Дан Берг
Сны
Верные товарищи, хасиды Шломо и Шмулик, в одну и ту же ночь видели сны. Разумеется, грезы двух друзей были различны и сообразны их непохожим натурам. Пересказав друг другу свои фантастические ночные похождения, наши герои задумали испытать на самих себе действие необычайного феномена, суть которого состоит в суверенной способности сна совершать несанкционированный переход из головы одного сновидца в голову другого. Единственное обстоятельство, с которым сон-пилигрим вынужден считаться, так это с характером своего нового смотрителя.
Предложивший осуществить эксперимент Шломо руководствовался бескорыстным стремлением к открытию еще одной тайны природы. Энтузиазм Шмулика, горячо поддержавшего инициативу старшего друга, опирался на более широкую основу, а именно, к жажде приобретения нового знания добавилась честолюбивая мечта о славе.
Так или иначе, опыт был поставлен. В ближайшую же ночь друзья, согласно уговору, вновь посмотрели сны и на следующий день встретились, дабы, во-первых, передать друг другу содержание повторных видений, во-вторых, проверить справедливость утверждения о чудесной способности снов, и, наконец, в-третьих, попытаться отыскать причину таинственного эффекта.
Шломо первым изложил перипетии своего нового сна, и оба любознательных хасида убедились в бесспорном существовании необъясненного доселе явления. Разумеется, убедительным может считаться только такой результат эксперимента, когда ожидаемое исследователем событие повторяется многократно, а в нашем случае – по крайней мере, дважды. Даже простое “да” нуждается в повторении! Поэтому, выслушав рассказ Шломо о его ночных приключениях, Шмулик поспешил огласить подробности собственного виртуального хождения за море.
***
– Начинай, Шмулик! – поторопил друга Шломо.
– Я приступаю, – сказал Шмулик, – и сейчас прозвучат вещи воистину небывалые, но вписывающиеся при этом в наше с тобой представление о свойстве снов.
– Я предлагаю не торопиться с выводами – их мы будем делать позднее, на основании фактического материала, удвоение которого мы оба ожидаем после твоего рассказа, – наставительно заметил Шломо.
– Согласен, – смиренно принял замечание Шмулик. Так вот, мой второй сон начался с нашей с тобой беседы здесь, на берегу Днепра. Ты рассказывал мне о процветающей Европе, о красотах тамошних столиц, о прекрасных дворцах, о чистых равно как в будни, так и в праздники городских и деревенских улицах, о доступности и скромности монархов, о науках и искусствах, об ограниченной популярности воровства и пьянства, об относительно терпимом отношении к иудеям и об отсутствии хасидов. Ты говорил торжественно и радостно, а я слушал, восхищенно разинув рот, и молчал, не решаясь остановить поток вдохновенных слов.
– Я удивлен! – перебил Шломо, – неужели я испытывал радость во сне?
– Так ведь радовался ты в моем, а не в своем сне!
– Да, да! Ты прав, продолжай!
– Свою речь ты закончил призывом: “Шмулик, поезжай на Запад хотя бы на год – вкусишь и познаешь!” Я, разумеется, немедленно согласился и, заразившись твоим энтузиазмом, принялся обдумывать план поездки. И тут случился прискорбный инцидент, омрачивший мое приподнятое настроение.
– Неслыханно! Нечто мрачное – и это в твоем сне? Я снова удивлен! – воскликнул Шломо.
– Представь себе, – заметил Шмулик, – реалии сна богаче наших ирреальных понятий о нем.
– Глубокая мысль! Именно поэтому, когда мы ищем объяснение некоему связанному со сном феномену, нам следует хорошенько помнить, что какую бы теорию мы не выстроили, она неизбежно будет суха, не в пример зеленеющему древу жизни. Однако я заболтался, как в твоем сне. Какой такой неприятный инцидент случился?
– Вот что произошло. Только ты кончил говорить, а я начал думать, как возник перед нами раби Яков. Лицо его было искажено гневом. В руках он держал наполненную водой до середины высоты медную кружку для омовения рук. Цадик возмущенно бросил в твою сторону: “Шломо, ты сбиваешь с пути праведности душу молодого хасида. Изыди!” Ты послушно исчез, а раби Яков выплеснул воду из кружки мне в лицо. Тут подоспела Голда и увела взволнованного супруга.
– Я надеюсь, Шмулик, ты не держишь на меня обиды? Конечно, раби Яков поступил бы более последовательно, если бы выплеснул воду в лицо мне, а не тебе. Но ведь в кульминационный момент его гнева меня уже не было на месте, ибо я поспешил исполнить категорическое требование цадика и мгновенно скрылся. Происшествие, несомненно, одиозное, но винить, я думаю, некого.
– Меж нами не может быть никаких обид, Шломо! Слушай, что было дальше. Как и в моем предыдущем сне, примчались счастливые мать, жена и дети. Мне желали доброго пути, плакали от радости за меня, подали мне баул с вещами первой необходимости, советовали не скупиться на расходы для себя и умоляли не думать ни о каких подарках. В этом сне даже детки не требовали гостинцев. Последнее обстоятельство уравновесило досадное впечатление от неконвенционального поступка нашего любимого цадика.
– Как я рад за тебя, Шмулик! И куда же ты направился?
– Я решил пересечь Европу с востока на запад. Конечным пунктом моего вояжа должен был стать Лондон. Я уже от кого-то слыхал, что этот город является столицей английского королевства.
– Ты это слышал от меня, когда я рассказывал тебе о своем предыдущем сне.
– Спасибо, Шломо. Как видишь, полезные знания прочно оседают в моей голове.
– Ты избрал великолепный маршрут, Шмулик. Однако Божин-то находится на Украине, поэтому путь твой в Англию, на самый край Европы, продлится долго.
– Отнюдь! Представь себе, Шломо, что, сев в карету, направляющуюся на запад, я сразу почувствовал себя европейцем. Ничего тут нет удивительного: ведь Украина – это Европа! – заявил Шмулик.
– Короче, уже к вечеру я разгуливал по улицам Лондона, – продолжил рассказчик, – и довольно скоро меня остановил приличного вида господин в высокой шляпе и посетовал, что, не далее как вчера, его гостиницу покинул некий хасид, который спешно уехал, не успев, к сожалению, расплатиться за постой. Поскольку англичанин говорил со мной хоть и на ломаном, но на нашем языке, я понял, о ком идет речь: видно, ты его выучил. Я немедленно погасил твой долг, а за себя внес плату вперед.
– Ах, какой позор на мою голову – уехал не расплатившись! Словно обокрал человека! Спасибо тебе, Шмулик, я верну тебе долг к ближайшему же празднику.
– Не сомневаюсь в твоей обязательности. Несколько дней я посвятил усвоению чудес большого города. Язык тамошних аборигенов оказался удивительно простым. Благодаря своей исключительной памяти, я постиг английскую речь всего за одно утро и быстро стал понимать необыкновенно вежливых английских извозчиков, мусорщиков и рыночных торговцев. Я хорошо запомнил наиболее часто употребляемые ими слова, которыми отвечал на замечания спесивых богатых людей во фраках. Мне не составило большого труда научиться читать вывески слева направо, и, благодаря своей смекалке, я очень скоро отыскал иудейскую харчевню, где подавали кошерную пищу.
– А довелось ли тебе, Шмулик познакомиться во сне с людьми, составляющими гордость английской нации? – спросил Шломо.
– Разумеется! Однажды сырым и не располагающим к прогулкам лондонским утром, когда я не собирался показывать нос на улицу, к гостинице торжественно подъехала исключительно богатая карета. Предварительно постучавши, в мою комнату на цыпочках вошел хозяин заведения. Он сообщил, что ко мне с визитом прибыла правящая королевская чета, и робко спросил, согласен ли я принять державных гостей? Я не имел ничего против, и через минуту-другую на пороге показались разодетые в пух и прах мужчина и женщина с золотыми коронами на головах.
– По-доброму завидую тебе, Шмулик. Какой блеск фантазии! Созерцаемые тобою сны создают иллюзию блаженства, пусть кратковременную. Только счастливые окончания хасидских сказок могут соперничать с жизненностью твоих видений!
– Погоди, Шломо. Сейчас убедишься, что чем дальше в лес, тем больше ягод. Только поклонился я коронованным особам, как они оба упали на колени, и давай умалять меня немедленно ехать с ними на пир, который задают, по твоему выражению, люди, составляющие гордость английской нации. Ты спросишь, кем гордятся островитяне? Отвечу: это знакомая тебе по первому твоему сну знаменитая сочинительница предосудительных романов и ее супруг, почти столь же знаменитый сочинитель. Я ответил согласием на просьбу короля и королевы. Втроем мы уселись в карету и поехали на пир.
– События наших снов – моего первого и твоего второго – весьма похожи, – заметил Шломо, – но сколь решительно разнятся поступки и мотивация героев! Фундаментальность отличий проистекает из абсолютного несходства наших характеров. Налицо очевидное проявление исследуемого нами феномена, не так ли, Шмулик?
– Безусловно! Однако слушай, друг, чему я стал свидетелем далее. Меня, как почетного гостя, усадили рядом с хозяевами во главе стола. Король и королева заняли места поскромнее. На белой скатерти теснились хорошо знакомые мне блюда, к которым я привык в Божине: фаршированная рыба с соусом, куриный бульон, крутые яйца, вареная морковь, то бишь цимес, ароматный чулент, белые плетеные халы, компот из сухих фруктов. С великолепием яств чудно гармонировала бутылка желтой водки, называемой в тех краях виски. В трапезный зал вошел главный раввин английской столицы. Он обнял меня, пожал руку, а потом заверил в абсолютной кошерности всех угощений. Раздались аплодисменты присутствующих.
