк – с юго-запада. Наносились также сильные авиационные удары с воздуха.
После прорыва крупных танковых сил противника в полосе Юго-Западного фронта, где они преодолели реку Оскол у Чернянки, на стыке с Брянским фронтом образовался опасный танковый кулак, который мог ударить в тыл и тому и другому фронту.
В то же время и в полосе Брянского фронта сильная танковая группировка противника вышла в район Горшечное (100 километров севернее Чернянки). В случае поворота этой группировки на юг, навстречу находящимся у Чернянки немецким войскам, части наших 40-й и 21-й армий попали бы в окружение к западу от Оскола. Помимо того, враг продолжал сохранять свободу маневра с целью отсечения путей отхода на восток главных сил обоих наших фронтов.
Генеральный штаб быстро определил угрозу, возникшую на стыке двух фронтов. Прежде всех забеспокоился Н.Ф. Ватутин, который в это время исполнял обязанности начальника Оперативного управления Генштаба…
Понимая, насколько сложно маневрировать наличными силами наших фронтов в создавшихся условиях, Н.Ф. Ватутин немедленно доложил И.В. Сталину об угрожающей обстановке. Верховный Главнокомандующий приказал вне всякой очереди передать следующую телеграмму:
«Командующему Юго-Западным фронтом товарищу Тимошенко.
На Вашем фронте противник прорвался через р. Оскол и накапливает силы на восточном берегу реки в тылу Юго-Западного фронта. Это создает смертельную опасность как для Юго-Западного, так и для Брянского фронта.
Прошу Вас принять все необходимые срочные меры для ликвидации этого прорыва. Жду Ваших сообщений о принятых мерах.
И. Сталин.
2 июля 42. 16.05».
Противник, однако, не стал окружать советские войска западнее Оскола, а, выполняя оперативный план своей ставки, стремительно развивал наступление на Воронеж»57.
9 июля С.К. Тимошенко доложил Сталину обстановку по телеграфу: «Из всего наблюдаемого войсковой разведкой и по данным авиации противник все свои танковые силы и мотопехоту устремляет на юго-восток, преследуя, очевидно, цель захлестнуть удерживающие рубеж обороны 28-ю и 38-ю армии, и тем самым грозит выводом своей группировки на глубокие тылы Юго-Западного и Южного фронтов». Командующий полагал, что без подкреплений Юго-Западный фронт способен лишь некоторое время удерживать противника на направлении Кантемировка, Миллерово, и просил дополнительные войска и авиацию58.
В свою очередь, адъютант Гитлера по сухопутной армии майор Герхард Энгель 9 июля 1942 года посетил расположение 2-й немецкой армии под Воронежем. В этот день он записал в дневнике: «Посещение штаба Второй армии. Воронежский плацдарм, неприятное положение, под сильным давлением русских и непрекращающимся заградительным огнем. У генерал-полковника фон Зальмута (командующего 2-й армии. – Б.С.) очень мрачный прогноз. Плохое мнение о венграх, которые теперь чаще оглядывались назад, чем вперед. Фон З[альмут] считает ситуацию настолько серьезной, что необходимо срочно начать подготовку к эвакуации плацдарма, если не будут получены значительные подкрепления. Возвратился вечером проинформировать фюрера. Громкая вспышка против фон З[альмута]. Этот последний тоже принадлежал к старой клике и не имел ни воли, ни политической предрасположенности к овладению серьезными ситуациями»59. Гитлер должен был бы прежде всего задуматься о низкой боеспособности союзников, которым отводилась столь важная роль в реализации плана «Блау» и последующем марше на Кавказ. В отличие от 1941 года, когда Румыния, Италия и Венгрия послали на Восточный фронт части, имевшие достаточную подготовку в довоенные годы, теперь на фронт поступали части, состоявшие главным образом из новобранцев, не имевших достаточной подготовки и сколоченности в подразделениях. Исключением был итальянский Альпийский корпус, но его в конечном счете использовали как обычную пехоту, а не в качестве горных войск. Но фюрер, как кажется, гнал от себя мрачные мысли.
13 июля фон Бок был освобожден от командования группой армий «Б» и заменен бароном фон Вейхсом. В этот день фельдмаршал записал в своем дневнике: «Ближе к полудню я телеграфировал Гальдеру:
“Противник перед фронтом 4-й танковой армии и северного крыла группы армий «А» отступает: частично в восточном и юго-восточном направлениях, но в основном – к югу. Я полагаю, что уничтожение крупных сил русских не может быть достигнуто посредством проведения операции с мощным центром и слабыми крыльями, особенно учитывая тот факт, что наступление будет осуществляться через Миллерово в направлении позиций, занятых главными силами противника. Вместо этого 4-я танковая армия должна наносить главный удар через Морозовскую в направлении устья Донца и к востоку от него, одновременно осуществляя прикрытие своих тылов и восточного фланга”.
Во второй половине дня фельдмаршал Кейтель проинформировал меня по телефону о том, что, согласно приказу фюрера, 4-я танковая армия должна присоединиться к группе армий “А”, как это было предусмотрено Верховным командованием. Потом он совершенно неожиданно для меня объявил, что командование группой армий “Б” передается генерал-полковнику Вейхсу и что я должен прибыть в распоряжение фюрера!»60
Согласно дневнику Гальдера, Гитлер в тот же день так объяснил это решение: «Доклад у фюрера начался с выражения крайнего недовольства по поводу затягивания с вводом в действие 23-й танковой дивизии, которая наступала с запада и оказалась связанной противником, 24-й танковой дивизии и дивизии “Великая Германия”, а также двух других моторизованных дивизий 4-й танковой армии. Вину за эту задержку несут те, кто, несмотря на требование фюрера, погнал 24-ю танковую дивизию и дивизию “Великая Германия” на Воронеж и тем самым задержал их высвобождение. Поэтому фюрер принял решение освободить с поста командующего группой армий “Б”…»61 Позднее, 18 сентября, в беседе с Кейтелем Гитлер так объяснил отставку фон Бока: «Он теряет из-за этого (Воронежа. – Б.С.) 4–5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день, для того чтобы окружить и уничтожить русских: он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и дивизией “Великая Германия”, цепляясь за Воронеж. Я еще сказал – не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее – продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда – несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8–9 дней, в течение которых они смогли выбраться из петли»62.