За этот день я безумно устал.
Еще на рассвете проводник заставил меня покинуть уютную каюту «Гиацинта», который мирно покоился на спящей воде залива. Одевшись тяжело и неудобно, чтобы защитить себя от гадов, таящихся в зарослях, мы отправились в путь, чтобы пересечь Пустошь до жары.
Первые два часа оказались самыми легкими, но я тогда об этом не знал и проклинал стужу, сухие кочки, каменные россыпи и сладкую пыль. По-настоящему трудно стало, когда солнце поднялось повыше и в несколько минут раскалило воздух, разбудив мириады злобных мошек и зубастых змей.
Мы успели спрятаться в тень леса как раз в тот момент, когда закипела кровь в жилах, но это не значило, что в лесу было значительно легче. Там было сумрачно, от болота поднимался пар. Телохранители, высланные нам навстречу Господином Тумана, шумные и бестолковые, подняли зверя, схожего с медведем, и погнали его. Мой проводник боялся, что, оставшись без охраны, мы станем добычей каких-то карликов леса, которые, к счастью, не появились, и я до сих пор не знаю, как они выглядят и что делают со случайными путниками.
Телохранители догнали нас уже на подходе к Городу Тумана. Медведя они не убили, но громко хвастались тем, как могли бы его убить.
Телохранители были вооружены грубо изготовленными пистолетами и замечательно сделанными арбалетами. У городских ворот они подняли страшную стрельбу, будто на город наступала вражеская армия. В ответ городская стража тоже кричала и стреляла. К счастью, никого не убили.
Господин Тумана выехал навстречу мне из своего дома – глинобитного двухэтажного сооружения на берегу грязного пруда. Могучий конь покачивался под неподъемной ношей – сам Господин весил килограммов сто пятьдесят, да и золото, которым он был увешан, как рождественская елка, тянуло не меньше.
При виде меня Господин спрыгнул с коня, и я могу поклясться, что земля дрогнула и с ближних домов посыпалась штукатурка.
– Я счастлив! – сказал Господин. – Я ждал этого момента всю мою жизнь.
Я думал, что он спутал меня с комиссаром, но Господин отлично разбирался в тонкостях галактических отношений.
– Как здоровье драгоценнейшего комиссара? – спросил он, сжимая мою кисть в пухлых горячих ручищах. – Хорошо ли он перенес дальнюю дорогу? Не занемог ли он?
– Комиссар здоров, – ответил я. – Чего желает и вам. Он выслал меня вперед, чтобы по правилам вежливости предупредить о своем приезде. Он просит, чтобы к его приезду не было никаких особенных приготовлений. Комиссар желал бы поселиться в тех же условиях, в каких обитают жители вашего государства.
Господин Тумана огорчился. Он объяснил мне, что всегда подозревал, что завистники и недоброжелатели нашли путь к благородным ушам драгоценного комиссара и нашептали злобные наветы на Государство Тумана.
– Ни в коем случае, – ответил я, поднимаясь по неровным кирпичным ступенькам в дом Господина. – Комиссар всегда и на всех планетах, куда он прилетает для переговоров, просит не предпринимать никаких специальных усилий ради его скромной персоны.
– О нет! – Господин был возмущен. Господин воспринимал мои слова как намек на свою отсталость. Звеня браслетами, Господин заявил, что и он, и его подданные сделают все возможное, чтобы загладить проступок. Глаза его покраснели, на полных щеках образовались малиновые жилки.
Я сказал, что желал бы, приведя себя в порядок с дороги, оговорить с Господином некоторые вопросы, которые подлежат завтрашнему обсуждению. Господин сам проводил меня в апартаменты, выделенные для посланца комиссара. В дверях меня встретила милая девушка, она настойчиво смотрела на меня и щурилась. Я догадался, что она близорука, но не знал, носят ли здесь очки.
– Я никогда еще не видела инопланетян, – сказала она. – У нас так много о вас говорили, и мне было трудно поверить в то, что вы так похожи на людей.
– Это зависит от точки отсчета, – сказал я. – Например, моя мама с самого рождения считала меня человеком, а вас – инопланетянкой.
– Чувство юмора свойственно разумным существам, – неожиданно сообщила мне серьезная девушка. – На вашем месте животное не стало бы шутить.
– А чем вы занимаетесь? – спросил я.
– Сейчас разговариваю с вами.
– Я ни на секунду не ставил под сомнение ваше чувство юмора.
– Я художник. Я исторический художник.
– Вы изучаете старых художников?
– Ах нет! Вам не понять! Я сама – старый художник.
– Потом я пойму? – спросил я.
– Потом вы поймете.
Другая девушка выбежала на лестничную площадку откуда-то из темного коридора.
– Что ты делаешь, Лиина? – пропела она сердито, словно не замечая меня. – Нас ждут.
– Прости, – сказала Лиина.
Она посмотрела на меня, прищурившись более обычного.
– Мне надо идти, – сказала она.
– Когда я вас увижу? – спросил я ее вслед.
Девушки уже убежали. Мне еще долго казалось, что я слышу сухое шуршание материи, схожей с шелком.
Оказалось, что я не заметил, как она была причесана и одета. Видно, она слишком быстро исчезла, я больше слушал, чем смотрел.
Покои, отведенные мне, были скромны и скудно обставлены. Очевидно, здесь никто не жил, комнату берегли для гостей. Густой паутиной затянуло темные углы и провалы между подушками на диванах. Никому не пришло в голову вытереть пыль со стола и подмести пол. Я прошел к небольшой двери, за которой, как надеялся, располагался туалет. От каждого моего шага небольшие клубы пыли поднимались с ковра.
Умывальник, представлявший собой неглубокий керамический чан, был пуст и пылен. Никакого крана к нему не вело.
Пожалуй, если этот Господин так же встретит комиссара, его ставка на галактическую помощь бита. Неужели он этого не понимает? Не сам комиссар ему страшен – тот может и не обратить внимания на афронт, зато свита, советники и референты – мои дорогие коллеги не преминут сделать выводы. Никакой комиссар не переспорит своего штаба…
Пока я стоял посреди тесной туалетной комнаты, послышался грохот несущегося ко мне стада носорогов.
Я с опаской выглянул в большую комнату и увидел, как туда вбежала бригада тяжело вооруженных водопроводчиков или подобных им существ. Они тащили дымящийся котел с кипятком, а следом за первой бригадой водопроводчиков прибежали рабы или вельможи с щетками, швабрами и тряпками. Отшвырнув меня в угол, эта толпа занялась приведением в порядок моей опочивальни, отчего я чуть не задохнулся от пыли, будто снова очутился на Пустоши.