Моей матери, Барбаре Джин Вонг, научившей меня, что важно иметь щедрое сердце.
*Упоминаемые в книге социальные сети Facebook и Instagram запрещены на территории Российской Федерации на основании осуществления экстремистской деятельности.
© Коньшин М., перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
За два года написания этой книги окружающая действительность изменилась так, как мы и представить себе не могли.
Глобальная пандемия нанесла миру психологические и физиологические травмы, которые сохранятся на протяжении жизни нынешних поколений. Изменение климата стало неоспоримым фактом, а экстренные выпуски новостей о циклонах-бомбах и неотвратимом таянии полярных льдов теперь выходят регулярно. Политическая ситуация между Россией и Украиной и отношения между США и Китаем обнажили линии геополитических разломов, вернув забытые опасения о начале новой холодной войны. Очевидно, что все человечество сейчас стоит перед огромным числом экзистенциальных кризисов.
Джек Ма, основатель компании Alibaba, постоянно напоминал нам: «Там, где большинство людей жалуется на проблемы, находятся и возможности». Если это так, то сегодня перед каждым из нас открываются потрясающие перспективы. Но нам необходимо кардинально изменить подход к разрешению этих экзистенциальных кризисов, используя имеющиеся в нашем распоряжении инструменты.
В этой книге я постарался показать, что наша уникальная технологическая эра, открывает возможность внести вклад в решение многих современных глобальных проблем. А дорожной картой может служить этика, разработанная компанией Alibaba. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и Alibaba раз за разом показывала, как можно решать такие проблемы.
Это книга о компании, которая не только сформировала огромную отрасль – электронную коммерцию, – но и повлияла на экономику Китая. А ведь в самом начале у Alibaba было мало – а то и вовсе не было – составляющих, необходимых, типичному успешному стартапу. Зато у нее был Джек Ма – предприниматель с провидческим даром и нестандартным мышлением, который описывает свою невероятную биографию как путь «незрячего человека, сидящего на спине слепого тигра». Однажды на конференции в Гарварде его спросили о секрете впечатляющего взлета и господства Alibaba на рынке, и Джек, любящий эпатировать публику, ответил: «Alibaba добилась успеха, потому что у нас, во-первых, не было плана, во-вторых, не было технологий и, в-третьих, не было денег».
Но у Alibaba было нечто более мощное – важная миссия по достижению социальной справедливости и стремление распространить новый тип инклюзивного, всеобщего богатства. Все это опиралось на фундамент менеджмента, который ставил ценности выше ключевых показателей эффективности (KPI). Основатель компании интуитивно понимал, кто будет ее первыми клиентами – малые и средние предприятия, а также предприниматели, нуждающиеся в помощи. Джек знал, что при правильной поддержке и обучении со стороны Alibaba эти амбициозные бизнесмены используют возможности, открывающиеся перед ними на просторах новой огромной территории из нулей и единиц.
Цифровая модель Alibaba не только воспользовалась динамизмом китайской экономики (одним из самых масштабных взрывов благосостояния в истории, который произошел после запуска государственных программ экономических реформ в 1980-х годах), но и сообщила ей свою энергию. Стремительно развивающаяся платформа Alibaba помогла распространить процветание на обделенные вниманием регионы и предприятия принципиально новыми способами.
Я был пятьдесят вторым сотрудником этой необычной компании и первым среди них американцем, проводившим бесчисленные часы за работой. Поначалу мы с коллегами сидели на разномастных стульях и диванах в квартире Джека в провинциальном городе Ханчжоу. Я видел, как компания с трудом выживала в первые годы своего существования. В один момент она даже оказалась на грани банкротства. Могу заверить вас, что Джек, несмотря на свою любовь к дерзким высказываниям, лишь немного преувеличил свое описание наших первых дней без плана, технологий и денег.
Со временем я все больше восхищался его миссией и впитывал ее. Я проникся силой уникальной модели, сформулированной Джеком, которую теперь могут использовать лидеры и организации, чтобы становиться лучше лучше, эффективнее и социально значимее.
Ее принципы, идущие скорее от сердца, чем от головы, легли в основу систем гибкого управления, разработанных нами для постоянного укрепления культуры Alibaba: это был наш «секретный соус». Руководство Alibaba проявило исключительную изобретательность и гибкость при воплощении этих ценностей в жизнь. Разработанные на их основе стратегии сделали наш высокомотивированный персонал таким продуктивным и стойким в испытаниях.
Сочетание этих качеств образовало то, что мы назвали «Дао Alibaba», которое предполагает поиск баланса и гармонии даже в обстоятельствах, полных противоречий. В этой книге я описываю, как эти качества работают на практике и каким образом их можно использовать в предпринимательской деятельности.
В следующих главах я рассказываю, как организация, которую создали Джек с семнадцатью соучредителями, запустила новую парадигму развития не только для повышения благосостояния, но и для решения проблем бедности и безработицы. Она также способствовала росту нового огромного рынка. Эти высокие результаты напрямую связаны с миссией, видением и ценностями Alibaba. Именно они придали направление и ясность мысли сотням тысяч сотрудников, которые обеспечили процветание нашей цифровой экосистемы.
Мы с коллегами зафиксировали эту модель в программах, которые поначалу использовались для обучения новых менеджеров Alibaba, руководивших глобальной экспансией компании. Затем эти программы применялись в рамках важной для Джека Ма социальной миссии по поддержке и воспитанию молодых предпринимателей на развивающихся рынках. Эти программы были частью парадигмы развития, меняющей экономику стран Африки, Юго-Восточной Азии и других развивающихся регионов. Такие уроки вы не найдете на обычных курсах MBA[1]. Это наблюдения и выводы, сделанные в результате проб и ошибок, а также размышлений о принципах, которыми руководствовалась команда Alibaba при принятии решений на рынке, когда не было ни прецедентов, ни дорожных карт, указывающих путь к успеху. Коротко говоря, «Дао Alibaba» позволяет сформировать мировоззрение и способ мышления, которые освобождают людей и позволяют им неукоснительно и эффективно добиваться общей цели, в которую они верят.
Миссия нашей компании заключалась в том, чтобы «упростить ведение бизнеса повсюду». Но видение Джека было уникальным еще и потому, что он хотел применить эту формулу в основном к аутсайдерам – малому бизнесу, не слишком удачливым предпринимателям и давно забытым регионам Китая – и подарить им невообразимые возможности. Джек и некоторые его ближайшие помощники любили усяˊ[2] – китайские романы о боевых искусствах, поэтому в самом начале мы использовали некоторых легендарных персонажей из этого жанра, чтобы подчеркнуть наше представление о себе как о задиристых андердогах[3], которые ставят этические ценности выше жажды власти и сражаются за слабых и угнетенных. Посыл заключался в том, что мы добьемся успеха, только оставаясь верными своим принципам. Мы трудились ради общей цели, а не просто занимали рабочие места.
Эти ценности, эволюционировавшие на протяжении многих лет, в 2019 году были сформулированы так:
1. Клиенты – на первом месте, сотрудники – на втором, акционеры – на третьем.
2. Доверие все упрощает.
3. Постоянны только перемены.
4. То, что сегодня – лучший результат, завтра – стандарт.
5. Если не сейчас, то когда? Если не я, то кто?
6. Жить серьезно, работать весело.
В первой части книги, «Путешествие Alibaba», я рассказываю об истоках компании, о том, как попал в это удивительное приключение и как мы постепенно, шаг за шагом, превратили относительно простую B2B-платформу электронной коммерции в глобальную экосистему с высокой конкурентоспособностью. Эта структура помогла нашим потребителям и клиентам из малого и среднего бизнеса, обеспечив доступ к покупателям и продавцам, финансовым и платежным системам, облачным вычислениям и логистической поддержке.
Во второй части, «Секретный соус», объясняются философия, методы управления и практики лидерства, лежащие в основе успеха Alibaba. Они представлены в виде уроков и полезных схем для предпринимателей и бизнес-лидеров. В этом разделе раскрываются секреты чрезвычайно успешного и воспроизводимого набора управленческих стратегий и практик. Слово «Дао» (tao, 道) переводится с китайского как «путь», «образ действия», то есть природа или сущность чего-либо. «Дао Alibaba» именно такое: это сознательно культивируемый этос – дух, который пронизывает все стратегии и системы управления. В конце второго раздела я исследую практики подготовки руководителей в Alibaba.
В третьей части, «Новый цифровой рубеж», я рассматриваю влияние Alibaba на Китай и все развивающиеся страны, а также то, как компания способствовала переходу к более инклюзивной цифровой экономике на этих рынках. В рамках созданных нами учебных планов и программ мы помогали применять методы этой парадигмы, чтобы предприниматели могли преодолеть традиционные барьеры на пути роста и реализовать потенциал своих стран и регионов.
К сожалению, в последние несколько лет ситуация изменилась. Alibaba сильно пострадала от изменения государственной политики. Китай получил огромную выгоду от успеха цифровой экономики, но регулирующие органы пытаются найти компромисс при решении ряда политических проблем, возникших после появления гигантских компаний и их основателей. Широкомасштабное ужесточение мер затронуло Alibaba и многих других цифровых гигантов. В частности, первичное публичное размещение акций[4] (IPO) Ant Group, финансового технологического подразделения Alibaba, которое при цене в 37 миллиардов долларов должно было стать крупнейшим IPO в мире, было внезапно остановлено из-за проблем в регулировании. Это событие попало в газетные заголовки во всем мире и стало поворотным моментом в управлении большими технологическими компаниями Китая.
Такое отношение к мощи крупных технологических организаций не только в Китае. Среди проблем называют возможную монополизацию, недостаточную защиту потребителей, риски конфиденциальности данных и влияние так называемого надзорного капитализма. Государственные органы в США, ЕС и Китае проводят расследования по подозрению в злоупотреблениях и, насколько известно, изучают стратегии устранения доминирующего положения таких компаний – от введения новых норм до возможного разделения организаций. Эти опасения касаются доминирующих гигантов в сферах социальных сетей, поисковых систем и электронной коммерции – таких как Meta Platforms (ранее Facebook*), Amazon и Alphabet (материнская компания Google), – а также китайских гигантов, например Tencent, Kuaishou, ByteDance и Alibaba. Кроме того, растущая напряженность в отношениях между США и Китаем, вызванная разногласиями в вопросах прав человека и конкуренцией в различных областях – от регионального доминирования, кибератак и корпоративного шпионажа до торговли товарами и услугами, – еще больше усилила неопределенность условий, в которых работают крупные технологические компании.
Хотя эти политические проблемы и омрачили перспективы многих крупных интернет-компаний, ситуация продолжает развиваться. И независимо от того, как будут ли преодолены эти трудности и какой вид приобретет Alibaba под давлением обстоятельств, разработанная компанией уникальная цифровая модель роста останется мощным инструментом для достижения нового типа инклюзивного, всеобщего успеха.
При написании этой книги я надеялся, что уроки, извлеченные из опыта Alibaba, послужат вдохновением и руководством для предпринимателей, ученых и политиков, которые преследуют благородные цели и стремятся решить проблемы общества. Надеюсь, что, вместо того чтобы прислушиваться к голосам, которые называют тысячу и одну причину, почему что-то невозможно или обречено на провал, они обратятся к захватывающей истории человека и компании, которые начали с нуля в самом малообещающем месте и стали флагманом интернет-эпохи.
На следующих страницах вы найдете дорожную карту для повторения такого успеха.
Мое детство прошло в Северной Калифорнии, и Китай в то время был для меня чем-то вроде висящего вдали фонаря. Я знал, что это место, откуда родом мои предки, но оно не имело никакого отношения к моей повседневной жизни. И в то же время его сияние освещало мой путь.
Я вырос в совершенно американской семье усердно трудившихся иммигрантов. По старшинству мой отец был четвертым из девяти детей, но именно он первым из своей семьи родился в Америке. Его родители раньше жили на юге Китая. Они придавали огромное значение получению образования и работе на благо общества, и в результате мой отец и несколько его братьев стали врачами. Семья моей мамы приехала в США еще раньше. Ее родители были крестьянами и поселились в окрестностях Сакраменто, где фруктовые деревья – абрикосовые, персиковые, яблоневые, вишневые – раскинулись ряд за рядом посреди живописных холмов, по которым я, будучи ребенком, любил гулять.
Мое приятное, типично пригородное детство прошло в Пало-Альто: я каждый день ездил в школу на велосипеде, играл в футбол в местной лиге, посещал церковь по выходным и никогда не сомневался, что тоже стану врачом. Но Китай, его ценности и культура были такой же частью моей идентичности, как и любимая кепка с логотипом бейсбольного клуба «Сан-Франциско Джайентс». Каждый год вся многочисленная родня со стороны папы собиралась вместе, обычно в доме моей тети Меган в Сиэтле, и отец всякий раз делился с нами своими мыслями о китайских ценностях, таких как сыновняя почтительность и важность образования. Это стало традицией. Нить, связывающая меня с моим происхождением, была значимой, но, по правде говоря, с годами несколько истончилась. Все изменилось в средней школе.
В 1985 году отца пригласили выступить с докладом на первой в Китае международной офтальмологической конференции в южном городе Гуанчжоу. Я учился в шестом классе, а конференция пришлась на зимние каникулы, и он предложил поехать вместе. Я ухватился за эту возможность, тем более что после мероприятия мы собирались посетить деревню, из которой папа был родом.
Когда конференция подошла к концу, мы сели в арендованный автомобиль и отправились из сверкающего современного города Гуанчжоу в сельскую местность, в деревню Тайшань, где родился мой дед по отцовской линии. Волнение все больше охватывало меня: это было путешествие в прошлое – мы отправились в совсем другой Китай, кардинально отличающийся от того, который встретился нам в конференц-залах отеля. Шоссе в конце концов сменилось ухабистой грунтовой дорогой, заполненной нескончаемым потоком потрепанных машин, перегруженных мотоциклов и велосипедов. Я впервые увидел трехколесные рикши[5], большинство из которых приводилось в движение натужно хрипящими двигателями и кренилось под огромными грудами вещей: туго набитых сумок и даже клеток с кудахчущими курами.
Когда мы наконец въехали на улицы Тайшани, нас встретили родственники. Мы переходили вслед за старейшиной семьи от одного небольшого дома к другому, и он знакомил нас с улыбающимися родными и соседями. Папа, в детстве выучивший местный диалект китайского, приветливо беседовал с ними, а я мало что понимал и потому молчал.
Позже, когда мы гуляли по деревне, я впервые познакомился с сельским Китаем. Это был совершенно новый для меня мир. Впервые я вышел так далеко за пределы привычной для себя среды американского среднего класса. По пыльным и неровным грунтовым дорогам бродили бездомные собаки, а повсюду вокруг были рисовые поля, где тяжело трудились жители деревни, чтобы прокормить свои семьи. Под послеполуденным солнцем играли мальчики и девочки, одетые в рваные свитеры и штаны, которые они получили по наследству от старших. Это не укладывалось в моем юном сознании, и я задавался вопросом, как можно улучшить эти, на мой взгляд, крайне скромные условия жизни.
Несмотря на разительный контраст с тем, к чему я привык, в лицах этих мальчиков и девочек я видел своих двоюродных братьев и сестер из Калифорнии. Я представлял, что сам играю среди деревенских детей, и воображал, каким могло бы оказаться мое детство, если бы мой дед так и не набрался смелости и не отправился в Америку несколько десятилетий назад.
Я впервые удивился многообразию мира, задумался о судьбе и теперь боролся с противоречивыми чувствами. Я одновременно ощущал себя и принадлежащим этой реальности, и чужим в ней. В тот миг ко мне пришло осознание: я мало что могу понять в их жизни, мне не под силу сравнить их с собой. И я пообещал себе это изменить.
Тогда, в деревне, я решил, что однажды вернусь в Китай.
Когда пришло время решать, куда поступать после школы, мой выбор пал на Суортморский колледж неподалеку от Филадельфии. Я по-прежнему был уверен, что, как и отец, стану врачом, и совмещал подготовительные медицинские курсы и изучение литературы с курсами по истории Китая и китайскому языку. После первого посещения родной деревни я начал учить китайский дома, в Пало-Альто, что стало первым шагом к свободному владению им. В колледже я взял за правило ездить в Китай на летние каникулы в качестве не только студента-лингвиста Пекинского университета, но и бесплатного преподавателя английского в провинции Юньнань.
Приближался выпуск из колледжа, мне не терпелось повидать мир, и я решил, что еще не готов приступить к изучению медицины. Один из преподавателей китайского, размышляя о том, чем еще я мог бы заняться, предложил мне подать заявку на годичную программу в Хопкинс-Нанкинском центре. Это было учебное заведение под совместным управлением Школы перспективных международных исследований Университета Джонса Хопкинса и Нанкинского университета. Без единого сомнения я согласился и сделал это первоочередной задачей.
Когда осенью 1996 года я переехал в Нанкин, у меня уже был план. Я решил изучать доступность здравоохранения в Китае, ведь это отвечало моему стремлению работать врачом в развивающихся странах. По моим ощущениям, так я обеспечил бы себе надежную карьерную траекторию, а также смог бы удовлетворить свое сильное желание внести личный вклад в общее благо, улучшить состояние здоровья бедных людей и их семей. В Китае, как мне казалось, я мог наилучшим образом реализовать свое стремление помогать не только отдельным людям, но и целым сообществам, а еще узнать, как улучшение здравоохранения способно повысить общий уровень жизни. На примере Китая у меня также была бы возможность понаблюдать за тем, как эта модель развития реализуется в развивающейся стране.
Китай 1990-х годов, будучи по-прежнему относительно бедным, переживал необычайные перемены. Благодаря государственным экономическим реформам, которые начались в конце 1970-х годов, облик городских центров стал преобразовываться. Там распространялись как частные, так и государственные предприятия, нацеленные на развитие производства, экспортных рынков и улучшение инфраструктуры. Рабочим на таких предприятиях платили в разы меньше, чем в западных странах, но зарплаты росли и были весьма щедрыми по китайским меркам того времени. Это обеспечило новый уровень благосостояния миллионам людей, которые раньше жили более чем скромно.
Чем дольше я был в Нанкине и путешествовал по стране, тем яснее понимал, что в таком развивающемся государстве, как Китай, уверенный рост деловой активности, должно быть, внес больший вклад в быстрое повышение качества жизни рядовых китайцев, чем система здравоохранения. Рост зарплат превращал рабочих в потребителей, которые с неожиданной готовностью раскупали популярные бренды, заполнявшие полки магазинов. Улучшалась система образования. Началось строительство современных зданий. Даже обычный обед в сети быстрого питания, таком как KFC или McDonald's, приобщал его клиентов к значительно более высоким стандартам обслуживания и санитарии, чем в традиционном китайском ресторане. В таких западных заведениях посетители могли помыть руки перед едой, там были внедрены стандарты по безопасности продуктов. Одновременно улучшались бытовые привычки китайцев и повседневная гигиена.
Эти наблюдения стали для меня откровением. Раньше я всегда скептически относился к коммерческой деятельности. Имея ограниченный опыт, я представлял мир бизнеса одномерно: для меня он состоял лишь из одержимых деньгами корпораций, делающих все для получения прибыли. Но в Китае я постепенно начинал понимать, что конкурентоспособные предприятия в силах вносить значимые изменения в жизнь как своих клиентов, так и работников. Бизнес может быть инструментом социальных перемен.
Расширению моих взглядов на экономический рост и бизнес способствовали некоторые дружеские связи, которые я завел за год жизни в Нанкине. Много раз во время выходных в Хопкинс-Нанкинском центре я ехал три часа на поезде, чтобы навестить моих новых друзей в Шанхае. Все они были частью увлекательного мира амбициозных предпринимателей и, работая в таких областях, как технологии, СМИ и финансы, часто находились на рубежах новых направлений и прорывов. От них я узнавал, как устроены различные предприятия, как они конкурируют между собой и растут, какая бывает деловая культура и какое влияние может оказать бизнес на окружающий мир.
Весной в кампус Нанкинского университета приехали рекрутеры из разных отраслей, чтобы провести собеседования. После череды информационных сессий и бесед за чашкой кофе я решил, что снова отложу изучение медицины. Я посчитал, что консалтинг будет увлекательным и хорошо оплачиваемым способом начать разбираться в том, как работает мир бизнеса. Вскоре я получил предложение, которое сулило именно то обучение, которого я жаждал: у меня появилась возможность стать специалистом по выходу на рынок в азиатской команде одной американской специализированной консалтинговой компании. Я говорил по-китайски, все больше узнавал об Азии и был рад возможности приобрести совершенно новый комплекс навыков.
Я все время проводил в разъездах, особенно по югу Китая. Переезжал из одного шумного молодого заводского города в другой, двигаясь вдоль обширного китайского побережья – от Фошаня до Фучжоу, Шуньдэ и Шаньтоу. Некоторые из моих заданий казались обыденными, но каждое из них позволяло мне по-новому взглянуть на экономическое развитие Китая и связанные с ним растущие возможности.
На одном из проектов мне поручили определить спрос в стране на промышленные водяные насосы, благодаря чему я изучил весь рынок – от застройщиков до индивидуальных подрядчиков. Другое задание требовало от меня освоить процесс закупки нейлоновых волокон в промышленности. Я начал с производства сырья – нейлоновых гранул – в Тайване, затем перешел к экструдерам[6] для получения волокон в юго-восточном Китае, а после – к шанхайским мастерским ткачей и вязальщиков, которые превращали волокна в промышленные ткани.
Нашими клиентами были в основном западные транснациональные корпорации, завороженные перспективами азиатских рынков. Причем Китай, теперь уже проснувшийся гигант, был главным призом из-за численности его населения и величины рынка.
Мы были первопроходцами, и наш относительно юный возраст не мешал нам – во всяком случае, некоторым из нас – браться за очень важные проекты. Молодой и энергичный, я с радостью выполнял задания в разных местах – от шикарных отелей мегаполисов до небольших промышленных городков, где часто оказывался на заднем сиденье жалобно стонущего мотоцикла, вцепившись в портфель, с бешено развевающимся на ветру галстуком.
Один из моих однокурсников по Хопкинс-Нанкинскому центру перешел в сферу здравоохранения и стал работать в недавно созданном предприятии – больнице, которая должна была принести в Китай передовые западные медицинские технологии. Вместе с ним я объехал ряд китайских больниц, известных в отрасли, где нас поразило примитивное устаревшее оборудование и обветшалые помещения. Такие условия были довольно типичны для Китая того времени.
Мой однокурсник со своей компанией быстро начали переговоры о получении зарубежного финансирования для строительства современной больницы в Пекине. Они приглашали на работу иностранных врачей мирового уровня, привлекая талантливых специалистов и приобретая передовые технологии по глобальным каналам, чтобы помочь Китаю удовлетворить его нужды.
Мой друг восхитил меня тем, что они с командой не просто заключали сделки, но и улучшали жизни бесчисленного количества китайцев. Их деятельность выходила далеко за рамки лечения болезней и спасения людей. Они закладывали фундамент для повышения социального благополучия. Их достижения развеяли остатки моих сомнений в полезности коммерческой деятельности. Я стал еще более уверен в том, что бизнес может стать мощной силой для развития и соответствовать моим давно сложившимся ценностям и стремлению к улучшению общества.
Это было бурное время на, может быть, самом широком рубеже современного экономического развития. Однако оно, как мне вскоре предстояло узнать, продлилось недолго.
Вскоре я выяснил, что кризисы могут быть вызваны неожиданными причинами. Азиатский финансовый кризис начался в июле 1997 года внезапным обвалом курса тайского бата[7]. Пока не стало слишком поздно, никто не предполагал, что это может вызвать цепную реакцию падения цен на других рынках, которая затронула целый ряд ценных бумаг и товаров.
Инвесторы по всему миру, обеспокоенные непредвиденной девальвацией и реакцией рынка, стали выводить средства из других стран Юго-Восточной Азии, ввергнув некоторые из них в рецессию. Котировки на товарных биржах начали падать. Рынки от России до Бразилии и США, опиравшиеся на торговлю сырьевыми товарами, пришли в упадок. После того как пошатнулось доверие к азиатским экономикам, иссякли и консалтинговые контракты. Мои разъезды по работе резко оборвались, и я обнаружил, что тоскую без новых проектов и заданий.
В конце 1998 года компания предложила мне новую должность в офисе в Сан-Франциско. Из-за внезапного изменения делового климата я был слишком сосредоточен на работе, чтобы радоваться возвращению домой. Я перешел в технологическое подразделение организации. Пока первый пузырь доткомов и интернета только начинал надуваться, наша фирма больше внимания уделяла старым телекоммуникационным предприятиям и устоявшимся интернет-провайдерам. Каждую неделю я летал в такие далекие места, как Канзас-Сити, чтобы работать для Sprint, или в Бостон, чтобы обслуживать MCI. Я больше не ездил по Сэнд-Хилл-роуд – сердцу венчурных фирм Кремниевой долины. Воздух словно гудел от обсуждений – все говорили об этой штуке под названием «интернет», но в моей работе она не играла заметной роли.
Работая консультантом в Китае, я чувствовал себя так, будто вспахиваю богатую почву, которая обещает принести реальные плоды. Быть консультантом в Америке означало переезжать из одного безликого сетевого отеля в другой, выступая с однообразными презентациями перед скучающей аудиторией. Я вернулся с другого конца света, приехал поближе к центру Кремниевой долины и технологическим инновациям, но застрял в своего рода корпоративном тупике с диапроекторами, типовыми конференц-залами и утренними коктейлями.
Что-то должно было измениться. Через друга по колледжу я случайно узнал, что мэр Сан-Франциско Уилли Браун ищет нового омбудсмена[8] для округов Ричмонд, Марин и Чайнатаун. Я подумал, что могу подойти благодаря опыту и происхождению, поэтому подал заявку и вскоре уже встречался с владельцами малого бизнеса и жителями. Особый интерес для меня представляла работа с семьями, уровень дохода которых был низким и которые нуждались в различных городских услугах и помощи. Я на собственном опыте убедился, насколько существенную роль может сыграть государственная поддержка в удивительно широком спектре областей, например в медицинском обслуживании или предоставлении субсидий на жилье. Меня переполняла благодарность за то, что я занимаю должность, которая дает мне возможность помогать в снабжении столь необходимым.
Однако в конечном итоге мне пришлось столкнуться как с преимуществами, так и с недостатками местных органов власти. Когда ряд групп с разными приоритетами борется за скудные ресурсы и внимание, возникают междоусобицы, которые могут парализовать даже самые благонамеренные программы. А в год выборов возникает постоянная необходимость в сборе средств на ведение избирательной кампании. Эта гипертрофированная зависимость от денег в политике обратила мое внимание на важное различие между государственной деятельностью и частным предпринимательством. Создать устойчивый бизнес всегда непросто, но когда появляется стабильный денежный поток, руководители могут осуществлять больший контроль над своими программами и приоритетами.
Я восхищался основной функцией государства – обеспечивать общее благо, но задавался вопросом, какой сектор лучше приспособлен для преодоления всех барьеров на пути к обеспечению справедливого и устойчивого процветания: государственный или частный. Над этими вопросами я раздумывал, когда осенью 1999 года получил письмо по электронной почте от Джозефа Цая.
Меня познакомили с Джо несколькими годами ранее на праздничной вечеринке, организованной моим наставником в Гонконге, и эта случайная встреча мне хорошо запомнилась. Джо учился в Йельском колледже и Йельской школе права, работал в крупной юридической фирме, а затем пришел в гонконгский офис Investor AB – известной шведской инвестиционной компании. Он излучал уверенность в себе.
Джо сказал, что приехал в Сан-Франциско в командировку на несколько дней, и спросил, есть ли у меня время встретиться с ним. Мне было интересно узнать, чем он занимается, и мы договорились пропустить по стаканчику в отеле «Сент Фрэнсис». Недавно я узнал от нашего общего друга, что Джо ушел из инвестиционной компании и неожиданно оказался в малоизвестном китайском интернет-стартапе. Джо предупредил, что возьмет с собой на встречу основателя компании – начинающего бизнесмена из провинциального прибрежного города Ханчжоу. Его звали Джек Ма.