Чингиз Абдуллаев
Плутократы
Глава 3
Прошло несколько дней, и Петровского вновь посетил Валентин Георгиевич. Он вошел в кабинет, улыбаясь, чувствуя себя хозяином положения. Не дожидаясь приглашения, уселся в глубокое кресло, заранее зная, что скажет хозяин кабинета.
Святослава Олеговича несколько покоробила такая бесцеремонность, но он заставил себя улыбнуться, усаживаясь напротив. Чуть раньше секретарь получила от него четкие указания никого к нему не впускать и ничего не предлагать – ни чая, ни кофе.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – сказал Петровский, – оно достаточно интересно.
Валентин Георгиевич улыбнулся. Он был уверен, что Петровский примет их предложение.
– Нам пришлось поработать, – признался Святослав Олегович. – Мы обычно проверяем организации, с которыми предстоит работать.
Хитрые лисьи глазки посетителя тут же насторожились, как только Петровский заговорил о проверке.
– Мы собрали для вас документы, – сообщил Валентин Георгиевич.
– Мы тоже собрали, – спокойно сообщил Святослав Олегович, – и нам удалось узнать, что, после того как «Голдман Сакс» выделил стомиллионный кредит, комбинат начал реконструкцию. И бывший директор Илья Федорович сделал все, чтобы поднять производство.
– Наверное, – согласился его собеседник, – но его убили. И нам нечего его вспоминать.
– По оценке наших экспертов, комбинат уже сейчас стоит не двести, а все триста миллионов, – продолжил Петровский. – И вам удалось за некоторое время перед убийством его директора скупить около пятнадцати процентов акций предприятия?
– При чем тут убийство? При чем тут наши акции? – очень тихо спросил Валентин Георгиевич. – Мне кажется, вы несколько увлеклись, господин Петровский. Сейчас мы говорим не об этом. Наша задача – провести быструю процедуру банкротства и передать комбинат другим людям, которые могут спасти производство. А вам нужно обеспечить нас необходимой информационной поддержкой в газетах и на телевидении. И больше ничего. Не нужно совать нос в чужие дела. Поверьте, это в ваших интересах.
– У вас пятнадцать процентов, – продолжил Петровский, словно не слышал хамских слов посетителя. – Этого явно недостаточно, чтобы получить большинство в совете директоров. Насколько нам удалось узнать, вы дважды приезжали в Нижнебайкальск и даже встречались с погибшим директором комбината.
Это была ответная угроза, и Валентин Георгиевич почел за благо промолчать. Он понял, что работники «Миллениума» не просто проверили все факты, но и провели собственное расследование. И поэтому просто молча слушал хозяина кабинета.
– Наверное, это случайное совпадение, – безжалостно продолжал между тем Святослав Олегович. – Говорили даже, что вы были на комбинате за день до убийства директора. Но, как вы верно заметили, лучше не совать нос в чужие дела и не заниматься расследованиями. Поэтому мы проверили по нашей бирже и выяснили, что акции комбината все время растут. Будет очень трудно провести процедуру банкротства. Хотя в нашей стране нет ничего невозможного.
– Рад, что вы это наконец поняли, – вздохнул Валентин Георгиевич. – Значит, мы договорились?
– Пятьдесят один процент акций принадлежит бывшему владельцу «Дельта-банка» Глебу Жуковскому, – говорил спокойно Петровский. – А он ни при каких обстоятельствах не продаст вам свои акции. И заставить его это сделать невозможно. Хотя бы потому, что он живет в другой стране и вашим людям до него трудно добраться. Банк у Жуковского отняли, отобрав лицензию. Отнять же акции законным путем невозможно. Так что фактический владелец комбината по-прежнему Жуковский. Только в случае процедуры банкротства комбинат может лишиться этого владельца и оказаться у других людей.
– Возможно, – снова согласился гость, – может быть, и так. Когда мы подпишем соглашение? Мы готовы перевести в качестве аванса двадцать пять процентов от всей суммы, чтобы вы начали работу…
– И тогда комбинат передадут финансовой группе Семена Алентовича, который вам платит за работу? – улыбнулся Петровский.
Гость испуганно посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что их разговор где-то записывается на пленку. Затем быстро сказал:
– По-моему, мы увлеклись. Нужно подготовить документы. У меня уже есть проект договора. – Валентин Георгиевич полез в папку, лежащую у него на коленях. Руки его заметно дрожали.
– Вы не поняли, – счастливо улыбнулся Святослав Олегович, когда его посетитель наконец достал бумаги. – Проверив положение дел на комбинате, мы пришли к выводу, что не можем принять ваше предложение.
Листы бумаги упали на пол. Валентин Георгиевич явно не верил своим ушам. Он изумленно уставился на руководителя «Миллениума».
– Как это не можете?
– Это очень опасно, – продолжал улыбаться Петровский. – Зачем нам совать нос в чужие дела? Жуковский с Алентовичем выясняют между собой отношения, а мы должны вставать на чью-то сторону? Это небезопасно. И к тому же еще неизвестно, кто победит. Поэтому мы решили воздержаться от сотрудничества с вашей организацией, Валентин Георгиевич.
Тот посмотрел на валяющиеся бумаги. Он все еще не мог поверить, что получил отказ.
– Два миллиона долларов, – напомнил он изумленно. – Вы отказываетесь от двух миллионов долларов?
– Да, – радостно подтвердил Святослав Олегович, – мы отказываемся даже от таких денег, чтобы не вмешиваться в эти грязные игры наших олигархов.
Приятно было чувствовать себя почти порядочным человеком. А еще приятнее видеть растерянность и изумление на лице этого странного типа. Такого чувства удовлетворения Петровский давно не испытывал.
Валентин Георгиевич наклонился и начал собирать бумаги.
– У комбината большие трудности, – пробормотал он, – у них могут быть проблемы со сбытом.
– Конечно, – согласился Святослав Олегович, глядя на его спину.
Наконец бумаги были собраны. Посетитель поднялся, сложил их в папку.
– Вы совершаете большую ошибку, – осторожно произнес он. – Отказаться от такого предложения… Может, два с половиной миллиона долларов? Я, конечно, не уполномочен, но если вы согласитесь…
– Очень сожалею, – развел руками Петровский, – но ничем не могу помочь.
Он подождал, пока несостоявшийся клиент «Миллениума» выйдет из кабинета и лишь затем расхохотался от полученного удовольствия. У него не было сомнений, что именно этот тип организовал убийство директора комбината. Как не было сомнений и в том, что процедура банкротства задумана в интересах Алентовича. Иначе Петровский ни за что не упустил бы такие деньги. На самом деле он не был порядочным человеком. Моральные проблемы работников комбината его не волновали и терзаний совести по поводу убитого директора он не испытывал.
Пусть посетитель предполагает все, что ему угодно. Его решение основывалось на другом. Узнав, что пятьдесят один процент акций комбината принадлежит Жуковскому, он понял, что сначала нужно переговорить с реальным владельцем предприятия, приносящего огромную прибыль. И больше половины ее имеет не кто иной, как Жуковский. Святослав Олегович выслал к нему на переговоры своего советника Леонида Исааковича Бронштейна. А тот, позвонив вчера, сообщил, что ему удалось договориться с олигархом, так что они могут отказаться от денег, предлагаемых Валентином Георгиевичем. Именно поэтому Петровский так нелюбезно его и принял. А теперь он ждал возвращения советника, который уже прилетел в Москву тридцать минут назад.
Еще через полчаса Леонид Исаакович Бронштейн вошел в его кабинет. У него были волнистые светло-коричневые волосы, одутловатое лицо, мясистые щеки и большие, немного выпученные глаза. Бывший одессит, Бронштейн эмигрировал в Америку еще до начала перестройки. Но в девяностые годы, почувствовав запах больших денег, которые можно делать на бывшей родине, вернулся обратно. Он был земляком Петровского, хотя в Одессе они не знали друг друга и близко сошлись уже после того, как Святослав Олегович организовал свое знаменитое агентство «Миллениум».
Бронштейн вошел в кабинет, энергично поздоровался с его хозяином и, придвинув стул, уселся рядом с ним. Он был в модном полосатом костюме с шелковым галстуком, подобранным в тон рубашке бежевого цвета.
– Добрый вечер, Леонид Исаакович, – отозвался Петровский. С советником он был на «вы», уж слишком большие деньги тот получал. – Как переговоры в Лондоне? Что сказал наш возможный клиент?
– Начну с того, что он вам очень благодарен, – усмехнулся Леонид Исаакович. Каждый раз, когда Петровский слышал голос советника, он радовался, что в его собственном имени и отчестве нет буквы «р», которую Бронштейн почти не выговаривал. – Жуковский считает, что вы поступили весьма разумно, обратившись к нему. И предложил нам сотрудничество.
– Не сомневался, что он так и скажет.
– Он сразу вычислил, кому нужно банкротство комбината, чтобы передать его новым хозяевам. И назвал Семена Алентовича. Считает, что за этой акцией стоят Алентович и правительство. И еще… – Бронштейн усмехнулся.
– Могу угадать, что еще он сказал, – неожиданно предложил Святослав Олегович.
Леонид Исаакович глянул на шефа и кивнул в знак согласия.
– Он удивился, что я решил сыграть на его стороне, а не поддержать, как обычно, правительство. Верно?
– Как приятно с вами работать! – даже зажмурился от удовольствия Бронштейн. – У вас просто выдающиеся способности, Святослав Олегович.
– Об этом было нетрудно догадаться, зная, как Жуковский относится к нынешнему правительству и как они относятся к нему. Алентович очень близок к премьеру и к вице-премьеру правительства. И конечно, с их подачи решил прикарманить комбинат. Жуковский думал, что я поддержу Алентовича?
– Теперь он полагает, что вы поступаете правильно, решив сыграть в свою игру. Это дословно его слова. И согласен поддержать вас в этом соперничестве с Алентовичем.
– Очень хорошо. И что он нам предложил? Вы говорили о том, что группа Алентовича готова заплатить нам акциями за то, чтобы мы помогли урегулировать этот вопрос – организовали в газетах и на телевидении шумиху о бедственном положении комбината, перекрыли им кислород и в конечном счете обанкротили производство?
– Он все моментально понял, – улыбнулся Бронштейн, – и сразу же спросил: «Сколько?» Сейчас никто никому бескорыстно не помогает.
– Что вы ответили?
– Двенадцать процентов акций. И сказал, чтобы он не вздумал торговаться. Это окончательная цена за нашу помощь.
– Двенадцать? – не понял Петровский. Он решил, что ослышался. – Но ведь мы с вами договаривались о десяти процентах, которые он выделяет нашему агентству.
– Верно, – спокойно согласился Бронштейн. – Десять процентов агентству «Миллениум» и два – посреднику.
– Посредник – это вы? – еще больше изумился Святослав Олегович. Больше всего его поражало чудовищное спокойствие Бронштейна.
– Разумеется. Я полагаю, что два процента акций комбината могут составить мой гонорар. А десять процентов – ваши.
– Два процента, – выдохнул Петровский, чувствуя что начинает заводиться. – Это же почти шесть миллионов долларов! Вы с ума сошли?
– Нет, – ответил Леонид Исаакович. – Отправляя меня в Лондон, вы ничего не сказали о моем гонораре. Я вел эту тему, рассчитывал для вас возможности переговоров с Жуковским и вышел на него. Поэтому полагаю, что два процента акций меня вполне устроят.
– Шесть миллионов долларов! – закричал, уже не сдерживаясь, Петровский. – Нет, вы действительно сошли с ума. Что вы себе позволяете? Кто дал вам право?
– Не нужно кричать, – попросил Леонид Исаакович, тяжело вздыхая. – Типично русская манера считать деньги в чужом кармане. Не забывайте, что десять процентов акций, которые вы получите, – это тридцать миллионов долларов. Согласитесь, тоже неплохие деньги.
– Если я узнаю, что вы еще и православный, то стану мусульманином, – разозлился Петровский. – Как вам не стыдно? Шесть миллионов долларов! Кто вам разрешит получить акции такого комбината? Это стратегический объект страны. Вы представляете, что будет, если узнают, что акции такого производства достались американскому гражданину? Иностранцу? О чем вы думаете? Вы потеряли чувство реальности.
– Только не говорите мне о патриотизме. Руководство вашей страны готово обанкротить самый мощный в стране комбинат, который приносит половину всей прибыли в этой области. И все это лишь для того, чтобы отнять производство у одного олигарха и передать его другому, – Леонид Исаакович снова тяжело вздохнул. – А я-то думал, что вы поймете меня. Я решил обосноваться на моей исторической родине.
– Ваша историческая родина в Израиле, – заорал Петровский, – или в Одессе, откуда вы сбежали в Америку. Шесть миллионов долларов – это невероятные деньги. Он в жизни не согласится заплатить нам двенадцать процентов. Тридцать шесть миллионов! Вы сорвали мне самую главную сделку. Вы меня подвели…
Бронштейн взял бутылку воды, стоявшую на столе, открыл ее, придвинул к себе стакан, наполнил его, выпил и коротко сообщил:
– Он согласен.
– Что? – Петровский вскочил из кресла, обежал стол и уселся напротив советника. – Что вы сказали?
– Он согласен на двенадцать процентов, – повторил Бронштейн, наливая себе второй стакан воды. Затем залпом выпил и его.
Святослав Олегович вырвал у него бутылку, налил воды себе. И также выпил ее залпом.
– Рассказывайте, – потребовал он.
– Жуковский – умный человек, – продолжил Бронштейн, – он тут же понял, что лучше всего поделиться. Если у нас будет двенадцать процентов акций комбината, мы не допустим его банкротства. И будем изо всех сил сражаться на его стороне.
Петровский кивнул в знак согласия.
– Мы договорились с Глебом Моисеевичем, что он передаст акции нам в доверительное управление, – продолжил Бронштейн. – Причем два процента перейдут российской компании «Вымпел», а десять поступят в агентство «Миллениум».
– Какой еще «Вымпел»? – не понял Петровский. – Откуда взялась это компания?
– Это моя собственная компания. Я ее единственный учредитель и владелец, – пояснил Бронштейн. – А президентом там работает мой племянник Шурик.
– Не перестаю удивляться, как наши одесситы умеют устраиваться, – пробормотал Петровский. – Умный мальчик?
– Очень. Окончил МВТУ имени Баумана. Можете себе представить? Сейчас – президент компании. Очень хороший мальчик. Ему двадцать семь лет. Я вас с ним познакомлю.
– Не нужно. Мне достаточно одного Бронштейна в моем офисе. Двух я уже не выдержу. Значит, Жуковский согласился?
– Конечно, согласился. Как только акции перейдут к нам, мы начнем действовать. Думаю, вы не будете возражать, если я вылечу в Нижнебайкальск и постараюсь решать возникающие проблемы на месте?
– За шесть миллионов долларов, – все еще не мог успокоиться Петровский. – Да за такие деньги вы можете переехать жить в Нижнебайкальск на всю оставшуюся жизнь. И стать почетным гражданином этого города.
– Ценю ваш юмор, – сухо отозвался Бронштейн. – Я-то думал, вы обрадуетесь, узнав, что мой гонорар не пойдет из ваших десяти процентов. В конце концов, я сделал все, о чем мы договаривались. И выбил для вас десять процентов акций. Это было ваше условие. Почему вас так волнует, что Жуковский подарит мне еще два процента? Это уже не ваши деньги. Только не говорите, что вас волнует престиж страны, я все равно не поверю. А стратегических секретов на комбинате нет, он выпускает древесину и бумагу.
Петровский промолчал. Затем неожиданно улыбнулся:
– Мне просто не нравится, когда договариваются за моей спиной. Тем более о таких суммах. Вы правы, Леонид Исаакович. Вы абсолютно правы. Готовьтесь завтра же вылететь в Нижнебайкальск. – Он поднялся и протянул советнику руку: – Я вас поздравляю. Вы действовали абсолютно правильно. И примите мои извинения.
Леонид Исаакович тоже поднялся, пожал протянутую руку.
– Вы мудрый человек, – сказал он проникновенно, – умеете признавать свои ошибки. Завтра я вылечу. До свидания. – И он вышел из кабинета.
Петровский посмотрел на его стакан, стоящий на столе, неожиданно схватил его и бросил в стенку. Стакан разлетелся на мелкие осколки. Святослав Олегович прошел к письменному столу, позвонил своему заместителю.
– Юлай, с сегодняшнего дня не обсуждаешь никаких финансовых дел с Бронштейном.
– У нас с ним…
– Никаких! – рявкнул Петровский. – Ты меня понял?
– Да.
– Очень хорошо. Как у тебя с Натальей Андреевной?
– Она вышла на работу. Все в порядке. – Петровский переключился на секретаря.
– Закажи мне срочно билет на самолет в Лондон. Но только чтобы об этом не знал никто, ни один человек, даже наши сотрудники. На ближайший рейс. Всем будешь говорить, что я отбыл на дачу. И пошли ко мне уборщицу. У меня разбился стакан.
Глава 4
Вечерний рейс в Лондон проходил неровно. Сильный северный ветер заставил летчиков все время маневрировать, меняя коридоры высоты. И тем не менее почти половину пути горели огни, извещающие пассажиров о турбулентности. Петровский, сидевший в салоне первого класса, зло смотрел в затянутый темными тучами иллюминатор. От просмотра фильмов он отказался, хотя в салоне для пассажиров первого класса можно было выбрать любую киноленту из имеющихся на борту. Он съел принесенного лобстера, выпил немного вина. Для пассажиров первого класса в самолетах компании «Бритиш Эйрвэйз» работала специальная кухня – можно заказать любую еду из предложенного меню.
Когда самолет приземлился в Хитроу, Петровский быстро прошел пограничный и таможенный контроли. У него не было с собой почти ничего, кроме небольшой дорожной сумки. Выйдя из аэропорта, Святослав Олегович сел в такси и попросил отвезти его в «Шератон», где ему был заказан номер. Уже направляясь в город, он подумал, что сделал правильно, не заказав машину для встречи. Никто не должен знать о его поездке в Лондон. Завтра в девять утра он вылетит обратно в Москву, а ночь он имеет право провести где угодно. Мобильный телефон у него с собой, так что при желании с ним легко связаться. Но, увидев телефонную будку, Петровский попросил водителя остановиться. Его телефон мог прослушиваться, так что нетрудно установить, откуда он звонил. Поэтому, выйдя из машины, Святослав Олегович прошел в телефонную будку и тут вспомнил, что не купил телефонную карточку, которую мог приобрести в аэропорту. Не сдержавшись, он выругался. Придется заехать в какой-нибудь супермаркет, чтобы купить эту проклятую карточку.
Петровский уже собрался выйти из телефонной будки, когда вдруг увидел изображение кредитных карточек. И еще раз громко выругался. «Я совсем схожу с ума, – подумал он. – У меня ведь есть кредитки. И с любого автомата можно позвонить, используя их. Для этого необязательно покупать телефонные карточки».
Достав кредитную карточку, Святослав Олегович вложил ее в аппарат, быстро набрал номер лондонского офиса Жуковского. Почти сразу же ему ответила секретарь. Говорила она по-английски.
– Офис мистера Жуковского.
– Добрый вечер, – начал Петровский по-английски, – мне нужно срочно переговорить с господином Жуковским.
– Как вас представить? – поинтересовалась девушка.
– Скажите, что звонит Леонид Исаакович, – соврал он, чуть поколебавшись.
Она повторила трудные для нее имя и отчество. Затем попросила подождать. «Надеюсь, он не станет перезванивать Бронштейну», – подумал Петровский, ожидая, когда ему ответят. Через минуту девушка снова вышла на связь.
– Соединяю вас с господином Жуковским, – сообщила она и переключила телефон. Очевидно, Глеб Моисеевич находился в машине, потому что Петровский услышал сигналы автомобилей.
– Слушаю вас, – отрывисто произнес Жуковский. – Кто это говорит?
– Мне нужно срочно с вами встретиться, – попросил Святослав Олегович, – я специально прилетел из Москвы.
– Кто это говорит? – не понял Жуковский. – Кто вы такой?
– Петровский, – представился Святослав Олегович. – Мне нужно с вами увидеться.
Наступило молчание.
– Вы прилетели в Лондон? – не поверил Жуковский.
– Да. Вы можете легко проверить, откуда я говорю.
– Ясно. Дело в том, что я сейчас улетаю в Париж.
– Но у меня очень важное дело.
– Понимаю. Где мы можем увидеться? Я отложу мой рейс.
– Назовите место, и я подъеду. Только не в вашем офисе.
– Понимаю, понимаю. Тогда давайте где-нибудь в тихом месте. – Жуковский задумался. – Вы знаете клуб рядом с «Хилтоном» на Парк Лейн? Там мы встречались с вашим представителем.
– Знаю. Но будет лучше, если вы придете ко мне в номер. Я буду в «Шератоне». Не нужно, чтобы нас видели вместе.
– Согласен. Я буду у вас через час. До свидания.
Жуковский отключился, и Святослав Олегович, достав кредитную карточку, вышел из телефонной будки. Усевшись в автомобиль, он разрешил водителю продолжать движение к «Шератону». Петровский помнил этот известный отель, построенный в виде круглой башни, хотя никогда в нем не жил. Этот «Шератон» примыкает к торговому району, в котором находятся «Харродс» и другие популярные магазины, но интересы Петровского всегда лежали несколько в другой сфере. Именно поэтому он обычно снимал номер в «Савое», расположенной гораздо ближе к Лондон-сити, деловой части города.
И в этот момент зазвонил его мобильный аппарат. Он недовольно покосился на него. Кто это может звонить ему в такое время? Но все же он включил его.
– Здравствуй, – услышал он знакомый голос жены.
– Здравствуй, – только сейчас Святослав Олегович вдруг с ужасом вспомнил, что он прилетел в город, где живет его супруга и учится его дочь.
– Как у тебя дела? – спросила жена. – Все нормально? Когда ты к нам прилетишь? Мы скучаем без тебя.
Он сжал зубы. «Глупая ситуация. Чувствую себя, как Штирлиц на свидании с собственной женой», – подумал Петровский, а вслух пообещал:
– Скоро я освобожусь и прилечу к вам. Обязательно прилечу.
– Ты знаешь, у меня такое ощущение, будто ты совсем рядом, – призналась жена, – словно ты находишься в соседней квартире или на соседней улице.
– Я далеко, – глухим голосом произнес он, – очень далеко.
– Знаю, – ответила она, – у тебя все хорошо?
– Да, все в порядке.
– Тогда целую тебя. До свидания!
– До свидания, – пробормотал Петровский и убрал аппарат.
В отеле ему отвели обычный одноместный номер. Номер ему понравился. Большая комната с видом на Гайд-парк. Петровский умылся и уселся на стул в ожидании Жуковского. Тот прибыл ровно через час. Олигарх был абсолютно точен. Когда раздался звонок в дверь, Святослав Олегович поднялся и открыл ее, даже не глянув в глазок. На пороге стоял Глеб Моисеевич. Он был ниже среднего роста, лысоватый, похожий на юркую крысу, готовую сбежать при малейшей опасности. Разговаривая, Жуковский иногда всхлипывал носом, словно у него был постоянный насморк.
Увидев гостя, Петровский посторонился, пропустил его в номер. И лишь когда Глеб Моисеевич захлопнул дверь, они несколько церемонно поклонились друг другу – никто из них не разрешил себе первым протянуть руку. Нет ничего более уморительного, чем встреча двух мошенников, когда каждый из них знает, что его собеседник может не просто обмануть, но и отказаться от всех ранее существовавших договоренностей. И оба обладают примерно равной информацией друг о друге. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
Жуковский прошел в комнату и, взяв стул, сел без приглашения. Святослав Олегович подвинул второй стул, устроился рядом.
– Итак, – начал Глеб Моисеевич, – вы решили сами прилететь в Лондон? Зачем вы захотели меня видеть? Я думал, мы обо всем договорились с вашим представителем. Кстати, у вас очень толковый и деятельный советник. У нас с ним оказалось много знакомых по Америке. Или вы хотите изменить наше соглашение?
– Нет. Двенадцать процентов более чем достаточно. Но я просил бы вас перевести эти акции в другое место. На представительство нашей компании в Литве. Я дам вам точный адрес.
– Все двенадцать процентов акций? – быстро переспросил Жуковский. – Я думал, что их нужно разделить. Десять – в ваше агентство и два – в какой-то «Вымпел».
– Мы решили несколько изменить схему перевода акций в доверительное управление, – пояснил Петровский. – Так будет лучше и для нас, и для вас.
– Не возражаю. Но я хотел бы задать вам только один вопрос и получить на него по возможности конкретный ответ. Я прекрасно знаю, что ваше агентство «Миллениум» тесно связано с нашим нынешним правительством. Более того, знаю, что во время последних президентских выборов вы и ваши сотрудники сыграли ведущую роль в избрании главы государства. Кстати, тогда мы с вами неплохо сотрудничали. Но почему вы теперь решили мне помочь? Группа Алентовича может оказать вам гораздо более существенную поддержку, чем я. У них сейчас больше возможностей, больше денег и свои люди в правительстве. Почему вы решили поставить на аутсайдера?
– В человеческое благородство вы, конечно, не верите? – усмехнулся Петровский.
– В ваше не верю. Извините, но я привык говорить конкретно. Вы никогда не сделаете ничего себе во вред. Вы известный прагматик и циник, господин Петровский. Тогда почему?
– На комбинате был убит директор, – напомнил Святослав Олегович.
– И вы решили стать народным мстителем? – иронично хмыкнул Глеб Моисеевич. – Бросьте, не нужно вспоминать директора, хотя покойный был очень неплохим человеком и специалистом. Именно он вывел комбинат из прорыва. Но теперь мало быть только хорошим специалистом. Нужно быть не просто бизнесменом, но еще и политиком. Покойный Илья Федорович им не был и не понял сложности игры. Поэтому его убили.
– На Нижнебайкальском комбинате был убит директор, – повторил Петровский, – и поэтому мы решили проверить финансовые возможности предприятия. И с удивлением обнаружили, что американский банк «Голдман Сакс» выдал ему огромный стомиллионный кредит. Этот факт нас очень заинтересовал. У меня неплохое аналитическое агентство, мои люди быстро выяснили, сколько на самом деле стоят акции комбината. Алентович все просчитал правильно. Если бы речь шла только о том, чтобы отнять у вас комбинат, никто в мире не встал бы на вашу защиту. И я бы никогда не рискнул сделать вам такого предложения. Но сейчас несколько другое положение. Алентович не просто хочет отнять у вас контрольный пакет акций, он собирается обанкротить производство, в которое известный американский банк вложил сто миллионов долларов, очень приличную сумму. А это значит, что банк потребует дополнительной ревизии и независимой аудиторской проверки, прежде чем будет принято решение по банкротству. Вот тут-то сразу и всплывет сумма в двенадцать миллионов долларов чистой прибыли за прошлый год. Никто в такой ситуации не разрешит Алентовичу обанкротить комбинат. А в результате его акции взлетят до небес.
– Вы придумали это сами или вам подсказали? – быстро поинтересовался Жуковский.
– Это не имеет значения. Либо вы согласны, либо нет. В последнем случае мы просто плюем на интересы американского банка и обанкротим предприятие. Американцы потеряют сто миллионов долларов, наша страна в очередной раз потеряет репутацию, а вы – очень большие деньги. Зато наш знакомый Алентович положит в карман триста или четыреста миллионов долларов. Но согласитесь, такой исход дела меня устраивает меньше всего.
– Согласен, – кивнул Жуковский. – Вы все просчитали правильно. Но зачем вы прилетели? Мы обо всем договорились с Леонидом Исааковичем.
– Он мой советник, – объяснил Петровский, – я прислал его подготовить наше соглашение. Когда вы принципиально согласились, я решил прилететь сам.
– А если я потребую еще и политических договоренностей?
– Я не государственный чиновник и не уполномочен вести такие переговоры. Я отвечаю только за мое агентство.
– Но вы обладаете большим влиянием среди правительственных чиновников.
– Если бы я использовал мое влияние столь нерационально, оно не было бы столь очевидным.
Жуковский улыбнулся. Ему понравился ответ.
– Вы можете что-то гарантировать более конкретно? – спросил он.
– Моя цель – сделать так, чтобы акции вашего предприятия котировались как можно выше. По-моему, мой интерес и мои гарантии очевидны.
– Необязательно. Хотя я готов с вами согласиться. О серьезных намерениях Алентовича мне известно. Это его люди убрали директора комбината и именно его представители наверняка вышли на вас, чтобы гарантировать пиар-кампанию по банкротству комбината. Обратите внимание, что я не спрашиваю, я утверждаю. И вы, конечно, не станете подписывать со мной никаких соглашений. Вы просто пользуетесь моментом и шантажируете меня на несколько десятков миллионов долларов, которые я должен отдать, чтобы не потерять все остальные деньги.
– Если вы считаете меня шантажистом, закончим наш разговор, – угрюмо предложил Святослав Олегович.
– Нет. Не считаю, если вам так удобно. Я полагаю, что вы очень умный человек. И даже могу сказать, зачем вы лично прилетели.
Петровский посмотрел в глаза собеседника. Оба понимали, о чем именно идет речь. Жуковский кивнул в знак согласия.
– Мы проверили «Вымпел», – сообщил он. – Согласитесь, что я должен знать, куда и кому пойдут мои деньги. И немалые деньги.
Святослав Олегович уже точно знал, что ему сейчас скажут.
– Хотите кинуть Бронштейна? – вдруг хитро подмигнул Глеб Моисеевич. – А я все думал, зачем это вы так быстро прилетели, следом за ним? Меня тоже удивило его требование о переводе части денег в компанию «Вымпел». Но оказалось достаточно одного звонка в Москву, чтобы узнать о поразительном совпадении – президент этой компании человек с такой же фамилией. Таких случайностей не бывает.
– Поэтому я и прилетел, – коротко подтвердил Петровский.
– Я так и понял. Шесть миллионов долларов. За такие деньги можно несколько раз облететь земной шар, чтобы успеть на встречу со мной. Вы правильно поступили. Только Леонид Исаакович не сообщил вам одно небольшое условие. Его фирма «Вымпел» брала на себя информационную поддержку нашего комбината. И если теперь мы переводим все деньги «Миллениуму», то вам нужно взять на себя и его обязательства.
– Наша компания в Литве готова заключить с вами договор, – понял собеседника Петровский. – Завтра утром у вас будет их представитель. Хотя я не понимаю для чего? Что это вам дает?
– Некие иллюзорные гарантии нашего соглашения, – усмехнулся Жуковский. – Мне нужно гарантировать хотя бы часть денег, которые у меня остаются. Мы составим договор таким образом, что акции могут быть отозваны, если вы измените вашу информационную политику.
– Не мы, а наш филиал в Литве, – улыбнулся Святослав Олегович. – Это две большие разницы, как любят говорить у нас в Одессе.
– А у нас в Лондоне говорят иначе, – сухо заметил Жуковский. – Здесь считают, что филиал организации во всех случаях проводит политику своего головного офиса. И если существуют расхождения, то это не организация, а всего лишь наш российский бардак. Вы хотите возразить? В таком случае я буду вынужден вам напомнить о наших гарантах. «Голдман Сакс» очень заинтересует политика вашего филиала в Литве, если вдруг окажется, что, сидя в Москве, вы от них отказываетесь. И конечно, наши доверительные акции станут никому не нужными бумажками, если с комбинатом произойдет какая-нибудь неприятность.
