cвятитель Феофан Затворник
Путь ко спасению
Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р19-914-3273
Печатается по изданию: Феофан, еп. Путь ко спасению. (Краткий очерк аскетики). Ч. 3. Начертание христианского нравоучения. М., 1899.
© Сретенский монастырь, 2011
От издателей
Книга «Путь ко спасению» – итоговое произведение святителя Феофана Затворника в серии его трудов под названием «Начертание христианского нравоучения». Эта серия была задумана святителем как духовное руководство для людей самых разных слоев общества. Источники, на которые опирался епископ Феофан, – слово Божие, учение святых отцов Церкви, аскетические писания отцов-подвижников, жития святых и церковные песнопения, прославляющие христианские добродетели. Книга святителя выдержала множество изданий, но ее актуальность только возрастает.
Введение
В «Начертании христианского нравоучения» изобра-жены обязательные для нас чувства и расположения, но этим сказано далеко не все потребное к устроению своего спасения. Главное дело у нас – действительная жизнь в духе Христовом. А этого только коснись – сколько откроется недоумений, и сколько поэтому потребно указаний, и притом почти на каждом шагу!
Правда, там последняя цель человека указана: в общении с Богом, и путь к ней изображен: это вера с хождением в заповедях, при помощи благодати Божией. Приложить бы только слово: вот путь! Иди!
Легко сказать: вот путь, иди! Но как сделать это? Большей частью недостает желания идти. Упорно отревает душа, увлеченная какою-либо страстью, всякое понуждение и всякий призыв, очи от Бога отвращает и смотреть на Него не хочет. Закон Христов не по сердцу, ей и слушать о нем нет расположения: душа, как говорят, не лежит. Спрашивается, как же дойти до того, чтобы родилось желание идти к Богу путем Христовым; как сделать, чтобы закон напечатлелся в сердце и человек, действуя по этому закону, действовал бы от себя, непринужденно, чтобы закон этот не лежал на нем, а как бы исходил от него?
Но пусть обратился кто к Богу, пусть возлюбил закон Его; самое шествие к Богу, самое хождение путем закона Христова необходимо ли уже и будет ли успешно только потому, что мы возжелали сего? Нет. Кроме желания необходимо еще иметь силы и умение действовать: нужна мудрость деятельная. Кто вступит на истинный путь богоугождения или начнет при благодатной помощи стремиться к Богу путем предначертанного закона Христова, тому неминуемо будут угрожать опасности сбиться на распутья, заблудиться и погибать, воображая себя спасаемым. Эти распутья неизбежны даже и в обращенном вследствие остающегося греховного позыва и расстройства сил, которые и в этом состоянии способны представлять вещи в превратном виде – прельщать и губить человека. К этому присоединяется лесть от сатаны, который неохотно расстается со своими жертвами и, когда кто из области его пойдет к свету Христову, гонится вслед его и всякие расставляет сети, чтобы снова уловить, и нередко действительно уловляет. Следовательно, и тому, кто имеет уже желание идти указанным путем к Господу, необходимо еще указать все уклонения, возможные на этом пути, чтобы шествующий наперед был предварен о них, видел возможные опасности и знал, как избежать их.
Эти общие всем неизбежности на пути спасения делают необходимыми особые руководительные в христианской жизни правила, которыми должно быть определено: как дойти до спасительного желания богообщения и ревности пребывать в нем и как безбедно пройти к Богу среди всех распутий, возможных на этом пути по всем степеням, иначе: как начать жить по-христиански и как, начав, усовершиться в этом. Сие руководство должно взять человека вне Бога, обратить к Нему и потом привести пред Лице Его; должно проследить жизнь христианскую в ее явлениях, на деле, от начала до конца, то есть как она засеменяется, развивается, зреет и приходит в полноту, или – что то же – написать историю деятельной жизни каждого христианина с показанием того, как в каком случае должен он действовать, чтобы устоять в своем чине.
Засеменение и развитие жизни христианской существенно отлично от засеменения и развития жизни естественной. Это зависит от особенного характера христианской жизни и отношения его к нашей природе. Человек не рождается христианином, а становится таковым после рождения. Семя Христово падает на землю сердца уже бьющегося. Но как естественно рожденный человек поврежден и противоположен требованиям христианства, то, как, например, в растении начало жизни есть возбуждение ростка семени, пробуждение как бы спящих сил, начало истинно христианской жизни в человеке, есть некоторое воссотворение, дарование новых сил, новой жизни. Далее, пусть воспринято христианство как закон, то есть положена решимость жить по-христиански: это семя жизни (решимость) не бывает окружено в человеке благоприятствующими ему стихиями; и при этом весь человек, его тело и душа, остаются неприспособленными к новой жизни, непокорными игу Христову; потому с этой минуты начинается у человека потовой труд – образовать всего себя, все свои силы по-христиански. Вот почему, тогда как возрастание, например, у растений есть постепенное развитие сил, легкое, непринужденное, у христианина оно есть многотрудная борьба с самим собой – напряженная и скорбная, и ему надо настраивать свои силы на то, к чему у них нет расположения: он, как воин, каждый шаг земли, хотя своей же, должен отнимать у врагов войной – обоюдоострым мечом самопринуждения и самопротивления. Наконец, уже после долгих трудов и усилий христианские начала являются победоносными, господствующими без сопротивления, проникают во весь состав естества человеческого, вытеснив из него враждебные себе требования и стремления, и поставляют его в состояние бесстрастия и чистоты, сподобляя блаженства чистых сердцем – зреть Бога в себе в преискреннем с Ним общении.
Таково положение в нас жизни христианской. Она имеет три степени, которые по свойству их можно назвать так: первую – обращением к Богу, вторую – очищением, или самоисправлением, третью – освящением. На первой – человек обращается от тьмы к свету, от области сатанины к Богу; на второй – очищает храмину сердца своего от всех нечистот, чтобы принять грядущего к нему Христа Господа; на третьей – Господь приходит, вселяется в сердце и вечеряет с ним. Это состояние блаженного богообщения – цель всех трудов и подвигов!
Изобразить все это и определить правилами и будет значить – указать путь ко спасению. Полное в сем деле руководство берет человека на распутьях греха, проводит огненным путем очищения и возводит до возможной для него степени совершенства, в меру возраста исполнения Христова. Иначе, оно должно показать:
1. как начинается в нас христианская жизнь;
2. как совершенствуется – зреет и крепнет;
3. какой является в полном своем совершенстве[1].
Отдел I
О Начале христианской жизни через Святое Крещение с указанием, как сохранить эту благодать в период воспитания
Как начинается в нас христианская жизнь?
Надо нам уяснить себе, когда и как начинается истинно христианская жизнь, для того чтобы видеть, положено ли в нас начало этой жизни, и в случае, если не положено, знать, как положить его, насколько это от нас зависит. То нерешительный еще признак истинной жизни во Христе, если кто-нибудь именуется христианином и принадлежит к Церкви Христовой. Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство… (Мф 7, 21). И не все те Израильтяне, которые от Израиля (Рим 9, 6). Можно быть в числе христиан и не быть христианином. Это всякий знает.
Есть момент, и момент весьма заметный, резко обозначающийся в течение жизни нашей, когда кто начинает жить по-христиански. Это тот момент, когда в нем начинают качествовать отличительные черты жизни христианской. Христианская жизнь есть ревность и сила пребывать в общении с Богом деятельном, по вере в Господа нашего Иисуса Христа, при помощи благодати Божией, исполнением святой воли Его, во славу пресвятого имени Его. Существо жизни христианской состоит в богообщении о Христе Иисусе, Господе нашем, – в богообщении, вначале обычно сокровенном не только от других, но и от себя. Видимое же или ощущаемое внутрь нас, свидетельство о ней есть жар деятельной ревности исключительно о христианском богоугождении с полным самоотвержением и ненавидением всего тому противного. Так, когда начинается сей жар ревности, тогда полагается начало христианской жизни; и в ком он постоянно действует, тот живет по-христиански.
На этой отличительной черте надо остановить немного подолее наше внимание.
Огонь пришел Я низвести на землю, говорит Спаситель, и как желал бы Я, чтобы он возгорелся (Лк 12, 49). Это говорит Он о христианской жизни, и говорит потому, что видимое ее свидетельство составляет возжигаемая в сердце Духом Божиим ревность о богоугождении, похожая на огонь, ибо как огонь снедает то вещество, в которое внедряется, так и ревность о жизни по Христе снедает душу, которая восприяла ее. И как во время пожара пламя охватывает все здание, так и воспринятый огнь ревности объемлет и наполняет все существо человека.
В другом месте Господь говорит: Ибо всякий огнем осолится… (Мк 9, 49). И это есть указание на огонь духа, ревностью проникающего все существо наше. Как соль, проникая удоборазлагаемое вещество, предохраняет его от гниения, так и дух ревности, проникая во все наше существо, изгоняет грех, растлевающий нашу природу и по душе, и по телу, из всех даже малейших его вместилищ и хранилищ и тем спасает нас от нравственной порчи и растления.
Апостол Павел заповедует: Духа не угашать (1 Фес 5, 19), в усердии не ослабевайте, духом пламенейте (Рим 12, 11) – заповедует это всем христианам, чтобы помнили, что горение духа, или неленостное тщание, есть неотъемлемое свойство христианской жизни. В другом месте о себе говорит он: забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Флп 3, 13–14); и другим внушает: так бегите, чтобы получить (1 Кор 9, 24). Значит, в жизни христианской, вследствие жара ревности, есть некоторая быстрота и живость духовная, с которой берутся за дела богоугодные, попирая себя и охотно принося в жертву Богу всякого рода труды, без жаления себя.
Утверждаясь на таком понятии, легко можно заключить, что холодное исполнение уставов Церкви, равно как регулярность в делах, установляемая расчетливым рассудком, исправность, степенность и честность в поведении еще не суть решительные указатели, что качествует в нас истинно христианская жизнь. Все это хорошо, но коль скоро не носит в себе духа жизни о Христе Иисусе, не имеет никакой пред Богом цены. Такого рода дела будут тогда как бы бездушными истуканами. И часы хорошие идут исправно; но кто скажет, что в них есть жизнь?! Так и тут: часто ты носишь имя, будто жив, будучи на деле мертв (Откр 3, 1). Эта добропорядочность поведения больше всего может вводить в обольщение. Истинное его значение зависит от внутренних расположений, в которых возможны значительные уклонения от существенной правды при делах правых. Как, удерживаясь внешне от дел греховных, можно питать к ним привязанность или соуслаждение в сердце, так равно, делая дела правые внешне, можно не иметь к ним расположения сердечного. Только истинная ревность как добро хочет совершать во всей полноте и чистоте, так и грех преследует до малейших его оттенков. Первого ищет она как насущного хлеба, с последним поступает как с врагом смертельным. Враг врага ненавидит не только в лице его собственном, но ненавидит родных его и знаемых, даже вещи его, цвет, ему любимый, вообще все, что сколько-нибудь напоминает о нем. То же и ревность о богоугождении истинная: преследует грех в малейших о нем напоминаниях или намеках; ибо ревнует о решительной чистоте. Не будь этого, сколько нечистоты может залечь в сердце!
И какого успеха можно ожидать, когда нет стремительной ревности о христианском богоугождении? В чем нет труда, то будет еще исполняться; но коль скоро потребуется в чем-либо усиленный труд или какое-либо самопожертвование – тотчас последует отказ, по невозможности совладеть с собой. Ибо тогда не на что будет опереться, чтобы подвигнуть себя на доброе дело; саможаление подорвет все опоры. Если же примешается другое какое побуждение, кроме указанного, то оно и доброе дело сделает недобрым. Соглядатаи при Моисее убоялись оттого, что себя жалели. Мученики охотно шли на смерть оттого, что их сжигал внутренний огонь. Истинный ревнитель не законное только делает, но и совет, и всякое благое внушение, тайно печатлеемое в душе; делает не представляющееся только, но бывает изобретателен на добро, весь в заботах об одном добре прочном, истинном, вечном. «Везде потребно нам, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – усердие и многое разжжение души, готовое ополчиться против самой смерти; ибо иначе невозможно Царствие получить»[2].
Дело благочестия и богообщения есть дело многотрудное и многоболезненное, особенно на первых порах. Где взять сил, чтобы подъять все эти труды? При помощи благодати Божией – в одушевленной ревности. Купец, воин, судья, ученый проходят службу многозаботливую и многотрудную. Чем поддерживают они себя в трудах своих? Воодушевлением и любовью к своему делу. Не иным чем можно поддерживать себя и на пути благочестия. А без этого мы будем находить в служении Богу томность, тяготу, скуку, вялость. И тихоход идет, но с болезнью, тогда как для быстрой серны или проворной белки движение и переход составляют удовольствие. Богоугождение ревностное есть отрадное, окрыляющее дух шествие к Богу. Без него можно испортить все дело. Надо все делать во славу Божию, наперекор живущему в нас греху; а без этого мы будем все исполнять только по привычке, по требованию приличия, потому что так издавна делалось и так делают другие. Надо делать все; а в противном случае мы иное сделаем, а иное нет, и притом без всякого сокрушения и даже памяти о пропусках. Надо все делать со вниманием и осмотрительностью как главное дело; а иначе мы будем делать как пришлось.
Итак, ясно, что без ревности христианин – плохой христианин: вялый, расслабленный, безжизненный, ни тепел, ни хладен, и жизнь такая – не жизнь. Сие ведая, потщимся явить себя истинными ревнителями добрых дел, чтобы быть истинно угодными Богу, не имея скверны или порока или нечто от таковых.
Итак, верное свидетельство о жизни христианской есть огнь деятельной ревности о богоугождении. Спрашивается теперь, как возжигается сей огнь? Кто его производители?
Такая ревность производится действием благодати, однако же и не без участия свободной нашей воли. Жизнь христианская не есть жизнь естественная. Таково же должно быть и ее начало, или первое ее пробуждение. Как в семени растительная жизнь пробуждается тогда, когда к сокрытому в нем ростку проникает влага и теплота и через них – всевосстановляющая сила жизни, так и в нас жизнь Божественная пробуждается, когда проникает в сердце Дух Божий и полагает там начало жизни по духу, очищает и собирает воедино омраченные и разбитые черты образа Божия. Пробуждается желание и свободное искание (действием извне), потом нисходит благодать (через Таинства) и, сочетавшись с свободой, рождает мощную ревность. И никто не думай сам собой родить такую силу жизни: о ней должно молиться и быть готовым приять ее. Огнь ревности с силой – это благодать Господня. Дух Божий, сходя в сердце, начинает действовать в нем не снедающей только, но и вседействующей ревностью.
Иным приходит на мысль: зачем это действие благодати? Неужели мы сами не можем делать добрых дел? Вот мы сделали то и то доброе дело. Поживем и еще что-либо сделаем. Редкий, может быть, не останавливался на этом вопросе. Иные говорят, что мы не можем сами собой ничего доброго делать. Но здесь дело не об отдельных добрых делах, а о перерождении всей жизни, о жизни новой, о жизни в целом ее составе – такой, которая приводит к спасению. При случае нетрудно что-нибудь сделать даже очень хорошее, как делали и язычники. Но пусть кто намеренно определит себя на неопустительное доброделание, определит порядок его по указанию слова Божия – и это не на один месяц или год, но на всю жизнь – и положит неуклонно пребывать в сем порядке, и потом, когда пребудет верен тому, пусть хвалится своей силой; а без этого не лучше ли заградить уста свои. Мало ли бывало и бывает опытов самодельного начинания и устроения христианского жития? И все они оканчивались и оканчиваются ничем. Постоит немного человек в новоизбранном порядке – и бросает. И как иначе? Нет сил. Только вечной силе Божией свойственно поддерживать нас неизменными в расположении, среди беспрерывных приливов изменений временных. Потому надо преисполниться этой силой, испросить ее и принять по чину – и она приподнимет нас и извлечет из этого треволнения временного.
Обратитесь еще к опыту и посмотрите, когда приходят такие помышления самодовольства? Когда человек бывает в покойном состоянии, когда его ничто не смущает, ничто не прельщает и не влечет ко греху, тогда он готов на самое святое и чистое житие. Но чуть движение страсти или соблазн – куда все обеты?! Не говорит ли себе часто человек, ведущий невоздержную жизнь: теперь не буду больше. Но насыщение страсти прошло, новый позыв восстает, и он опять является во грехах. Хорошо рассуждать о перенесении обид, когда все идет по нашей воле, не наперекор самолюбию. Тут, пожалуй, странным покажется чувство оскорбления или серчания, какому предаются другие. Но случись самим быть в подобном положении, тогда и один взгляд, не только слово, выведет из себя. Так можно в самонадеянности мечтать о возможности самому собой, без высшей помощи, вести жизнь христианскую, когда покоен дух. Но когда зло, слегшееся на дне сердца, возмятется, как прах ветром, тогда в собственном опыте найдет каждый осуждение своей заносчивости. Когда помысл за помыслом, желание за желанием – одно другого хуже – начинают тревожить душу, тогда забудет всякий про себя и невольно воззовет с пророком: внидоша воды до души моея, углебох в тимении глубины (Пс 68, 2–3); О, Господи, спаси же! О, Господи, поспеши же (Пс 117, 25).
Не бывает ли часто так: мечтает иной в самоуверенности пребывать в добре. Но вот воображено лицо или вещь, родилось желание, возбудилась страсть; человек увлечен и пал. После этого оставалось бы только посмотреть на себя и сказать: как это худо! Но вот представился случай к развлечениям – и он снова готов забыться. Далее, кто-нибудь оскорбил – началась брань, укоры, суд; представилась неправая, но выгодная сделка – берется и за то: одного унизил, с другим поделился, третьего столкнул с места, – и все это после того, как хвалился возможностью самому, без особой помощи свыше, вести себя свято. Где же сила? Дух бодр, плоть же немощна (Мф 26, 41). Видишь добро и творишь зло: хочу делать доброе, прилежит мне злое (Рим 7, 21). Мы в плену: искупи нас, Господи!
Один из первых вражеских наветов на нас есть помысл самонадеянности, то есть если не отвержение, то нечувствование нужды в благодатной помощи. Враг как бы так говорит: «Не ходи туда – к свету, где хотят тебе дать какие-то новые силы! Ты у меня и так хорош». Человек и предается покою. А враг между тем – где подкинет камень (неприятности), где наведет на скользкое место (прелести страстей), где усеет цветами закрытые силки (светлая обстановка). Не оглядываясь, человек стремится все далее и далее и не догадывается, что ниспадает все ниже и ниже, пока наконец не низойдет на самое дно зла – к преддверию ада. Не нужно ли в таком случае крикнуть ему, как первому Адаму: «Человек, где ты? Куда ты зашел?» Вот это воззвание и есть действие благодати, заставляющее грешника в первый раз осмотреться на себя.
Итак, желаешь начать жить по-христиански, взыщи благодати. Минута, когда низойдет благодать и сочетается с твоей волей, будет минутой рождения жизни христианской – сильной, твердой, многоплодной.
Где обрести и как принять благодать, начинающую жизнь? Стяжание благодати и освящение ею нашего естества совершается в Таинствах. Здесь мы предлагаем действию Божию, или предносим Богу свою непотребную природу, – и Он действием Своим претворяет ее. Богу угодно было для поражения гордого ума нашего в самом начале истинной жизни сокрыть силу Свою под сенью вещества простого. Как это бывает, не постигаем, но опыт всего христианства свидетельствует, что иначе не бывает.
Таинств, преимущественно относящихся к началу жизни христианской, два: крещение и покаяние. Потому и правила касательно начала жизни истинно христианской собираются одни вокруг крещения, а другие – вокруг покаяния.
