Брэм Стокер
Врата жизни
Глава V. Крипта
Минуло несколько недель, прежде чем Стивен представилась такая возможность. Она знала, что избежать присмотра со стороны Гарольда будет непросто, ведь он был наблюдателен, особенно если речь шла о деле, всерьез взволновавшем его подопечную. Ее доверие к Гарольду приняло странную форму недоверия ко всем остальным. А теперь, решившись ускользнуть от его внимания, она сочла разумным обратиться к людям, обычно далеким от нее, словно желая действовать наоборот, вопреки своим привычкам. «Нет хорошего или плохого, все зависит от нашего отношения!» – подумала она. Сперва намерение посетить крипту было всего лишь случайным импульсом, но, по мере того как она думала об этом и строила планы, желание росло и росло, превращаясь в какую-то одержимость. Гарольд заметил, а скорее почувствовал, что девочка что-то замышляет, и логично предположил, что это связано с криптой. Однако он решил, что лучше не заговаривать с ней на эту тему. Он надеялся, что ее желание посетить крипту со временем исчезнет само собой.
Гарольду надо было на день съездить в Карстон, чтобы уладить с поверенным отца некоторые дела. Он планировал переночевать там и вернуться верхом наутро. Стивен тут же увидела в этом свой шанс. Она решила обратиться за помощью к мастеру Эверарду, сыну банкира, недавно купившего поместье по соседству. Она пригласила юношу в гости в тот самый день, когда Гарольд планировал уехать в Карстон. В Итоне наступили каникулы, и молодой сосед (его звали Леонард) проводил их в новом имении. Стивен ни слова не сказала Гарольду о приглашении, однако миссис Джерролд случайно упомянула об этом в его присутствии. Гарольд не придал визиту соседа большого значения, хотя слегка удивился, что Стивен, обычно делившаяся с ним всеми подробностями своей жизни, не сказала об этом.
Когда Леонард прибыл, Стивен некоторое время выжидала, а потом, как бы между прочим, сообщила о намерении посетить крипту и попросила о помощи. Это показалось школьнику весьма увлекательным приключением, и они быстро обсудили, как все устроить. Единственное, о чем сожалел Леонард, это о том, что отправляется в подземелье с маленькой девочкой. Это было уколом его тщеславию, тем более что даже сама идея принадлежала ей, а не ему самому. Однако он все же сумел на следующий день завладеть ключом, а потом подождал в церковном дворе, пока к нему присоединилась Стивен, ускользнувшая от няни. Ей было одиннадцать лет, и она все больше уставала от постоянного сопровождения миссис Джерролд, так что та привыкла к внезапным исчезновениям девочки на часок и не слишком беспокоилась в таких случаях.
А тем временем в Карстоне Гарольд справился со всеми делами и следующим утром выехал в Норманстенд. Ему предстояло одолеть тридцать миль, так что после раннего завтрака, в восемь часов, он сел на своего коня Маленького Джона – отличное животное, прекрасно отдохнувшее после долгого путешествия накануне. Словно почуяв, что они возвращаются домой, конь приободрился и пошел даже веселее, чем на пути в Карстон. Настроение у Гарольда тоже было отличным. Несмотря на грустные мысли об отце и ностальгию по старому дому, юноша радовался физической нагрузке и перемене обстановки. Молодость жизнерадостна.
Едва приехав в Карстон, Гарольд посетил церковь и преклонил колени перед камнем, служившим священным напоминанием о его отце. В этот момент юноша едва сдержал слезы, но после посещения могилы испытал облегчение. Утром, перед отъездом, он снова заглянул сюда, но уже без такого острого переживания утраты. Ему показалось, что он и вправду встретился с отцом.
Когда впереди появился силуэт Норманстенда, Гарольд пришпорил коня. Ему не терпелось поскорее увидеть Стивен. На пути к дому, с крутой дороги через возвышенность Альт-Хилл, открывался вид на старинную церковь в долине – мимо нее можно было срезать, минуя Норчестер. Посещение отцовской могилы навело Гарольда на воспоминания о том дне, когда он удержал девочку от посещения местной крипты.
Некоторые мысли остаются не сформулированными, не вполне сознательными. Не отдавая себе отчет в причинах поступка, Гарольд внезапно свернул на тропу, которая вела к церкви. Открывая дверь храма, он почти ожидал увидеть Стивен, у него даже родилось смутное подозрение, что Леонард Эверард мог быть вместе с ней.
В церкви было сумрачно и прохладно. После жаркого и солнечного августовского дня казалось, что в ней царит темнота. Гарольд огляделся и испытал облегчение: церковь была пуста.
Но тут до него долетел какой-то звук – и сердце юноши похолодело. Это был приглушенный возглас страдания, словно сдавленные рыдания, а потом все стихло.
Это, несомненно, был голос Стивен. И Гарольд был уверен, что доносится он из крипты. Она ведь так хотела войти туда! Однако он не ожидал, что она решится пойти туда так скоро. Он поспешил за угол – туда, где начинался спуск к дверям крипты. Навстречу ему по лестнице метнулась фигура: мальчик в итонском пиджаке, бледный и взволнованный. Это был Леонард Эверард. Гарольд схватил его за руку.
– Где Стивен? – воскликнул он.
– Там внизу, в крипте. Она уронила свою свечу и взяла мою, а потом и ее уронила. Пустите меня! Пустите! – он попытался вырваться, но Гарольд крепко держал его.
– Где спички?
– У меня в кармане. Пустите же! Отпустите меня!
– Дай их сюда, немедленно! – резко приказал Гарольд перепуганному мальчику, а потом сам проверил его карманы.
Он отпустил Леонарда лишь после того, как нашел спички, и мальчик бросился вон. Сам Гарольд спустился по лестнице и открыл как можно шире дверь в крипту.
– Стивен, Стивен, дорогая! Где ты? Это я, Гарольд! – ответа не было.
Сердце юноши тревожно колотилось, он чувствовал, как подступает к нему холодок.
Вспыхнула спичка, Гарольд успел заметить, что крипта невелика, а на полу что-то белеет. Он шагнул вперед – осторожно, чтобы порыв ветра не задул спичку. На полу он разглядел Стивен, которая лишилась чувств перед массивным надгробием, возвышающимся на монументальном каменном основании. А потом спичка погасла. Пока горела следующая, он заметил свечу на надгробии, взял и попытался зажечь ее. Несмотря на волнение, он мог рассуждать совершенно здраво, а потому понимал, что свет – первое, что ему сейчас нужно. Фитиль был поврежден, а потому никак не загорался. Пришлось использовать еще одну спичку, на этот раз последнюю. Наконец, жир подтаял, и фитиль загорелся. Одно дело сделано. Затем он поставил свечу на крышку гроба, так что слабый, но отчетливый свет распространился по всему помещению. Гарольд наклонился и взял на руки Стивен. Она еще была без чувств, и тело ее обмякло, так что на мгновение он испугался, что она умерла. Не теряя времени, Гарольд поспешил к выходу из склепа – на свет со стороны лестницы, теперь казавшийся ему очень ярким. Удерживая девочку одной рукой, он подтянул одну из длинных подушек, лежавших на молитвенных скамьях, и бросил ее на пол, а потом осторожно опустил Стивен на эту подушку. Его переполняли нежность и жалость к девочке. Она была в этот момент такой беззащитной, такой беспомощной! Она напоминала сломанную игрушку, руки и ноги безвольно свисают, белое платье испачкано. Гарольд склонился и расправил задравшийся подол, а потом опустился на колени и убедился, что ее сердце бьется. Горячие слова благодарственной молитвы буквально вырвались из глубины души. Она жива! Пульс у девочки совсем слабый, но отчетливый. Гарольд встал и поспешил к двери, подхватив шляпу, которую прежде оставил на скамье. Он хотел принести воды. Снаружи он заметил Леонарда, но не уделил ему внимания, побежав к ручью. Он наполнил водой шляпу и поторопился назад, в церковь. Стивен уже очнулась и теперь сидела на подушке, а Леонард поддерживал ее.
Гарольд был и рад, и разочарован. Он бы предпочел не видеть Леонарда рядом с ней. Он не забыл белое лицо мальчика, который удрал из крипты, бросив Стивен одну, на полу склепа, без чувств, а потом просто воспользовался ситуацией, пока Гарольд бегал за водой. Впрочем, юноша отмахнулся от этой мысли и подошел к девочке, помог ей подняться, чтобы вывести ее на свежий воздух. Он решил, что вид неба, зелени станут лучшим лекарством от пережитого ею страха. Он взял ее на руки, как бывало прежде, пока она была совсем маленькой и уставала на прогулке, и понес к выходу. Она обняла его за шею и склонила голову на его плечо. Этот жест выражал доверие и привязанность. Она словно признавала его силу и готова была принять защиту и заботу. С каждой минутой к ней возвращалось присутствие духа, последствия обморока проходили, хотя глаза девочки все еще были полуприкрыты. Первыми чувствами, которые она испытала, были вина и раскаяние. Появление Гарольда живо напомнило ей о том, что он возражал против посещения крипты, а она его обманула, зная, что он не одобрит ее поступок. Но в присутствии Леонарда, который шел следом, она не хотела говорить с Гарольдом о том, что случилось и что она теперь чувствует. Однако тяга к справедливости побуждала ее завести разговор на другую тему, о самом Леонарде.
– Не сердись на Леонарда, это не его вина. Это я все придумала! – благородно заверила она Гарольда, не зная, что тот возмущен не столько присутствием мальчика в крипте, сколько его бегством оттуда и тем, что он оставил спутницу в беде.
Вслух Гарольд сказал:
– Я не виню его за то, что он пошел с тобой!
Леонард был готов защищаться, он ждал упреков. Он считал, что самозащита – долг молодого джентльмена. Кроме того, он был уверен, что его собственная безопасность важнее всего.
– Я пошел за помощью, – торопливо выпалил он. – Ты уронила свечу, я же не видел ничего в темноте. Это ты настояла на том, чтобы пойти в эту крипту!
Стивен издала тихий, долгий стон, заставивший сердце Гарольда мучительно сжаться. Она вновь опустила голову ему на плечо. Гарольд через плечо бросил Леонарду яростным шепотом, стараясь, чтобы его не слышала девочка:
– Ступайте прочь! Вы уже достаточно натворили. Уходите! – а когда мальчик попытался возражать, энергично добавил еще раз: – Уходите!
На этот раз Леонард послушался и поспешил к поросшим мхом воротам, а потом остановился в ожидании там, на почтительном расстоянии.
Стивен заметно дрожала, прижимаясь к Гарольду, она явно была на грани истерики. Потом ей не хватило сил сдерживаться. И она разрыдалась.
– О Гарольд! Это было ужасно! Я даже не думала, что моя дорогая мамочка похоронена там. Когда я прочитала ее имя на том надгробии, оно было прямо передо мной… Я смахнула пыль и сразу увидела ее имя: «Маргарет Норманн, 22 года». Это было невыносимо. Она была такой молодой, всего в два раза старше, чем я сейчас! И она лежит теперь в ужасном темном месте, среди пыли и паутины. О, Гарольд, Гарольд, как можно об этом думать? И я ведь не видела ее и никогда не увижу, никогда!
Гарольд попытался успокоить ее, поглаживая по плечу. Решимость совсем оставила девочку, она казалась теперь маленьким ребенком. Но потом характер начал брать свое. Она не спрашивала Гарольда, как оказалась наверху в церкви, хотя потеряла сознание в крипте. Вероятно, она думала, что ее вынес оттуда Леонард, а благодарила Гарольда за храбрость она из вежливости и благодарности за то, что он не ругает ее теперь. Она наконец собралась с силами и смогла идти сама. Когда они приблизились к воротам, Леонард сделал шаг навстречу, но прежде чем он успел заговорить, Стивен поблагодарила и его. Он позволил ей это, хотя и покосился на суровое лицо Гарольда и заметил насмешку на его губах. А потом Леонард поспешил откланяться. Он шел домой, испытывая горечь и досаду, пылая жаждой мести за пережитое унижение.
В парке Стивен попыталась отряхнуть грязь с платья, Гарольд старался помочь ей, но все было напрасно – белое платье тут и там было покрыто пятнами земли, насквозь проникшей сквозь тонкий муслин. Едва оказавшись дома, девочка поторопилась по лестнице к себе, пока никто не встревожился, увидев ее в таком состоянии.
На следующий день они с Гарольдом пошли прогуляться. Оставшись наедине, вдали от тех, кто мог бы случайно услышать их разговор, Стивен сказала:
– Я всю ночь думала о бедной маме. Конечно, я понимаю, что нельзя забрать ее из крипты, она останется там. Но ведь вся эта грязь – там не обязательно должно быть так ужасно. Я прошу тебя пойти со мной туда через некоторое время. Я боюсь вновь оказаться там одна. Мне хотелось бы отнести ей цветы, убраться там хоть немного. Ты пойдешь со мной на этот раз? Теперь я понимаю, Гарольд, почему ты не пускал меня туда. Но сейчас все изменилось. Это уже не любопытство. Я чувствую, что это мой долг. Что скажешь?
Гарольд спрыгнул с невысокой ограды парка, отделявшей лужайку от оврага и раскинувшегося за ним красивого ландшафта[1], и протянул руку девочке, чтобы помочь и ей спуститься.
– Идем, давай пойдем туда сейчас! – предложил он.
Стивен взяла его за руку и, пока они пошли по тропе, чуть заметно прижималась к нему, робея и в то же время чувствуя себя под надежной защитой. По дороге они заглянули в ту часть сада, которую она называла своей собственной, чтобы собрать цветы – Стивен выбирала исключительно белые. Наконец они оказались вновь перед старинной церковью. Дверь была открыта.
Гарольд достал из кармана ключ от крипты – это удивило девочку и несколько отвлекло от переживаний, связанных с предстоящим возвращением в склеп. Она молча наблюдала за тем, как ее друг отпирал дверь крипты. Внутри, в специальных кронштейнах, она увидела несколько свечей в стеклянных футлярах, оберегавших их от сквозняка, а также коробки спичек. Гарольд зажег три свечи, одну оставил в кронштейне, а две другие взял в руки. Стивен крепко прижимала к груди букет правой рукой, а левой приняла у Гарольда свечу. Сердце девочки бешено колотилось, когда она шагнула внутрь крипты.
Для того чтобы дать ей время освоиться, Гарольд принялся рассказывать о крипте в церкви его отца, о том, как навещал его могилу, как стоял на коленях перед ней. Стивен была тронута, ее волнение не стало меньше, но теперь она переключилась на другую тему, задумалась о чувствах своего друга, а не только о своих. Мало-помалу глаза ее привыкли к сумраку, она стала различать детали: контуры помещения, своды, ряды массивных каменных гробов вдоль дальней стены. Она с удивлением обнаружила, что самый новый из них уже очищен от пыли и паутины, столь напугавших и огорчивших ее в прошлый раз. Осмотревшись, она отметила еще кое-что: кто-то смел паутину и со стен и сводов, подмел пол. Стивен сделала несколько шагов к могиле матери и опустилась на колени. Гарольд также встал на колени рядом с ней. Некоторое время они молча, сосредоточенно молились. Затем девочка встала и положила букет на крышку гроба – туда, где, как ей казалось, должно было находиться материнское сердце. Когда она обернулась к Гарольду, он увидел, что по лицу ее текли слезы. Стивен шагнула вперед и положила голову ему на грудь. Она не могла дотянуться и обнять его за шею, он был слишком высок для нее, и тогда юноша сам приобнял девочку, нежно, по-братски. Теперь она была спокойна и тиха, пароксизм горя миновал. Оторвавшись от Гарольда, она взяла его за руку, и они вместе поднялись по лестнице в церковь. Не отпуская ладонь девочки, чтобы не потревожить ее и не разорвать образовавшуюся между ними связь, Гарольд погасил свечи и запер дверь крипты.
Несколько мгновений спустя она отпустила его, развернулась, серьезно взглянула прямо в его глаза и медленно, почти торжественно произнесла:
– Гарольд, это ведь ты очистил крипту от грязи?
С внезапным смущением он ответил:
– Я знал, что ты непременно захочешь пойти!
Она взяла его за руку и, прежде чем он успел понять, что она намерена сделать, поднесла ее к губам и поцеловала, а потом нежно проговорила:
– О, Гарольд! Ни один брат на свете не мог бы быть добрее, чем ты. Мы… – она всхлипнула, – мы обе благодарны тебе: мы с мамой!
Глава VI. Поездка в Оксфорд
Важные перемены в доме произошли, когда Гарольд приступил к учебе в Кембридже. Его отец всегда мечтал об этом, и сквайр Норманн был настроен исполнить желание покойного друга и направить юношу именно в этот университет. Гарольд поступил в Тринити-колледж, который закончил его отец, и, естественно, ему предстояло жить там в течение семестров.
Стивен было уже почти двенадцать, ее круг общения был ограничен из-за замкнутого образа жизни семьи, однако у нее все же появились друзья. В основном это были дети соседей и знакомых отца, которые составляли ей компанию с самого детства, те, с кем она играла в прошлые годы. Стивен никогда не забывала, что папочка ждет от нее успехов в спортивных занятиях, крепости и отваги. И, по мере развивавшейся в ней женственности, она все меньше хотела быть мальчиком, а не девочкой. Таким образом, ей удавалось хорошеть и становиться милой и привлекательной, не утрачивая определенных черт, характерных для ровесников мужского пола.
Среди друзей Гарольда, приезжавших с ним на каникулы, был и Леонард Эверард – теперь высокий и красивый юноша. Он был одним из тех молодых людей, что рано формируются и избавлены природой от нескладности, свойственной переходному возрасту. Отличная фигура, хорошо подобранная одежда, подвижность и ловкость – все в нем привлекало внимание и радовало глаз. В играх он легко брал верх над сверстниками, словно это не требовало от него никаких усилий, получалось само собой. Успех во всех сферах деятельности придавал ему некоторое высокомерие и небрежность, но очарование юноши смягчало то, что могло бы производить негативное впечатление. В его присутствии многим казалось, что в комнате стало светлее, как будто в нее, вместе с Леонардом, ворвался луч света.
Стивен разделяла общее восхищение молодым человеком. Его юность, красота и складность оказывали на нее сильное действие. Как показало дальнейшее развитие событий, ее сердце не было поражено – стрелы Купидона были предназначены для более зрелых жертв. Но откровенное мужское превосходство Леонарда и само то, что он был несколькими годами старше, в сочетании с его поразительной уверенностью в себе и нежеланием или неумением учитывать ее чувства (или чьи бы то ни было), ставили его в особое положение в глазах Стивен. Она просто не знала, как с ним обращаться, а потому невольно уделяла больше внимания, чем остальным. Первым шагом стало осознание, что во многих отношениях они не ровня; затем она обнаружила – скорее уловила интуитивно, чем сформулировала для себя словами, – что он имеет на нее больше влияния, чем она на него. Склонность героизировать малознакомого человека тоже сыграла свою роль – а Леонард был подходящей моделью для игры воображения. Давний эпизод в крипте Стивен истолковала неправильно, полагая, что он спас ее, вынес наверх, к свету. Он был сильным, отважным и решительным в момент ее слабости! Скромное благородство Гарольда стало причиной ее заблуждения и неверной оценки характера соседа.
Ничего удивительного, что она считала компанию красивого, властного и обаятельного юноши своего рода удачей и радостью для себя. Виделись они нечасто, так что устать от его самомнения она не успевала, а слабости не замечала. Глубоко укоренившийся эгоизм Леонарда ускользал от внимания совсем не глупой девушки. Но, в конце концов, он был всего лишь мимолетным явлением в ее жизни, наполненной впечатлениями и интересами. Семестр сменял семестр, одни каникулы приходили вслед за другими, принося сезонные развлечения, порой общие с симпатичным соседом. Собственно, больше и говорить было не о чем.
Отношения Стивен и Гарольда не претерпели изменений. Он был человеком постоянным и сдержанным, но по мере взросления детская привязанность к маленькой подружке перерастала для него в чувства более глубокие и серьезные. Однако они не находили внешнего выражения. Он оставался для Стивен преданным и надежным другом, защитником, но не искал награды и даже не надеялся на нее. Гарольд охотно исполнял ее желания, угадывая их с полунамека. Он забавлял и радовал ее, и каждые каникулы становились для обоих возвращением в детство, в старую жизнь. Оба жили прошлым и наслаждались им.
Среди неизменных вещей из прошлого был костюм Стивен для верховой езды. Алое платье она надевала редко, только по особым случаям, так как понимала, что это не обычная одежда, а своего рода церемониальное одеяние. С ним были связаны семейные традиции, и Стивен дорожила ими.
В один из таких особых дней они с Гарольдом и оказались на церковном дворе, где услышали разговор девочек о том, что лучше: быть Богом или ангелом.
Когда Стивен исполнилось шестнадцать, она отправилась в гости в Оксфорд. Она остановилась в Сомервилле у миссис Эгертон, давней подруги ее матери, теперь занимавшей в этом колледже пост профессора. Стивен сразу отослала назад сопровождавшую ее горничную, так как обнаружила, что у девушек в университете личной прислуги нет. Было условлено, что она поживет в Оксфорде несколько недель. Стивен сразу влюбилась в это место, в особый, непривычный для нее образ жизни, и всерьез задумалась о поступлении в колледж. Она решила поговорить на эту тему с отцом, понимая, что он наверняка захочет исполнить ее желание, он всегда так поступал. Но затем она вдруг подумала, что он останется дома совсем один, и это заставило ее сердце мучительно сжаться. Он ведь и сейчас один! Прошло уже немало дней с ее отъезда, они впервые расстались! Стивен привыкла быстро принимать решения; возвращаться – значит возвращаться. Нет смысла тянуть с этим. Ей хватило нескольких часов, чтобы завершить визит и, несмотря на возражения миссис Эгертон, отправиться поездом домой, в Норчестер.
В поезде она задумалась о впечатлениях от краткого пребывания в университетском городе. Все там было для нее новым, странным и восхитительным, а эмоции захватывали так сильно, что не было сил осмысливать их. Ее мозг впитывал и поглощал увиденное и услышанное, чтобы потом, в спокойной обстановке, разобраться с приобретенными сокровищами и превратить их в опыт. В Оксфорде никто не направлял мысли Стивен, и ее впечатления оказались глубоко личными и несколько хаотичными. Конечно, миссис Эгертон умела находить общий язык с подопечными девушками, вести их сквозь горы и моря интеллектуальных и моральных трудностей окружающего мира. Она дала несколько уроков и Стивен, рассказав ей о современных спорах и актуальных темах, обсудив сложные этические и социальные вопросы. В основном они беседовали во время прогулок: миссис Эгертон обращала внимание юной гостьи на архитектурные памятники, беседовала с ней об истории и современности. Стивен оказалась превосходной ученицей, жадно ловившей информацию и свежие идеи. Однако перед ней разворачивались спонтанные картины жизни, превратившиеся в иные уроки, открывшие ей глаза на неведомые ранее проблемы. Вероятно, человек постарше и опытнее не заметил бы то, что бросалось в глаза девушке. Она подмечала самоуверенность и доминирование молодых мужчин, собиравшихся группами и бродивших свободно в парках, на улицах. Она удивлялась тому, какое важное место в их жизни занимал спорт, и как он чередовался с занятиями учебными. Не ускользнуло от нее и то, как мало значили для студентов женщины – по крайней мере, общение с ними не составляло большой доли их повседневной деятельности. Особое воспитание, данное ей отцом, сделало Стивен чувствительной к вопросу о взаимодействии полов в обществе: инстинкты у нее были женские, а привычки во многом типичные для мальчиков-сверстников. Теперь она оказалась в том мире, где мужчины откровенно преобладали и количественно, и по самому характеру места. Это восхищало и тревожило ее. Ее тянуло к общению с ними, но она ощущала себя аутсайдером, посторонней. Внезапно она поняла, что ни в чем не готова опередить их. Они были сильнее, увереннее, образованнее. Естественно, она то и дело ловила восхищенные взгляды – она не была бы женщиной, если бы не умела замечать это. Но мужчины смотрели на нее как на красивую девушку, а не как на равного себе. Все это было ей внове, странно, требовало осмысления. Она понимала, что мир требует от нее чего-то такого, что выходило за пределы ее опыта и знаний. Обрывки случайных разговоров, чужих сплетен, намеки на скандалы, взволнованные шепотки – все это тоже вплеталось в ткань ее наблюдений. Мир для Стивен стремительно расширился, волны его накатывали, словно прилив. И голова ее шла кругом.
В поезде она оказалась на два часа наедине с собой и своими мыслями и воспоминаниями. И первый сделанный ею вывод мог бы удивить ее невольных учителей. Она перебирала картины и впечатления, а потом решительно заявила себе: «Определенно, я не такая, как они!»
В этот момент она думала о женщинах, а не о мужчинах. Столкновение с представительницами своего пола стало для нее настоящим откровением, причем откровением не из числа приятных. Она как-то разом увидела общую картину: женские слабости, мелочность и узость интересов, фальшь в общении и привычка использовать других в своих интересах. Ей показалось, что большинство женщин, встретившихся ей в поездке, заняты банальными и эгоистическими делами, желания их слишком приземлены, а вкусы примитивны. Невинность зачастую скрывает невежество, а любознательность оборачивается жалким любопытством…
Стивен почувствовала прилив стыда, инстинктивно коснувшись ладонью вспыхнувших щек. Как обычно, она впадала в крайность, отрицая теперь все женственное как проявление слабости и ничтожества. Но в то же время – наверное, впервые в жизни – она определенно осознавала себя женщиной!
Некоторое время она сидела неподвижно и глядела прямо перед собой. Поезд стучал на стыках, покачивался и время от времени тормозил на станциях, где суетились люди. Но девушка оставалась равнодушной к происходящему вокруг. Все ее душевные и физические силы уходили в этот момент на внутреннюю работу.
Да, она женщина. Значит, ей следует справиться со слабостями своего пола, ограничить их власть над своим разумом, научиться управлять собой. Она взвешивала, планировала, обдумывала свои действия. По крайней мере, ничто не мешало ей принять ответственность за свои поступки. Действовать исходя не из женской природы и ее порывов, а опираясь на разум и решительность. Обрести мужскую силу и сделать себя достойным человеком!
