Чингиз Абдуллаев
Смерть дипломата
Глава 4
Когда Дронго вышел из резиденции посла, было уже темно. Он подошел к своему автомобилю и уже садился в салон, когда из машины, стоявшей недалеко от них, вылез незнакомец. Водитель Дронго тревожно обернулся назад:
– Они стоят здесь уже давно. У меня с собой есть оружие.
– Какое оружие? – устало спросил Дронго.
– Мой пистолет. Вы же сами оформляли мне на него разрешение два года назад в нашей полиции, – удивился водитель.
– Убери пистолет, – нахмурился Дронго, – если бы они хотели меня застрелить, то не стали бы ждать, пока я сяду в машину.
Незнакомец подошел к ним и постучал в стекло, наклоняясь к сидевшему на заднем сиденье Дронго. Тот опустил стекло и спросил:
– Что вам нужно?
– Простите нас, – подчеркнуто вежливо сказал подошедший, – мы хотели попросить вас проехать вместе с нами.
Ему достаточно было заговорить, чтобы Дронго и его водитель улыбнулись. Скрыть фарсидский акцент, даже разговаривая по-азербайджански, было практически невозможно. Сразу стало понятно, какую страну представляет незнакомец.
– Куда поехать? – поинтересовался Дронго.
– В наше посольство. Советник посла агаи Нафиси хотел бы с вами побеседовать, если, конечно, вы согласитесь с нами поехать.
– Я поеду на своей машине, а вы поезжайте следом, – предложил Дронго, – хотя уже достаточно поздно.
– Он ждет вас, – подчеркнул незнакомец.
– Тогда поедем, – согласился Дронго.
– Вы знаете, куда ехать?
– Это мой родной город, – усмехнулся Дронго, – а в вашем посольстве раньше был мой детский сад.
– Простите, что там было? – не понял незнакомец.
– Поедем. Это не так важно, – кивнул Дронго.
Иранское посольство находилось в ста метрах от здания Баксовета, и в начале шестидесятых в этом старинном двухэтажном здании действительно был детский садик. Позже, в конце шестидесятых, именно в нем было решено открыть генеральное консульство Ирана. Через четверть века после обретения независимости консульство стало посольством. Наверное, незнакомый сотрудник иранского посольства посчитал, что его собеседник просто шутит. Откуда ему было знать, что Дронго говорил правду.
К зданию посольства они подъехали в девятом часу вечера. Незнакомец первым выскочил из своей машины, ожидая Дронго на мраморных ступеньках посольства.
«Как странно, – подумал Дронго, – прошло больше сорока лет. Все изменилось, и я снова вернулся в дом своего детства. Я был совсем маленьким, когда отец впервые привел меня сюда. Сколько мне тогда было? Три или четыре года? Даже немного смешно».
Неизвестный провел его в довольно просторную комнату на втором этаже. За столько лет здесь многое изменилось. Кажется, в этой комнате располагалась средняя группа. Или он путает? Он точно помнил, что при входе был длинный коридор с индивидуальными ячейками для детей. На каждой ячейке приклеен запоминающийся фрукт, чтобы маленькие дети, еще не умевшие читать, могли отличать свою ячейку от чужой. На его ячейке были две вишенки, это он помнил очень хорошо. Сейчас коридора уже не было: очевидно, за столько лет здесь сделали несколько реконструкций и перепланировок.
В комнате его ждал мужчина лет сорока пяти. Среднего роста, густые седые волосы, аккуратно подстриженные седые бородка и усы, внимательные темные глаза, большой запоминающийся лоб. Рукопожатие его оказалось достаточно крепким.
– Я – Зохраб Нафиси, советник посольства, – представился он. – Можете не называть своего имени, я и так знаю, с кем имею честь говорить.
Он показал на стул, стоявший у небольшого столика. Первым уселся гость, на второй стул сел Нафиси.
– Мне известно, что вы говорите на фарси, – продолжил разговор советник, – и, конечно, мне удобнее говорить именно на нашем языке. Но я готов разговаривать с вами на азербайджанском или вы хотите говорить только по-русски?
Дронго усмехнулся. Намек был более чем очевиден, ведь его забрали от резиденции российского посла, с которым он был на «ты» и куда нанес свой первый визит.
– Я думаю, что вам, уважаемый агаи Нафиси, будет сложно говорить на чужом языке, которым вы, безусловно, хорошо владеете, – сказал он по-фарсидски, – поэтому разговаривать будем на вашем языке.
В бакинском диалекте много фарсидских слов, которые используются в разговорной речи, и многие жители столицы понимали фарсидский. Дронго, выросший в Баку, разумеется, хорошо говорил по-фарсидски и по-турецки. Последний почти не отличался от азербайджанского.
– Это очень любезно с вашей стороны, – ответил Нафиси.
В комнату внесли чайник, два грушевидных стакана с блюдечками, которые назывались «армуды», что в переводе означало «груша», так как такая форма стакана позволяла ему долго сохранять тепло, вазочку с вареньем и две розетки с ложечками. А также тарелочку с мелко нарезанными дольками лимона.
– Попробуйте варенье, – вежливо предложил Нафиси, – оно из лепестков розы.
– Нет, спасибо.
– Я могу попросить принести другое варенье, например, из арбузных корочек, кизила, белой черешни или грецких орехов. Какое вам больше нравится?
– Не сомневаюсь, что у вас большой выбор. – По восточным понятиям, нельзя было сразу приступать к основной теме беседы, это считалось невежливым. – Но я не ем сладкого, даже чай пью без сахара, чтобы не поднимался уровень сахара в крови.
– Разве у вас с этим проблемы? – удивился Нафиси.
– Пока нет. Но если буду злоупотреблять сладким, могут появиться. У меня очень нервная работа, уважаемый агаи.
– Да, – согласился советник, – вы должны себя беречь. Такой известный эксперт, как вы, обязан заботиться о своей безопасности, не только о повышении сахара в крови.
Это было предупреждение. Пока только изысканное восточное предупреждение. Нужно знать фарсидский язык и понимать тонкости восточного этикета, чтобы оценить его.
– Надеюсь, что это не самая страшная опасность, которая мне угрожает, – в тон ему ответил Дронго, – особенно в вашем посольстве.
Он обязан был сообщить своему собеседнику, что не рассматривает свой визит в иранское посольство как возможную угрозу его безопасности.
– И мы очень надеемся, – ласково улыбнулся Нафиси, соглашаясь с гостем. – Вы, наверное, удивлены моим неожиданным предложением встретиться со мной и нашей настойчивостью?
– Мой водитель сказал, что ваши люди ждали довольно давно. Значит, вы либо следили за моей машиной, либо заранее знали, что я поеду в резиденцию российского посла.
– Какая разница, как именно мы вышли на вас. Нам очень хотелось увидеться с вами и обязательно переговорить. Полагаю, вы догадываетесь, зачем мы вас так настойчиво искали.
В переводе речь Нафиси звучала достаточно сухо, а на фарсидском более напыщенно и цветисто, при этом он успевал все время говорить комплименты своему гостю. Фарсидский язык – один из самых красивых языков мира, и традиционно считается, что именно на нем поэзия звучит особенно проникновенно.
– Я жду продолжения, – вежливо кивнул Дронго, – ведь мои знания должны умножиться в результате ваших объяснений.
– Итак, вы уже знаете, что примерно две недели назад был застрелен французский дипломат, выходивший из российского посольства. Не буду скрывать, что он был другом иранского народа и нашего государства. У нас не так много друзей, понимающих нашу истину в этом сложном мире. И, конечно, нам очень неприятно, что французский дипломат погиб у российского посольства.
– Им тоже это не особенно приятно, – согласился Дронго.
– Разве может быть приятно, когда вашего гостя убивают у порога вашего дома, – спросил Нафиси, отпивая чай. – Наверное, мы были бы очень огорчены, если бы вас вдруг застрелили в тот момент, когда вы покинете наше посольство.
Это снова было предупреждение. Или скорее угроза. Нужно было ответить на нее немедленно. И ответить без ненужной рисовки и глупой смелости, которая в данном случае выглядела бы немного смешно.
– Я уверен, что со мной ничего не может случиться в здании вашего посольства, под защитой ваших людей. К тому же все происходит по воле Аллаха, а я, как вам наверняка известно, совершил все ритуалы, положенные мусульманину при жизни. И стал соответственно хаджи, кербелаи и мешади, совершив молитву в мечети Аль-Акса. Все происходит по воле Аллаха, но убивший меня человек сразу попадет в ад, – ответил Дронго.
– Это похвально, что вы такой верующий. – Нафиси взял чайник и долил себя чая. Дронго успел выпить свой чай, поэтому Нафиси налил и ему. – Я не думал, что вы сохранили такую истинную веру в своей душе.
– А разве вы не сохранили? – простодушно удивился гость.
Нафиси торжествующе улыбнулся. Кажется, ему понравилось, как изящно переигрывает его гость.
– Мы – верующие мусульмане, и мы оба правоверные шииты, – напомнил он, – но мы живем в мире, населенном безбожниками или служителями Иблиса, которые не верят в чистоту наших помыслов.
«Иблис» на восточных языках означает «дьявол».
– Да, это проблема, – согласился Дронго, – но русские люди постепенно возвращаются к Богу, и у них в посольстве даже есть своя икона.
– Поэтому они прислали сюда полковника Никитина, – радостно сообщил Нафиси. Счет сравнялся, он знал про специалиста, которого прислали из Москвы. Кажется, эта игра даже доставляла ему удовольствие.
– Все совершается по воле Всевышнего, но люди должны бороться за его истину, – парировал Дронго.
– Конечно, должны, – подтвердил Нафиси, – но нас очень беспокоит, что такой положительный человек, как мсье Шевалье, погиб от руки бессовестного и безбожного убийцы.
– И поэтому вы решили пригласить меня к себе, чтобы узнать, о чем мы говорили с Никитиным и российским послом? – прямо спросил Дронго, несколько нарушая обычное течение восточной беседы.
– Я не сказал, что вы встречались в резиденции российского посла с агаи Никитиным, – напомнил Нафиси. Они оба балансировали на грани скрытых намеков и угроз.
– Им тоже неприятно, что подобное убийство случилось при выходе из их посольства, – сказал Дронго, – и, судя по всему, ваши люди видели, как Никитин приехал в резиденцию посла за несколько минут до меня, поэтому сообщили вам, что я с ним встречался.
– Они ничего не видели. Мы могли только предполагать, что вы должны будете встретиться с приехавшим следователем.
– Ваши предположения оказались правильными, – кивнул Дронго. Оба подняли стаканы, пробуя уже остывающий чай.
– Это убийство всех нас очень взволновало, – пояснил Нафиси, взяв ложечкой с розетки варенье, – и мы считаем, что наши русские коллеги поступают правильно, попросив вас провести независимое расследование.
– Разве я говорил вам об этом?
– Нам не нужно ничего говорить, уважаемый агаи эксперт. Если такой известный человек, как вы, неожиданно приезжает в Баку и сразу встречается с российским послом, когда там находится полковник Никитин, мы можем сделать соответствующие выводы.
Дронго улыбнулся. Все-таки они внимательно следили за его перемещениями и, возможно, за перемещениями приехавшего Никитина. Интересно, сколько человек работает в их посольстве? И сколько людей в городе у них может быть задействовано? Иранцам гораздо легче. Здесь живут тысячи их соотечественников, и еще многие могут появиться здесь без визы. Ведь ирано-азербайджанские соглашения позволяют гражданам обоих государств посещать соседние страны без визы.
– Не сомневаюсь, что вы сделали верные выводы, – произнес он.
– И не только мы. Французы тоже озабочены убийством своего дипломата и прислали сюда мсье Лелупа, – любезно сообщил Нафиси.
Он играл в открытую, выдал всю информацию, которую должен был скрывать, и говорил чуть громче, чем обычно говорят его соотечественники. Дронго взглянул на дверь за спиной дипломата. Возможно, в другой комнате есть кто-то другой, который слышит их беседу. И именно с его разрешения Нафиси так откровенно разговаривает с гостем, не скрывая их заинтересованности и, самое важное, их информированности. Поэтому Нафиси сам предложил говорить по-фарсидски, вспомнив, что этим языком владеет и гость. Теперь нужно немного подыграть ему и тому, кто, вполне вероятно, слышит их из соседней комнаты.
– У вас есть свои люди в аэропорту, в пограничной страже или в Министерстве иностранных дел? – спросил Дронго. – Хотя наверняка вы мне не ответите, я не сомневаюсь, что есть. Поздравляю, это хорошая работа, агаи Нафиси.
Советник хитро улыбнулся. Кажется, он оценил качество комплимента и понял, почему Дронго чуть повысил голос. Оба были профессионалами, и оба понимали друг друга лучше, чем третий, который слушал их разговор из соседней комнаты.
– Мы – близкие соседи и должны знать, что происходит друг у друга, – пояснил Нафиси. – Вы ведь наверняка знаете, что в нашей стране живет в два раза больше азербайджанцев, чем в независимом Северном Азербайджане.
– В Баку считают, что их там в три раза больше, – поправил своего собеседника Дронго.
– Возможно, – согласился Нафиси, решив не спорить по такому вопросу, хотя в других случаях иранцы с таким количеством азербайджанцев никогда не соглашались. Это была болезненная тема для обоих государств. Разделенный двести лет назад между двумя великими державами – Россией и Персией, азербайджанский народ почти два века мечтал об объединении. Разумеется, подобные планы никак не входили в расчеты руководителей Ирана, ведь подобное объединение означало бы фактическое отторжение почти четверти территории страны с одной третью его населения. Иранцы предлагали объединяться, присоединяя Северный Азербайджан к Ирану. В отношении проживающих на своей территории азербайджанцев центральное правительство Ирана проводило очень жесткую ассимиляционную политику. Причем это не зависело от того, какой режим был в Иране, – шахская монархия, теократический режим или демократическая республика. Во всех случаях миллионы азербайджанцев не имели ни одной школы на родном языке и соответственно ни одного высшего учебного заведения. Не было журналов и газет, в официальных учреждениях можно было говорить и писать только на фарсидском языке. Оба собеседника хорошо знали эту проблему.
– Мы должны быть в курсе, что происходит у наших близких соседей и друзей, – сообщил, ласково улыбаясь, Нафиси.
– И вы знаете? – быстро уточнил Дронго.
Интересно, что ответит его собеседник, с учетом другого человека, который слышит их разговор? Но Нафиси нелегко было сбить с толку.
– Стараемся, – коротко ответил он.
Но Дронго, решив дожать дипломата, невинным голосом спросил:
– Тогда, может, вы знаете, кто именно стрелял в мсье Шевалье?
– Именно поэтому мы вас и пригласили, уважаемый агаи эксперт, – опять ласково улыбнулся советник, хотя было заметно, что эта улыбка дается ему с трудом. – Мы знаем, что вы приехали сюда не просто так. Вас наверняка убедили в Москве провести независимое расследование этого убийства. Не скрою, что ваше расследование очень интересует и мою страну…
– В таком случае почему вы не прислали своего специалиста? Или вы считаете, что мсье Лелуп и товарищ Никитин справятся лучше ваших сыщиков?
– Я так не говорил, – возразил Нафиси. – Если мы не послали конкретного человека, это совсем не значит, что мы не интересуемся данным преступлением. Вы ведь талантливый эксперт и должны понимать, что мы сумели вас так быстро вычислить только потому, что занимаемся убийством Армана Шевалье очень тщательно и бросили на поиски преступников большие силы. Иначе и быть не могло, ведь это преступление – откровенный вызов нашему государству. И всем честным людям в наших странах, – быстро добавил он.
– И у вас нет никаких возможных версий?
– Конечно, есть. Не нужно даже гадать. Это либо американцы, либо израильтяне. Первая версия, конечно, Израиль, вторая возможная версия – американцы. Есть еще и третья, при которой они действуют вместе.
– А если вы ошибаетесь? Американцы решили задействовать даже генерального представителя ФБР, чтобы выяснить, кому и зачем понадобилось убийство французского дипломата.
– Это, скорее всего, только игра.
– Как и ваше приглашение сюда, – неожиданно заметил Дронго. – Ведь все может быть гораздо проще – вы сами убрали ненужного вам осведомителя, а теперь пытаетесь убедить меня, что не имеете к этому никакого отношения.
Наступило долгое и неприятное молчание. Нафиси осторожно положил ложечку на тарелку, но она все равно звякнула.
– У вас бурная фантазия, – проговорил наконец советник, на этот раз значительно понизив голос.
– Я назвал всего лишь одну возможную версию, – сказал Дронго, – а подобных версий может быть несколько.
– Мы учтем и это ваше замечание, – пообещал Нафиси.
– Шевалье был слишком хорошим другом?
– Он был просто достаточно понимающим человеком, – ответил Нафиси, – понимающим, что однополярный мир «Пан Америка» вредит всем, в том числе и его собственному государству.
– Я могу узнать, зачем вы меня пригласили?
– Именно для того, чтобы поговорить с вами о вашем возможном участии в этом расследовании. Судя по всему, вы вернулись в Баку не для того, чтобы вспоминать свою молодость. Сначала вы позвали к себе высокопоставленного сотрудника прокуратуры, а потом поехали в резиденцию российского посла, так что мы можем сделать соответствующие выводы. Вы прилетели сюда для того, чтобы найти убийц французского дипломата. Мы хотим вам помочь всем, чем только можем. Деньгами, связями, людьми. Сделать все, чтобы вы могли успешно провести расследование.
– И ничего не хотите взамен. Неужели такое бескорыстие?
– Я этого не говорил. У нас есть одно условие: вы должны сообщить нам ваши выводы чуть раньше, чем вы сообщите о них кому бы то ни было, даже вашим русским заказчикам или вашим бакинским друзьям. Обратите внимание, мы не требуем от вас никаких гарантий, что вы не сообщите о преступниках другим государствам, мы только хотим быть первыми. И за эту небольшую любезность готовы заплатить вам любой гонорар.
Дронго молчал.
– Сто, двести, триста тысяч. Сколько вы хотите? – продолжал настаивать Нафиси. – Я надеюсь, вы понимаете, как мы вас уважаем. Это не взятка, это всего лишь предложение о некоторой компенсации ваших расходов и затраченных усилий.
– Уверен, что вы заранее знали, что денег я не возьму, – сказал Дронго.
– Знаем, поэтому я сделал оговорку. Это будет лишь компенсация за ваши усилия…
– Вы должны понимать, что я ничего не могу обещать…
– Конечно, – согласился Нафиси, – но мы позвали вас не только из-за этого. Мы хотим, чтобы вы узнали от нас нашу позицию, которую вам могут сообщить другие, среди которых найдутся и наши враги. Ни мое государство, ни мое правительство, ни наши люди не имеют никакого отношения к этому убийству. Повторяю: Арман Шевалье был нашим другом, и мы скорбим по поводу его смерти.
– Это я уже понял, – кивнул Дронго.
Нафиси поднялся первым. Протянул руку и торжественно заявил:
– Мы будем рассчитывать на ваше понимание.
Когда эксперт ушел, дверь соседней комнаты открылась и на пороге возник посол. Он подошел к стоявшему в задумчивости Нафиси и спросил:
– Что вы о нем думаете?
– Умный, осторожный, внимательный, наблюдательный, сообразительный человек, – ответил Нафиси, – и очень опасный. Конечно, он приехал для проведения параллельного расследования. Видимо, русские не особенно доверяют даже своему специалисту, которого сюда послали. Хотят подстраховаться, учитывая, что этот человек может связаться с большинством из местных сотрудников, занимающихся этим расследованием.
– Вы по-прежнему считаете, что Шевалье убили по приказу израильтян или американцев?
– Я в этом уверен. И нарочно сделали это у российского посольства, чтобы вдобавок поссорить нас с русскими. Мы обязаны вычислить и найти заказчиков и исполнителей этого убийства. Если сумеем их найти и докажем русским, что убийцей были агенты американцев или израильтян, это поможет Москве в торге с Вашингтоном и Тель-Авивом, которые так откровенно хотят начать с нами войну и которых пока сдерживает только позиция Москвы и Пекина.
– А если Дронго не сумеет ничего найти? – предположил посол.
– Тогда будет гораздо легче, – откровенно произнес Нафиси, – обратно он уже не улетит…
– Вы считаете, что эту миссию должны выполнить сотрудники нашего посольства?
– Необязательно. Если он провалится, этого провала ему не простят сами русские. И найдут способ его устранить. Да и французам может не понравиться его самодеятельность. А если всех такой вариант устроит и они самоустранятся, тогда мы сами постараемся сделать так, чтобы он не уехал отсюда, ничего не найдя. Повторяю: он не просто эксперт, он очень опасный человек.
– Не забывайте, Нафиси, что нас очень волнует позиция официального Баку в возможном военном конфликте Тегерана с Вашингтоном, – нахмурился посол. – От позиции Баку может многое зависеть.
– Я всегда об этом помню.
– И еще фактор Карабаха, – напомнил посол. – Здесь могли работать разведчики, переброшенные из Армении, чтобы дестабилизировать ситуацию в Азербайджане, хотя это исключительно рискованный для Еревана вариант. Мы послали своих сотрудников в Ереван, чтобы уточнить и этот момент.
– Мы проверим все версии, – согласился Нафиси, – и узнаем, кто убил французского консула.
Дронго вышел из здания посольства, спустился по мраморным белым ступенькам. Рядом стояла будка с сотрудником полиции. Его машине не разрешили останавливаться перед посольством, и водитель отъехал достаточно далеко, остановившись за углом. Дронго прошел метров тридцать или сорок, когда увидел свою машину. К его изумлению, водителя в салоне автомобиля не было. Неужели он мог куда-то уйти, недоумевающе подумал Дронго, а подойдя ближе, увидел лежащего на сиденье водителя. Сомнений не оставалось: водитель был либо убит, либо лежал без сознания, упав верхней частью туловища на соседнее сиденье. Дронго быстро шагнул вперед и раскрыл дверцу.
– Только этого не хватало, – огорченно пробормотал он, нагибаясь к несчастному и пытаясь нащупать пульс. Услышав тихое биение сердца, он тяжело вздохнул: – Жив. Значит, его просто оглушили.
Оглянувшись и поняв, что отсюда машина видна охране иранского посольства, открыл бардачок и обнаружил, что пропало оружие водителя.
– Это уже совсем неприятно, – тихо проговорил он, закрывая дверцу. И только теперь заметил бумагу, лежавшую на коленях оглушенного водителя.
«Не считайте себя умнее всех. Немедленно уезжайте», – было написано по-русски. Дронго еще раз оглянулся по сторонам. Редкие прохожие спешили по делам, никто не смотрел в их сторону. Он снова взглянул на своего водителя. Бедный парень, наверное, он открыл стекло и кто-то чужой, проходивший по улице, сумел незаметно подойти к машине и быстро оглушить его. Нужно вызвать врача, чтобы осмотрел парня, и отвезти его домой. Придется самому сесть за руль, но это неважно, главное – водитель несильно пострадал. Лучше самому отвезти его к врачу, а потом подумать об этой записке и исчезнувшем оружии. Это не просто дурной знак, это очень плохо, что кто-то решил действовать подобным образом. Теперь придется считаться и с этими неизвестными, которые забрали пистолет его водителя и так безжалостно ударили по голове молодого парня.
