Чингиз Абдуллаев
Только свои
Глава 2
Мы вылетели с женой в Лондон, купив два билета бизнес-класса. Рейс семьсот тринадцать вылетел из Цюриха в час двадцать по местному времени. Из Швейцарии до Лондона лететь около полутора часов, даже меньше. Обожаю эти европейские расстояния. Всю Европу можно облететь за несколько часов. При этом я всегда вспоминаю, как мы летаем с нашей родины через Москву в Европу. По шесть-семь часов! До чего же удобно быть европейцем и жить где-нибудь в Париже. За один час вы можете долететь до Лондона, Брюсселя, Цюриха, Франкфурта, Амстердама. За два часа – до Мадрида, Рима, Венеции, Мюнхена, Берлина… В общем, все рядом. А летать на самолетах я очень люблю, особенно в бизнес-классах. Великолепное обслуживание, интересные люди вокруг, приветливые стюардессы, очень приличная еда. Хотя бизнес-класс мне не оплачивался, по моему статусу мне полагалось летать только экономическим классом, но благодаря помощи отца я мог нормально существовать и не зависеть от моей нищенской зарплаты дипломата.
Моему отцу в тот момент было пятьдесят пять лет. Он увлекался теннисом и плаванием, старался поддерживать себя в хорошей форме. Мне многие говорят, что я на него похож. Хотя у меня подбородок не такой волевой, как у него, и глаза мамины. И, конечно, я меньше ростом. Мы с Рахимой почти одного роста. И моя сестра тоже моего роста, что для женщины, наверное, неплохо. Но отец был ростом почти в метр восемьдесят, а мама – лишь в метр шестьдесят пять. Должно быть, мы с сестрой пошли в маму, так как у нас обоих рост чуть больше метра семидесяти.
Хочу сказать несколько слов о моей матери – Машпуре. Ей тогда было только пятьдесят два года. Из этого ясно, что она вышла замуж совсем молодой и родила меня, когда ей исполнилось двадцать лет. Отцу в это время было двадцать три. Мать из семьи потомственных биологов, у нее в семье все были ученые – ее дед, отец, дядя. И сама она тоже окончила биологический факультет, хотя никогда не работала по специальности. Еще в институте она вышла замуж за моего отца и вскоре уехала с ним. Где только они не работали! Ей пришлось ездить за мужем по всему свету.
Мы должны были прибыть в Лондон примерно в два часа по их времени. Упрямые англичане и в этом отличаются от всей Европы, у них – свое время. Наверное, это правильно, ведь их остров западнее, чем вся Европа. Под влиянием англичан португальцы тоже взяли себе их время. Хотя, по-моему, они это сделали нарочно, в пику испанцам. И получилось, что на одном полуострове два разных временных пояса – в Испании и в Португалии. При этом испанская Галисия находится даже западнее основной части Португалии. Но каждая нация пытается самоутвердиться за счет своих соседей. В Лондоне, например, самые известные места – это Трафальгарская площадь с памятником адмиралу Нельсону, памятник Веллингтону на Парк-Лайн, площадь Ватерлоо и так далее. Если бы не было Наполеона, то англичанам нужно было бы его придумать – так много в их истории связано с этим человеком. А приезжаешь в Париж – и сразу видишь Аустерлицкий вокзал, площадь Ваграма, Триумфальную арку, бульвар Севастополя… В общем, все как у других. Хотя встречаются и иные примеры, так сказать, обратного действия. В том же Париже существует площадь Сталинграда, тогда как такого города давно уже нет в самой России. Вот какие иногда случаются исторические парадоксы.
Рахима сидела, закрыв глаза и недовольно отвернувшись от меня. В аэропорту мы, как всегда, поругались, и теперь она так демонстрировала мне свое настроение. Каждый раз, когда мы куда-нибудь летим, Рахима умудряется что-нибудь купить в магазинах беспошлинной торговли. Мне не жалко, пусть покупает что хочет. Но не тогда, когда до отлета остаются считаные минуты. Из-за нее мы каждый раз вбегаем в салон самолета чуть ли не последними. Хорошо, что у нас бизнес-класс и стюардессы не ругаются, но нельзя же это превращать в привычку. Рахима – человек абсолютно безалаберный, она не чувствует времени. Поистине избалованный родителями младший в семье ребенок. Собственно, так оно и получилось. Сначала ее мать родила старшую и среднюю дочерей. Затем был перерыв в несколько лет, и наконец они решились завести третьего ребенка. Наверняка мой тесть хотел иметь сына. Однако родилась Рахима. Так она и стала самой маленькой и самой любимой, самой обожаемой в семье. Рахима даже сейчас разговаривает как маленькая девочка, что меня порой бесит. Объективно я понимаю, что она красивая, симпатичная молодая женщина. У нее стройная фигура, она не поправилась после родов, маленький носик, карие глаза, роскошные волосы. Но ее необязательность и разболтанность постоянно действуют мне на нервы.
Каждый раз, когда мы куда-нибудь уезжаем, Рахима умудряется забыть дома какую-нибудь нужную вещь, и нам приходится покупать новую зубную щетку или новый фен уже в другом городе. Она не умеет следить за квартирой, у нас дома все вещи куда-то исчезают, а затем появляются не по нашему желанию. И на родине, и в Швейцарии у нас есть домработницы, но они не могут делать все за хозяйку. Определить каждому предмету свое место – это дело самой Рахимы. Одним словом, после аккуратной и пунктуальной матери я столкнулся с девчонкой, которую так и не мог приучить к элементарному порядку.
Я недовольно покосился на нее. В последнее время я часто ловил себя на мысли, что несколько поспешил с женитьбой. Конечно, ее отец мне очень помог, отправив нас в Швейцарию, конечно, материальных проблем у нас нет, и все-таки можно было найти жену немного покладистее и более домовитую. А эту интересуют только вечеринки, ночные клубы, разные дискотеки. Рахима не хотела понимать, что здесь она – жена дипломата. И мы все на виду. За шесть лет нашей совместной жизни я ни разу не видел ее с книгой в руках. В лучшем случае она читала какие-то журналы вроде «Космополитэна» или «Форбса». Она неплохо выучила английский и затем взялась за французский. Но, похоже, это единственные плюсы в ее жизни. И еще, разумеется, рождение нашего сына. Однако к этому и я приложил усилие.
Нужно было видеть, как тяжело Рахима переносила беременность! Об этом лучше не вспоминать. Любой запах вызывал у нее приступы рвоты, последние месяцы она лежала в кровати, не вставая. Почти ничего не ела, кроме фруктов. Хорошо, что мальчик родился здоровым. У Рахимы резус отрицательный, и она твердо решила больше не рожать. Где-то прочла, что с таким резусом последующие дети могут оказаться неполноценными. Все мои разговоры о том, что это глупости и в двадцать первом веке нельзя так себя вести, ни к чему не привели. В конце концов я махнул рукой. Ахмаду только пять лет, а Рахиме только двадцать пять. Она еще успеет родить братика или сестричку нашему сыну. Но терпеть еще девять месяцев ее новую беременность, да еще сидя с ней в Швейцарии, я не смог бы.
За время нашей командировки в этой альпийской стране к нам несколько раз приезжали наши родственники. Сестры Рахимы с мужьями, моя сестра с мужем, наши родители. Скучать не приходилось, Швейцария нравится всем. И нужно отдать должное Рахиме, она радушно встречала наших гостей. С сестрами ходила по магазинам, и я с удовольствием наблюдал за лицами их мужей, когда жены приносили им подписанные чеки. Суммы были внушительными. Единственный человек, которого невозможно было «развести» на крупную сумму, был наш зять – Тудор Григориу. Очень состоятельный человек, миллионер, он не позволял себе тратить лишние деньги. Я всегда ставил его в пример Рахиме. Тудор одевался лучше всех, по последнему слову моды, у него были лучшие автомобили, и жил он в самых дорогих отелях. Все это работало на его имидж, помогало ему в переговорах. А просто так потратить деньги он не мог. Купить ненужную вещь или заплатить за горнолыжный курорт ему казалось верхом глупости. Конечно, если на курорте в это время не находился какой-нибудь министр или чиновник, от которого зависела судьба контракта. Тудор вел себя как настоящий европейский прагматик.
Рахиме не нравилось, когда я указывал ей на имевшиеся пробелы в ее воспитании и образовании, но насчет моего зятя она соглашалась со мной на все сто процентов. Тудор нравился женщинам. Еще бы! Природное обаяние плюс наглая внешность, подкрепленная кучей денег. Глядя на него, любой сразу понимал, что имеет дело с человеком, стоящим несколько миллионов долларов. Моя сестра ни в чем не нуждалась, а для нас всех это было главным.
Моя мать видела все недостатки Рахимы, но как умная женщина не делала ей замечаний, полагая, что со временем невестка образумится. Однако Рахима оставалась взбалмошной, неуправляемой, капризной девочкой, словно по-прежнему жила под крылом любящего папы, а не была супругой перспективного дипломата. Это я про себя.
В общем, у нас была нормальная семья, каких тысячи по всему миру. Обратите внимание, что я не сказал – миллионы. Я понимал, что мы живем гораздо лучше многих. Особенно это относилось к моим соотечественникам. Для многих из них сто долларов были большие деньги, а тысяча – почти недостижимая сумма. Когда мы обедали в местечке Крисье у знаменитого повара месье Жирарду и мне принесли счет на шестьсот евро за четверых, я расплатился, даже не подумав о сумме. А ведь на такие деньги многие семьи живут не один месяц. Но это уже не моя проблема. Мне вообще трудно представить, что я мог бы быть другим. В отличие от многих моих товарищей, у меня была собственная трехкомнатная квартира в Москве, которую мой отец имел как сотрудник Министерства иностранных дел. Пока они с матерью находились в командировках, я большую часть времени проводил с бабушкой. Моя сестра жила у дяди или уезжала к родителям, а мы оставались вдвоем. Можете представить, какие загулы я устраивал! Мы с сестрой учились в школах при дипмиссиях, и только во время учебы в институте я оказался без родительского контроля.
Еще повезло, что после первого приема наркотиков меня вывернуло наизнанку, и я с тех пор не притрагивался к этой гадости. У меня даже на сигареты аллергия, и, полагаю, это меня спасло от крупных неприятностей. Из четырех ребят, с которыми я дружил во время учебы, один стал законченным наркоманом, второй – известным олигархом, я ушел на дипломатическую службу, а четвертого убили где-то в Новосибирске. Выходит, из всей компании у меня второе место, если говорить о том, что из нас в конце концов получилось. А может, даже первое, учитывая, что мой друг-олигарх вынужден вкалывать с утра до вечера, оставаться в Москве, постоянно рисковать собой, находить общий язык с чиновниками и местными бандитами. Иногда я думаю, что мне повезло больше, чем всем остальным. Но это так, для собственных размышлений.
В аэропорту нас встретил водитель отца. Я уже привык, что меня встречают, как самого посла. Проводят в VIP-комнату, где ждут другие. На сей раз, кроме водителя, в аэропорт приехал и первый секретарь нашего посольства, который любезно улыбался Рахиме, по-моему, даже больше, чем мне, а я должен был делать вид, что не замечаю его приторной лести. Все уже знали, что наш премьер-министр кандидат на вылет, а главным претендентом на его пост прочат личного друга президента, нынешнего вице-премьера, отца Рахимы. На минуточку я представил, что будет, если он станет премьером. Нет, я не против – мне будет даже хорошо. Но Рахима в таком случае станет вообще неуправляемой стервой. Оставалось надеяться, что до президента ему никогда не дорасти. У нас на Востоке быть зятем президента прекрасно, но быть мужем дочери президента – это самое тяжкое, что только можно пожелать человеку.
Встречающие получили наш багаж – четыре чемодана от Луи Виттона. Можете себе представить? Четыре огромных чемодана! Будто мы приехали не на Рождество к родителям, а решили навсегда переехать в Великобританию.
Моя жена не хотела останавливаться в доме моих родителей. Она привыкла разбрасывать вещи по всем комнатам, и ее не устраивала посольская резиденция моего отца. Поэтому мы сняли президентский номер в «Дорчестере», где за одну неделю проживания предстояло заплатить около пяти тысяч долларов. И это еще при том, что нам сделали дипломатическую скидку. Конечно, мне не очень хотелось выбрасывать такие деньги, но ничего не поделаешь. Поселить мою жену вместе с родителями было невозможно. К тому же я точно знал, что мой отец все равно не позволит мне оплатить счет. И поэтому, сидя в «Мерседесе» посла, спокойно смотрел, как за окном мелькал Лондон.
Не знаю почему, но мне не нравится Лондон. Он меня подавляет. Мне по душе небольшие европейские города, спокойные и ухоженные. Может, у меня такое пристрастие после огромной Москвы, которая не только по размерам и численности, но и по своей энергетике, по насыщенности духовной жизни напоминает целый континент? Огромный и малоуправляемый. Хотя я понимаю, что Москва и Лондон – два мировых центра, где делается политика.
Первый секретарь нашего посольства – Абдулмамед, мужчина среднего роста, постоянно улыбаясь, рассматривал нас с Рахимой. Одет он был в дешевый темный костюм и дешевую рубашку. Рахима презрительно морщилась, поглядывая на этого «дипломата», который наверняка попал сюда в результате многолетней «отсидки» в МИДе и для которого это назначение в Лондон – высшая точка в его дипломатической карьере.
По его внешнему виду сразу было понятно, что он экономит каждую копейку, каждый фунт, стараясь что-то отложить на черный день. Я знал, что у него двое маленьких детей и женился он довольно поздно, в тридцать четыре года. Теперь ему было около сорока. Он продолжал нам улыбаться, но меня нельзя было этим обмануть. Я понимал, как он нас ненавидит. Ненавидит моего отца, который был успешным дипломатом в бывшем Советском Союзе и остался таким же в нашей нынешней независимой республике. Ненавидит меня – молодого «барчука», который получил назначение в Швейцарию, имея такую жену, кучу денег, поддержку родственников и знакомых. Ненавидит мою жену, семья которой может стать второй семьей в нашем государстве, а это многое значит и для всех ее членов. И при этом он отлично знает, что его место внизу. Пожизненно. В лучшем случае еще лет через десять или пятнадцать он станет советником, а потом его отправят на пенсию. Послом ему никогда не быть, послами назначают совсем других людей, и не обязательно дипломатов. А другую карьеру делать уже поздно. В сорок лет ему ничего не светит. И поэтому он должен нам улыбаться, угождать. Знаю, что публиковать такие откровения у нас не принято, сказывается советский менталитет, но я полагаю, что могу рассуждать откровенно. Тем более что собираюсь рассказать о вещах гораздо более страшных и неприятных.
Тем временем наш автомобиль въехал в самый центр города, где на Парк-Лайн находится знаменитый «Дорчестер». Абдулмамед радостно сообщил нам, что номер уже заказан. Для нас приготовили вино и фрукты. Все как обычно, это входит в стандартный набор для гостей отеля.
– А моя сестра уже прилетела? – спросил я его, глядя на часы.
До центра города мы добирались почти час. И еще меня бесит это правостороннее движение. Ну почему англичане такие упрямцы?! Неужели не могут ездить, как все, сделав руль слева? Откуда такое многолетнее упорство? Видимо, никто не удосужился подсчитать, сколько англичан попадает в автомобильные аварии, оказываясь в Европе или в Америке.
– Они прибудут ночью, – любезно ответил мне Абдулмамед.
– Где они будут жить? – поинтересовался я. – Тоже в «Дорчестере»?
– Нет, в «Ройял Ланкастере». Они сняли обычный двухместный номер, – сообщил он.
Рахима сделала вид, что не слышит. Она смотрела в окно. А я решил, что нужно будет обратить ее внимание на этот факт. Миллионер Тудор Григориу снимает обычный двухместный номер в хорошем отеле Лондона. А я должен из-за прихотей моей супруги оплачивать сюит в одном из лучших отелей города. И это учитывая, что у меня денег раз в сто меньше, чем у Тудора. Но на Рахиму такие разговоры не действуют. Она привыкла к тому, что деньги на кредитной карточке «Американ-экспресс». А кредит не ограничен, можешь тратить столько, сколько захочешь.
Мы уже подъезжали к отелю, когда зазвонил мой телефон. Это был отец. Он приветствовал нас в Лондоне и пригласил на ужин в резиденцию. Я пообещал, что мы придем, и убрал аппарат.
– Я не пойду, – заявила Рахима. – Мне нужно прийти в себя, отдохнуть после дороги.
– Ты очень устала? – Иногда она просто выводит меня из себя. Летела полтора часа бизнес-классом из Швейцарии в Англию. Интересно, от чего можно было устать?
– Мне нужно отдохнуть, – повторила Рахима, повышая голос. Ее кукольное лицо выражало недовольство.
Водитель и Абдулмамед испуганно выскочили из автомобиля, даже не решаясь выгружать наш багаж. Подозвали швейцара, делая вид, что не слышат нашей перепалки.
– Дура, – сказал я негромко, – что ты устраиваешь при людях? Мы приехали сюда, чтобы встретить вместе Рождество и Новый год.
– Я не хотела ехать, – громко ответила она. Кажется, слишком громко. И по-моему, сделала это нарочно, чтобы все ее слышали, – это ты уговорил меня сюда приехать.
– Завтра Рождество, – напомнил я, – или ты забыла?
– А ты теперь у нас католик? – отозвалась Рахима. – Или твой отец католик? Посол мусульманской страны, отмечающий Рождество. – Выйдя из машины, она сильно хлопнула дверцей.
Делая вид, что ничего не происходит, я с улыбкой вылез из автомобиля. Все смотрели на Рахиму. Нельзя устраивать скандал при сотрудниках посольства. Они расскажут об этом не только всему посольству, но и всем приезжающим сюда гостям. Сначала об этом узнает мой отец, затем – мать. И наконец, родители Рахимы. Поэтому мне нужно было улыбаться и демонстрировать окружающим, что все идет нормально.
Мы вошли в просторный холл, где нас встретил предупредительный портье. Про себя я решил, что нужно просто немного подождать. Уже через час Рахима будет в другом настроении, и тогда я смогу ее убедить поехать на ужин к моим родителям.
Глава 3
И, конечно же, вечером мы вместе поехали. При ее характере сидеть одной в номере даже самой роскошной гостиницы почти невозможно. А в Лондоне все магазины по ночам закрыты, это Рахима тоже хорошо знала. В театры попасть трудно, да она их и не очень любила. А пойти без меня в ночной клуб побоялась бы. Все-таки ей было не так много лет, и она выросла в полупатриархальной семье. Правда, Рахима быстро освоилась, став завсегдатаем самых роскошных магазинов Швейцарии, но здесь не тихая маленькая страна, где все друг друга знают и все друг с другом здороваются. Лондон – это отдельный мир, не всегда понятный и гостеприимный.
Рахима надела темно-синее платье с длинными рукавами. Она заказывала его в Италии, специально ездила для этого в Милан. Платье ей очень шло. Честное слово, объективно я понимал, что внешне она производит впечатление симпатичной девочки, больше похожей на фарфоровую куколку, чем на живую женщину. На наших девочек она совсем не походила – в ней скорее просматривалась своеобразная китайская красота. Говорят, среди предков ее матери были корейцы и уйгуры. Вообще считается, что, если в человеке смешивается кровь разных народов, он бывает не только умным, но и красивым. К сожалению, первая половина этого утверждения моей супругой не подтверждалась, но зато вторая выглядела почти справедливой. Даже в холле отеля на нее тут же обернулся один англичанин. Иногда я думаю, что, если бы она не была моей женой, я бы мог в нее даже влюбиться. Красивая, стройная, с роскошными волосами, аккуратными чертами лица и невозможно сволочным характером. Нет в мире совершенства, это я теперь знаю точно.
Отец прислал за нами свою машину с нашим государственным флагом. Нам открыли дверцы автомобиля, и мы уселись в салон, словно я посол при дворе Ее Величества. А может, так и будет? Со временем мой отец уйдет в отставку или станет на родине министром иностранных дел. Ведь если отец Рахимы будет премьером, то лучшей кандидатуры на должность руководителя внешнеполитического ведомства ему не найти. Да и президент должен понимать, что ему выгодно иметь в качестве министра такого опытного дипломата, связанного близкими родственными отношениями с его личным другом, ставшим премьером.
Всю дорогу Рахима демонстрировала мне свое недовольство. А когда мы уже подъезжали к резиденции, повернула голову и спросила:
– Твой отец опять пригласил эту дрянь?
– Кого? – От изумления я не понял, о ком она говорит.
– Ну, эту бывшую манекенщицу, – зло пояснила Рахима. – Если она думает, что, выйдя замуж за Салима Мухтарова, может спокойно появляться в приличном обществе, то глубоко ошибается. Всем известно, что она была любовницей Саитмурада. Он купил ей квартиру. А потом была близка с этим олигархом – Дименштейном, с которым жила два года и который сделал ее вице-мисс России. Об этом писали все российские журналы…
– Ты бы поменьше обращала внимание на «желтую» прессу, – посоветовал я.
– При чем тут пресса? – нервно перебила меня Рахима. – У нее было такое бурное прошлое, что я удивляюсь твоему отцу. Как он может принимать в своем доме такую дешевку? Он же посол нашей страны. Если ему нужно встретиться с ее мужем, то пусть приглашает его в свой офис. Но ужинать с такой женщиной и принимать ее в резиденции посла…
Водитель посмотрел в зеркало заднего вида, и я понял, что он слушает наш разговор.
– Тише, – резко оборвал я Рахиму, – это не наше дело.
– Я только хочу тебя предупредить. Если ты начнешь строить этой дешевке глазки или попытаешься сделать ей комплимент, я сразу встану и уйду. Ты меня понимаешь? Достаточно того, как в ее присутствии тает твой отец. Я на месте твоей матери не пускала бы ее на порог…
– Хватит, – схватил я за руку эту полоумную, – не нужно так громко.
– Отпусти! – Она вырвала руку. – И учти, что я тебе сказала. И не сажай меня рядом с ней, мне это совсем не нужно.
Я промолчал. Иногда я думал, что нужно хотя бы один раз напомнить ей, кто хозяин в семье. Может, мне ее ударить? Два или три раза я ее уже толкал, несколько раз сильно сжимал ей руку. Но это не помогло. Иногда она доводила меня так, что мне действительно хотелось ее ударить. Но бить мать моего сына – это последнее дело. К тому же я не сомневался, что она тут же позвонит своему отцу. Нет, я не боялся, но знал, что мне придется оправдываться, объяснять, почему я ее ударил. Или, еще хуже, – ее отец мог прилететь к нам в Швейцарию. Однажды, когда мы поругались, находясь на отдыхе в Каннах, и я оставил ее одну, уехав в Ниццу, где мы жили, Рахима позвонила и пожаловалась отцу. У нее было полно денег, она спокойно могла сесть в такси и приехать в Ниццу. Но предпочла сообщить отцу, что я бросил ее в другом городе. Мой тесть перезвонил мне на мобильный телефон, и мне пришлось полчаса оправдываться за мой поступок. А потом я поехал обратно в Канны и нашел ее в ресторане, рядом с магазином, где мы поругались. Рахима как ни в чем не бывало доедала свой обед. Можете себе представить? Спокойно обедала, пока я мотался из города в город. Я думал, что могу ее задушить. Но увидев меня, она вдруг улыбнулась и спросила:
– Обедать будешь?
Интересно отметить, что в тот вечер у нас был особенно бурный секс. Я вообще обратил внимание, что на мою супругу скандалы действуют возбуждающе. По-моему, она настоящая истеричка. Стоит нам помириться после очередного «выяснения отношений», как ее тянет на секс. Учитывая мой московский опыт, я научил ее кое-чему за эти несколько лет, но применять весь «арсенал» знаний, полученных в Москве, конечно, не решался. Иногда мы только меняли позы. Правда, Рахима смотрела разные порнографические журналы и порой даже расспрашивала меня о вещах, о которых ей знать совсем не обязательно. Но в таких случаях я делал вид, что не знаю, о чем она говорит. Вы можете себе представить бывшего московского студента, у которого было несколько сотен проституток и хороших приятельниц? Ни один порнографический журнал не напишет о таких вещах, о которых мог бы я рассказать. Но моей жене это знать было совсем не обязательно. Хотя я замечал, что она человек творческий и в сексе ищет некоторого разнообразия.
Мы приехали в резиденцию к половине седьмого. Отец встречал нас у дверей. Как всегда подтянутый, красивый, моложавый, в хорошем костюме. Он следил за собой. Мать поцеловалась с Рахимой, потом поцеловала меня. Отец тоже по очереди расцеловал нас обоих, и мы вошли в дом. Там уже собралось несколько пар гостей. Среди них выделялся Салим Мухтаров. На сей раз он был в очень стильном костюме в полоску. Я знаю эти костюмы от Бриони. Они стоят по пять тысяч долларов. Но к мешковатой фигуре Мухтарова костюм совершенно не шел. Выглядел как на корове седло. Хотя, похоже, ему самому было абсолютно все равно, как на нем сидит его костюм. Этот человек торговал у нас на базаре жареными орешками. Потом был продавцом пива и воды. Вы спросите, каким образом, торгуя орешками, можно стать миллиардером? Этого я не знаю, хотя тоже догадываюсь, что таким образом нельзя накопить большую сумму.
Но в девяностые годы у нас развелось очень много богатых людей, глядя на которых лично я стал понимать, что хорошее образование и уйма прочитанных книг не дают ровным счетом ничего. Чтобы быстро стать баснословно богатым, гораздо важнее другое. Нужно обладать сильным хватательным инстинктом, быть беспощадным, безжалостным, даже по отношению к самому себе, уметь мгновенно принимать решения, терпеливо переносить возможные неудачи и абсолютно не иметь совести. Все эти качества в полной мере присутствовали у Салима Мухтарова.
Что касается его третьей жены, то она появилась в умопомрачительном наряде, кажется, от Кензо. Юбка чуть выше колен, а ноги у нее такие, словно она одолжила их у манекена. И какая фигура! Грудь, живот, бедра – все восторг. И роскошные глаза. Я всегда невольно чувствовал волнение, когда видел ее. Моя жена, очевидно, была права, ведь она замечала, как вели себя мужчины в присутствии Лены. Можно быть красивой женщиной, как моя жена, и просто нравиться представителям сильного пола. А можно быть ослепительной женщиной, как Елена Сушко, при взгляде на которую возникает тысяча непристойных мыслей. И при этом, учитывая ее нарочитую вульгарность и вызывающие наряды, эти мысли не кажутся столь уж невозможными. Каждый раз, глядя на мешковатую фигуру Салима Мухтарова, я пытался представить их в постели и почему-то начинал нервничать. Как такая красивая женщина может быть женой такого тюфяка, даже если он набит деньгами? Неужели не могла найти никого получше? Или для нее самая прекрасная подстилка – пачки стодолларовых купюр? Впрочем, глядя на ее наряды, часы и драгоценности, было понятно, что ей небезразлично, чем набит этот «тюфяк», как ясно и другое: если количество пачек окажется не столь плотным, она его просто выбросит.
За столом, кроме моих родителей, Салима Мухтарова с супругой и меня с Рахимой, были еще две пары: посол России в Великобритании с супругой и посол Казахстана с дочерью. Я понимал, что это полуделовой ужин, мой отец никогда не стал бы приглашать к себе в свою резиденцию других послов, если бы это не было ему нужно. Он вообще считал, что любую встречу необходимо использовать для дела. Мы с Рахимой сидели около посла России, и мне нравилось, как нас посадили. Во-первых, потому что я мог смотреть на Елену, которая оказалась напротив меня, а во-вторых, потому что такое соседство не раздражало мою жену. Слева от нас в торце стола сидел мой отец, напротив две пары гостей – Мухтаровы и казахский посол с дочерью. А справа, также в торце, – моя мать.
Обслуживать нас отец пригласил двух официантов. Все, как всегда, было безупречно. Сказывался большой дипломатический опыт моих родителей. Нам привезли очень выдержанные французские вина. Стол был украшен так, словно над ним поработали лучшие дизайнеры. Горели свечи, и можно было подумать, что здесь не резиденция обычного посла, а прием у одного из влиятельных герцогов Англии.
Мой отец был не просто дипломат, но и бизнесмен. Еще в советские времена он понимал, что жить на одну зарплату дипломата неправильно и даже глупо. Поэтому иногда пересылал нашему родственнику в Москве некоторые товары, бывшие тогда у нас в стране дефицитом, которые тот успешно реализовывал. Об этом знали только члены семьи. Затем в девяностом году отец вложил крупную сумму денег сразу в два кооператива, открытых в Москве и у нас на родине. Потом начал скупать недвижимость и даже приобрел какие-то акции новой компании, которая только создавалась. Отец рассказывал мне, как, появившись на презентации этой новой компании, он увидел известного певца Муслима Магомаева, который пел для гостей. Отец всегда был его большим поклонником, и это повлияло на его решение вложить часть денег в эту новую компанию. Только потом он узнал, что руководитель новой компании попросил свою сестру, знакомую Магомаева, уговорить известного певца спеть для них бесплатно, так как в тот момент компания не имела никаких дивидендов и даже не могла оплатить концерт известного мастера.
Вы уже догадались, как называется эта компания? Ну конечно, «Лукойл». Теперь один процент его акций дает такой доход, на который можно содержать не только наше посольство в Лондоне, но и еще несколько других подобных представительств. Так что отец и тогда не прогадал. В последние годы он еще активнее развивал свой бизнес и на этой почве сошелся с Мухтаровым. Они решили инвестировать крупные средства в нефтедобывающую промышленность. Акций «Лукойла» у моего отца было чуть больше четверти процента. А если бы он тогда взял два или три процента, то мог быть уже мультимиллионером.
Одним словом, мы мирно ужинали, отмечая мастерство повара, приглашенного отцом из ливанского ресторана. По-моему, у российского посла эта роскошь и еда вызывали некоторое раздражение. По привычке он, видимо, все еще считал себя «старшим» послом среди послов из государств СНГ, аккредитованных в Великобритании. И конечно, у него не было таких возможностей и таких средств, как у многих послов из стран СНГ. Ведь российская дипломатия во многом опирается на предыдущий опыт работы дипломатической школы в период советской власти и даже дореволюционной эпохи, тогда как для большинства стран СНГ это совершенно новая область – эти независимые государства не имели своих представительств за рубежом многие столетия. Именно поэтому на должности послов государств СНГ чаще всего попадают отставные чиновники, неугодные политические лидеры, ссыльные оппозиционеры, которых просто нужно убрать из страны. Среди них много состоятельных и влиятельных людей, занимающихся не столько работой, сколько своим бизнесом. Возможности тоже разные. Одно дело – работать в строгой иерархии выстроенной вертикали путинской России, и совсем другое – существовать в условиях позднего феодализма стран Средней Азии. Разницу можно почувствовать сразу.
