Стрела бога – Чинуа Ачебе

Держала эту книгу в више на один-единственный случай – если в «Вокруг света» снова попадется что-то вроде Западной Африки. Я уже познакомилась и с Адичи, и с Амосом Тутуолой – прошло время Ачебе…

Я ждала чего-то – крышесносного, высокопарного, с болью за свой народ. Букер в конце концов – не хухры-мухры… Что я получила – так до конца и не поняла. Я бы не сказала, что в книге два плана – скорее, полтора. Главный – рассказывает о племени в Африке – вроде в Нигерии, потому что постоянно поминалась долина великого Нигера (реки). Да простят меня великие гордые люди – но я просто не в состоянии запомнить их замечательные, звучные и мозговыносящие имена на языке игбо – по крайней мере, я надеюсь, что это был игбо. В Нигерии все не так просто – с игбо и урду я уже была знакома, а это племя на у… так запомнить и не смогла. Как зовут-то вождя этого – Эзеулу?.. В общем: автор описывает – жизнь племени. Со всей ее бытовухой, взлетами и падениями. Я бы не сказала, что план «белого человека» так уж выпячен. Да – повествование иногда срывалось к «белой резервации», вождя там к ним погнали – и все.

Очень странно – может, мне даже понравилось. Начало меня заворожило – вождь обозревает свою деревню, готовится к новому дню… Середина немного провисала под гнетом – бытовухи. Уж слишком подробно описан быт день за днем племени. А конец…

Да не такие уж мы и разные. Да – все эти младшие и старшие жены – не совсем свойственны нашей культуре. Но во многом – простой такой деревенский быт. И – деревенский досуг с базарными днями. Запомнилось, что – очень уж много племя бьет в барабан и поет по любому поводу. У них даже есть большой барабан, выдолбленный из ствола дерева. Автору удалось передать, что его герои изъясняются – очень иносказательно, в основном поговорками вроде

Кто притащил в дом хворост с муравьями – пускай ждет ящерицДа – священный питон и маски духов – это что-то совсем экзотическое. А вот сказка про поле духов и их подарки – очень напомнило «Госпожу метелицу».

Очень мне врезался в память эпизод – когда коренные жители изображают себя тупыми перед белыми «просветителями» – когда им это стратегически выгодно. Крайне забавная сценка, когда над грозным надсмотрщиком явно глумились: «Который из Эзеулу? Да я ж никакого не знаю!»

Вряд ли я решусь порекомендовать эту книгу. Если это и разрыв шаблона – то не сильный. День за днем быт племени, а противостояние белым – еще распаляющееся. Стиль интересный – такой поэтичный, почти притчевый. Но – бытовуха немного просаживает. А – обилие невероятно сложных имен и названий – просто кружит голову.

Было у отца четыре сына. Ещё у него было две жены. Дочери у него тоже были. Сам отец был жрецом, а дело происходило в жаркой Африке.

Вместо репки отец сажал ямс. И кокоямс. И много другой неизвестной нам растительности. Всё это успешно росло. До поры до времени. Пока не пришёл белый человек и не стал диктовать свои порядки.

Тут крокодил сразу перестал ловиться, а кокос расти. Все соседние племена переругались друг с другом. Надо признать, ругались они и до пришествия, но тут поругались как-то особенно яростно. Стали строить друг против друга козни. Кто-то перешёл на сторону белого человека. А что делать, жить-то надо. Жрец метался: то дружил с белым человеком, то пылал праведным гневом. Его бог что-то шептал ему на ухо, но жрец был не уверен, что слышит правильно.

Белый человек меж тем думал: хрена ли я припёр в эту Африку? Что мне дома не сиделось? Это всё Киплинг виноват. Колонизатор проклятый. В Африке плохо: много разных болезней и нет доктора Айболита, чтобы их лечить. Ещё не придумали.

В общем, всюду жизнь. Которая продолжается, несмотря ни на что. Одним жрецом больше, одним меньше, невелика разница.

Без причины жаба не поскачет среди бела дня.

(с)Чтобы сформулировать, о чём эта книга, мне понадобилось всего несколько слов – изнутри о другом, изнутри о других. Дальше потребуются уточнения и разъяснения, но, пожалуй, именно эти слова воплощают в себе тот самый стержень, без которого «Стрела бога» скатилась бы к уровню экзотической сказочки. Внешний мир, мир материального выглядит как декорация к очередному выпуску клуба кинопутешественников – жаркая африканская земля цвета обложки, жаренный ямс и кокоямс, предложение разделить орех кола в знак гостеприимства, невозмутимые лица старейшин, неожиданная местная версия ящика Пандоры – и моментальное ощущение погружения, ощущение себя там, не пришельцем, удивляющимся странным обычаям и диковинным предметам, но тем самым обывателем, аборигеном. Эффект присутствия дают даже не описания – сколько я читала книг, авторы которых не то что не пытались заглянуть за «внешнее», но и не подозревали, что кроме этого внешнего ещё что-то существует, что за каждым жестом стоит обычай, за каждым словом – обряд. И хотя Ачебе в общем-то бесконечно далёк от описываемых им соплеменников – этакий «продукт» миссионерства и колонизаторства, из того поколения, которое стало скорее нигерийцами, чем ибо, менталитет всё-таки не вытравишь ношением штанов и европейским образованием. Есть нечто, крепко удерживающее в своих лапах, напоминающее день за днём, что ты, кто ты, откуда пришёл и где искать свои корни. И это нечто создаёт в итоге ту самую картину сопричастности иной реальности, ту самую лазейку, которая позволяет влезть в голову иного человека. Немногословность, иносказания и символизм, повторы, стандартные формулы, порой заменяющие, а точнее облекающие в слова собственное мнение – мифологическое сознание воссоздано с редким мастерством. Это та точка отсчёта, с которой начинается понимание этих других людей, этой невозможной реальности, в которой «человек мог взглянуть направо и увидеть своего соседа, потом повернуться налево и увидеть стоящего рядом бога». И пожалуй, именно линия жрец – божество является в романе самой мощной, хоть на протяжении всего романа она едва намечается, выскальзывает из пальцев и только в конце складывается в сакраментальное – какова цена того, чтобы быть рупором божества? и можно ли вообще отделить себя от него? «Ведь одна половина его существа – это человек, а другая – та, что во время важных религиозных обрядов закрашена белым мелом – дух, ммо. И половина всех совершенных им в жизни поступков совершена той его стороной, которая есть дух.» Мощь лишь немного не дотягивающая до уровня «Двойного языка» Уильяма Голдинга. Впрочем, гораздо больше внимания Ачебе уделяет куда как более актуальной и, вероятно, понятной что нам, что нигерийцам теме – столкновение старого и нового, столкновение традиций предков и новшеств белого человека. И очень интересно наблюдать за тем, как преломляется привычная реальность под воздействием неведомого ранее. Бесспорно принимать или яростно отвергать- это всего лишь две крайности, между которыми находятся причудливые гибриды. К примеру, культ карго, последователи которого повторяют действия белого человека, чтобы «приманить» предметы, якобы созданные духами предков и передаваемые посредством европейцев. Гибкость сознания ограниченна – всесилие белого человека не оспаривается, но корни его вплетаются в ту самую традиционную картину мира. И очень здорово, что проблема столкновения цивилизаций показана Ачебе с двух сторон – из головы жреца и его соплеменников и из головы чистеньких белых колонизаторов. Отдельный респект автору, кстати, за данную вскользь изумительно точную формулировку отличий подходов французского и английского колониального аппарата. Колонизаторы в общем выглядят вполне обычно – такие чиновники, пришедшие в общем с благой целью, с некими даже моральными принципами. Беда лишь в том, что они ни черта не понимают в окружающем их мире и – вот ведь ирония! – вплетают аборигена в свои представления точно так же, как это делает он. Чтобы понять другого, нужно стать им.