bannerbannerbanner
Крах

Борис Валентинович Антонов
Крах

Полная версия

– Что, прямо так и сказал? Хоть через три года? – вытирая слезы, переспросила хохочущая секретарша.

– Сами спросите, – буркнул Валентин. Она встала и направилась в сторону кабинета начальника.

– Не советую, кажется, я сильно его разозлил, – попытался остановить ее проситель.

– Поучи меня. Жди здесь, – неопределенно махнув рукой, проигнорировала предупреждение секретарша.

Валентин вышел вслед за ней в коридор. Без стука и очень уверенно секретарь вошла в кабинет своего руководителя. Автошкола находилась в подвале сталинской пятиэтажки, стены были основательными, и услышать, что происходило за дверью, не представлялось возможным. В коридор долетали только неразборчивые звуки разговора, ведущегося на повышенных тонах, причем начальник, судя по всему, в чем-то оправдывался. Несколько минут длилась перепалка, потом дверь неожиданно распахнулась, и Валентин не сразу узнал секретаршу. Лицо женщины было перекошено злобой.

– Алкаш несчастный! – глядя прямо на Валю, крикнула она, хлопнув при этом дверью так, что с косяка упала штукатурка. Валентин глупо оглянулся в поисках «несчастного алкаша», не про него же она это сказала.

– Что встал? Заходи, – услышал он из канцелярии. Стараясь быть как можно тише и незаметнее, он прокрался в кабинет и сел на стул, стоящий прямо у двери. Женщина со злобой что-то писала, фыркая на выбившийся из прически локон черных волос. Дописав, она подняла взгляд на Валентина.

– Напомни, как там тебя?

– Матвеев Валентин Борисович.

Вписав в бланк его данные, она поднялась и пошла обратно к начальнику, бросив Валентину: «Жди». Ждать пришлось недолго, уже через полминуты в коридоре снова хлопнула с силой дверь.

– Держи, – протягивая справку, сказала вошедшая секретарша. – Не вовремя ты пришел сегодня. Извини, не смогла помочь. Служи спокойно, не переживай, отслужишь – приходи. Все нормально будет. Я тебя запомнила, – успокаиваясь, пыталась оправдаться женщина.

– Спасибо, – растерянно пробормотал Валя, чувствуя неловкость за случившийся скандал. – Приду обязательно. Еще раз спасибо, до свидания.

– До свидания. Удачи тебе, – попрощалась секретарша.

– Ты что так долго? – встретил Толстый вопросом друга.

– Воздухом дыши, тебе сегодня полезно, – не вдаваясь в подробности, ответил Валя. – Ну что? Пойдем, посмотрим, что там сегодня по видику крутят? – предложил он.

– Пойдем.

Видеосалоны, пожалуй, единственное доступное развлечение конца восьмидесятых годов. По телевизору было всего две программы, и то зачастую с новостями о том, в какой колхоз привезли навоз. Другое дело – видео. Обладатели видеомагнитофонов автоматически попадали в разряд небожителей. Стоимость этой чудо-техники была запредельная и исчислялась даже не сотнями, а тысячами рублей, но, даже обладая такими деньгами, нужно было еще как-то и, самое главное, где-то купить его. Некоторые комсомольские активисты, не лишенные коммерческой жилки, быстро сориентировались и под эгидой работы с молодежью умудрялись покупать их по комсомольской линии, для целей исключительно воспитательной работы. Спустя некоторое время они регистрировали фирмы на преданных и лояльных комсомольцев, которые официально брали эти магнитофоны в аренду у комсомольской организации. И вся воспитательная работа свелась к прокручиванию зарубежных боевиков по рублю за сеанс. Простым обывателям были до фонаря организационные вопросы первых капиталистов, они валом кинулись в подвалы и отгороженные фанерными стенками закутки смотреть иностранные фильмы зачастую плохого качества и сомнительного содержания. Наверное, вот так же в начале двадцатого века народ ринулся в синематограф «глядеть фильму». В один из таких салонов и направились друзья. Ближайший сеанс начинался в шесть часов вечера, обещали показать «Рокки» с Сильвестром Сталлоне в главной роли. Фильм Валентин уже видел, и не раз, по кислому выражению лица Толстого Валя догадался, что у друга нет энтузиазма тратить рубль на знакомую картину.

– Пойдем? – спросил он у Сергея его мнение.

– Я его уже видел. Может, в другой пойдем.

– А смысл? Не «Рокки» там будет, так что-нибудь другое знакомое, – Валентину надоело болтаться по городу, он хотел уже сесть и отключится за просмотром кино, по его мнению «Рокки» был хороший вариант.

– Ну не знаю, – затянул Толстый.

– Я остаюсь, а ты сам решай, – открывая дверь салона, с манипулировал Валя.

Сергей плохо принимал решения, вернее долго. Этим и воспользовался Валентин. Не прошло и двух минут, которые Толстый, скорее всего, потратил на сигарету, как друг уже был внутри.

– Первый ряд бери, – прошептал он в затылок Валентину, стоявшему у окошка кассы.

Помещение, гордо носившее название «видеосалон», состояло из двух небольших комнат: тамбур, он же касса, и собственно сам зал метров тридцать площадью с тремя рядами старых кресел из актового зала близлежащей школы. Два окна зала были завешаны темными шторами, на столе стоял телевизор с подключенным видеомагнитофоном. На первом ряду всегда можно было вытянуть ноги и полулежа наслаждаться просмотром, именно эту цель и преследовал Толстый, учитывая его рост, второй и третий ряд, стоявшие практически впритык друг к другу в маленьком помещении, его просто не могли вместить. Потенциальные зрители были еще на работе, друзья, спокойно купив билеты прямо напротив телевизора, прошли в зал. До начала сеанса было еще полчаса, и администратор, решив сделать комплимент первым зрителям, включил мультики «Том и Джерри» без перевода. Постепенно зал заполнялся, к шести вечера осталось только два свободных места. Еще до начала фильма Сергей благополучно заснул, сказывалась вчерашняя пьянка с отцом, будить Валентин его не стал. Просмотр знакомого кино было классическим вариантом убивания времени. Смысл происходящего на экране мало интересовал Валентина, он вспоминал события сегодняшнего дня. Неожиданное предложение военкома уже казалось ему счастливым случаем. Москва, Кремль, красивая форма, Мавзолей будоражили фантазию и рисовали красивые картины его будущей службы. Случай в автошколе тоже уже не выглядел катастрофой, в конце концов, права категории «В» в армии не пригодились бы все равно, а сдать экзамен после службы не проблема, за рулем отцовской «копейки» он ездил уже с четырнадцати лет. За два года его службы начальник автошколы окончательно пропьет память и не вспомнит сегодняшний скандал, поэтому козни ставить не будет. В общем, день оказался плодотворным, переживания по поводу здоровья и медкомиссии закончились, теперь можно думать о проводах и предстоящей службе. За пять минут до конца сеанса Валентин разбудил друга. Толстый, удивленно озираясь в полутемной комнате, пытался вспомнить, как он тут оказался.

– Уже началось? – спросил он Валентина.

– Да, скоро конец, – поставил в тупик ответом товарищ. – Выспался?

– Да, хорошо вздремнул, – зевнув, ответил Толстый.

– Потише, – зашипели со второго ряда.

– Я курить, – шепотом известил Толстый и, согнувшись, двинул на выход.

Валентин последним вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежий воздух, после спертого воздуха маленького помещения ароматы осени чувствовались особенно ярко. Было тепло, солнце уже катилось к закату, и длинные тени от лип, высаженных вдоль тротуара, тянулись по стенам домов все выше и выше.

– Куда теперь? – откуда-то сбоку раздался голос Толстого.

– Домой наверно, – не оборачиваясь, ответил Валентин. – Надо домашних обрадовать проводами.

– Пока, –неожиданно быстро согласился Сергей, протягивая ладонь. – Звони завтра.

Все-таки вчерашние посиделки с предком до сих пор мучили друга.

Дома родители ждали сына. Понятно это было по их местоположению, все вопросы в семье решались на кухне. Зайдя в квартиру и обнаружив родителей за кухонным столом, Валентин, разувшись, присоединился к семейному совету.

– Ну, рассказывай, – начал отец.

– Да, собственно, нечего рассказывать, здоров, через две недели в субботу в шесть утра на автовокзале с вещами, – как можно спокойнее произнес Валентин. – Проводы, соответственно, в пятницу, служить буду два года, в каких войсках, не знаю, точно не флот. Фраза про флот больше была адресована матери, для нее было принципиально, два или три года она не увидит сына.

– Ну и хорошо, дался вам этот флот, – с облегчением произнесла мама.

– А на комиссию, зачем вызывали? – чувствуя, что сын не договаривает, спросил отец.

– Заключение хирурга потеряли, – максимально правдиво соврал сын.

Достаточно полные ответы сына поставили точку в дальнейших расспросах, и семья приступила к обсуждению проводов. Родственников планировалось человек пятнадцать-двадцать при условии, что иногородним разрешат въезд. С молодежью дела обстояли не так прозрачно. Точного количество предугадать не представлялась возможным, поэтому остановились на тридцати человеках плюс-минус, основываясь на опыте весенних проводов друзей Валентина. На круг получалось приблизительно пятьдесят человек, что привело маму в состояние легкого шока. Как разместить такую ораву в квартире, она реально не понимала. Немного посовещавшись, решили, что без помощи соседей не обойтись, и всей семьей отправились в тридцатую квартиру к Серебряковым. Тетя Нина и дядя Юра были давними друзьями родителей Валентина. Познакомились они одиннадцать лет назад, когда переезжали в этот дом, с тех пор их дружба переросла практически в родственные отношения. Все праздники и семейные торжества проходили вместе. Вадим, их сын, был на пять лет старше Валентина, несмотря на разницу в возрасте они дружили. Кстати, когда Вадим уходил в армию, то проблема с размещением его гостей тогда была решена как раз с помощью квартиры Матвеевых, и вот ситуация повторилась с точностью до наоборот. Соседи вполне предсказуемо встретили новость о проводах Валентина, тетя Нина заохала, дядя Юра обрадовался и потянул за рукав отца Валентина на кухню. Дальнейшие переговоры проходили без них. Валентин, собственно, тоже был не нужен, посидев для приличия пять минут с мамой и тетей Ниной он, ответив на дежурные вопросы, тихонечко улизнул на кухню. Схема помощи соседей выглядела просто. Родственников и взрослых гостей размещают в квартире Серебряковых, а молодежь и подростки будут провожать в квартире Матвеевых. На кухне переговоры мужчин уже успешно завершились, и главы семейств перешли к неофициальной части: нехитрая закуска в виде порезанного сала, соленых огурцов и кабачковой икры была тому подтверждением. Бутылку дядя Юра прятал за спиной, опасаясь конфискации.

 

– Как там? – спросил он вошедшего Валентина, держа левую руку за спиной.

– Болтают, – неопределенно ответил призывник.

– Пусть поболтают, – как будто разрешая, полушепотом, сказал хозяин.

В следующую секунду послышалось бульканье разливаемой водки. Первую рюмку мужчины выпили молча и быстро, только кивнув друг другу. Тут же налили по второй и одновременно потянулись за огурчиками. Синхронность их действий завораживала.

– Будешь? – кивнув на рюмки, спросил дядя Юра.

– Нет, спасибо.

– Войска то какие?

– Да не знает он ничего, – за сына ответил отец.

Оба подняли рюмки.

– Будем, – сказал хозяин стола тост.

– Ага, – поддержал его отец будущего солдата.

Валентин, убедившись, что это надолго, пошел домой, крикнув из коридора: «Мам, я ушел, тетя Нина до свидания». – «Ужин на столе», – услышал он в ответ.

День заканчивался, все вопроса были решены. Валентин, умывшись, почистил зубы, отметив при этом, что нужно поставить пломбу, которая вывалилась несколько недель назад, лег на диван. Думая о том, что же такое «Кремлевский полк», он незаметно для себя уснул. Сквозь сон Валя слышал, как вернулись родители с провожавшим их дядей Юрой, который громким шепотом подбадривал маму: «Наш оболтус отслужил, и ваш отслужит». Мама что-то тихо отвечала ему и, судя по звукам, выталкивала мужчин из коридора на кухню. Натянув на голову одеяло, Валя окончательно заснул.

Две следующие недели прошли в безделье и каких-то необязательных хлопотах о проводах. Родители взвалили всю организацию на себя, Валентину же осталось чисто физическая помощь: сходить туда-то, принести то-то. Мама посетила горисполком и, предъявив повестку сына, получила десять талонов на водку, тем самым закрыв вопрос с алкоголем. В стране шла антиалкогольная компания Горбачева. В Грузии вырубали виноградники, алкоголь продавали с одиннадцати часов, и только по талонам из расчета одна бутылка водки, две бутылки вина и по одной бутылке шампанского и коньяка в месяц на человека. Но, даже имея заветные талоны, за водкой еще нужно было отстоять огромную очередь, которая растягивалась на несколько сотен метров, и все винно-водочные магазины страны сразу получили прозвище «мавзолей» по аналогии с огромными очередями к усыпальнице вождя революции. Так как десять талонов отоварить в магазине одновременно все равно не получилось бы, то к выданным талонам прилагалась записка для заведующей магазина, что позволяло, обойдя всю очередь, напрямую обратиться к ней. Отец взял с собой в поход за водкой сына. Во-первых, десять бутылок надо было кому-то тащить, во-вторых, Валентин служил наглядным подтверждением записки и десяти талонов одновременно. Очередь стояла черно-серая, молчаливая и напряженно-злая. Чтобы избежать недовольства толпы, отец с сыном прошли через двор с другой стороны дома, в подвале которого находился магазин. У входа дежурили милиционеры. Драки и давка – постоянные спутники всех очередей, а за водкой тем более.

– Что это? – грозно спросил сержант у отца, глядя на протянутую бумагу.

– Это для заведующей.

– Разберемся, – разворачивая листок, буркнул он. Прочитав, сержант поднял взгляд на Валентина.

– Ты, что ли, призывник?

– Да!

– Один дотащишь?

– Да!

– Тогда ты за мной. А вы, – обращаясь к отцу, – здесь подождите.

Очередь неодобрительно взорвалась: «Куда?» – «Кто такой?» – «Он тут не стоял!» – «Что происходит, сержант?».

– Тихо! Молчать! – заорал сержант так, что Валентин невольно втянул голову в плечи, а отец призывника на всякий случай отошел подальше. – Че орем? Парню в армию завтра, – перекрывая гул толпы, крикнул милиционер.

– Ему завтра, а я уже, – рванув ворот куртки, закричал стоявший возле самой двери молодой парень, на груди под курткой сверкнула медаль за отвагу.

– Откуда? – спросил сержант у парня, кивая на медаль. – Афганистан? А что в очереди стоишь?

– Все стоят, и я стою, – застегивая куртку, ответил интернационалист.

– Отойди, – потянув за шиворот какого-то ханыгу, стоявшего первым у двери, сказал сержант. Мужик весь сжался и стал ниже ростом.

– Я тут стоял, – робко начал он причитать.

– Так и стой, кто тебя гонит, пройти дай, – повернувшись к афганцу, милиционер махнул рукой: – Пошли.

Внутри магазина сильно воняло кислятиной. Сдерживаемая двумя постовыми очередь была ровной и тихой. Любое нарушение тишины каралось изгнанием из очереди.

– Коля, выйди на улицу, успокой их, – кивнув на дверь, обратился милиционер к высокому старшине с резиновой дубинкой на поясе.

– Тихо мне тут! – направляясь к двери, сразу всем сказал старшина.

Следуя за сержантом вдоль очереди, Валентин спиной чувствовал тяжелые взгляды, направленные в их сторону. Дождавшись, когда очередной счастливец отойдет от кассы, сержант рукой остановил следующего.

– Подожди. Михалну позови, – обратился он к продавщице.

Очередь одновременно вздохнула, процесс явно затягивался.

– Что еще? – показавшись в проеме двери, окидывая взглядом зал, спросила плотная, ярко накрашенная женщина в белом халате, застегнутым на все пуговицы.

– Вот, – протянул ей листок милиционер.

Взглянула на листок, даже не читая содержимое.

– Началось… – произнесла заведующая. – Федя, ты сюда-то зачем его притащил? – как учительница в школе начала отчитывать она сержанта. – Они сейчас косяками пойдут, всех, что ли, без очереди пускать будешь, головой думать надо, революций мне только не хватало. К служебному их надо.

– Кого их-то?

– Не тупи, Федя, призыв начался, – как непослушному ребенку сказала она, скрываясь за дверью.

– Вот этот первый, – подтолкнув к кассе парня с медалью, восстановил свой авторитет перед очередью сержант. – На выход! – повернувшись, скомандовал он Валентину.

На улице очередь радостно взвыла, увидев пустые руки наглого призывника, статус-кво был сохранен, в бане и очереди за водкой все равны.

– Тебе за угол, к служебному входу, – протянув листок, шепотом сказал сержант Валентину. – Удачи.

– Спасибо, – ответил Валя и скрылся от взоров толпы во дворе.

Заведующая лично отсчитала десять бутылок водки, по ноль-семь литра каждая, и, пересчитав деньги, вздохнула: «Хорошо, хоть этот Афганистан закончился, повезло тебе».

Проводы Толстого прошли буднично и как под копирку напоминали все до этого проведенные весной. В шесть часов вечера собрались у него дома за большим столом, занимавшим всю комнату. Вместо стульев с одной стороны был диван, а с другой – длинная доска, накрытая скатертью, по торцам стола стояли по три табурета с каждой стороны. Сидели даже на подлокотниках дивана, нормально разместиться можно было, только когда народ уходил покурить. Часам к восьми движения за столом приняли хаотичный характер, гости равномерно расположились по всей квартире, включая даже лестничную клетку, на которой теперь постоянно кто-то курил. После девяти вся молодежь засобиралась на дискотеку, дав возможность родителям и родственникам немного передохнуть и слегка прибраться. На танцах продолжали пить, драк не случилось, настроение было хорошим. Еще дома у Сергея Валентин объявил о своих проводах и, соответственно, пригласил всех, вызвав этим бурную радость присутствующих. Большая часть молодежи после дискотеки пошла домой, пообещав вернутся к шести часам на автовокзал, остальные пошли обратно к Толстому домой, намереваясь продолжать до утра. К четырем часам утра за столом остались только взрослые и всего пять или шесть представителей молодого поколения. Все горизонтальные площади квартиры были заняты спящими гостями. В пять часов утра отец Толстого достал машинку для подстригания, и Сергея посадили посередине коридора на табурет. Первый взмах доверили родителю, после всем желающим. В результате с некогда пышной шевелюрой Толстого начали происходить такие изменения, которые могли родиться только в пьяных мозгах его друзей. За полчаса экзекуции он побывал сначала панком, потом индейцем, затем «под Ленина». Ржали и много фотографировали каждую версию. В половине шестого бедолагу отпустили мыться и собираться, попутно начали будить спящих. На вокзал прибыли без пяти шесть, народу было много, вместе с Толстым забирали еще восьмерых, и каждого провожали минимум двадцать человек. Прапорщик, издалека пересчитав призывников, спокойно курил в сторонке, ожидая автобус. Старенький ПАЗик приехал в десять минут седьмого, придав своим появлением ускорение в наливании алкоголя по кружкам и стаканам, принесенными с собой провожающими. «Прощаемся!», – громко крикнул прапорщик и первым вошел в автобус. Раздались причитания родственников, женщины одновременно в голос заревели. Обнимаясь и целуясь со всеми подряд, призывники прорывались к автобусу. Провожающие, обступив ПАЗик, начали его раскачивать. «Прекратить! – заорал наполовину высунувшийся из окна прапорщик. – Прекратить!». Водитель автобуса сильно нажал на газ в попытке испугать толпу, но только окончательно раззадорил ее этим. Тогда он с треском врубил передачу и нажал на педаль акселератора. К его удивлению, автобус, надрывно ревя двигателем, стоял на месте. Шофер, высунув голову в форточку, посмотрел назад, задние колеса бешено крутились в воздухе. Вся молодежь и даже некоторые взрослые, заранее сговорившись, по команде подняли заднюю часть автобуса и держали его на весу, громко улюлюкая. Продолжалось это несколько секунд, после чего автобус бросили, и он резко сорвался с места. Рев толпы стал оглушительным, в руках провожающих остался бампер от ПАЗика. Стоявший неподалеку милицейский «уазик» включил фары и начал медленно двигаться в сторону толпы. Заметив это, толпа бросила бампер и неторопливо начала расходится. Из «уазика» вылез молоденький милиционер в звании младшего сержанта и, открыв дверь багажного отделения, затолкал туда запчасть от автобуса. Провожающие, не обращая внимания на милицию, допивали, принесенное собой и понемногу расходились по домам. Уже через пятнадцать минут площадь перед автовокзалом опустела, и обо всем произошедшем на ней напоминал только мусор, брошенный прямо под ноги.

Собственные проводы Валентин запомнил плохо, не потому, что напился, а просто частые чередования лиц и напутственных речей слились в одну общую липкую массу, выделить из нее более значимые события не получалось, и воспоминания о проводах навсегда остались в памяти Вали, как слайды не связанных между собой фотографий, сделанных в один день. Его не подстригали, так как уже несколько лет он стригся исключительно «под машинку». Вместо этого всех гостей попросили расписаться на строительной телогрейке, в которой Валентин собирался уехать в армию. Идея всем так понравилась, что к утру, когда засобирались на вокзал, телогрейка была похожа на книгу жалоб и предложений, гости не ограничивались автографами, а писали длинные пожелания хорошей службы, в некоторых местах виднелись следы женской помады. На вокзале все прошло намного тише и спокойнее, чем ранее. Виной тому новенький рейсовый Икарус, раскачивать и ломать который провожающие не решились. Пятерых призывников посадили в конце салона, и автобус плавно тронулся. Через окно Валентин смотрел на маму, которая тихонько плакала, уже когда автобус отъехал от перрона, она, спохватившись, запоздало начала махать рукой, надеясь, что сын ее видит. Валя видел и даже махнул рукой в ответ, но больше машинально. Автобус повернул, и толпа провожающих исчезла, за стеклом побежали серые дома с темными окнами, город еще спал. Именно таким он и остался в памяти Валентна на два года его отсутствия.

До областного центра ехали два часа. Под равномерный гул двигателя, после бессонной ночи Валентин задремал. Проснулся он, когда кто-то настойчиво тряс его за рукав разрисованной телогрейки. Открыв глаза, Валентин не поверил увиденному. Автобус и люди оставались теми же, что и два часа назад, а тот, который будил его, был в форме с васильковыми погонами и лычками сержанта, на погонах желтели большие буквы ГБ.

– Вставай, – тряс его сержант.

Пытаясь осознать, что происходящее не сон, Валентин схватил военного за рукав шинели и сильно дернул на себя.

– Ты что? – еле удержавшись на ногах, крикнул сержант. – Вставай, говорю, на выход.

Оглянувшись и не обнаружив своих соратников, Валя встал и пошел вслед за сержантом. Четверо призывников с прапорщиком курили на остановке. «Еле растолкал», – сказал сержант, подходя к ним. Валентин спросонья озирался в попытке сориентироваться, единственное, что он понял, что находятся они в центре большого города.

 

– Кури, – услышал он приказ прапорщика.

– Не курю.

– Тогда жди, сейчас докурим и пойдем.

Икарус уехал. По широкой дороге мчали автомобили, прохожие совершенно не обращали внимания на курящую группу призывников на остановке.

– Докурили? Тогда за мной. Сержант замыкающий, – скомандовал прапорщик.

Прошли буквально пятьдесят метров и завернули в арку большого дома. Во дворе стояло одноэтажное здание с единственным входом и табличкой справа от двери, на которой Валентин разглядел надпись «Областной военкомат». Внутри было много народа и как-то суетливо. «В зал веди их», – бросил прапорщик сержанту, а сам направился в комнату дежурного. В большом зале, куда привел сержант, находились, судя по внешнему виду, такие же призывники, половина из них спала, развалившись на креслах. «Располагайтесь», – махнул рукой на зал сержант. Свободные места были только на первом ряду, и все пятеро заняли их в ожидании дальнейшего. Через десять минут дверь открылась, и прежде чем кто-то зашел, сержант вскочил на ноги и громко крикнул: «Встать! Смирно!». Встать получилось не у всех, спящие испуганно вытаращив глаза, пытались подняться, но получалось плохо. «Вольно», – сказал вошедший майор с васильковыми просветами на погонах. Дождавшись, когда в зале наступит относительная тишина, он начал:

– Здравствуйте. Обращаться ко мне можете «товарищ майор». Моя фамилия Козлов, я командир двенадцатой роты Отдельного орденов Октябрьской революции и Красного знамени Краснознаменного Кремлевского полка. Будем знакомы.

Все молчали.

– Я буду сопровождать вас к месту службы, – продолжил он. – Сержант будет мне в этом помогать, – кивнул в сторону кремлевца майор.

Все молчали.

– Теперь к делу. Кто из вас Селиванов? – обвел взглядом зал майор.

– Я Селиванов, – раздался ответ с последнего ряда.

– Вставай, – как-то по-отечески тепло попросил его майор.

Назвавшийся Селивановым встал.

– Молодец, – похвалил его военный. – Теперь собирай вещи – и праздновать второй день. У него вчера свадьба была, – отвечая на повисший в воздухе вопрос, сказал майор. – Экономный, наверное? – спросил он Селиванова. – Решил и проводы, и свадьбу объединить?

– Нет, так получилось, – не понимая, в шутку или всерьез отправляет его домой майор, пробормотал не состоявшийся призывник.

– Все, собирай вещи, поздравляю с бракосочетанием, – подвел итог майор. – Теперь всех касается, – сразу забыв про Селиванова, продолжил он. – Сейчас раздеваемся до пояса и на медкомиссию.

«Опять комиссия. Сколько можно», – подумал Валя, стягивая с себя свитер.

– Смотри-ка, сержант, ни одного с наколкой, я-то думал, что повезет, и второго сразу отсеем, не получилось, – услышал Валентин, находясь ближе всех, разговор военных. «Значит, один лишний, – подумал он. – Теперь все по-новому. Хоть бы не забраковали из-за перелома от качели». Домой Валентину решительно не хотелось. Следующие два часа призывники толкались в очередях к кабинетам врачей. Осматривали быстро и как-то халатно. Валентин задержался только в кабинете у зубного. Женщина-врач с марлевой повязкой и в очках, быстро осмотрев его, спросила: «Пломба давно выпала?» – «Месяц назад где-то?», – ответил Валя. – «Ставить будешь?» – «Когда?» – «Сейчас». – «А вам это надо? – стесняясь своего перегара, спросил Валя. – В армии поставлю». – «В армии вырвут. Не жалко?» – спросила врач. – «Вас жалко», – ответил, краснея, призывник. – «Работа у меня такая. Я быстро», – уговаривала женщина. – «Ну хорошо. Давайте», – чувствуя себя неловко, позволил Валя. Вместо одной пломбы сердобольная стоматолог, расковыряв еще один зуб, поставила две. Через полчаса, покидая зубного, Валентин встретил недоброжелательные взгляды будущих однополчан, скопившихся в очереди перед кабинетом. Зубной был последним в списке врачей, и Валя отправился в зал, где осталась одежда. Сержант явно скучал, к вошедшему призывнику он не проявил никакого интереса. Валентин оделся и сел на свое место в ожидании остальных. Приблизительно через полчаса постепенно вернулись все призывники, еще через пятнадцать минут пришел майор.

– Встать! Смирно! – заорал сержант.

– Вольно, – садясь на стул возле трибуны, разрешил, майор. – Фролов кто? – Подняв взгляд на зал, назвал он фамилию очередного «счастливчика».

– Я! – неожиданно раздался голос парня сидевшего рядом. Это был Дима, земляк Валентина. Успели познакомиться на вокзале, фамилию тогда Валя не запомнил или не расслышал, но сути это не меняло.

– Я Фролов, – повторил Дима.

– Так, Фролов, собирай вещи, домой поедешь, в военкомате отметишься, и пусть тебя в другие войска призывают.

– А в чем дело? – спросил Дима у майора. Ростом он был выше 190 сантиметров и внешне очень крепок, настолько крепок, что с трудом верилось в его возраст. Выглядел он лет на двадцать – двадцать два, не меньше.

– Лишний вес, – спокойно ответил майор. – Для кремлевца много. Похудеть тебе надо килограмм на пятнадцать.

В полной тишине несостоявшийся воин-кремлевец начал собираться. Дождавшись, когда он выйдет, майор продолжил:

– Пять минут на сборы и строиться на улице, – скомандовал он. – Сержант старший, – закончил майор, выходя в коридор.

Оставшиеся тридцать новобранцев вырвались на улицу, многие закурили. Майор вышел через десять минут, с высоты крыльца он осмотрел оставшихся и громко крикнул: «В колонну по два становись!». Как это сделать, никто не знал, все начали оглядываться и переминаться с ноги на ногу, не зная, с чего начать. «Вольно, – вздохнул майор. – За мной идите, сержант замыкающий». Так, толпой, которая по ходу движения все-таки построилась в некое подобие колонны, двинулись за майором. Перешли большую улицу и два квартала шли прямо, потом майор свернул направо, к большому зданию, отделанному белым мрамором. Подойдя ближе, Валентин прочитал табличку на фасаде: «Областное управление Комитета государственной безопасности» – гласила она. Через проходную по одному мимо дежурного прапорщика прошли сразу на второй этаж. В зале гораздо большего размера, чем в военкомате, сержант скомандовал: «Размещайтесь». И подождав последних, добавил: «Не расходиться, вести себя тихо, я скоро приду, суточные выдавать буду». Известие о том, что будут давать деньги, вызвало восторг призывников. «Тихо!» – рявкнул сержант и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Зачем им нужны суточные, Валентин не понимал. У каждого из тридцати призывников была сумка или рюкзак, были даже пара чемоданов, в которые родители напихали продуктов, не зная, когда их детей будут кормить. На запасах, которые бережно упаковала мама Валентину, он мог спокойно прожить неделю, на что при этом тратить деньги, он не понимал. Пока ждали сержанта, начали потихоньку знакомиться. Выяснилось, что из тридцати призывников восемнадцать были из столицы области, остальные двенадцать представляли областные военкоматы. После того как Фролова отправили домой, настоящих земляков у Валентина осталось трое. Вернее, двое прямо из города, где жил Валя, и третий был из деревни, находившейся неподалеку от города. Городских звали Сергей Марков и Дима Балышев, деревенского – Дима Курилко. Время шло, никто не приходил, делать было нечего. Один из призывников в наступившей тишине вдруг спросил:

– А что, никто не хочет голову полечить?

– А что, есть? – спросил кто-то в ответ.

– Конечно, – радостно подтвердил первый.

Звали его Сергей Литвин из центрального района города, был он высок, крепок, светловолос, сквозь короткий ежик волос на его голове отчетливо белели шрамы, которых Валентин насчитал восемь штук.

– Так наливай, раз есть, – вставая, сказал парень в широченных клешах с ярко-желтым лампасом во всю длину брюк.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36 
Рейтинг@Mail.ru