В этот раз ресторан был еще помпезнее, чем предыдущие, куда Платон приводил меня накануне. Казалось, даже воздух, пропитанный ароматами селективного парфюма и дорогой еды, стоил здесь баснословных денег.
И публика была соответствующей. На фоне дам с идеальными прическами, макияжем, и в вечерних платьях, я в своем брючном костюме и с наспех помытой головой, почувствовала себя нищенкой-самозванкой, обманом проникшей в королевский дворец.
– Надо было дома остаться – сама приготовила бы что-нибудь на ужин, – с тоской пробормотала я, пока Платон, обнимая за талию, вел меня через зал к нашему столику.
Он насмешливо покосился на меня:
– Судя по тому, какая ты худая, свою стряпню ты и сама не рискуешь есть.
– Что?! – возмущенно зашипела я. – Нормально я готовлю. А худая, потому что у меня балетный вес. Я за ним слежу. А если тебе не нравится моя фигура…
– Нравится, – перебил он меня, наклоняясь и быстро целуя в плечо. – Очень нравится. Вернемся домой, и я тебе расскажу, какие места нравятся больше всего. И покажу тоже.
– Нет уж! Я к себе домой поеду. И так загостилась у вас, Платон Александрович, – расстроено протянула я.
Не знаю, с чего я так повелась, когда он сказал про мою фигуру, но настроение резко рухнуло вниз. Да и аппетит пропал напрочь, хотя еще пару минут назад я была готова слона съесть без соли и специй.
– Павла, ну-ка, посмотри на меня! – потребовал Платон.
Остановился прямо посреди зала и, не обращая внимания на устремленные со всех сторон взгляды, развернул меня к себе. Обнял за скулы и, глядя мне в глаза, серьезно проговорил:
– Ну, ты чего? Я пошутил. У тебя изумительная фигура, и ты похожа на большеглазого эльфа. Ты у меня очень красивая. Я от тебя балдею, между прочим, – он наклонился к моему уху и, ухмыляясь, шепнул: – И еще, ты очень сексуальная…
– Правда? – от его слов я мгновенно растеклась сладкой лужицей.
– Кривда. Пошли уже, обижуха-Павлуха.
– Будешь дразниться, я тебя… – улыбаясь во весь рот, я прижалась к его боку, наплевав на все большее количество таранивших нас взглядов. – Я тебя…
– Съешь. Я понял, – кивнул он, смеясь глазами, и решительно повел меня к столику, возле которого нас поджидал официант с меню в руках.
– Мне надо домой, – повторила я, когда мы сделали заказ, и официант удалился.
– Взять кое-какие вещи, – торопливо пояснила в ответ на его недовольный взгляд. – Я же к тебе прямо с работы приехала. У меня даже белья сменного нет.
– Белья? – в устремленном на меня взгляде загорелся опасный огонек. – Павла, лучше не произноси таких слов, если мы не одни. Не провоцируй.
Щеки у меня резко вспыхнули, словно их опалило жаром. Я едва удержалась, чтобы не начать ерзать на стуле, чувствуя, как тело мгновенно откликается на его взгляд и низкий, с хрипотцой голос.
И это мой босс? Сухарь и педант, никогда не улыбающийся в офисе, сейчас смотрит на меня так, что у меня низ живота начало закручивать горячей спиралью? И это на него я так реагирую, на этого ужасного зануду?.. Боже, я извращенка!
Спасло меня появление официанта с подносом в руках. Ловко расставив перед нами тарелки, паренек мило поулыбался мне, а потом наклонился к уху Платона и что-то зашептал.
Тот равнодушно послушал, бросил взгляд куда-то мне за спину и, кивнув, спокойно принялся за еду. Я едва удержалась, чтобы не обернуться и не посмотреть, что там такое.
– Как там твоя сестра, не звонила больше? Все еще сидит у тебя под дверью? – неожиданно поинтересовался Платон.
Я чуть не подавилась листом салата, который как раз жевала. Надо же, совсем из головы вылетела и сама Диана, и ее претензии на проживание в моей квартире. Вообще все вылетело.
– Может, просто съездим в магазин, и все купим? Или тебе принципиально привезти это из дома? – он снова полыхнул на меня жарким взглядом и дрогнул уголками губ в улыбке. – Я просто подумал, что если мы приедем за твоим… бельем, а твоя сестра сидит в подъезде на чемоданах… Тебе придется запустить ее в свою квартиру.
– Я никогда не пущу ее к себе, – твердо объявила я. – И вообще не хочу ее видеть.
– Так это что, с ней тебе изменил твой бывший муж? – неожиданно спокойно произнес Платон, цепким взглядом пройдясь по мне.
Мое лицо вспыхнуло так, что, казалось, кожа сейчас просто лопнет. Вилка выпала из разжавшихся пальцев и упала на стол, громко звякнув о край тарелки. Откуда он знает… Зачем заговорил об этом?
И именно в этот момент рядом со мной прозвучал голос, который я меньше всего хотела бы слышать:
– Так вот оно что, дорогая сестричка. Я, значит, сижу и мерзну у тебя под дверью. Уставшая и голодная названиваю тебе, в надежде, что у тебя совесть проснется. А ты тут, оказывается, хорошо время проводишь.
С трудом, словно моя шея вдруг стала деревянной, а заодно каменной и ледяной, я повернула голову. Мазнула взглядом по возмущенному лицу сестры, подбоченившейся возле нашего стола.
Мельком подумала, что Диана никогда не умела вести себя с достоинством, и перевела взгляд дальше. Чтобы упереться в полный ненависти взгляд Маши…
– Ну, здравствуй, Павли-иша, – пропела подруга, глядя на меня со смесью ненависти и жгучей обиды в глазах. Не дожидаясь, пока я отвечу, повернулась к моему спутнику:
– Плато-он… Какая неожиданная встреча. Ты поэтому отменил нашу сегодняшнюю договоренность? Из-за свидания с моей подругой? – слово «подруга» Маша произнесла, словно выплюнула.
– Добрый вечер, – Платон явно не собирался отвечать на ее вопрос.
Повисла пауза. Подруга молча переводила взгляд с него на меня и не спешила уходить.
Первой не выдержала Диана. Потянув Машу за рукав, капризно заныла:
– Маш, пошли уже, а? Ты же видишь, с моей сестрой бесполезно разговаривать – она всегда только о себе думает.
Уставилась на меня недовольно, выпятила капризно нижнюю губу и пригрозила:
– А с тобой мама будет разбираться, готовься. Я ей все рассказала, как ты меня под дверью полдня продержала, свинюшка бессовестная. Хорошо хоть Маша не такая, как ты – пустила к себе пожить.
Я во все глаза смотрела на нее. Потом перевела взгляд на закаменевшее лицо Платона и опять уставилась в недовольные глаза сестры. Интересно, это я дура или мир, и правда, сошел с ума?
– Дамы, вы, кажется, куда-то направлялись? – раздался ледяной голос Платона.
– А? Да, конечно. Нам пора, – наконец отмерла Маша. Подхватила Диану под локоть и потащила за собой:
– Всего доброго, Платон.
Перевела на меня взгляд и язвительно поинтересовалась:
– Не передумала завтра со мной ужинать, подруга?
– Нет, конечно. С чего бы? – я спокойно взглянула ей в глаза. – Встречаемся, как договаривались.
Маша поджала губы, но кивнула. Цокая каблуками, девушки исчезли где-то в глубине зала, оставив после себя ощущение пустоты и неловкости.
Первым молчание нарушил Платон:
– Твоя сестра всегда такая?
– Какая?
– Будто ей весь мир должен, – Платон смотрел на меня тяжелым взглядом. Было видно, что он зол: челюсти напряглись, губы плотно сжаты. – Почему ты позволяешь так с собой обращаться, Павла?
– Как именно? – я с вызовом взглянула в его взбешенные глаза.
– Твоя сестра только что прилюдно оскорбила тебя, а ты смолчала. Вот как.
– Мне надо было начать обзываться в ответ? – огрызнулась я.
– Нет, конечно, ты не опустишься до такого, – вздохнул он. – Но и позволять вытирать об себя ноги нельзя.
Мы замолчали. В сгустившемся вокруг нас пространстве явственно потрескивало взаимное недовольство. Сквозь его плотную завесу с трудом пробирался окружающий ресторанный шум – звяканье посуды, негромкие разговоры и ненавязчивая музыка, льющаяся откуда-то сверху.
Отвернувшись от мужчины напротив, я с тоской думала, что, по-видимому, не слишком вписываюсь в его представления о правильном поведении.
Конечно, в чем-то он был прав – я никогда не умела пускать в ход когти, защищая себя. Особенно когда речь шла о моей семье – маме и сестре.
Они всегда выступали против меня дружным фронтом – мама и Диана. Объединялись и наступали. Выталкивали меня с моих позиций и не давали вернуться, охраняя завоеванное с агрессией, достойной лучшего применения.
Поэтому я и сбежала от них в свое время, устав бороться. Под предлогом, что так мне ближе ездить в училище, поселилась у бабушки, сведя общение с мамой и Дианой к минимуму.
Я вздохнула и повернулась к Платону:
– Ты прав. Я не умею защищаться так, чтобы моя сестра оставила меня в покое. Мое «нет» она не слышит. Для нее, в принципе, не существует такого слова, – я усмехнулась.
– Драться с ней бесперспективное дело, она сильнее меня физически. Да и не буду я так опускаться. Я могу, конечно, попробовать поставить ее на место, сказав что-то язвительное или ехидное – это я умею. Только Диана не понимает таких вещей. Чтобы до нее хоть что-то дошло, мне нужно, как минимум, обложить ее трехэтажным матом.
– А ты не хочешь? – глаза Платона вдруг изменились. Царившая в них мрачность исчезла, сменившись насмешливостью. – Или не умеешь?
– Умею, – буркнула я, – но не хочу унижать себя. Мне проще отойти в сторону, чтобы не попасть под ее плевки, чем пытаться заткнуть ей рот.
– Отвези меня домой, я устала и хочу переночевать у себя, – попросила я, когда мы вышли из ресторана и подошли к машине. И правда, от всех событий сегодняшнего дня, тело сделалось ватным, а в душе царила сумятица и странная опустошенность.
Мужские руки обняли меня. Подтянули к груди под кашемировым пальто, пахнущем горьковатым, с мшистыми дубовыми нотками парфюмом.
– Конечно, мы заедем к тебе, возьмешь какие тебе нужны вещи. Но ночевать ты будешь у меня. И это не обсуждается, Павла, – ответил Платон голосом, не допускающим возражений. Добавил чуть мягче. – Если ты устала, я даже попробую не приставать к тебе. Не обещаю, что у меня получится, но попробовать можно…
Твердые пальцы приподняли мой подбородок. Напротив моих глаз оказались его смеющиеся глаза:
– Такую уникальную девушку, не желающую ругаться матом, я не упущу. Имей это в виду, Павлуша-красотуша…
Я набрала в грудь побольше воздуха и, глядя в отражение уличных фонарей в его зрачках, спросила:
– Скажи, Платон, только честно… Маша была твоей любовницей?
Платон с усилием выдохнул:
– Павла, ты опять начинаешь? Почему тебя так беспокоит мое прошлое?
– Значит, была… – я попыталась отодвинуться от него. – Или и сейчас есть? А, Платон?
– Павла, сейчас ты оскорбляешь меня, – его голос заледенел. – Недавно ты уже говорила про свое недоверие ко мне. И продолжаешь делать то же самое сейчас. Видимо, мои слова для тебя ничего не значат.
Я отступила на шаг назад и, не в силах смотреть ему в лицо, опустила глаза на свои стиснутые ладони. Покусала нижнюю губу и повторила:
– У тебя было что-то с Машей?
Чуть помолчав, Платон нехотя ответил:
– Один раз я переспал с ней. Три месяца назад. Мы ездили во Франкфурт на выставку, где выбирали материалы для нового офисного центра, дизайном которого как раз и занимается Маша. В последний вечер перед отъездом пошли в ресторан и… В общем, ту ночь мы провели вместе.
Он замолчал, внимательно глядя на меня. Даже не поднимая глаз, я чувствовала, как его взгляд, сканируя, цепко проходится по моему лицу.
– Дальше… Что было дальше? – прохрипела я, чувствуя, как ледяной осенний ветер пробирается под пальто, вымораживая жизнь из моей души. Или ветер здесь не при чем?
– Дальше ничего, – спокойно ответил Платон. – Мы вернулись в Москву. На следующий день я прислал ей подарок и извинился за произошедшее. Сказал, что наши отношения останутся только в деловых рамках. Но если она захочет расторгнуть наше бизнес-соглашение, пойму и никаких санкций по контракту не последует.
– Что ты ей подарил? – я по-прежнему не могла смотреть ему в лицо.
– Что подарил? Браслет, кажется… Да, браслет.
Платон шагнул ко мне и обнял за плечи:
– Павла, посмотри на меня, пожалуйста.
С трудом я заставила себя поднять на него глаза. А подняв, уже не могла оторваться от его хмурого лица. Стояла и молча рассматривала, не понимая, что чувствую после его рассказа. Вроде бы должно появиться облегчение, но его и в помине не было.
– Павла, почему тебя это так волнует?
– Маша – моя подруга. А ты… вы были с ней. И я не увожу парней у своих подруг.
– Твоя подруга? – он скептически поднял брови. – Что-то не заметил по ее поведению, что она тоже так думает.
– Главное, что я считаю ее подругой, – настырно проговорила я.
– Павла… Ну, что ты за упрямица. Почему совсем мне не веришь? У меня нет ничего с твоей… хм, подругой.
Он помолчал и недоуменно спросил, словно у самого себя:
– Я вообще не понимаю, почему стою тут и оправдываюсь в каких-то прегрешениях, которых не было.
Он выдохнул теплым воздухом мне в висок:
– Поехали уже…
Я помотала головой:
– Нет, прости. Я хочу к себе – мне надо побыть одной и подумать. Я тебя услышала и верю… Но для меня это очень непросто… Отвези меня домой, пожалуйста.
Губы Платона сжались в одну линию, глаза заледенели:
– Нет, Павла, ты мне не веришь. Не знаю почему, но мои слова для тебя ничего не значат.
Он открыл переднюю дверь машины и холодно произнес:
– Садись, хватит уже стоять на ветру, все равно мы не договоримся ни до чего путного. Отвезу тебя домой, раз ты так этого хочешь.
Весь путь до моего дома мы молчали. Платон следил за дорогой, не пытаясь отвлекаться на меня. А я просто пялилась в окно, не в состоянии что-то сказать. Любые слова сейчас казались мне пустыми и не способными объяснить то, что я чувствовала.
У моего подъезда Платон припарковался и повернулся ко мне:
– Не передумала?
Досадливо вздохнул, когда я отрицательно помотала головой:
– Павла, у нас обоих есть прошлое. Не всегда красивое и достойное. Но оно есть, и его уже не изменишь. Я не могу понять, что в произошедшем между мной и Машей так тебя напрягает. Но, очевидно, что-то в этом есть, что мешает тебе быть со мной. И рассказывать ты не хочешь.
Он протянул руку и кончиками пальцев погладил меня по щеке:
– Павла, нельзя позволять чужому прошлому портить свое будущее. Подумай об этом.
Вышел, обошел машину и открыл мою дверь:
– Пойдем, провожу тебя до квартиры.
– Зачем? Не надо! Я прекрасно сама дойду, – переполошилась я.
– Затем, что где-то тут может бродить твой озабоченный бывший муж, – он протянул мне руку. – Вылезай. Не то передумаю быть благородным и все-таки увезу тебя к себе, Павлуша-вреднюша.
Я вдруг всхлипнула, чувствуя, что давно копящиеся слезы вот-вот рванут наружу – ну зачем он так себя ведет? Почему он такой хороший?! Лучше бы облил меня холодом и послал подальше! Тогда мне было бы легче уйти…
Квартира встретила меня привычной тишиной и запахом лаванды, так и не выветрившимся с тех пор, как здесь жила бабушка.
Она обожала этот аромат, перекладывая мешочками с сушеными цветками стопки постельного белья в шкафах. На каждом столике у нее обязательно стояла вазочка с засушенным сине-лиловым букетиком. Наверное, этот аромат навсегда останется для меня запахом уюта и любви, которые давала мне бабуля.
Не раздеваясь, я спиной сползла по стене прихожей. Села на пол, вытянув ноги, и закрыла глаза, вспоминая те давние события…
… – Он сказал, что не хочет больше жить со мной. Потому что… она лучше меня. Ты понимаешь, моя лучшая подруга лучше меня! – истерично визжит мама и вдруг начинает рыдать.
– Ну-ну, Ириш, не плачь ты так, – неловко пытается успокоить ее Наташа. – Просто мужику сперма в голову ударила, вот он и повелся на это тощее чучело.
– Не-е-ет, Наташенька, твой братец всегда любил тощих, – мама вдруг вскидывает злые глаза. Смотрит сначала на нее, потом переводит взгляд на меня. Кивает в мою сторону. – Вот таких тощих он всегда любил. У которых ни сисек, ни жопы, одни мослы.
Я замираю, не понимая, почему мама так зло смотрит на меня.
– Ирка, ты чокнулась, что ли! – восклицает Наташа и пытается загородить меня от взгляда мамы. – Девочка-то тут при чем?!
– Ни при чем, конечно. Просто такая же тварь растет, которая вечно будет уводить мужиков у подруг.
– Замолчи немедленно! – кричит Наташа и поворачивается ко мне.
– Павлуша, ты не слушай. Мама просто расстроена немного, сама не понимает, что говорит. Поезжай домой, хорошо?
– Да, пусть убирается к себе. К бабке своей, – доносится до меня голос мамы, когда я выхожу в коридор. – К твари, испортившей мне жизнь.
Я молча переставляю ноги, направляясь к входной двери, а в голове тикает словно часы: «Тварь… тварь… уводить мужиков у подруг».
– Куда намылилась, я тебе не разрешала уходить, – мама вдруг выскакивает из комнаты и кидается ко мне. Хватает меня за руку, изо всей силы впиваясь ногтями в кожу. Я шиплю от боли и отталкиваю ее так, что она, не удержавшись на ногах, отлетает к стене. Бьется затылком и, продолжая завывать, сползает на пол.
– Ты ошибаешься, мама. Я никогда не уводила парней у подруг. И никогда так не поступлю, – говорю ей дрожащим голосом и выхожу за дверь, чтобы больше никогда не приезжать в эту квартиру.
Через месяц отчим развелся с мамой. Они поделили имущество, и мама с Дианой уехали жить в небольшой уральский городок, откуда был родом мой дед, мамин отец.
А я осталась с бабушкой и данным тогда обещанием не уводить мужчин у подруг…
Кряхтя, словно старушка, я поднялась с пола, по которому гулял бодрый сквозняк из форточки на кухне. Сняла пальто и бездумно застыла, держа его в руках.
Как раз пыталась сообразить, что я здесь делаю, когда в дверь позвонили.
– Платон?! – я уставилась на мужчину, с хмурым видом стоявшего за дверью.
– Платон, – ответил он, оттирая меня от входа. Зашел в прихожую. Огляделся и повернулся ко мне, замершей у двери:
– Я решил, что если твои тараканы мешают тебе поехать ко мне, то мои вполне позволяют мне остаться у тебя…
– Платон…
Все-таки я не выдержала и начала реветь. И смеяться одновременно. Стояла и хихикала, проливая слезы от радости, что он все понял. Понял и вернулся.
Платон хмуро глянул на меня, в один шаг приблизился и крепко обнял.
– Ты чего? – спросил в макушку. – Надеюсь, это от счастья?
– От него, – закивала я головой, одной рукой судорожно цепляясь за его шею – во второй так и держала свое пальто. – Раздевайся, пока твои тараканы не передумали ночевать у моих.
– Сразу раздеваться? Что, даже чая не предложишь? – пошутил он. – А пальто почему держишь? Собралась куда-то?
Я помотала головой, уже вовсю улыбаясь:
– Это я раздеться не успела. Как зашла, так и села под дверью подумать.
– Что надумала?
– Что ты прав, Платон. А я цепляюсь за свое прошлое, в котором непонятно кому дала обещание и по глупости пытаюсь его выполнять. Хотя от меня никто этого не требует…
– Может, ты его самой себе дала, это обещание? Вот и мучаешься теперь.
Мужские руки забрали у меня пальто, кинули его на стоявшую рядом банкетку и стянули с меня жакет. Ловко вытащили из-под пояса брюк край блузки и пробрались под нее, нетерпеливо скользя по коже.
– Павла… – выдохнул, находя мои губы. – Вредная, прекрасная Павла…
– Почему ты вернулся? – спросила я, залезая руками под полы его пальто. Принялась трогать крепкую шею и шарить по выпуклым мышцам на груди. – Раздеваться так и не будешь?
– С какого вопроса начать? – засмеялся он. С видимой неохотой вытащил руки из-под моей блузки и начал стягивать свое пальто. Бросил к моему на банкетку и тут же снова сгреб меня в объятия.
Подхватил под попу, вздернул вверх и рыкнул:
– Где у тебя спальня?
– Что, даже чая тебе не предлагать? – засмеялась я.
– Нет, сначала ты, – ответил, ловя мои губы своими. – Чай подождет, а я нет.
– Ты в курсе, что ты развратный мужчина?
– Хотеть тебя – это разврат? – он дернул бровью и насмешливо округлил глаза. – Тогда я маньяк-извращенец, потому что хочу тебя пиздец как.
– Плато-он… – простонала я. От его слов в голове словно помутилось. Чувствуя, как меня начинает трясти от накатившего возбуждения, сама нашла его губы и принялась целовать, ткнув рукой ему за спину. – Туда. Там спальня.
– Да ну ее. Не дойду, – прорычал он и взгромоздил меня на тумбочку в прихожей. Вклинился между моих широко разведенных коленей, занырнул руками под блузку и накрыл ладонями грудь, пока губы выписывали узоры на шее.
Никогда не думала, что спонтанный, яростный секс на неудобной жесткой тумбочке приведет меня в такой восторг.
Что меня будет подбрасывать от нетерпения и жадного голода, горящих в всегда спокойных глазах этого мужчины. Что я начну стонать и извиваться от прикосновений его жестких пальцев, с силой впивающихся в мое тело.
Даже не думала, что буду плавиться от его шепота возле моего виска и взвизгивать от удовольствия, когда его зубы чувствительно прихватят меня за мочку уха.
И сама начну кусать и царапать его в безумной горячке, пока он сильно и ритмично двигается во мне. Каждым движением рассылает по моему горящему телу ослепительные вспышки удовольствия, от которых я начинаю трястись и закатывать глаза. Что-то выкрикивать, бессмысленное и дикое, словно очумевшая мартовская кошка, дорвавшаяся, наконец, до любви…
Позже, когда накрывшее нас безумие схлынуло, возвращая слух и зрение, мы все-таки добрались до спальни. Даже смогли раздеться, прежде чем без сил рухнуть в постель.
Обнялись, сплелись телами, словно созданными для того, чтобы прижиматься друг к другу. Я втянула в себя его горьковатый, мшисто-дубовый запах. Запустила пальцы в темные волосы на груди и, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, потребовала:
– Рассказывай, что во мне тебе нравится больше всего. Ты обещал в ресторане!
– Только одно, – ответил он, нагло посмеиваясь. – Это твой восхитительный характер, Павла Сергеевна. Чудо, а не деталь твоей многогранной личности.
– За это не будет тебе чая в моем доме. Никогда! – пообещала я мстительно. – А на завтрак приготовлю тебе геркулес без соли. И только попробуй не съесть!
– Ха, напугала кота мышкой! Я твою овсянку съем на раз-два. Но за это на обед поведу в ресторан, где кормят только пельменями и варениками. И прощай твой балетный вес!
– Ха-ха два раза, напугал козу барабаном! Моему весу от порции вареников ничего не сделается. Особенно если после этого я займусь сексом с энергичным мужчиной!
– И где же ты такого найдешь? – усмехнулся Платон и пощекотал меня по ребрам.
Я взвизгнула и погладила его по животу, наслаждаясь твердостью мышц. Платон рвано выдохнул и предостерегающе прорычал:
– Павла! Допрыгаешься!
– А что я? Мне надо начинать завтрашние вареники с боков сгонять, – я притворно тяжело вздохнула, приподнимаясь на локте и целуя в ямку между ключиц, где его мужской запах был особо острым.
– Па-авла… – длинно вдохнул, подхватывая меня за бока и усаживая на себя сверху. Обласкал мое тело затуманенным взглядом и хрипло шепнул, заставив меня задохнуться от удовольствия. – Теперь твоя очередь, моя красавица…