Чезаре Ломброзо
Любовь у помешанных
Что касается преобладания половых и эротических отклонений у женщины, то это обстоятельство снова подтверждает большее влияние, оказываемое на нее любовью и половым аппаратом, в сравнении с мужчиной который, быть может, вследствие этого уже за много веков называл ее на языке семитов, а в Индостане Kalatra, semen serbans. Если, с одной стороны, и печально, что половая сфера у женщины служит для нее таким фатальным источником нервозности и психопатии, то, с другой стороны, даже психиатрической, это обстоятельство вознаграждается надеждой на ту терапию, которая впервые введена у нас Де-Кристофорисом и Францолини и которая излечивает некоторые психозы и наиболее упорные рефлекторные неврозы посредством удаления яичника[24].
Прибавление
1. Серия новых форм любви у помешанных не была, как я это полагал, исчерпана описанными выше.
Недавно мне представился некто Карл Бор., 20 лет, из Турина; он был маленького роста (1,44), противен лицом, с черными волосами и беспокойным взглядом. Он жаловался на частые боли в межреберьях и позвоночнике, в местах, соответствующих поясничным позвонкам.
Но причина, вследствие которой он явился ко мне за советом, состояла в том, что он был подвержен постоянным эрекциям и чрезмерной возбудимости, которая доводила его до изнасилований, когда он видел пред собою какой-нибудь белый предмет, будь это даже стена; в особенности он приходил в возбужденное состояние при виде развешанного и развевающегося белья. Первое проявление этого странного ощущения он относит к самой ранней эпохе своего детства, когда, видя своих сверстников в белых передничках, испытывал возбуждение и живое удовольствие в прикосновении к ним; впоследствии шуршание белья доставляло ему наслаждение, равносильное сношению с женщиной.
Девяти-десяти лет он стал заниматься онанизмом, но извержение семени происходило лишь при виде накрахмаленного белья.
Это состояние было причиной нескольких изнасилований и постоянной потребности совокупления, для удовлетворения которой он стал воровать. Но, как я понял из его истории, склад его души был аналогичен складу души у рожденных преступников.
Не по летам развитой, он вначале любил учение, но на девятом году стал удаляться от школы; родители били его; он украл у них 22 лиры и отправился в Геную, затем в Неаполь, откуда власти отослали его обратно в Турин. Вернувшись сюда, он некоторое время оставался дома, но затем отправился в Беллинцону, а оттуда, 12 лет от роду, пошел пешком во Францию, где стал каменщиком.
Четырнадцати лет он стал иметь сношения с женщинами.
В Турине он в 16 лет был арестован за нанесение ран острым орудием, а в 18 лет обвинялся в убийстве из-за женщин и был осужден на год тюремного заключения.
Следует еще упомянуть, что Бор еще мальчиком получил тяжелое поранение головы, от которого долгое время страдал.
Как это обыкновенно в таких случаях бывает, он происходит от невропатов.
Отец Б. здоров, но мать страдает мигренью, сестра – истерией; дедушка умер от душевного расстройства, наступившего после финансовых потерь, бабушка случайно умерла от отравы; один кузен – полуидиот, один брат – заика.
Я вначале отнесся недоверчиво к его признаниям, потому что если он и был невропатом, что доказывалось различными неврозами, притупленной чувствительностью, правосторонними парезами и наследственным предрасположением, то дело шло также о преступнике, который мог иметь свой интерес в симуляции, но когда я наткнулся на два случая Маньяна и Шарко, имеющих столько аналогии с моим случаем, то последний стал для меня вполне вероятным.
Вот история случая Шарко.
С., крестьянин 37 лет, отец которого алкоголик, дядя сумасшедший, мать и сестры нервны и меланхоличны, а брат помешан, сам кривоголовый. Пятнадцати лет он увидел сушившийся на солнце белый передник, взял его, обвязал вокруг тела и прикосновением к нему стал онанировать за забором. С того дня он не мог видеть передников, чтобы не завладевать ими для мастурбации, после которой бросал их прочь. Когда он видит кого-нибудь в переднике, то, невзирая на пол, чувствует потребность следовать за ним.
В 1861 году родители отдали его в морскую службу, чтобы положить конец этому состоянию, и действительно, не видя перед собою передников, он успокоился, но в 1864 году, вернувшись в отпуск, он снова проявил свою странную склонность и стал красть передники. И днем и ночью он только о них и думал, и его толкало красть только передники, а не что-нибудь другое. Если бы пред ним лежали тысячи франков и передники, он бы к деньгам даже не прикоснулся, а взял бы одни передники.
Два раза он был судим за такую кражу и приговорен к небольшим наказаниям.
В 1870 году он однажды увидел пред лавкой выставку из ряда очень чистых передников. Он простоял пред ними на страже целый день. Ночью он перелез через стену во двор, откуда можно было проникнуть в лавку и завладеть передниками. Он был арестован и осужден. Отбыв наказание, он, для избежания передников, определился на два года на трансатлантический пароход, затем поступил в монастырь, истязал себя и на некоторое время успокоился, но вскоре его страсть снова возникла, и уже в качестве служителя при гостиницах он стал красть или приобретать все новые передники. Он спал с ними. В 1880 году он ночью покушался на кражу передников, которые днем заметил в одном магазине. Он был арестован. При обыске у него нашли массу передников, запятнанных мужским семенем. На сей раз сумасшествие было распознано, и он был отправлен в дом умалишенных.
Еще оригинальнее другой случай. M. X., у которого, между прочим, наблюдаются фимоз, удлиненная на несколько сантиметров крайняя плоть и припухший у основания penis, происходит от в высшей степени нервных, почти помешанных родителей; рано развившись, он трех лет от роду умел уже читать, но, физически очень слабый, он шести или семи лет стал проявлять странную наклонность – смотреть на ноги женщин, чтобы удостовериться, имеются ли гвозди в их ботинках, и вид этих гвоздей наполнял его существо каким-то необыкновенным удовольствием. Он овладел ботинками двух своих кузин, чтобы сосчитать количество штифтов в них, а ночью в постели только и думал о сапожнике, который их вбивал, о мучениях девушки, если эти гвозди ей врезываются в ноги, как у лошадей, или если ей совсем отрезывают ноги, и в то же время онанировал, более для пополнения фантастичности истории (уверял он), чем для материального удовольствия, которое он при этом испытывал.
Отданный в школу, он, не видя пред собой женщин, казался менее возбужденным. Понимая, что дело, быть может, идет о печальной привычке, он старался пересилить себя. С горячей головой и тесно сжатыми кулаками, он употреблял все средства, чтобы успокоиться, но вместо успокоения получался лишь полнейший упадок сил. Очень часто, при мысли о ботинках, возбуждавших его эротические идеи, вращавшиеся вокруг одного и того же предмета, он выбрасывал семя, без всякого прикосновения к чему-нибудь и хотя это было ему противно, ибо прерывало нить его эротических представлений. Ухудшалось это состояние во время каникул, когда он находился вблизи своих кузин; одна из них, более сметливая, обыкновенно клала свою ногу на ногу двоюродного брата, хотя последний никогда с нею на этот счет не условливался, в особенности она любила это делать, когда бывала в новых ботинках, и тогда одного прикосновения к гвоздям бывало достаточно, чтобы он выбрасывал семя.
На 18-м году он стал испытывать сладострастную дрожь при звуке женских шагов на улице (а он в этом отношении приобрел необыкновенную тонкость), если по этому звуку мог догадаться, что ботинки были с гвоздями; то же самое он испытывал, когда проходил мимо сапожников и видел у них дамские ботинки. Некоторое успокоение доставила ему настоящая любовь к одной девушке и женитьба на ней, но вслед за этим дело пошло еще хуже прежнего. В 1868 году вид гвоздей не вызывал более эрекций, а странное чувство давления в мозге, переходившее на затылок и члены; при этом глотка стягивалась, лицо оживлялось и он испытывал сладострастное ощущение, которое не сопровождалось эрекцией.
Припадок этот бывал слаб, если, например, какой-нибудь сапожник говорил с ним вообще о дамской обуви; сильнее, если эта обувь принадлежала знакомой ему женщине; еще сильнее, если он видел эту обувь на самой женщине и если при этом гвозди были большие; сильнее всего – если женщина, носившая обувь, была молода и красива.
Если он прикасается к этим гвоздям или слышит их звук, в особенности же если прикасается к ним penis’oм, то происходит эякуляция.
Эти мысли внезапно возникают в нем, когда он сильно о чем-нибудь думает. Борьба с ними кончается тем, что он начинает страдать галлюцинациями: ему кажется, что какой-то голос внутри его кричит ему, что всякое сопротивление напрасно. После каждого приступа он засыпает глубоким сном. Вообще же он плохо спит, испытывает тягостное ощущение в затылке и чувствует себя хуже всего летом.
В общем, это был весьма образованный молодой человек и хороший управляющий. Однажды его застали онанирующим пред магазином обуви и арестовали.
M. L., 37 лет, отец которого – оригинал, обжора и часто страдает галлюцинациями, а брат проявляет странные и дурные привычки, был прилежен, но ему все трудно давалось, так что он вынужден был переменить несколько занятий. Когда ему было пять лет, он, лежа со своим 30-летним родственником в постели, испытал эрекцию, когда тот надел свой ночной колпак; точно то же он испытывал, когда его горничная надевала чепчик. Он не онанировал с товарищами. Женившись впоследствии, он не мог иметь эрекций, если не думал о ночном чепце.
2. Преждевременное развитие любви. Мы видели, что все эти только что описанные случаи ненормальной любви возникали и зарождались в раннем детстве; в моем случае уже в трехлетнем возрасте.
Заметим, что вообще извращение полового чувства почти всегда развивается преждевременно, как это видно, кроме описанных случаев Шарко, еще из следующих.
R., упоминаемый Шарко, впервые стал испытывать удовольствие при виде обнаженных мужчин, когда ему было шесть лет, и с этого же времени стал пытаться надевать на себя женское платье.
Я лечу в настоящее время девушку, о матери которой можно сказать лишь одно хорошее, но бабушка которой – развратница, дедушка – пьяница и двоюродный брат – преступник; с трехлетнего возраста она стала заниматься онанизмом, не в состоянии будучи уступить ни упрекам, ни угрозам, ни врачебному лечению; она доходила до того, что онанировала тем самым инструментом, который употреблялся для впрыскивания ей лекарств.
Другая пациентка, происходящая от невропатической семьи, маленького роста, dolichocefala, интеллигентная, восьми лет стала онанировать, наученная тому одной подругой, и продолжала делать это и после замужества, в особенности когда бывала беременна. У нее было 12 детей; из них пятеро преждевременно умерли, четверо имели дурное строение черепа и выказывали порочные наклонности. Один из них, интеллигентный, с семилетнего возраста стал заниматься онанизмом, выказывая в этом необычайное упорство; точно так же и другой брат, умственно отставший, стал онанировать с четырехлетнего возраста, находя в каждом движении предлог к мастурбации.
Третья пациентка, четырехлетняя девочка, идиотка, с огромными ушами, почти не умеющая говорить и страдающая конвульсиями, также проявляет уже эту похотливую наклонность.
Zambaco[25] только что описал двух сестер, одержимых странной и преждевременно развившейся страстью к онанизму.
N. К., десяти лет, проявляет преждевременное развитие в выражении лица и в поведении; она тщеславна, горделива и предпочитает общество маленьких мальчиков, насильственные действия над которыми она заставляет прощать себе ласками и любезностями. С нею бывали припадки бешенства, во время которых она металась по земле. С пятилетнего возраста она стала проявлять наклонность к краже даже таких вещей, которые могла бы получить даром.
Обладая пылким воображением, она любила прекрасное, но осмеивала Бога. С 1879 года она стала страдать белями (у нее нашли oxinris), вследствие чего похудела. Семи лет она украла какие-то туалетные вещи и лакомства; застигнутая врасплох, она упорно отрицала это. С тех пор стали замечать, что она старалась уединяться с мальчиками в одну хатку, будто бы для игры в орехи. Но вместо этого она предавалась с ними мастурбации.
В 1881 году она уличена была в новых кражах; в то же время у нее заметили припухлость vulvae вследствие постоянных раздражений. Обыкновенно она старалась так усаживаться на стуле, чтобы можно было вызывать эротическое возбуждение.
Кнут не помог; он только притупил ее, сделал коварной и злой; точно так же не помогли смирительная рубашка и холодная вода, которою она вначале старалась успокоить себя.
Верхняя часть тела очень исхудала, но зато тем лучше развилась нижняя. «Почему я стану лишать себя такого невинного удовольствия? – говорила она и затем прибавляла: – Я знаю, что это дурно, но я не могу поступать иначе».
Она припоминала, что, будучи еще совсем маленькою, она видела, как одна ее наставница делала то же самое в ее присутствии. Позднее другая наставница, запретив ей прикасаться к genitalia, возбудила ее любопытство. Вначале она стала трогать свои genitalia из одного любопытства, не испытывая при этом никакого удовольствия, но впоследствии желания стали являться в определенные часы.
Она испортила четырехлетнюю сестру, которая также стала испытывать удовольствие от мастурбации на восьмом году; позднее она предавалась порочным поступкам с мальчиками.
«Для меня нет ничего ужаснее, – говорила она, – как желать сделать это и не быть в состоянии: можно с ума сойти. В такие моменты я чувствую головокружение. Я ничего не вижу, ничего не боюсь, лишь бы я могла это сделать.
Когда я бывала огорчена, я это делала чаще и больше, точно так же когда меня уличали в краже. Я пользовалась круглыми телами. Иногда головными шпильками, вид которых внезапно пробуждал во мне желания, затем молитвенником.
Если мне препятствовали в этом удовольствии, я страшно злилась. Я призывала дьявола, который однажды ночью неожиданно явился. У него было страшное лицо. Я испугалась и на другой день исповедовалась, но затем опять стала призывать его и уговаривать убить моих родителей».
Женщина, преступница или проститутка
Любовь
I. Любовь у животных
У животных, стоящих на низших ступенях развития, у которых самка физически сильнее своего самца, любви, собственно, не существует. Самка прогоняет самца немедленно после своего оплодотворения, и здесь мы видим половой инстинкт всецело подчиненным материнству. Самки-пауки пожирают часто после совокупления своих самцов, если последние не успевают тотчас же убежать от них. Бесполые особи у муравьев и пчел исполняют роль матерей, не зная совершенно половых отправлений, а пчелы-самки ежегодно истребляют своих трутней.
Чувство любви начинает примешиваться у самки к материнскому только тогда, когда самец, будучи физически сильней ее, подчиняет ее своему господству и начинает требовать от нее удовлетворения своей более пылкой чувственности. Если не считать насекомых (Ublencus cicatricosus), то о любви можно в собственном смысле говорить только у птиц, так как они являются в зоологической лестнице первыми, у которых наблюдается более или менее продолжительная жизнь парами. Но и здесь самец является более активным членом таких пар.
«В противоположность другим животным, – говорит Brehm, – большинство самцов-птиц проводит всю свою жизнь с одной самкой; полигамия и многократное парование, как это наблюдается у млекопитающих, у них встречается редко. Два супруга, вступив раз в союз, поддерживают таковой в течение всей своей жизни – и это исключительный случай, чтобы один из них нарушил его. Но так как у птиц число самцов превышает число самок, то и здесь имеются свои „холостяки“ и „вдовцы“, которые стараются овладеть чужими самками. Поэтому в период парования между самцами происходят часто отчаянные схватки, в которых одни из них защищают неприкосновенность своего супружеского ложа от других, пытающихся его осквернить.
Ревность, и порою самая сильная, также не редкость среди птиц. Часто можно видеть, что самки вместе со своим самцом сообща прогоняют слишком дерзко добивающегося взаимности любовника, но нередко бывает и так, что самка благосклонно относится к последнему, предпочитая его своему, так сказать, законному супругу. Наблюдали самок, которые, спустя полчаса после того как их самец был убит, отдавались другим.
Самцы, очевидно, более страдают, теряя своих самок, что, быть может, зависит от того, что им труднее найти новых»[26].
В общем самец во время парования всегда кажется более страстным и влюбленным в свою самку, последняя же держится довольно пассивно, занятая виением гнезда.
Певучий попугай-самец занят, кажется, исключительно своей самкой, когда она сидит на яйцах, и совершенно игнорирует всех других самок. Когда он не отправляется за кормом, то садится на край гнезда и поет своей подруге свои лучшие песни[27].
Самец-клест всячески ухаживает за своей клестовкой, когда она занята высиживанием яиц, точно он хочет этим вознаградить ее за тот труд, которого не может с ней разделить[28].
У коноплянок и зябликов ревность наблюдается только у самцов и никогда у самок[29].
Среди хищных птиц благородный сокол-самец и кобчик кормят свою самку, когда она сидит на яйцах, и развлекают ее разнообразными воздушными эволюциями, за которыми она следит взором. Совы-самцы, по-видимому, очень влюблены и привязаны к своим самкам, которые являются страстными матерями[30].
Самец-козодой всегда очень нежен со своей самкой[31].
Самец королевской птицы, в то время когда самка сидит на яйцах, всегда вертится около нее, перепархивает с одного места на другое, поет или машет крыльями[32].
Об ибисе Brehm говорит следующее: «Супруги, особенно самец, отличаются большою верностью друг другу. Последний никогда не оставляет самку без того, чтобы ее не приласкать перед своим отправлением и не спеть ей несколько песен своих. Он очень ревнив»[33].
Но в общем, повторяем, любовный инстинкт у самца развит сильнее, чем у самки, которая более, нежели он, располагает выбором[34].
Самка-дятел во время парования перелетает с места на место, окруженная целой стаей поклонников, которые наперебой забавляют ее самыми разнообразными играми в воздухе для того, чтобы понравиться ей. Немало проходит времени, пока она изберет себе из этой стаи одного. Одна дикая утка была приручена и вскормлена дома. В продолжение двух лет подряд она жила с одним и тем же самцом, но немедленно прогнала его от себя, как только в птичник был впущен другой самец.
Boitard и Carbie сообщают из жизни голубей следующее: «Когда какой-нибудь голубь антипатичен голубке, то что бы ни делали с ней для того, чтобы расположить ее к нему, ничто не помогает. Ей дают возбуждающий половой инстинкт корм, оставляют ее в одной клетке с этим самцом в продолжение шести месяцев, даже года, но она упорно продолжает отказывать ему в своих ласках. Ни его жесты, ни его заигрывания, ни, наконец, его нежное воркованье не могут ее тронуть и смягчить. Она мрачно и неподвижно сидит все время в одном из углов своей темницы, изредка только оставляя его для еды и питья, а также для того, чтобы с особенной яростью защищаться против любовных поползновений самца»[35].
Трудно сказать, что, собственно, руководит самкой при выборе ею самца: в некоторых случаях она, очевидно, предпочитает более сильного, хоть и старого самца более молодому, как это наблюдается, например, у глухарей.
Точно так же мы находим и у птиц, несмотря на явное господство у них самца над самкой, тот же антагонизм между половым и материнским инстинктами, который у низших представителей животного царства всецело сводится к преобладанию последнего.
Brehm рассказывает, что один самец из породы Amadina был очень требователен по отношению к своей самке, которую он заставлял уже начать вить новое гнездо, в то время как нововыведенные птенцы не имели еще и десяти дней от роду; самка же упорно топырилась и, видимо, не соглашалась[36].
Часто приходится наблюдать, что кенарь (самец) разбивает носиком собственные яйца, так как канарейка, всецело поглощенная высиживанием их, совершенно не отвечает на его любовные ласки.
Причина этого заключается в том, что у самцов половое влечение более интенсивно и они сильнее привязаны к своим самкам, нежели последние к ним. У самок же оно сказывается не так резко, так как у них слабее выражен половой инстинкт и, кроме того, материнство является могучим отвлечением для их эротических побуждений.
Полигамия у птиц. У некоторых более или менее редких пород птиц, как, например, у павлина, фазана, глухаря и у многих куриных пород[37], существует полигамия, но в таком случае роль обоих полов в выборе уже меняется. Так, павлины-самки, равно как и дикие индюшки, особенно очень старые, делают всегда сами первые шаги к выбору себе самцов. Самцы-глухари стоят совершенно спокойно и стараются обратить на себя внимание прыгающих вокруг них самок тем, что оттопыривают свои перья.
Двух самок из породы Lophophorus, которых Bartlett считает полигамами, нельзя поместить в одну клетку с самцом, ибо они начинают тотчас же драться из-за него. Исключением являются снегири, у которых существует моногамия, но и у них самка выбирает самца, а не наоборот.
По мере того как самец окружает себя все большим и большим числом самок и как он в состоянии все шире и шире удовлетворять свой половой инстинкт, самки начинают все более и более терять для него свою цену. Между ними начинается тогда беспрерывная борьба из-за обладания им, причем каждая из них старается понравиться ему более остальных.
Млекопитающие. Половая жизнь млекопитающих далеко не так разнообразна, как у птиц. Союзы их, большей частью полигамического характера, редко продолжаются долго. Обыкновенно они длятся до тех пор, пока у самки существует еще течка или пока на свет явится молодое потомство. Трудно сказать, в ком – в самце или самке – более интенсивно эротическое чувство.
Особенно сильно развита половая любовь у тех пород, которые живут более или менее долгое время вместе. Brehm рассказывает про африканских дикобразов, что они очень нежные супруги и днем сидят в своей норе неподвижно, тесно прижавшись один к другому, ночью же выходят из нее, ласкают и лижут друг друга, даже между иглами, которые каждый из них поочередно поднимает так, чтобы другой мог просунуть между ними свой язык. Когда же один из них отказывается от подобных ласк, то другой приходит в ярость. Однажды из-за этого один самец был насмерть укушен в голову своей самкой[38].
Морские свинки – самец и самка, – по-видимому, также очень любят друг друга. Они постоянно лижут и ласкают одна другую лапами. Если одна из них спит, то другая сторожит ее и будит ее языком и лапками, если сон длится чересчур долго[39].
Кролики живут парами в течение долгого времени, не оставляют обыкновенно ни на одну минуту один другого, и самцы очень заботливо ухаживают за своими самками. В свою очередь и последние также очень нежны с ними, будучи даже поглощены заботами о детенышах, они время от времени оставляют последних на короткое время, чтобы обменяться ласками со своими самцами.
И у млекопитающих бывают примеры, когда выбор делается самкой. Так, свинья часто отгоняет от себя упорно одного кабана и отдается немедленно же другому. Суки часто грызут всех бегающих за ними кобелей и случаются только с одним из них. В своем выборе они, по-видимому, руководствуются величиной, цветом шерсти, индивидуальным характером самцов и особенно – что еще важнее – степенью дружбы, в которой они до этого с ним находились. Самка северного оленя отдает всегда предпочтение самому сильному самцу.
Bleakiron утверждает, что он никогда не видел кобылу, которая не отдалась бы любому жеребцу; между тем такие случаи имели место в главной конюшне Wright’a. Hunter описывает ту хитрость, какую пришлось употребить, чтобы случить самку зебры с ослом; для этого последнего выкрасили в белые поперечные полосы на манер того, как выглядит зебра. Зебра-самец не так разборчив, и с ним нет надобности принимать таких предосторожностей. Для зебры-самки высшая красота ее самца заключается, очевидно, в полосатости его.
Однако у млекопитающих выбор иногда принадлежит и самцу. Так, заводские жеребцы часто не хотят случаться с одной какой-нибудь кобылой, без всякой, по-видимому, причины, и охотно это делают с другой[40].
Но это есть, как и у птиц, следствие полигамии, которая чрезвычайно сильно распространена среди млекопитающих. У некоторых видов их она постоянна, как, например, у лошадей, горилл, павианов, у других же, например у льва, дикого кабана, она – явление временное. Полигамия обычно встречается у большинства обезьян, например у павианов и ревунов, затем почти у всех животных и особенно у азиатских диких кабанов, индийских слонов, многих пород тюленей и у обыкновенных мышей. У всех же плотоядных, кроме льва, имеющего иногда по две, три и до пяти самок зараз, наблюдается обыкновенно моногамия[41].
Вместе с полигамией начинается подчиненность самки самцу. Самки некоторых мозоленогих (ламы, гуанако) отличаются большой преданностью своему самцу. Если она видит его раненым, то спешит к нему на помощь, не обращая никакого внимания на выстрелы охотников. Наоборот, если подобная печальная участь постигает одну из самок, то самец преспокойно убегает с прочими самками, совершенно не заботясь о раненой.
Brehm рассказывает об одной полигамической семье горилл, состоявшей из нескольких самок под предводительством одного самца. Самки были, по-видимому, очень привязаны к своему очень ревнивому самцу, потому что всячески старались возбудить к себе его внимание, то ласкаясь к нему, то гладя его по ногам, что доставляет, как известно, обезьянам величайшее удовольствие.
