Brangusis
Папаша, жги!
– Заткнись! – перебил Кай, вкрадчиво всматриваясь в витрину кофейни, к которой неумолимо приближался Опель. Уже начавшее барахлить ввиду возраста и разгульного образа жизни сердце пропустило удар и заиграло в такт импровизированному бою Эмиля. – Глазам своим не верю, вон она!
Туристка сидела на прежнем месте, сутуло склонившись над картой и побалтывая бумажным стаканчиком, все в той же шапке и мешковатой куртке с меховым воротником. Как будто вовсе не уходила, лишь длинные светлые волосы превратились в пакли свалявшейся соломы.
– Айвен, готовь камеру, я ее задержу! – живо выскочил из Опеля Эмиль и ломанулся в кофейню.
Оторопевший от стремительности событий Кай не успел предупредить товарища, что дамочка, похоже, из пугливых, поэтому все трое оказались в опасной близости от знакомства с едкой струей газового баллончика, когда грозно окружили несчастную туристку, словно любители групповухи юную проститутку из амстердамского борделя. Как же она переполошилась, боже праведный! Никогда еще наши рок-гангстеры за свои неполные 50 лет не встречали такой перепуганной девчонки! Обычно леди всех возрастов и телосложений сами зачастую пугали их избытком своего внимания.
Не зная, как объяснить то, что они от нее хотят, и в то же время опасаясь испытать-таки незабываемые ощущения от удушающе-паралитического действия газа для самообороны, музыканты не придумали ничего лучше, как осторожно протянуть ей газету с ее фотографией на титульном листе.
– Я не умею читать по-фински! – сказала они хрипло и агрессивно, продолжая сжимать газовый баллончик в худых дрожащих руках.
– Нам нужна твоя помощь, – наконец, нашелся Кай. – Знаю, это прозвучит дико, но нас с тобой засекли папарацци, и я сказал журналистам, что ты моя дочь.
– Что?! – вскричала она и ткнула ему баллончиком едва ли не в нос. – Что вам от меня нужно?
– Парочку фотографий, только и всего…
– Я не собираюсь фотографироваться для вас голой!
К этому моменту уже и Эмиль с Айвеном успели прийти в себя настолько, чтобы вспомнить английский, которым, как и Кай, владели довольно хорошо.
– Ну и фантазия у тебя! – захохотал Эмиль. – Да я быстрее на пенсию уйду, чем захочу увидеть тебя голой! Ты давно в зеркало смотрелась?
Крепкий подзатыльник от Айвена заставил его взвыть и перестать сыпать гадостями, как из рога изобилия.
– Не обращай на него внимания, нэйти (*финское обращение к девушке, мисс), он у нас немного идиот, – попытался извиниться Айвен и с видом знатока принялся раскладывать суть проблемы по полочкам: – Нам от тебя ничего, связанного с интимом, не нужно. Как мой друг уже попытался объяснить, папарацци запечатлели вас двоих на фото, и он, чтобы не порочить ни свое, ни твое доброе имя, сказал, что ты его дочь, и теперь за ним охотятся буквально все журналисты Финляндии.
Когда он замолчал, чтобы перевести дух, туристка ничего не сказала, лишь грозно сдвинула обесцвеченные брови, в бледное доселе лицо ударила краска, серые глаза злобно сверкнули, худые руки с сухой шелушащейся кожей задрожали, баллончик был приведен в полную боевую готовность. Казалось, эта безмозглая, заторможенная молодая баба вообще не взъезжает в суть дела и не понимает даже элементарных вещей!
– Старина, я забыл кое-что сказать. Она не наша фанатка, – осторожно шепнул Айвену Кай. – Она вообще не знает, кто мы, и, наверное, считает, что к ней пристают трое здоровенных небритых мужиков.
Айвен осекся и почувствовал, что теряет свое амплуа интеллигента и всезнайки и в упор не знает, что делать и что говорить. Он тоже еще не успел проникнуться духом забытой легенды рока, поэтому даже не допускал мысли, что кто-то может и не знать о существовании их группы. Насилу заставив себя успокоиться, он нескладно продолжил:
– Понимаешь, мы рок-музыканты… Нет, мы не хотим произвести на тебя впечатление. Ты же наверняка подумала, что мы просто хотим тебя снять… Какое смешное недоразумение, не правда ли?.. Короче, мы, действительно, музыканты, в прошлом довольно известные, поэтому папарацци и журналисты иногда берут у нас интервью и все в таком роде… В мире шоу-бизнеса, так сказать, любят скандалы, всякие интриги, а ты случайно попала в объектив вместе с моим другом, и теперь вся богема буквально сгорает от любопытства, и, так сказать…
Видно, устав воспринимать эту бессвязную речь, туристка грубо его перебила:
– Я знаю, кто вы. Меня больше волнует, что моя фотография делает в этой газете. Я не давала на это разрешения.
– Мы тоже крайне этим возмущены, нэйти! – вскричал Айвен, от души ударив себя в грудь.
– Она нас знает! – откровенно обалдел Кай.
– Так какого черта ты ломаешься? – заголосил Эмиль, давно не подававший признаков идиотизма. – Зафотаемся пару раз и разбежимся! Под венец мы тебя тащим, что ли?
Одна пара здоровенных волосатых рук крепко накрыла его физиономию, а вторая, точно такая же, схватила за шиворот и отшвырнула куда подальше.
– Просим извинить, придурошный ударник – горе в рок-банде… – угодливо заулыбался во все тридцать два Айвен, ухватившись за слабые признаки того, что эта фриковатая девица соизволила-таки пойти на контакт.
– Я был уверен, что она нас не знает… – все никак не мог отойти от шока Кай.
– Нэйти, раз уж ты немного в курсе нашей проблемы, может, удостоишь чести нашего гитариста Кая Хямяляйнена и сфотографируешься с ним, а? Ну спаси карьеру стареющего, лысеющего и вонючего рок-музыканта, ну что тебе стоит?
– Я не хочу, чтобы мои фотографии светились в газетах и журналах, – отрезала туристка решительно, однако газовый баллончик наконец-то убрала в карман.
– Обещаем не называть твоего имени и не распускать о тебе всякие мерзопакостные слухи! Позволь напомнить, что мой друг сказал журналистам, что ты его дочь, а никакой уважающий себя отец не допустит, чтобы всякие третьесортные газенетки писали гадости о его ребенке.
– Хорош выделываться, а! – снова напомнил о своем существовании Эмиль. – Твоя фотка все равно уже засветилась в туевой хуче средств массовой информации, так что нечего строить из себя закомплексованную недотрогу! Нам, думаешь, приятно, когда на обложках глянцевых журналов красуются наши открытые пасти, потные морды и сползшие штаны, из которых вываливается пивное пузо и торчат трусы в сердечко?
– Один раз даже с голой жопой меня зафотали и сделали плакат в журнале для подростков! И эти малолетние ублюдки чем только в мою бумажную задницу ни тыкали! – обиженно пожаловался Кай.
– Так может, не надо было выпендриваться перед фанатами и труселя на сцене снимать? – усмехнулась туристка, слегка сменив гнев на милость.
– Она и об этом знает! – окончательно выпал в осадок Кай.
– Прости, а можно поинтересоваться, откуда такая осведомленность? – учтиво кашлянул Айвен. – Насколько понял мой друг, особого восторга наше творчество у тебя не вызывает и нашими личностями ты никогда не интересовалась…
– Ну, сейчас да, – небрежно ответила она, задумчиво потерев грязный затылок поверх шапки, – а раньше мне много ваших песен нравилось, до сих пор их под настроение слушаю.
Все трое уставились на нее в немом шоке, особенно Кай, который воспринял ее игру в страшного незнакомца не по-детски близко к сердцу.
– Вот нельзя было сразу сказать: «Чуваки, я вас знаю, я слушала ваши песни, кое-какие из них очень классные»? – пробормотал он с укоризной. – Мы уже начали думать, что нас совсем перестали слушать. Знаешь, как обидно?
– Во-первых, я подумала, что вы и так устали от внимания фанаток всякого калибра, поэтому моя незаурядная персона вам попросту наскучит. Во-вторых, если уж совсем честно, вы славитесь не очень-то хорошей репутацией, а я не любительница приключений. Так что быстрее делайте свои фотографии и оставьте меня в покое. Мне нужно на автовокзал.
– Что значит, не очень хорошей репутацией?.. – тихо спросил озадаченный Кай. Он, конечно, прекрасно знал, что они не ангелы, однако это заявление его почему-то задело.
– Отлично! – возгласы Айвена и Эмиля вернули его в суровую реальность и заставили вспомнить, что они вообще забыли в этой кофейне.
– Хэрра Хямяляйнен, на место! – скомандовал Айвен, извлекая из заднего кармана брюк свой смартфон. – Нэйти, подсядь, пожалуйста, к этому чудовищу чуть ближе и сделай вид, что это твой папа.
Новоявленные фотомодели скованно придвинулись друг к другу и, натянув на лица деланные улыбки, напряженно обратили взор в камеру.
– Не верю, – констатировал Эмиль, даже не дав сделать первый снимок. – Народ, ну япона мать, где вы видели, чтобы папа с дочкой так официозно тусовались в кофейне?
– Согласен, – поддержал его Айвен. – Постарайтесь как-нибудь непринужденнее, ладно? По идее, вас втихаря засняли папарацци, а не собутыльники, поэтому ведите себя так, будто не знаете, что вас фотографируют.
– Это сложно, – вздохнула туристка и, подобрав бумажный стаканчик с остывшим кофе, села в пол-оборота, притворившись, что хочет обратиться к Каю с каким-то вопросом. Тот развел свои огромные лапы в стороны и сделал вид, что смеется.
– Папаша, а почему у тебя ребенок кофе пьет? – снова забраковал их позу Эмиль. – У него же организм неокрепший! Ну-ка забери кофе себе, а ему купи молочный коктейль и булочку!
– Сейчас… – ответил Кай смущенно. Он в упор не знал, как должен вести себя примерный отец, чтоб его!
– Нет! – вдруг запротестовала туристка агрессивно. – Не надо мне никаких коктейлей и булочек! Я и так две штуки за завтраком съела.
– Так, доча, не выступай! – одернул ее Эмиль. – Высосешь повидло, а тесто отдашь папе, как всякий нормальный ребенок. А что? Лично я до сих пор так делаю.
– У меня идея! – вдруг заголосил Айвен, резко перейдя на финский. – Давайте скажем, что у дочки анорексия! Знаете, какой среди журналистов ажиотаж поднимется? Мало того, что мужик ребенка в одиночку воспитывает, так еще и ребенок больной! Ну а что? Посмотрите, какая она худая, нам поверят на все сто!
Услышав слово «анорексия», туристка сердито кашлянула.
– Она точно не знает финского? – осторожно уточнил Айвен у Кая.
– «Анорексия» – это международное слово, идиот! – шикнул тот и заулыбался ей: – Мой друг просто шутит. Говорит, что ты похожа на его сестру. А она когда-то давно болела анорексией. Но уже поправилась, живет полной жизнью и весит без малого сто кило!
– Нет у него никакой сестры, – отрезала та, сурово глядя на него исподлобья.
– Но откуда ты это…? – вылупив глаза, хотел было спросить Кай, потому что все еще не верил, что эта непрошибаемая девица когда-то слушала их песни и кое-что о них знала.
– Отличный кадр! – тем временем победоносно выпалил Айвен, любуясь снимком с пылу с жару. – Обиженная дочка дуется на папу, а папа, мудак такой, не знает, как к ней подлизаться! Теперь я хочу какой-нибудь веселый и милый кадр!
– И что мне для этого сделать? – гаркнул все еще растерянный Кай. – Из веселого я только задницу показывать умею, а из милого – издавать звуки блюющего хомячка.
– Нет, не годится. Вытри ей нос салфеткой, – подсказал Эмиль.
– Но она же не маленькая…
– Тогда пусть она тебе вытрет!
– Но я же не простужен и даже не блевал…
– Да ты задрал! Шоумен, называется!
С этими словами Эмиль цапнул с близлежащего столика бутылочку со сливками и прыснул белой струей Каю в морду.
– Ты что творишь?! – заорал тот благим матом, вмиг взбесившись.
– Вытирай его, пока он не начал все громить! – приказал туристке переполошившийся Эмиль.
– Я тебя сейчас с лица земли сотру!!!
Вдруг с другого конца кофейни раздался робкий голос ее владельца, уже давно отвыкшего от большого количества посетителей, особенно таких буйных:
– Уважаемые, вы можете кричать, но не бейте посуду, пожалуйста!
– Извините! – хором отозвались все трое.
Хоть туристка и не знала финского, но четко поняла, что хотел сказать владелец кофейни, поэтому, изо всех сил давя смех, поспешно отобрала у Эмиля бутылек со сливками, а Кай принялся рьяно оттирать свою раскрасневшуюся физиономию салфетками.
– Отличный кадр! – снова торжественно заголосил Айвен. – Хулиганистая дочка облила папу сливками, а он сердится!
– Ну нет! – запротестовал Кай. – Мы договаривались, что это будет мимимишная семейная фотосессия, а не очередная серия: «Бесстыжий Кай опять надрался и вел себя, как свинья»!
Туристка, все еще объятая приступами смеха, сдавленно фыркала в кулак. Заметив это, Айвен воодушевился и снова навел на них камеру.
– Да, да, именно так! Смейся, нэйти, смейся! Жизнь прекрасна, ты молода, а рядом с тобой сидит дружелюбная цирковая горилла, с которой все дети мечтают сфотографироваться!
– Айвен, чтоб тебя! – вспыхнул Кай.
– Эй, хэрра официант, а можно его еще чем-нибудь облить? – позвал Эмиль своим севшим голосом. – Кетчупом, майонезом, горчицей, соляной кислотой? Помните, мужики, мы в школе чем только ни обливались?
Айвен прыснул и чуть стыдливо лепетнул в кулак:
– Не при даме будет сказано, но мы в школе даже обоссать друг друга пытались…
Эмиль заржал во все горло и с театральным профессионализмом, уверяя зрителей, что вместо детородного органа у него здоровенный садовый шланг и издает он звуки «пс-пс-пс», принялся демонстрировать тот эпичный поход в школьный туалет, когда они, ученики одиннадцатого класса, умудрились залить не только кафель мужской уборной, но и стены в коридоре. И даже шкафчики кое-каких одноклассников, с которыми были откровенно не в ладах…
– Хватит позориться! – вспылил Кай и запустил в его нескромное причинное место первое, что попалось под руку, – наполовину пустой бумажный стаканчик из-под кофе, который пила туристка. Пластиковая крышка отлетела в сторону, едва встретившись с жесткой молнией модных джинсов с заниженной талией, и сливочно-кофейная жижа немедленно залила богато выпирающий гульфик. – Перед вами не расфуфыренная фанатка, а совсем юная девушка! Между прочим, моя дочь! Ведите себя прилично, вы же взрослые мужики!
– В газетах так и напишут: «Конфуз века! Бешеный Эмиль перепил кофе и обоссался!» Мы сразу в топ попадем, отвечаю, мужики! – вопил разошедшийся Айвен, настойчиво пытаясь зафотографировать оскверненную часть тела, на которую опозоренный Эмиль яростно пытался натянуть пуховик.
– Прости за зоопарк… – попытался извиниться перед туристкой Кай. Она и так что-то там упоминала про их не очень-то хорошую репутацию, а эти две макаки только рады были подлить масла в огонь. – Ох, я испортил твой кофе, я куплю новый…
Она ничего не ответила, потому что уткнулась лицом в локти и тихо хохотала. Тогда Кай решил доказать, что он мужик, и сделал то, что должен был сделать: спустил свой широкий увесистый зад с высокого табурета и неуверенно направил стопы по направлению к прилавку, за которым стоял возмущенный и обалдевающий не по часам, а по минутам хозяин кофейни. Случайно зацепив краем глаза укатившийся пустой стаканчик, Кай вознамерился между делом подобрать его и выбросить в мусорную корзину, дабы уж совсем не уподобиться представителям животного мира, с которыми его постоянно сравнивали. Едва он было наклонился, а осевший пояс брюк обнажил его жирную поясницу и волнующую ямку между ягодицами цвета кожи младенца, как гигантский ботинок, случайно оказавшийся в луже разлитого кофе, поехал в сторону, и здоровенная неповоротливая рок-звезда с громогласным отчаянным воплем: «Твою мать!» – оказалась распластанной по всему полу несчастной кофейни на окраине Хельсинки.
– Хэрра официант, что ты добавляешь в кофе? – орал в перерывах между лошадиным ржанием Эмиль. – Наши фанаты ни в жизнь не поверят, что мы сейчас находимся в безалкогольном заведении!
– Знаете что, уважаемые! – отозвался тот, вконец потеряв терпение. – Выметайтесь-ка отсюда вон, иначе я вызову полицию!
– Вот будет сенсация! – хохотал Айвен. – Налакавшихся кофе «Да каких-то уродов» арестовали средь бела дня на отшибе Хельсинки!
Однако все понимали, что подобная слава будет излишней даже для таких брутальных и крутых самцов, как «Да какие-то уроды», поэтому все четверо быстро собрали свои скарбы и покинули уютное заведение, пока разгоряченные Кай с Эмилем не затеяли драку с разбиванием витрин и крушением столов, а вдохновленный Айвен с криками «Я творец! Я художник!» не придумал какой-нибудь очередной безбашенный сюжет для милой семейной фотографии рок-звезды и его дочери. Которая, кстати, на его предложение сделать пару снимков на улице с сожалением помотала грязной светлой головой.
– Боюсь, мне пора, а то могу опоздать.
– Что же, – не стал настаивать Айвен, отдавая дань тому, что эта загадочная девица, несмотря на свою враждебность, все-таки очень здорово им помогла и, возможно, даже спасла их музыкальную карьеру. – Не думал, что когда-нибудь скажу это молодой красивой женщине, но спасибо за чудесный ДЕНЬ! Мы с мужиками сто лет уже так не веселились, причем будучи совершенно трезвыми.
Она со смущенной улыбкой махнула тощей белой рукой с вздувшимися венами, мол, да не за что. А он, все еще смеясь и отфыркиваясь, поймал себя на мысли, что это было необыкновенное и совершенно забытое чувство – от всего сердца благодарить человека за то, что с ним удалось повалять дурака и от души посмеяться. Это было совсем не то, что автоматически пробормотать случайной фанатке заезженное до дыр: «Спасибо за отличную ночь!»
– И все-таки мне чертовски неловко, – в свою очередь, подошел к ней все еще красный и взволнованный всем произошедшим Кай. – Я, конечно же, кретин и не должен был вовлекать тебя во всю эту историю.
– Ничего не поделаешь, шоу-бизнес, – пожала она плечами, понимающе улыбаясь.
«И все-таки она какая-то такая не такая», – подумал Кай. То грозилась газом обрызгать, а теперь даже не злится за представление, которое они устроили в кофейне. Утверждала, что когда-то слушала их музыку, но даже не попыталась оказать им честь попросить автограф, не говоря уже о том, чтобы повиснуть на шее всех троих и слезно признаваться в любви. Вроде, с виду такая юная и несмышленая, однако как грамотно и учтиво умеет разговаривать, какая она спокойная и рассудительная! Кай хотел поинтересоваться, как ее зовут, но знал наперед, что она не скажет. Он подумал дать ей немного денег, чтобы хоть как-то отблагодарить за услугу, которую она им оказала, но чувствовал, что это ее оскорбит. Он мог бы пообещать посвятить ей песню, но у него не поворачивался язык, потому что такие дешевые трюки он обычно отрабатывал на таких же дешевых фанатках. Пускай она лучше едет себе в Ивало и как можно скорее затеряется в лабиринтах его короткой памяти. Скорее всего, он быстро ее забудет и даже не будет испытывать того чувства благодарности и внезапной тоски, которые ни с того ни с сего одолели его в этот самый момент. А она, быть может, уже в Ивало или чуть попозже, когда они выпустят новый альбом, вспомнит их кретинское поведение в кофейне, улыбнется и скажет себе: «А эти старые уроды, оказывается, не такие уж и плохие…»
– Удачи тебе, Туу-тикки, – сказал Кай, наконец. – Счастливого пути и интересного путешествия по Финляндии. Только будь осторожна, ладно?
– Спасибо. Постараюсь больше не вламываться в особняки рок-звезд, – с уверенной улыбкой кивнула она.
И тут им завладело какое-то неведомое доселе чувство. Она стоит перед ним, такая маленькая, худенькая и всем своим видом смахивающая на трудного подростка, улыбается скупо и смущенно, а ему безудержно хочется нежно пихнуть ее в подбородок кулаком, словно сынишку или дочку-пацанку. Его отец иногда ему так делал, это было мило.
– Эй, может, мы тебя до автовокзала подбросим? Мы все равно на машине, – вдруг брякнул Эмиль. Так уж повелось, что самые толковые идеи приходили в голову именно этому полоумному человеку.
Однако не надо было уродиться с яркими экстрасенсорными способностями, чтобы догадаться, что она откажется.
– Спасибо, но я лучше пройдусь.
– Да брось, нэйти! – даже невозмутимого Айвена задело то, что она им не доверяет. – Отсюда до него топать почти час, а мы тебя за десять минут довезем, даже перекусить перед автобусом успеешь.
– Правда, спасибо, но нет.
– Ты что, считаешь, что мы настолько плохие? – надулся Кай. – Да, мы не самые примерные мальчики, но и не насильники. Мы спим только с теми женщинами, которые сами этого хотят. Если женщина говорит «нет» – значит, нет, вопрос снят и никаких претензий. Поехали?
– Нет, – отрезала туристка, сделала им ручкой и решительно зашагала своими тощими ногами в свисших джинсах прочь по тротуару. Даже в первый попавшийся переулок свернула, видимо, опасаясь, что они поедут за ней следом и затащат в автомобиль силком.
И все трое остались стоять на своем месте, неотрывно и озадаченно вглядываясь в кусок унылого пейзажа январского Хельсинки, в котором только что испарилась тоненькая хрупкая фигурка в мешковатой куртке с меховыми воротником. Кажется, теперь «Да какие-то уроды» понимали, что чувствовали их фанатки, когда те машинально благодарили их за великолепную ночь, обещали позвонить и посвятить им песню, а потом благополучно исчезали с концами, никакой песни им так и не посвятив.
Погрустив пару минут, наши герои, а точнее, двое из них, решили, что хватит с них сантиментов и самое время заняться насущными проблемами.
– Ну что, айда рвать рок-чарты? – предложил Айвен, заговорщицки поиграв бровями в сторону своего смартфона с драгоценными фотографиями.
Эмиль разразился на всю Финляндию рьяным боевым кличем. Один лишь Кай все продолжал тоскливо вглядываться в угол дома, за котором скрылась гордая и скрытная Туу-тикки с трогательно тоненькими ножками и беспомощно дрожащими руками.
– Что-то мне за нее боязно… – признался он, когда остальные сподобились-таки обратить внимание на его невеселое расположение духа.
– Стоп-снято, дружище, съемка окончена, можешь уже выходить из образа примерного папаши! – захохотал умиленный Айвен, крепко хлопая его по спине.
– Без дураков, чувак, – согласился с ним Эмиль, на этот раз с удивительно серьезным видом. – Не стоит бояться за бабу, которая умеет говорить «нет» и не садится в машину к незнакомым мужикам, даже если они мировые рок-звезды. Такая не пропадет. А то вечно у этих безмозглых куриц мода спутаться с первым попавшимся маньяком-извращенцем, а потом плакаться на ток-шоу: «Я думала, он просто хотел пообщаться». Ага, а стихи Пааво Хаавикко (*финский поэт) он тебе почитать не хотел?
В конце концов, Каю ничего не оставалось, как сесть в Опель Айвена и вернуться на виллу матери, которая вместе с Микки распивала кофе с ликером и ухохатывалась над безумной историей, которую та сочинила про ее сына.
