Вот, в здании одной из авивских газет, в конце коридора, в фойе, уселись в креслах двое. Напротив Райлики, новой помощницы секретаря, расположился Шай Толедано – один из редакторов, мужчина средних лет и строгих правил. Шай знаком с Итро Оксом и с Гиладом. Последний ходатайствовал за сестру, чтоб поберег ее от каверз, чинимых новичкам.
– Нравится тебе у нас, Райлика? – спросил Шай.
– Не скучно здесь. А что, Шай, разрешат мне отпуск?
– Через полгода работы? Попробую попросить за тебя.
– Спасибо, Шай.
– И зачем тебе понадобился отпуск сейчас?
– Да так, с родителями побыть… – замялась Райлика.
– Темнишь! Я знаю от Итро и от Гилада, какую штуку твой отец задумал. Собрались в путешествие в страну Ашназ, на полтора века назад. Хотите привезти Свиток.
– Что вы думаете обо всем этом, Шай?
– Ты знаешь, я – человек религиозный, и верю в вечность народа эрцев. Я полагаю, задуманное возможно, хоть и звучит невероятно. А ты что скажешь?
– Не знаю. Хочется новизны. Не отправилась в путешествие, уступила родителям. Теперь поеду с ними.
– Вернешься – расскажешь.
– Шай, пусть никто из наших не узнает о поездке. Засмеют.
– Разумеется, Райлика! И ты не проговорись. Если до Роны дойдет, что я верю небылицам, погибла моя репутация серьезного аналитика.
– Кто упоминает мое имя всуе? – воскликнула вошедшая Рона.
– О, Рона! А я как раз рассказываю Райлике о зачинателях нашей газеты, – не моргнув глазом, соврал Шай.
Рона Двир, дама солидных лет, высокого роста, энергичная и решительная, уселась в кресло. Она – ветеран, праматерь новой авивской прессы. Рона – старший редактор, ее слово, как камень весомо и твердо, а авторитет незыблем.
– Какого мнения о нашей газете держится твоя юная подопечная? – спросила редактора старший редактор и при этом покосилась на Райлику. Взгляд Роны был строг, но голос выдавал доброту.
– Райлика считает, что у нас не скучно, – улыбаясь, ответил Шай.
– Девушка – сама проницательность. Более бесспорного суждения высказать не возможно.
Райлика смущена. Это похвала или насмешка?
– Ты молодец, девочка, ты всем нравишься, – подбодрила Райлику почтенная матрона.
– Сегодня мы ждем гостя, – продолжала Рона, обращаясь к Шаю, – Пожалует небезызвестный тебе Мики Парицки. В последнее время он дает все меньше оснований величать его гостем, – поколебавшись, заметила Рона и пристально уставилась на Шая, – Он зачастил. Что-то притягивает его. Сила всемирного тяготения действует на вашего брата! Впрочем, мы всегда рады ему и его статьям.
Шай сидел с замороженным лицом. Райлика ретировалась к себе.
– Пойдемте, господин Толедано, ко мне в кабинет. Встретим Мики достойно, – сказала Рона и подумала: “Где-то я слышала, что все мужики за сорок – конченые негодяи”.
– Пойдемте, госпожа Двир, – в тон ответил Шай, и оба удалились.
***
Шай Толедано и Мики Парицки больше, чем друзья – они боевые товарищи. Офицерами воевали вместе в особом воинстве, причислиться к коему стремятся лучшие, из которых лучшие удостаиваются чести. Не раз подставляли друг другу плечо, и за плечами у каждого немало лихих дел – утеха памяти. Навоевавшись досыта, отправили на чердак высокие тяжелые ботинки, выучились в университете, женились и породили детей – Шай двух девочек, а Мики – двух мальчиков.
Шай рос в семье, где блюдутся традиции веры. Мики воспитывался на безбожных идеях. Первый тяготеет к Правой партии, а второй, ясное дело, – к Левой. И не просто тяготеет, но занял в ней важную позицию и делает карьеру, стремясь наверх. Помещает свои статьи в газете, где работает Шай. На бумаге они противники, а в жизни, как сказано, больше, чем друзья. Ибо, дойдя в противостоянии своем до крайней точки, обязательно вспоминают, что оба эрцы, и стрелы возвращаются в колчаны. Однако, это – не правило в стране Эрцель.
Рона Двир восседает во главе стола. По одну сторону расположился Шай, по другую – Мики.
– Я рада, господин Парицки, принимать вас в своем кабинете. Левая партия необыкновенно активизировала свою деятельность. Ваши статьи, Мики, украшают газету каждую неделю.
– Прошу не забывать, госпожа Двир, что писанина этого левака должна быть уравновешена моим аналитическим комментарием.
– Прошу не забывать, господин Толедано, что газета, в которой вы являетесь редактором, объективно отражает баланс общественных идей. Паранойя – коллективный диагноз “праваков”, выражаясь вашим языком.
Мики с видимым удовольствием слушал перепалку.
– Господин Парицки, будьте любезны, сотрите ехидную улыбку с физиономии и кратко представьте нам ваш последний опус.
– Госпожа Двир, господин Толедано! – с преувеличенной торжественностью начал Мики, – Как вам известно, в гуще народа страны Эрцель зреет готовность к миру с герами, нашими неизживными соседями. Из двух зол – уступить часть или потерять целое – эрцы научаются отдавать предпочтение злу меньшему. Усвоить сложную науку выбора помогает давление новой реальности, кладущей предел бессмысленным мечтаниям. Не стыдно подчиняться обстоятельствам, и примем неизбежность достойно!
Мики сделал паузу. Убедился, что, как и ожидал, лицо Роны выражает нетерпение, а лицо Шая – скепсис.
– Левые сделали открытие. Если открытие не находит применения, в нем нет ценности, – заметил Шай.
– Открытия остановить нельзя. Но они оскорбляют проворонивших новизну, и горе открывателям, – вставила слово Рона.
– Наша Левая партия, глаз и глас народа готовит лозунги к кампании выборов новых ста двадцати скрытых праведников, нашего с вами парламента. Моя статья будет первой публичной апробацией этих лозунгов. Мир с герами, серая линия, дьявольский контраст роскоши и нищеты – это темы статьи. Отмечается, что имеется некое малое число правых, которые почитают войну за высокое счастье, а добывать для себя это счастье шлют большое число левых. Подробности прочтете сами. Уверен, за нами пойдут заблуждающиеся сторонники Правой партии. Вот, что я принес на сей раз. Присоединяюсь к требованию господина Толедано о равновесии.
Иронию последнего замечания Рона оценила полуулыбкой.
– Благодарю вас за краткость сообщения, господин Парицки. Не сомневаюсь, что господин Толедано скрупулезно разберет текст и явит читателям несостоятельность фантазий “леваков”. Мики, оставьте материал, статья выйдет в свет в конце недели.
Шай и Мики вышли из кабинета Роны.
– Дружище, где ты прячешь новенькую? – спросил Мики, ткнув Шая кулаком в бок.
– Она у себя.
– Пойду, выманю ее.
– Мики, в мире нет тайн. Рона объясняет твою литературную активность не теми причинами, что ты привел в ее кабинете. Гони беса прочь.
– Нет сил быть безгрешным.
– Не будь им. Ищи другую дорогу в ад, в стороне от Райлики.
– Твоя правильность наводит тоску.
– Расскажи о сыновьях.
– Ну, слушай.
Глава 4 Ашназ
Супруги Фальк и возлюбленная их дочь сидят в гостиной своей квартиры. Войди тут кто из знакомых, и был бы удивлен несказанно: дом превратился в театральные подмостки. Публика отсутствует, значит, это не представление, а репетиция. Причем, генеральная – ведь актеры-то в костюмах!
Да, семейство приготовилось в путь. Не решено, правда, каким видом транспорта предстоит воспользоваться, зато известны пункт назначения и приблизительный год прибытия. В центре комнаты составлены чемоданы. Главное содержание их – одежда. На Бернаре строгое черное одеяние. Рядом на столе лежат цилиндр и перчатки. Луиза и Райлика наряжены в длинные платья с кружевами, оборками, складками, фестонами и прочими важными деталями. Рядом с цилиндром покоятся женские шляпы с лентами. Красота! Каждая мода хочет утвердиться навечно. Что против былого эстетизма нынешние функциональный примитивизм и эротический максимализм? Нищета прогресса!
Над созданием туалетов увлеченно трудились все трое. Поначалу Бернар высокомерничал. Мол, не в одеждах мудрость ума, а верность моде убавляет от свободы духа. Потом втянулся в коллективный труд. Он добывал материалы в литературных источниках, материалы из магазинов тканей доставляла Райлика, а умелые руки Луизы были заняты материализацией идей. Обсуждение моделей и примерки – общее дело.
– Мы, кажется, готовы. Что будет дальше, папа? Наши намерения никто не принимает всерьез.
– Ошибаешься, дочка! Принимают всерьез, да стесняются других и себя, потому и не подают виду. Все эрцы одним мирром мазаны. И твои Рона и Мики, безбожники, уголком сердца верят в избранность и вечность эрцев. А чудные эти свойства означают среди прочего, что сему народу дарована свыше привилегия покидать колесницу времени, неумолимо влекущую из прошлого в будущее все иные божьи творения, – высокопарно возразил Бернар.
– Теперь, как в старой сказке, мы должны закрыть глаза и открыть глаза? – прервала Луиза поток мужниного красноречия.
– Нам не нужен тайный проход на городском мосту и не требуется машина времени со скрипучими рычагами. Мы крепко верим, и этого довольно. Жизнь сильна верой, а чудеса – для сказки. Не станем закрывать и открывать глаза, а оглянемся вокруг себя.
Луиза и Райлика последовали призыву, повернули головы направо и налево. Они сидят в беседке в тихом городском саду. Напротив стоит элегантный Бернар, и на физиономии его сияет торжествующая улыбка.
***
Сколь неудержимо ликование Бернара, столь велико изумление Луизы и Райлики. Ибо вера в чудо не исключает удивление ему.
– Мы перенеслись в девятнадцатый век, в страну Ашназ, в славный город Уухен, – ответил Бернар на немой вопрос на лицах женщин, – Немного осмотримся и начнем искать пристанище.
– Почему именно Уухен? – спросила Райлика.
– По моим предположениям, в этом городе, или где-то поблизости, хранится Свиток. Я слышал рассказы отца и деда. Здесь, в Уухене, в то, а вернее в это время, взошли семена просвещения и гуманности – пути эрцев к спасению. Посему и Свиток спасения должен находиться здесь и сейчас.
Объяснив, великодушный Бернар предложил жене и дочери прогуляться вокруг сада и чуть-чуть удовлетворить любопытство, а сам добровольно остался сторожем при чемоданах.
Убедившись, что они одеты правильно и модно, и встречные прохожие не изучают их удивленными взглядами, успокоенные женщины вернулись в беседку.
Настала очередь Бернара производить рекогносцировку. Первым делом следует отыскать гостиницу, где останавливаются эрцы. А задать вопрос лучше всего своему, которого нужно распознать среди множества шназов. Бернар в затруднении. Прожившему жизнь среди своих нелегко найти своего среди чужих. Что есть в арсенале Бернара? Немного помнит с детства шназский язык, ну, и конечно при нем вечный эрцит, годный всегда и везде.
Торговая площадь. Прилавки с навесами. Кругом шназы. Осанка величественная, лица полны достоинства. Прошел человек с черной с проседью бородой и с виду не гордый. “Попытаю счастья” – подумал Бернар.
– Прошу прощения, господин, – обратился Бернар к бороде, – Я приезжий в Уухене, нуждаюсь в совете…
– Откуда вы? – нетерпеливым вопросом перебил горожанин. Одного быстрого искушенного взгляда ему хватило, чтобы сделать вероятное предположение в отношении Бернара.
– Я живу в святом месте, на земле…
– Эрцель! – закончил за Бернара соплеменник.
– Вы догадливы.
– “Святое место”, “земля” – ясно: это – Эрцель.
Борода бросил два-три приветственных слова на эрците и этим покорил собеседника.
– Я с женой и дочкой. Они ждут в городском саду. Мне нужен адрес подходящей гостиницы.
– С какой целью пожаловали в Уухен, позвольте узнать?
– У нас важное дело к главе городской общины эрцев.
– Возвращайтесь в сад. Через четверть часа я пришлю за вами городскую карету. Вас отвезут туда, куда вам нужно.
С почти забытой, но милой сердцу Бернара шназской пунктуальностью, ни на минуту не задержав и не упредив своего прибытия, у ворот сада остановилась карета. Вне всякого сомнения, что семейный автомобиль Фальков передвигается не в пример быстрее и мягче, чем открытый конный экипаж, на скамьях которого расположились Бернар, Луиза и Райлика. Зато как красива старина! Кучер в цилиндре, стройные лошади, огромные колеса стучат по мостовой. Уухен весь в зелени. Старые деревья. Шназы говорят меж собой сравнительно негромко. На мостовых и тротуарах не видно мусора. Уши и глаза приезжих отмечают диковинное. Вдали виднеются башни замков, вблизи – остроконечные крыши домов и церквей.
***
Хозяин гостиницы, невысокий плотный эрц, назвавший себя Фердинандом, удовлетворенно опустил в карман бриллиантовое колечко, которое получил от Бернара, как плату за постой. Он показал Фалькам их скромные апартаменты. Бернар выразил желание обедать не в общей трапезной, а у себя, и пригласил к обеду Фердинанда. За обедом, после свершения подобающего омовения и благословения, а также утоления первого голода, между участниками трапезы завязалась ознакомительная беседа.
– Дамам пришлась по вкусу наша простая шназская пища? – спросил на эрците хозяин гостиницы.
– О, да, господин Фердинанд. Очень вкусно, и сравнение в вашу пользу. Наша кулинарная изощренность, в конце концов, утомляет, – воодушевленно ответила Луиза.
Дочерний долг вежливости удержал Райлику от выражения иного мнения.
– Совершенно согласен с вами, госпожа Фальк. Кухня не должна занимать в сознании место храма. А вы у нас по торговым или по семейным делам, господин Фальк?
– Пожалуй, ни то и ни другое, господин Фердинанд, – ответил Бернар, – Я сказал вам, что мы прибыли из земли Эрцель, а теперь добавлю, что мы граждане страны Эрцель.
– Простите, я, кажется, не расслышал, вы граждане какой страны?
– Страны Эрцель.
– Но ведь такой страны нет!
– Есть, а вернее, будет, господин Фердинанд. Дело в том, что мы явились к вам из времени, на полтора века опережающего ваше время.
– О, это совсем другое дело! Теперь все разъясняется, все просто и понятно. Я думаю, вам необходимо встретиться с главой нашей общины. Его зовут господин Вайс.
– Вы угадали мою мысль, господин Фердинанд. Не соблаговолите ли нам помочь в этом?
– С радостью. Я сам состою в правлении общины.
– Тем лучше. Вы своими ушами услышите наш подробный рассказ. Я надеюсь, господин Вайс не станет возражать против участия в беседе моей жены и дочери?
– Беспокойство излишне: господин Вайс человек передовых взглядов.
***
В дом к богатому торговцу, главе общины, съехались самые уважаемые, состоятельные и образованные уухенские эрцы, как гражданского рода занятий, так и духовного звания. Почетный форум встречает прибывших в Уухен соплеменников из будущей страны Эрцель. Среди собравшихся мужчин, людей солидного возраста, выделяется свежестью и красотой молодой
человек лет двадцати пяти. Либеральный дух собрания утверждается присутствием женщин. Господин Вайс усадил Луизу и Райлику рядом со своей женой и взрослыми незамужними дочерьми, разместив, однако, всех дам поодаль от мужских глаз и ушей.
Общество расположилось в зале. На небольшое возвышение у стены взошел глава общины. Роста господин Вайс невысокого, борода короткая и аккуратно подстрижена, выражение лица абсолютно любезное, глаза беспокойные, манеры, уверенные и свободные, выдают человека многоопытного и осторожного, которого провести никак нельзя.
– Любезные эрцы! Почтенные господа! Без вступления и лишних слов представляю вам наших нежданных и негаданных, но бесценных и милых сердцу гостей – господина Бернара Фалька, его супругу Луизу и дочь Райлику, – лучезарно улыбаясь, произнес господин Вайс.
Бернар встал и поклонился во все стороны. То же сделали Луиза и Райлика.
– Нам не терпится услышать рассказ о стране Эрцель, которая возникнет через много лет, когда наше поколение уже уйдет из этого мира. И, разумеется, наша община проявит королевское гостеприимство и окажет всю возможную помощь дорогому семейству Фальков, – сказал господин Вайс и пригласил Бернара на возвышение.
– Любезные господа! Почтенные эрцы! Я буду говорить кратко, и я прошу вас: не стесняясь, перебивайте меня вопросами и поправляйте, ибо беседа плодотворнее монолога, – начал Бернар, – От вашего до нашего времени неслыханно много бедствий претерпел народ эрцев. В возмещение мук бог даровал нам шанс, и мы не упустили его и создали свою страну.
– Воспользуюсь разрешением господина Фалька и вставлю слово, – сказал сидевший неподалеку от оратора старый эрц, обладатель длинной, редкой и седой бороды и имеющий репутацию консерватора, – Я полагаю, что господь не в утешение за страдания, но, избрав себе народ эрцев, дал ему страну – место под солнцем.
– Избранничество – это не столь патент на превосходство, сколь бремя и обязанность грешить меньше прочих народов и светить им в пути, высоко держа факел прогресса. Не потому ли, господин Фальк, терпят гонения эрцы, что миссию свою толкуют превратно и не исполняют вполне? – задал вопрос второй полемист, человек либерального направления мысли, много уступающий первому годами и длиной бороды.
– Господа, не будем злоупотреблять великодушием гостя. Пусть господин Фальк говорит без помех! – воскликнул глава общины.
– Благодарю вас, Господин Вайс! Я продолжу. Мы строили страну, но мира с соседями не знали, и это – наша боль. Нынче все больше граждан направляют взоры в сторону мира, но пока еще велика сила у превратно толкующих миссию – так, кажется, было сказано – и ищущих вдохновения в темных глубинах мистической баккары. Нам нужен Свиток. Умелые люди применят его слово и укрепят сердца тех, чья вера в спасение через мир не тверда. Свиток принесет спасение.
– Господин Фальк считает, что баккара, толкующая о спасении, – помеха ему? – с сарказмом на устах вновь перебил рутинер.
– Обстоятельства страны Эрцель говорят в пользу разумной умеренности и вопиют против старого фанатизма, – взвешенно, размеренно и холодно возразил его оппонент.
– Баккара не старый фанатизм, а нестареющее достояние народа! – парировал первый спорщик.
– Довольно, господа! Не для сего вечного диспута, а ради наших дорогих гостей мы собрались под этой крышей, – урезонивает идейных противников хозяин дома, – Прошу вас, господин Фальк, объясните, почему вы думаете, что Свиток находится в Уухене?
– Я ожидал этого вопроса, любезный господин Вайс. Как вам известно, мой род происходит из этих мест. От отца и деда я слышал, что в стране Ашназ, и в городе Уухене прежде всего, возникли и укрепились либеральные воззрения на спасение. Поскольку правоту этих воззрений подтвердила история страны Эрцель, то вполне разумно именно здесь искать Свиток спасения, не так ли, господин Вайс?
– Я восхищен вашей проницательностью, господин Фальк. Мы подробно обсудим с вами дело о Свитке, – сказал глава общины.
Последние слова хозяина дома были истолкованы, как сигнал к окончанию ассамблеи. Люди стали расходиться. Кроме Вайсов и Фальков остался упомянутый прежде красивый молодой человек.
***
Пока мужчины бились насмерть картонными мечами, Луиза и Райлика пребывали в обществе супруги и дочерей господина Вайса. Луиза с госпожой и девицами Вайс вели оживленный разговор на эрците, хотя недостаточные познания шназских дам в языке сужали тематику. Райлика не проронила ни слова. Она обратила внимание на молодого человека, а также обратила внимание на то, что и он обратил на нее внимание. Так они и сидели молчком в разных концах зала, перехватывая притворно случайные взгляды.
Райлика была обижена на девятнадцатый век, ибо в предпринятом хозяином дома размещении мужской и женской части публики усмотрела не прогрессивный либерализм, а мужской деспотизм. Новые идеи не скоро завоевывают наши симпатии, а у старых – шансы вообще иллюзорны. Чтобы занять время, Райлика, преодолевая здоровое женское равнодушие к идеологическим спорам мужчин, прислушивалась к шуму словесных волн в зале. Пока гости расходились, Бернар спросил дочь, что она думает о различных мнениях. Райлика ответила, что не усмотрела различий. “Все – она сделала ударение на слове “все”, пристально глядя на отца, – Почитают себя высшей кастой”. Выплеснув досаду, успокоилась.
Хозяин дома подвел молодого человека к Фалькам. “Разрешите представить вам, дорогие гости, моего помощника. Перед вами – Нимрод Ламм” – сказал господин Вайс. Юноша улыбнулся и поочередно поклонился каждому из Фальков, начав с Луизы и закончив Бернаром. Не упустив момента, Райлика смело оглядела Нимрода: высокий, широкоплечий, белокурый и белозубый, умные глаза, и улыбается приятно. Райлика заподозрила, что краснеет. “Вот еще глупости!” – подумала.
Ужин, в котором приняли участие Фальки, Вайсы и Нимрод Ламм, подтвердил репутацию незамысловатости шназской кухни. Господин Вайс, пренебрегая смущением Нимрода, горячо расхваливал последнего, рекомендовал его, как самого перспективного члена уухенской общины эрцев, подлинного сторонника либерализма, глубокого знатока эрцита и так далее и так далее. Достоинства от похвал расцветают, а без них – чахнут. Пока Райлика ловила каждое слово Вайса, Нимрод ловил движение каждого мускула на ее лице.
Покончив с панегириком, хозяин дома перешел к вопросу, более всего волновавшему Бернара.
– Господин Фальк! Я вновь и с удовольствием отдаю должное вашей проницательности, достижения которой – это следствие необычайной ясности ума. Вы не ошиблись в своем предположении относительно места нахождения Свитка. Он действительно хранится в Уухене.
– Благодарю вас, господин Вайс.
– Ваш краткий рассказ заставил думать, что Свиток, попади он в страну Эрцель, поможет принести спасение народу эрцев. Однако, нельзя исключать, что и в стране Ашназ Свиток может произвести такое же действие. Торопится грешно. Ведь мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим. Мы с вами принадлежим к одному народу, и оба радеем за него, и нам важно принять правильное решение. Ибо нет разницы для вечного и вездесущего народа эрцев, в какое время и в какой стране придет спасение. Главное, чтобы оно пришло! Не правда ли, господин Фальк?
– Настала очередь для похвалы в адрес вашей проницательности, господин Вайс!
– Благодарю. Поживите в Уухене и ближе познакомьтесь с нами, а мы надеемся побольше услышать от вас о стране Эрцель. Стол и дом, дорогие мои Фальки – за счет нашей общины!
– Это так неловко, господин Вайс! – возражая, дала согласие Луиза.
– О, не стоит беспокойства!
– Мы принимаем предложение, правда, дочь?
– Конечно, папа! – поспешила заверить Райлика.
– Дорогие мои гости! Поскольку я большую часть времени нахожусь в разъездах по купеческим делам, я бы хотел, чтобы вашим главным рассказчиком и слушателем стал Нимрод Ламм. Я доверяю Нимроду, как самому себе. Он завершает образование, пока не избрал себе карьеру и стоит на перепутье. Я думаю, с вашей помощью он будет рад заглянуть в будущее.
– Благодарю вас за доверие, господин Вайс! – взволнованно произнес Нимрод. Мысли его спутались в комок. Хотелось новизны. Кольнуло предчувствие перемен.
По женским лицам семейства Вайс пробежала тень.
“Он хорош собой и обходителен” – с материнским прицелом подумала Луиза и покосилась на дочь.
“Приставил к нам соглядатая, хитрец этакий!” – подумал Бернар.
Райлика ничего не подумала и лишь незаметно провела ладонью по щекам – не горят ли?
***
На протяжении месяца, что Фальки пребывали в стране Ашназ, Нимрод Ламм был их почти ежедневным гостем. С утра он приходил в гостиницу, и все общество отправлялось на прогулку по улицам и садам Уухена. Старшие шли впереди, а молодые отставали. Или наоборот. Нимрод обнаружил себя в высшей степени приятным собеседником. Бернар и Луиза готовы были бесконечно обмениваться с ним мыслями, Райлика и Нимрод хотели бы бесконечно болтать друг с другом. Если бы бесконечности можно было сравнивать по величине, то, несомненно, первую из двух Нимрод назвал бы слишком длинной, а вторую – слишком короткой.
Нимрод рассказывает о себе просто и скромно, Бернар и Луиза слушают жадно и сочувственно. Когда Нимрод сказал, что он сирота и один-одинешенек на белом свете – нет у него ни братьев, ни сестер, ни других родичей – глаза Луизы наполнились влагой, и она непроизвольным движением погладила его по руке. Матери он не знал, она умерла при родах. Младенцем был на руках у кормилицы. Отец, аптекарь, не женился в другой раз.
Старший Ламм слыл человеком мечты. Его унесла волна идей просвещения, владевших умами образованных эрцев страны Ашназ. “Мы, эрцы, – факел и свет – сохраним нашу веру не в ущерб вере народов и станем шназами с душою эрцев” – так думал сам и так учил сына. Случилась война с соседней страной, и аптекарь, патриот страны Ашназ, рядовым солдатом вступил в войско. Геройством заслужил награду, но желание его стать младшим командиром не исполнилось, ибо негодно это, чтобы эрц командовал шназами. “Верноподданность худшего вида – это верноподданность искренняя” – подумал Бернар.
Когда Нимроду было пятнадцать, отец погиб в бою.
У преемственности один глаз на затылке, другой во лбу. Настоящее – росток прошлого, и сходство между ними облегчает созерцание будущего. Повзрослев, достойный сын-преемник продолжил добавлять строки в рукопись отцовских идеалов. Черную кляксу на белой бумаге можно аккуратно обойти. Небольшого наследства аптекаря и пособия от городской общины эрцев города Уухена юноше хватало на изучение наук и языков.
– Я задумал переложить святую книгу эрцев на шназский язык, – признался как-то Нимрод.
– Да ведь это уже давно сделано, мой мальчик! – возразил Бернар.
– О, господин Фальк, я знаю, как это сделать иначе!
– Помилуй, разве возможно сделать иначе?
– Я перестрою книгу, и она не станет более затемнять светлый лик эрца. Тенью укрою недостойное нас. И тогда народы полюбят эрцев, как мечтал о том мой отец!
– Мой мальчик, ты такой же мечтатель! – воскликнул Бернар и обнял Нимрода за плечи.
Бернар уже не называл Нимрода “соглядатаем”, но душевно полюбил его. Сравнительно быстро неповоротливый мужской ум Бернара сумел постичь простую практическую мысль Луизы в отношении желаемого развития семейных событий.
***
Взаимный интерес с первого взгляда – так можно назвать дух, вселившийся в головы Райлики и Нимрода, в тот день, что они впервые увидали друг друга в доме господина Вайса. Когда угля довольно, и есть ветерок, искра интереса непременно разгорится. А захочет судьба, и огонь души переселится из головы в сердце. Если встретились герои из разных веков, о топливе и тяге заботы нет. А для любви причины не нужны.
Часами бродят Райлика и Нимрод по улицам Уухена или за городом в поле. Славно летом в стране Ашназ. Зелено, светло, чисто. А в стране Эрцель – лучше. Звезды ярче, море шумит, сердца горячей. Так думает и говорит Райлика. У нее преимущество: она сравнивает. Нимрод скромно похвастал, что трудится над докторатом, и профессор им доволен. Райлика похвалила друга за быстроту, с которой он, учась у нее, обогащает свой книжный эрцит блеском разговорного лексикона.
Райлике нравится изумлять Нимрода. Забавно наблюдать, как любознательный парень слушает, порой, не скрывая сомнение, а потом задает тысячу уточняющих вопросов. Рассказ об автомобилях и самолетах Нимрод переварил успешно, телевидение принял на веру, а с объяснением идеи компьютера Райлика потерпела неудачу. “Это оставим пока. Увидевши – пойму” – сказал Нимрод и бросил на Райлику короткий испытующий взгляд.
Ни одна история о технических чудесах не имела столь сильного действия, как невзначай брошенная Райликой фраза об армейской ее службе. “Девица в армии!?” – поразился Нимрод. “Ну да, обычное у нас дело!” – ответила Райлика, не видя причины для великого удивления. Потом вспомнила, как господин Вайс рассадил мужчин и женщин в своем доме, и поняла, отчего дело это Нимроду обычным не показалось. В голове его вспыхнули тревожные вопросы, но на язык не соскользнули: спрашивать боязно, и ответ страшен. Господство предрассудков делает нас немыми. Райлика громко смеялась про себя. Долгое испуганное молчание потрясенного Нимрода заставило ее предположить, что жизненный опыт ее друга уступает ее собственному невеликому опыту. “Это вовсе не огорчительно” – подумала.
Дружба теплела с каждым днем и, кажется, стала на путь трансформации в иное качество. Отношения развивались стремительно и продвинулись столь далеко, что молодые, гуляя по безлюдным аллеям, держались за руки. Значительный шаг в предсказуемом направлении был сделан в тот день, когда, церемонно и торжественно, Нимрод пригласил Райлику в театр. В городе Уухене приготовлена постановка оперы великого композитора страны Ашназ господина Рондера. По окончании спектакля перед публикой выступит любимец шназов сам господин Рондер. “Как здорово! Я кое-что слышала о Рондере”, – радостно воскликнула Райлика. “А сейчас ты услышишь его музыку и его самого!” – выпалил Нимрод, довольный, что и ему представился случай впечатлить. Нимрод пояснил, что, разумеется, господин и госпожа Фальк тоже приглашены. Райлика не была удивлена и смиренно благодарила от имени родителей.
***
Жители Уухена и окрестностей, нарядившись и напудрившись, дамы и господа, тянутся пестрым потоком к горящему огнями в темном небе зданию театра, дабы услышать новое сочинение великого шназа – гордость и славу страны Ашназ – композитора Рондера.
Слушатели расселись по местам. Первые ряды партера, ложи и бельэтаж заполнили звезды и эполеты, портупеи и мундиры. Среди парадного блеска шназов то тут, то там чернели блеклые пятна подстриженных бород и скучных фраков просвещенных эрцев. Дамы обеих категорий публики были равно хороши. Фальки и их молодой покровитель сидели в ложе.
На сцену взошел управляющий театром и потребовал тишины. Добившись ее, он объявил, что в зале, гордящимся лучшей в мире акустикой, – тут, как по команде, раздались, а потом также дружно стихли ликующие аплодисменты – в этом зале сегодня имеет быть оперный спектакль – сочинение композитора Рондера. Управление театра приготовило сюрприз: сам господин Рондер выступит перед публикой.
Воцарилась тишина. Потом откуда-то из глубины возникла прекрасная музыка. Взлетели чудные голоса и заполнили собой пространство. Слушатели старались придавать своим лицам выражение, адекватное событиям развертывающейся на сцене драмы. “Как жаль, что в нашей стране нет входа в этот дивный храм. Тяжелые камни истории завалили вход” – подумал Бернар. Райлика глядела на сцену и отмечала про себя: “А ведь мой Нимрод похож на белокурого богатыря со щитом и копьем!” Перевела быстрый взгляд с оригинала на копию: “Похож-то, похож, но мой ли?”
Быстро пролетело время четырехчасового спектакля. Музыка смолкла, занавес упал, публика трепетно ждет. И вот, свершилось. Из-за тяжелого плюшевого полотнища вышел господин Рондер. Крупная фигура, слегка лысоват, подбородок чуть скошен. Простотой одежды сходствует с обитателями галереи, а не лож. Смущенно улыбнулся, раскланялся. Глаза – сама доброта. Впервые видевшие его удивлялись, как человек такого непритязательного и благодушного вида создает столь потрясающе мощные и непререкаемо великие творения. Знавшие его прежде говорили, что у человека с открытой душой и лицо открытое.