Далиша Рэй
Босс, покажите торс!
15
Дмитрий Ланской
Больно так, что глаза на лоб лезут. Держусь за морду, чувствуя, как по подбородку течет кровь. Рычу на белобрысую ведьму – на самом деле, хочется ее убить, медленно и с оттягом. Даже ее неожиданные извинения не успокаивают.
Пытаюсь отстраниться, но эта зараза разве уступит? Ни хрена. Подпихивает меня к ближайшему столу и заставляет сесть. Начинает копаться в своей огромной, похожей на солдатский мешок сумке и достает сумку поменьше. Открывает, вынимает какие-то медицинские упаковки.
Я все это время сижу и не свожу с нее глаз…
– Так, давай смотреть будем, – произносит деловито. Отодвигает мою руку от носа, обнимает скулы прохладными пальцами и внимательно изучает мое лицо. Прерывисто дышит, словно волнуется. Из уродливого пучка на макушке выбивается тонкая светлая прядь и мажет кончиком меня по лицу.
И тут у меня, блядь, встает. С такой силой, что я сначала замираю, а потом начинаю рычать и уворачиваться от трогающих меня рук.
Становится только хуже: эта Амаля просто вклинивается между моих ног, кладет одну ладонь на затылок, второй давит на плечо и фиксирует, не давая вырваться.
– Тише, тише, – шепчет успокаивающе. – Знаю, что больно. Потерпи немного.
Да какое потерпи – от ее близости и легкого дыхания на моей щеке еще больше ведет. Даже про боль в разбитой роже забываю.
Дергаю головой, вырываясь из ее рук, и рявкаю:
– Отвали, горгона! От тебя одни проблемы. Проваливай, сам разберусь!
Специально грублю в надежде, что обидится и правда оставит меня в покое. Тогда я спущусь к машине, сяду за руль и потихоньку поеду в травму смотреть, что там у меня с мордой. Заодно стояк нежданный по дороге спадет.
Я так думаю. Но это же Вересаева, с ней все планы летят к херам собачьим.
На мою грубость она только закусывает нижнюю губу и быстро-быстро хлопает белобрысыми ресницами.
Потом как ни в чем не бывало снова ловит ладонями мое лицо. Начинает рассматривать, осторожно поворачивая его влево-вправо, и я уже не сопротивляюсь. Почему-то больше не хочу.
– Сейчас остановим кровь, смоем то, что натекло и посмотрим получше, – произносит Амаля ровным тоном. Лезет в свою гигантскую косметичку, достает какой-то спрей и ловко, не давая очухаться, пшикает мне в ноздри и на губу.
Я опять рычу, потому что щиплет эта хрень жутко. Руки сами тянутся к лицу, но бандитка перехватывает мои запястья и держит. При этом еще глубже вклинивается между моих ног.
Пиздец, она издевается! Даже лицо как будто перестает болеть. А Вересаева вдруг наклоняется ко мне и дует на разбитую губу:
– Тшшш, сейчас перестанет кровить, и боль поменьше станет.
Ну да, боль поменьше, стояк покрепче.
Закрываю глаза, делая вид, что смотреть на нее не могу, а сам лихорадочно мозгами работаю. Про свою реакцию на эту бандитку размышляю – теперь уже без вариантов, на нее встало.
Ну да, секса у меня дня три не было. Как стерва меня кофе облила, с того дня и не было. Как-то все не складывалось.
Даже сегодня повез Анжелку пообедать с мыслью потом заехать потрахаться, и то не сложилось. Пока ели, слушал-слушал болтовню этой куклы, смотрел на ее красивенькое личико и вдруг понял, что не хочу ее. Не вставляет почему-то.
Так что после ресторана довез до ее любимого фитнес-центра и высадил, пообещав позвонить, как освобожусь.
И вот, пожалуйста, меня трогает эта лошадь, а я возбуждаюсь, как пацан семнадцатилетний. Все-таки надо было оприходовать Анжелку. Тем более она так настойчиво липла и так откровенно обиделась, когда я высадил ее из машины.
– Так, сейчас не дергайся, я постараюсь осторожно, – слышу голос и открываю глаза.
Вересаева уже смочила чем-то остро пахнущим марлевую салфетку и мягко-мягко водит по моему лицу. Продолжает смотреть внимательно и стоит все так же, почти прижимаясь к моему паху животом.
Надо сказать, чтобы отодвинулась. Но вместо этого вдруг спрашиваю:
– Что у тебя с Говоровым? Ты из-за него наплевала на то, что я тебя ждал?
Бледная рука с окровавленной салфеткой на миг застывает. Прозрачные глаза поднимаются и изумленно на меня таращатся. Потом она опускает взгляд и продолжает молча протирать мне морду.
Наконец, убирает руку и отступает на полшага, давая возможность потихоньку облегченно выдохнуть. А то ведь не дышал почти, пока она своим животом об меня терлась.
Оглядывается и с досадой выдыхает:
– Темно здесь, не видно ни черта. Хотя чего смотреть – в травму надо ехать.
– Да уж, приложила ты меня! – осторожно трогаю лицо. Кровь вроде остановилась, но нос болит – явно сломан. Да и губу саднит. – У тебя затылок каменный что ли? Бьешь, как кувалдой.
Бандитка усмехается. Заводит руку к макушке и распускает свой старушачий пучок. Светлые волосы рассыпаются по плечам, а в руке у нее остается металлическая хрень, похожая на краба, только на ручке.
– Вот. Не повезло тебе ровно на него наткнуться лицом, – и протягивает мне. Беру, недоверчиво кручу в руках.
– Это что такое?
– Для самообороны, – поясняет спокойно. – Видишь, острый край? При необходимости им можно располосовать кожу до крови. А если вот так взять за стержень, то становится разновидностью куботана. Им можно отмахаться почти от любого нападения.
– Охренеть! – я рассматриваю жутко выглядящую стальную штуку. И она всегда ее с собой таскает? Точно, не женщина, а гладиатор какой-то.
– А зачем в волосах носишь?
– Удобно, – пожимает она плечами. – Достать можно за секунду. Да и когда опытный мужик нападает, он следит, чтобы руки жертвы не дергались к тому месту на теле или одежде, где обычно находятся средства самообороны. А тут беззащитная женщина испуганно ручки к волосам подняла, типа закрывается от ужасного маньяка. Никто не реагирует на такое движение, не воспринимает его как опасное.
– И часто на тебя нападают? – вскидываю на нее глаза.
– Сейчас нет, перестала поздно домой возвращаться. А раньше всякое случалось.
– Охренеть, – повторяю еще раз и возвращаю оружие обратно. Вересаева спокойно собирает волосы и закрепляет этой штукой.
Я молча смотрю, пытаясь понять, что за жизнь у нее, что такие заколки носить приходится?
– Так что у тебя с Говоровым? Ты бы с ним поосторожнее, он парень непростой. Если у него к тебе интерес, подумай сначала, что ему может быть нужно, – зачем-то возвращаюсь к прежней теме.
Вересаева снова не отвечает, делает вид, что не слышит вопроса. Достает телефон, набирает номер и радостно здоровается, когда на том конце отвечает густой мужской бас.
– Василич, привет. Вересаева беспокоит.
– Понял уже, Амаль Андревна, – ворчит мужик в трубке. Мне отлично слышно каждое слово – стерва будто специально отодвинула телефон от уха.
– Ты сегодня случайно не на смене?
– Случайно на ней. Всем организмом на ней и трахаюсь со всем возможным удовольствием, – гудит в ответ трубка. – А что у тебя? Или решила, наконец, проведать давно влюбленного в тебя мужчину?
У стервы от изумления натурально приоткрывается рот и глаза делаются круглые, как у совы на глобусе.
– Василич, ты чего?! – бормочет растерянно и поворачивается ко мне спиной. Трубку покрепче к уху жмет и говорит уже тихо-тихо. Только мне все равно весь разговор слышно.
– Да ладно тебе, Амаль Андревна. Шучу я, ты же знаешь, что я своей Викторовне предан до крышки гроба. Только вот когда ты от признаний в любви шарахаться перестанешь, а?
– Шутник, блин! – выдыхает, кажется, с облегчением. – Я по делу. Привезу к тебе сейчас мальчонку – по-моему, у него нос сломан.
– Ребенка лучше в детскую, к Алиске. Сколько пацану? – интересуется мужик в телефоне.
Стерва бросает на меня быстрый взгляд и хмыкает:
– Это шутка, про мальчика. Так-то взросленький он. По паспорту сорок один.
Не дожидаясь окончания разговора, сползаю со стола и чуть не на раскоряку иду к своему кабинету – между ног все так же колом стоит.
У себя накидываю пальто, беру телефон, ключи от машины и иду к лифту. Пока жду кабину, шарюсь в инете, чтобы понять в какую травму ехать ближе всего.
Решаю спуститься сразу на парковку, чтобы не светить разбитой рожей перед охраной. Хотя какая разница – все равно в понедельник весь офис будет обсуждать, откуда у их начальника такая красотень на лице.
Секретерша Ася, тать ночная, еще и матери моей сообщит, что я подрался с кем-то. Доложит, и уже через полчаса вокруг меня с причитаниями будет носиться вся женская часть моей семьи. Пиздец, короче, будет.
Интересно, вокруг Вересаевой кто крутится, когда она болеет или ей хреново? Или такие никогда не хворают и плохо им не бывает? Они, как ниндзя, от всего отбиваются и отмахиваются своей заколкой?
Захожу в подъехавший лифт, но не успеваю нажать на кнопку – следом вваливается белобрысая самурайка.
– Надеюсь, у тебя машина с водителем? За руль тебе не стоит садиться в таком состоянии, – заявляет как ни в чем не бывало. И кривится, рассматривая мое лицо в ярком лифтовом освещении. Подается вперед и будто ощупывает его глазами. А у меня опять, блядь, опять вздымается только что опавший хер!
Отшатываюсь от нее. Откидываюсь затылком на стенку лифта и закрываю глаза – приеду из травмы и позвоню Анжелке. Так больше не может продолжаться, надо потрахаться как следует, и все пройдет.
– Нет у меня водителя, – отвечаю сквозь зубы. – Сам за руль сяду. А ты отстань от меня, Вересаева.
– Ну нет, нельзя за руль. Вдруг у тебя перелом пластинки решетчатой кости? Он может привести к истечению спинномозговой жидкости, и есть риск развития абсцесса мозга, – весело сообщает стервозина и выхватывает из моей руки ключи от машины. – Я тогда за руль сяду. Не волнуйся, смазливец, я хорошо вожу, – ловит мой недоверчивый взгляд, когда я все-таки плюхаюсь на пассажирское сиденье, а она устраивается за рулем. Спорить с ней уже вообще не охота.
Несколько секунд рассматривает панель управления, потом уверенно заводит двигатель и рулит к выезду с парковки. Пока роллетные ворота со скрежетом ползут вверх, поворачивается ко мне и вдруг улыбается:
– Не переживай за свою красоту, доберемся до больнички, и Василич тебе нос так вправит, что еще лучше станет.
Я смотрю на ее веселое лицо и спрашиваю, вспомнив слова этого самого Василича:
– Так значит, ты у нас старая дева, бегающая от мужского внимания, Вересаева?
Улыбка ее мгновенно вянет.
– Вообще-то, я замужем была. Так что про старую деву – это твои эротические фантазии, Ланской.
Отворачивается и дальше смотрит только на дорогу.
16
Амалия Вересаева
Бедный Дима, какое у него делается лицо, когда мы добираемся до приемного покоя!
В тесном помещении с крашенными серой масляной краской стенами и вытертым деревянным полом яблоку негде упасть. Разбитые, окровавленные лица, сломанные руки, хромающие ноги и густая, всеобщее-страдальческая атмосфера.
Глядя на эту толпу калечных и увечных, ожидающих приема, смазливец бледнеет и, кажется, собирается удрать.
Ну да, великовозрастный мальчик-мажор, родившийся с золотой ложечкой в ротике, это тебе не ВИП-приемная частной клиники и не чудо-больничка в Европе, где ты привык лечиться.
Зато тут специалисты такого уровня, что вашим гейропам и не снилось. Через руки того же Василича за смену травмированных проходит больше, чем у частноклиничных докторов за месяц. Он в своем деле бог, причем сразу и отец, и сын, и святой дух.
– Блядь, надо было сразу в частную клинику ехать, – бухтит смазливец и разворачивается разбитым носом в сторону выхода.
– Стоять! – ловлю красавца за локоть, не давая дезертировать, – патриот ты, Дима, или кто? Что делать, если Родина – она вот такая, с таким колоритом?!
– Не дрейфь, котик, – утешаю его, – в очереди стоять не придется. Ради тебя я готова поднять старые связи и даже взятку дать борзыми щенками – колбасой и пирожками, – трясу пакетом с купленными по дороге гостинцами для Василича и его бригады. Стопудово, ребята ничего не ели с самого начала дежурства.
Хватаю Ланского за локоть и тащу сквозь заволновавшуюся толпу страдальцев.
– Куда прешь? Тут очередь. За мной будешь стоять, – пытается перекрыть нам проход тощий мужичонка, баюкающий правый локоть.
– За тобой отчизна в час опасности стоять будет, а ты ее прикрывать своей могучей грудью. Ну-ка отошел! – я отодвигаю мужика и заталкиваю ошалевшего Диму в дверь для персонала. Смотрю на него глазами голодного динозавра и произношу сладким голоском. – Добро пожаловать в ад, Ланской…
***
– Нет, ты видела, что случилось?! – встречает меня Лара жарким возмущенным шепотом. Я только-только заползла в офис, проклиная все понедельники на свете, и пока даже света белого толком не видела. Тем более не в курсе, что у нас случилось.
– Марсиане высадились на Красной площади? В стране сменился президент? Доллар рухнул до трех рублей? – вяло интересуюсь, сбрасывая сумку на стол. – Пошли кофе пить, Ларис, а то я того… не в себе после выходных.
Тут я не вру – таких дней у меня давно не было. А уж утро этого понедельника – вообще отдельная страница моей жизни.
– Какой кофе, планерка через пять минут! – шипит начальница колл-центра. – Тебе что, не интересно, что с нашим Дмитрием Федоровичем случилось?!
– Что? – я настораживаюсь, вроде бы, огурцом был, когда последний раз его видела. Неужто, помер за это время? – Что, на венок ему собираем? – интересуюсь с надеждой.
– Тьфу на тебя! – ахает Лара и крутит пальцем у виска. – До этого далеко еще, надеюсь. Но… подрался наш босс. За жизнь и здоровье дамы бился, говорят. Лицо просто всмятку.
– И знаешь, кто его так? – Лара недовольно поджимает губы, так что они превращаются в коротенькую красную черточку.
– Оу-уа?! – мычу, раздумывая, что буду говорить, если сейчас прозвучит мое имя.
– За Асеньку нашу Дима вступился! Прямо возле офиса на нее алкаш какой-то напал, а Дмитрий Федорович как настоящий мужик защитил ее, – губы Лары сжимаются еще плотнее, почти исчезнув где-то в глубине рта. – Вот ведь сучка! Похоже, наденет-таки колечко с бриллиантиком на безымянный пальчик.
– Уа-ау! – мычу я гораздо веселее. – Откуда такая инфа?
– Шефа я сама сегодня видела – реально, лицо все синее. А остальное Аська по секрету рассказала – она с шефом в воскресенье «поработать» пришла в офис. Ну, ты понимаешь, о какой «работе» речь… – Лара делает многозначительные глаза. – Когда они вышли, уже вечер был. Тут все и произошло – шеф отошел маме цветы купить, а на Аську тем временем напали…
– Что же она не пошла с ним вместе за цветами? И вообще, с чего они в офис «работать» приехали? Дмитрий Федорович у нас бедный, бездомный студент, которому негде даму оприходовать? – от услышанного я почти забываю про утро и про понедельник. Только слежу, чтобы не заржать в полный голос.
– Наверное, приспичило, вот они и приехали, – Лара пожимает плечами, потом восклицает:
– Стерва Аська! Это же надо, найти приключения на свою жопу в самом центре города и именно в присутствии босса. Может, она сама этого алкаша и наняла, чтобы… – договорить Лара не успевает – возле нас появляется сама стерва Аська. Таинственная, как вирус герпеса, и сияющая, словно Вифлеемская звезда на рождественской елке.
– Планерка переносится на после обеда, – роняет небрежно в сторону Лары. – Вересаева, а ты бегом к Дмитрию Федоровичу в кабинет.
Отворачивается и, довольная, бросает через плечо: «Снова чморить тебя будет!».
– Ты когда опять успела накосячить? – спрашивает у меня Лара, злобно щурясь вслед Асе.
Невинно пожимаю плечами и уползаю в сторону приемной – что-что, а накосячить за последние дни я успела по полной…
17
Не доходя до приемной генерального, сворачиваю в уголок, где у нас разместилась барная стойка и кофемашина – спешить мне теперь некуда. Планерка отменяется, а к Диме на разборки я еще успею, поэтому сначала кофе и минута релакса.
Пока стою над шипящим, испускающим божественный аромат агрегатом, проваливаюсь воспоминаниями в злополучный вечер пятницы…
…. Диму мне Василич вернул часа через полтора – два. Я за это время успела и с девчонками в родной сестринской наболтаться, и по докторам знакомым с приветствиями пробежаться. Пообнималась, даже всплакнула на радостях. Выслушала кучу призывов вернуться, потому что: «Амаль, ты же медсестра от бога…!».
Грустно пообещала подумать. Хотя что тут думать? Сейчас отдам Славе Говорову за его услуги все накопления и останусь работать там, где мне будут нормальные деньги платить. Медицину я люблю, да, но жить, питаясь советами в стиле "денег нет, но вы держитесь", у меня плохо получается…
– Все, забирай своего мальчонку, Амаль Андревна, – пропыхтел худощавый невысокий Василич, выводя Диму из операционной.
Чуть не ломаясь под тяжестью навалившегося на его плечо тела, прислонил красавца к стене и выдохнул с облегчением:
– Ну и здоровый лось твой шеф. Нос я ему вправил, будет не хуже прежнего. Губы просто обрабатывать заживляюще-смягчающим и не целоваться хоть пару-тройку дней, усекла? Короче, сама все знаешь, не маленькая, – глянул на меня строго сквозь очки в роговой оправе. – Отдаю пациента в твои надежные руки. В себя к утру придет, а пока одного не оставляй – видишь, в каком он состоянии.
– Василич…., – протянула я зловещим голосом, рассматривая Димино лицо с белой нашлепкой фиксатора на носу. – Ты какой обезбол ему вколол, а?
Взгляд у Димы расфокусирован. На разбитых губах блаженная улыбка, и вообще, вид абсолютно счастливого человека. Вернее, «овоща» в предпоследней стадии – ходить еще может, а вот соображать уже не очень.
– Что вколол, что вколол?! – вызверился Василич. – Что было, то и вколол – у нас тут, знаешь, не частная клиника. На то, что имеется и без побочек, у твоего красавца аллергия. Он мне целый список в своем телефоне показал. Аккуратный насчет здоровья парень, респект, – Василич одобрительно хмыкнул. Он, вообще, сильно уважает тех, кто разумно заботится о своем здоровье – например, точно знает, на какие препараты у них аллергия.
– Вот тебе списочек, Амаль Андревна, что парню купить. Укольчики там, мази, таблеточки, – Василич достал из кармана зеленой робы листочек. Я на автомате пробежалась глазами по названиям лекарств и сунула список в сумку – отдам тому, кто за Димой ухаживать будет.
Все это хорошо, но Василич уже смылся, а я стояла и рассматривала прислоненного к стене невменяемого Диму, не зная, что делать с ним дальше.
Ну, допустим, до машины я его с помощью сегодняшнего охранника Пети дотащу. А дальше? Куда его? Домой? Так я адреса не знаю. В офис? Тоже не вариант.
– Дима… Дима-а! Кому позвонить, чтобы за тобой приехали? Родным твоим, близким? Кто-то сможет тебя домой довезти, уколы поставить и таблетки дать? – я с надеждой потрясла смазливца за плечо.
– Звони! – ответил он решительно, хоть и заплетающимся языком. Попытался сконцентрировать на мне взгляд и начал заваливаться вбок.
Пришлось ловить его, снова ставить вертикально и придерживать.
– Кому звонить? Номер диктуй, – поторопила, пока его совсем не развезло.
– Ей! – произнес Дима глубокомысленно и поднял вверх указательный палец. – Записывай: бандитка Вересаева. Она меня покалечила, пусть она и лечит. Ты знаешь, что она медсестра и у нее в сумке есть кое-что интересненькое?
– Да ты что?! – съязвила я.
– Точно! А ты пахнешь, как она. И разговариваешь так же. И похожа. Значит, ты и будешь меня лечить, раз вы одинаковые, – Дима блаженно заулыбался и попытался меня обнять.
Это он зря – такое сложное движение вызвало полную потерю устойчивости, и он попытался рухнуть на меня.
Пипец! Хорошо, что я была не на шпильках, не в юбочке и, вообще, не хрупкий цветочек. Словно тяжелоатлет штангу, поймала на грудь Димину плечистую тушу и, чуть не ломаясь под ее тяжестью, заорала, призывая на помощь Петю.
На пару с матерящимся охранником кое-как погрузила Диму в машину. Несмотря на его сопротивление, пристегнула ремнем безопасности. Для надежности еще и примотала к спинке сиденья своим шарфом, а то Дима совсем разбуянился.
После чего Петя с облегчением сбежал обратно на пост, а я принялась разбираться с навигатором машины – была надежда, что в него забит домашний адрес ухайдоканного медикаментами смазливца…
18
– Амаля, ты же вроде к боссу пошла? – возле кофемашины появляется Лара, возвращая меня в офисную реальность.
– Решила сначала кофеином закинуться, – я делаю первый глоток живительного напитка и начинаю поскуливать от удовольствия – ну до чего же хорошо!
– Начальство не любит, когда на его вызов не прибегают в течение пяти секунд. Лишит тебя Димочка всех премий за неуважение к его приказам, – Лара отворачивается и начинает колдовать над кофейным аппаратом. – Все-таки что ему с утра пораньше от тебя понадобилось, Амаль?
– Откуда мне знать?
Я отворачиваюсь от Лары, утыкаюсь в чашку, чтобы она не заметила выражение моего лица, и опять вспоминаю тот вечер… Вернее то, что не слишком стыдно вспомнить.
… На мое счастье, в навигаторе оказалось забито несколько точек, одна из которых обозначена как «дом».
Я ткнула на нее пальцем и посмотрела адрес: ну, местечко престижное, вполне может быть жилищем для нашего великовозрастного мажора.
Помнится, читала, что в этом крутом жилом комплексе купили себе квартиры несколько медийных персон, в том числе популярная когда-то певица, по слухам, близкая к семье президента.
Еще там жила известная блогерша, бесконечно постящая в сети фото своей задницы, передницы и отлично сделанных грудных имплантов. Девица, правда, упорно утверждала, что «все свое, все натуральное», а свой фотостриптиз называла арт-объектами в стиле ню.
– Ню-ню, самое то соседи для таких, как ты, смазливец, – хмыкнула я, выставляя на навигаторе нужный маршрут. Дима к этому моменту, вроде как, успокоился и задремал. Так что я решила, что могу говорить все, что в голову приходит. Ага, задремал…
Мою руку вдруг отпихнула его лапа, и только что набранный адресок был мгновенно удален. Вместо него Дима вполне уверенно ввел какой-то другой и велел мне:
– Вот, сюда поехали, – после чего закрыл глаза и вроде как опять уплыл в нирвану.
Ну, поехали, так поехали – мне без разницы. Главное, быстренько довезти красавца и сдать любящим родственникам, или кто там его ждет. Любовница, может быть.
Отдам страдальца в добрые руки, а сама еще на последнее метро могу успеть – тратиться на такси до дома меня жаба давила.
До самого пункта назначения Дима тихонечко сопел, привалившись щекой к стеклу и не отсвечивал.
Место, куда нас вывел навигатор, было странненькое. Вроде самый центр, но заехали мы в какую-то мрачную подворотню, откуда несло кошками и помойкой.
– Дима, ты уверен, что мы по адресу приехали? – я потрясла заснувшего смазливца за плечо. Мы уже пару минут стояли, но я все не решалась заглушить двигатель. Сквозь лобовое стекло рассматривала тесный, тускло подсвеченный двор с выходящими в него ободранными дверями подъездов.
Что-то мало похоже, что здесь живет его родня или любовница.
От моего встряхивания Дима встрепенулся. Обвел окрестности мутным взглядом и велел мне:
– Вылезай!
Сам повернул ключ, глуша двигатель, словно и не был только что в состоянии нестояния. Отстегнул ремень безопасности и попытался выбраться из машины.
Ага, щасс! Я же тебя дополнительно к сиденью шарфиком примотала. Забыл, красавец?
В общем, еще некоторое время мы возились, пытаясь освободить Диму от шарфа, а шарф от Димы. Смазливец усердно пытался мне помогать, превратив процесс своего освобождения в настоящий квест.
Через десять минут бесплодных попыток разъединить этих двоих, я уже материлась в полный голос. Проклинала Василича, вколовшего Диме дрянь, от которой он сделался невменяемым.
Последними словами ругала себя за то, что додумалась привязать придурка, и отпихивала его руки, которые только мешали мне развязывать намертво затянувшийся узел.
Стоило мне подцепить концы шарфа и потянуть, как Дима начинал дурашливо хихикать и пытался залезть своими лапами мне под куртку. При этом вытягивал в мою сторону распухшие, похожие на красные вареники губы и норовил прижаться ими к моей щеке.
Я его отпихивала, он начинал возмущаться. Требовал пригласить сюда Вересаеву, которая виновата во всех его бедах, и упорно не давал развязать идиотский шарф, притянувший его к креслу.
Как два придурка, мы барахтались в тесном салоне автомобиля, и никто не хотел уступать: ни я, ни Дима, ни шарф.
Честно говоря, я уже устала с ними сражаться. По спине текли ручейки пота, волосы выбились из пучка и облепили мою мокрую красную физиономию, не добавляя комфорта.
Ругательства в моем лексиконе заканчивались, а Димино желание не дать себя развязать, кажется, только росло.
В какой-то момент я решила, что просто разрежу к чертям этот шарф. Хотя жалко его было неимоверно – шарфик мне подарила Мирка, и до этого момента я его нежно любила.
– Дима! – заорала, не выдержав. – Я тебя прибью сейчас!
Изо всех сил дернула за узел и бац: рука сорвалась, и локоть полетел точнехонько в Димин сверкающий азартом глаз.
Новый упс, возмущенный мужской рев, а я оторопело смотрю, как под глазом у красавца расползается чудесный фингал.
Немая пауза, в течение которой я успеваю развязать злополучный шарф и освободить вновь покалеченного страдальца.
– Вересаева, я тебя за это не просто трахну у себя в кабинете. Я тебя отымею во всех позах, какие только смогу вспомнить, на всех пригодных для этого поверхностях, и так, что ты неделю ноги свести не сможешь, – мрачно пообещал смазливец и, придерживая рукой подбитый глаз, полез прочь из машины. Пошатываясь, добрел до одной из обшарпанных дверей и позвонил.
Ну а я что? Поржала и пошла вслед за ним, гадая, куда это мы заперлись.
За дверью оказался ни много ни мало, а тату-салон. Правда, это я уже потом поняла, когда внутри оказалась.
На пороге нас встретил хозяин, здоровый, как медведь, парень со сплошь забитыми руками. Не знаю, часто ли сюда приходят пары, состоящие из встрепанной дамочки в офисном прикиде и не совсем вменяемого мужика с напрочь разбитой физиономией. Но мастер даже бровью не повел на наше фееричное появление в такой час. Спокойненько переговорил с Димой и пропустил внутрь.
– Давно хотел набить себе рисунок, – буркнул смазливец на мой удивленный вопрос, какого мы, собственно, сюда приехали. – Все равно я сейчас под обезболом, так чего зря время терять. Логично?
Логично, что тут скажешь. Ну хочется человеку сделать татушку, пусть делает. Может, он всю жизнь к этому подвигу шел, никак не мог дойти и только сейчас решился, правда ведь?
Так что я пожала плечами – мол, делай что хочешь – и огляделась.
Не слишком большое, но уютное и очень, почти стерильно, чистое помещение. Широкий стол, на котором мастер раскладывал инструменты. Над ним закреплены софиты, какие используют в операционных. В углу навороченный стерилизационный шкаф. Нормально тут, ничего не скажешь.
Интересно, мастер прямо здесь живет или как? На дворе почти ночь, а он все еще на рабочем месте и готов принять клиента.
– Садись, бандитка, и жди, – Дима подтолкнул меня к кожаному дивану со стопкой аккуратно сложенных пледов и подушек.
Несколько секунд я колебалась, потом села. Устроилась поудобнее и собралась ждать, забив на то, что метро вот-вот закроется и домой придется ехать на такси. В конце концов, потребую у Ланского компенсировать мне расходы.
Как бы там ни было, как бы этот придурок не бесил меня, но бросить его одного в этом состоянии, да еще в таком месте, я не могла.
К тому же на совесть давила профессиональная ответственность – нельзя оставлять нуждающегося в медицинской помощи, а Дима в ней нуждался. Хотя разговаривал он почти нормально, но взгляд все еще оставался расфокусированным, а движения заторможенными.
Но, главное, в глубине души я ощущала себя виноватой за Димино убитое состояние. Все-таки все его сегодняшние травмы – моих рук дело. Поэтому я не смогла уехать, хотя очень хотелось.
Сидела, размышляла, что, когда закончим здесь, надо будет довезти смазливца до дома или куда скажет. По дороге купить лекарства и объяснить тому, кто будет за Димой ухаживать, что и как делать.
– Да вы прилягте, девушка, работы тут часа на четыре. Сидя замучаетесь ждать, – вдруг обратился ко мне мастер. Неожиданно улыбнулся так, что лицо с грубыми чертами стало почти симпатичным. Указал на стопку пледов: – Не бойтесь, все чистое.
Я еще посидела, а потом, и правда, легла. Примостила под голову подушку, укрылась, и сама не заметила, как заснула.
Проснулась от того, что меня совсем недружелюбно трясли за плечо.
– Вставай, бандитка, ехать пора.
Дима стоял надо мной, чуть покачиваясь, видимо, от усталости и не закончившего действовать анальгетика.
Взгляд все еще размазанный, лицо жутко распухшее, просто слов нет, какое восхитительное. Зато на предплечье красовался свеженький рисунок, прикрытый прозрачным супрасорбом.
Зевая, я села и всмотрелась в узор на Диминой руке – интересно, что он там себе набил.
Увидела. Потрясла головой, думая, что мне привиделось, снова посмотрела.
Еще раз глянула и, чуть не хрюкая от прущего изнутри смеха пополам с шоком, вскочила на ноги.
– Поехали, а то мне домой ужас как хочется.
Усадила Диму в машину и после согласования маршрута повезла к нему домой, все еще не веря тому, что только что увидели мои глаза.
По месту Диминого проживания кое-как, опять с помощью охранника, заволокла сазливца сначала в лифт, потом в квартиру. Оставила на тумбочке в прихожей листочек со списком лекарств и уже хотела попрощаться.
Сделать ручкой и трусливо сбежать – дальше пусть сам. Сам покупает лекарства, сам решает, кто ему будет их колоть, мазать и прочее. Все сам, а я хочу домой.
Да, хотела. Только именно в этот момент Дима вдруг захлопнул дверь. Закрыл замок, ключ сунул в карман и, глядя на меня совершенно трезвыми глазами, заявил:
– Попалась! Давай, раздевайся, Вересаева.