Эта книга предназначена исключительно для Вашего личного использования.
Она не может быть перепродана или отдана другим людям. Если Вы хотели бы поделиться этой книгой с другими, пожалуйста, купите дополнительную копию для каждого получателя. Если Вы читаете эту книгу и не покупали ее, или она не была куплена только для Вашего использования, то, пожалуйста, купите свою собственную копию.
Спасибо за уважение к нелегкой работе автора
Все персонажи и события романа являются вымыслом автора, и никакого отношения к реальным людям и событиям не имеют.
Гала-концерт звезды эстрады Леона Вайдела в Лондонском Олимпийском парке подходил к концу, как и кругосветное турне, задуманное в честь пятнадцатилетия его концертной деятельности. От слепящих вспышек у самого Вайдела и парней из его группы уже мутилось в голове. Со стороны стадиона, в чаше которого они выступали, слышался рев фанатов. Звук гитар плыл и рвался, все-таки стадион не концертный зал, но замечал это, похоже, только сам Вайдел.
Он выкладывался полностью. Бенджамин Скотт, его менеджер, озабоченно выглядывающий из-за столба с аппаратурой, неодобрительно качал головой: концерт затянулся больше чем на час. Когда Леон в очередной раз согласился спеть по требованию не желающей отпускать его публики свою коронную песню «Ты моя любовь», он постучал пальцем по циферблату Роллекса и скрестил руки перед собой, показывая, что нужно закругляться.
Это Вайдел знал и без него. Мокрые от пота парни уже смотрели на него волком. Но ему было стыдно. За деньги, что зрителям пришлось выложить за его концерт, ему нужно петь до утра.
Едва отзвучали последние аккорды песни, иллюминация вокруг погасла, и мужской голос, видимо, администратора стадиона, категорично произнес:
– Леди и джентльмены, концерт окончен! Благодарим за внимание!
С трибун раздался дикий свист, но свет не зажегся. Измочаленные музыканты спустились вниз, под трибуны, где были устроены общая комната отдыха и гримерки.
– Ну и гад же ты, Леон! – бас-гитарист Кроули не стеснялся в выражениях. – Сам сдохнуть хочешь, и нас за собой для эскорта тянешь?
Не отвечая, Вайдел упал в свободное кресло, вытянул гудящие от напряжения ноги и обессилено закрыл глаза. В ушах все еще грохотал и вопил симбиоз из музыки и воплей несдержанных зрителей.
– Такое чувство, что это место действует на зрителей слишком уж раскрепощающе. – Сидевший рядом ударник никак не мог усмирить правую руку, все еще отбивавшую ритм. – Они наш концерт с футбольным матчем не перепутали?
– Это обратная волна шла. На других представлениях орали не меньше. Что-то со звуком. Похоже, звукооператоры перестарались. Или наоборот. Не знаю. Но глушили нас классно. – От усталости Вайдел говорил короткими рублеными фразами, не открывая глаз.
Парни из бэк-вокала согласно закивали головами:
– Петь было тяжело, это ты верно сказал.
– На трибунах со звуком все было нормально, слышно вас было хорошо. Видимо, обратная волна – особенность этой площадки. – Бенджамин постарался смягчить недовольство группы. – Вы смотрелись классно. И звучали великолепно. А уж Леон вообще вне сравнения.
Девочки из подтанцовки, всегда готовые польстить своему кумиру, восторженно поддержали:
– Да, Вайдел сегодня был неподражаем! Но он всегда такой!
Прерывая их восторги, Бенджамин скомандовал:
– Ладно, девчонки, идите к себе, переодевайтесь! И вы тоже, парни.
Все встали и разбрелись по своим гримуборным. Как правило, на двух-трех человек гримерка была одна, и только Вайдел свою ни с кем не делил.
Через десять минут все собрались возле выхода. Бенджамин привычно предупредил:
– Осторожно, ребята. Снаружи толпа. Идем быстро, никаких разговоров и автографов! Охрана уже приготовилась. Пошли!
Они отработанным за годы совместных выступлений порядком вышли из ракушки. В середине шел Леон в черных джинсах и белой ветровке, с небольшим чемоданчиком в руке, набитым разными нужными для выступления вещами. Его сценические костюмы остались в подсобке, так же как и костюмы других участников группы. Утром за ними приедут костюмеры и увезут в офис. Тогда же заберут и аппаратуру. Сейчас самим бы прорваться невредимыми через наэлектролизованную толпу.
Бенджамин шел рядом, так же как и два мускулистых парня из группы. Хотя, если повторится история Лос-Анжелеса, когда возбужденная толпа прорвала заградительный кордон и в припадке исступленной любви чуть не отправила Вайдела на тот свет, они ничего сделать не смогут.
Он усмехнулся, вспомнив, как его всего в синяках абсолютно голым из рук фанатов вытащили полицейские и закинули в бронированный автомобиль. Тогда ему было не до смеха, но через пару недель, когда рассосались синяки, он смеялся над этим инцидентом вместе со своими музыкантами. Ничего страшного же не случилось. Ему крупно повезло, – он вышел из этой переделки без единого перелома. Синяки и шишки не в счет. Он даже не простудился, оставшись без изорванной на сувениры одежды.
Но сейчас все прошло без сучка и задоринки. Ревущая толпа осталась позади, они в автобусе ехали к офису Бенджамина, где стояли их машины.
– Может, поедем откачнуться? – неуемный Кроули, как всегда, мечтал оттянуться после тяжелого выступления. – Я в паб, кто со мной?
Половина группы изъявила желание расслабиться вместе с ним. Кроули пересчитал их по головам и нахально спросил у Леона:
– А ты, наша супер-звезда? Ты с нами не едешь? Мы для тебя слишком мелкие сошки?
Вайдел с огорчением покачал головой. И чего к нему вечно вяжется этот несносный тип? Хотел ответить, но его опередил сердитый Скотт:
– Знаешь, Кроули, мне помнится, что контракт с тобой подходит к концу в следующем месяце. Так вот, я тебя заранее предупреждаю: он продлен не будет.
Кроули на мгновенье замер, потом презрительно сплюнул на пол автобуса.
– Ну и черт с вами! Я не пропаду. Мне уже сделали несколько весьма приятных предложений. Так что приглашаю всех на мой отходняк! Не пожалеете!
Все зашумели. Автобус въехал на охраняемую стоянку возле офиса. Большая часть музыкантов попрощалась и, пересев на свои машины, двинулась кто куда. Бдительный Бенджамин обратил внимание, что за Кроули поехала всего-то пара единомышленников. Правильно, кто из здравомыслящих людей будет в столь сомнительной компании рисковать своей репутацией?
Не выходя из автобуса, Леон встал и потянулся, разминая мышцы. Он никак не мог успокоиться после напряженного шоу. Может, ему все-таки стоит немного развлечься? Но за годы выступлений он убедился, что ни к чему хорошему спиртное после выступления не приводит. Контроль над собой он теряет моментально, сказывается усталость, и физическая, и нравственная.
Семь лет назад после особо скандального случая он дал себе зарок: после концерта ни под каким предлогом не пить. И с тех пор свято его выполняет. Не будет отступать от этого правила и сейчас. Лучше уж примет горячий душ и отоспится.
Бенджамин посмотрел вокруг. Разъехались почти все. В автобусе остались только две крашеные блондинки из подтанцовки, к досаде Вайдела, несносно его обожавшие. На обеих были одинаковые ветровки невыносимо яркого оранжево-красного цвета, красные джинсы в обтяжку и белые кроссовки. На лицах остался слишком яркий концертный макияж, скорее уродовавший их, чем украшавший. Ветровки были распахнуты, демонстрируя топики с весьма вольным декольте.
Вайдел девиц не различал, да и не пытался, считая это делом бессмысленным и ненужным.
– Леон, может, пригласишь нас к себе? – они никогда не теряли надежды, хотя получали отказ за отказом.
– Нет, крошки, не надейтесь. Я устал и хочу спать. К тому же вы мне не нравитесь. – От них пахло потом и резкими духами. Вайдел вообще придирчиво относился к запахам, а подобную смесь и вообще не терпел.
Они глупо захихикали, будто услышали удачный комплимент.
– А когда мы тебе понравимся? – спросила одна из них, томно помахивая наклеенными ресницами.
– Боюсь, что никогда. – Вайдел хотел сказать это мягко, но получилось почти презрительно. Он поморщился: не любил обижать людей. Но после напряженного концерта скрывать свои чувства было труднее, чем обычно.
– Ты такой странный, – сказала вторая, кажется, Сюзи. Или Соня? Обе они были на одно лицо. – Может, ты голубой? – и она завлекательно поправила тоненькую лямку на оголенном плече.
В разговор вмешался раздраженный пустой болтовней Бенджамин. Ему тоже не нравились эти глуповатые красотки.
– Девочки, неужели у вас остались силы после такого турне? Спешите домой, вас там наверняка заждались! Деньги вам завтра переведут на карту, думаю, вы сможете позволить себе новые машины.
Они переглянулись и дружно фыркнули.
– Новые машины! Да зачем они нам? Об этих железках только мужчины мечтают, а нормальным женщинам они ни к чему! – но все-таки вышли из автобуса и пошли к своим весьма потрепанным авто.
Уставший Вайдел проводил их сумрачным взглядом.
– Как ты думаешь, что они купят?
– Может, закажут мальчиков по вызову? – совсем неромантично предположил Бенджамин. – Больше что-то ничего на ум не идет. Интеллектом они явно не обременены.
– Это точно. Слушай, а кого они мне постоянно напоминают? Такое чувство, что я их где-то в кино видел.
– На данный момент героиню «Матрицы». Кем будут завтра, не знаю. Это зависит от того, какой фильм они посмотрят в ближайшее время. Имитаторы.
– А своего за душой совсем ничего нет? – Вайдел не понимал столь наплевательского отношения к своей индивидуальности.
– А зачем свое иметь, когда можно взять чужое?
– Ну и пустышки! – Вайделу хотелось сказать кое-что посильнее, но он сдержался. – Они не сестры, случайно? Уж больно похожи.
– Нет. Просто копируют друг друга даже в мелочах. Считают, что это прикольно.
– Какая глупость! Я никогда не мог запомнить, как какую из них зовут.
– Я тоже. Но я и не пытался. Мне кажется, это невозможно. Да и зачем напрягаться? Если понадобится, они и сами скажут.
Вайдел вышел из автобуса, посмотрел по сторонам. Возле пятиэтажного офиса было пусто, все музыканты разъехались.
– Надеюсь, буйные поклонники разъехались, – опасливо проговорил оглядывающий окрестности Вайдел. За оградой машин папарацци и фанатов он не заметил, но это ничего не значило, они могли скрываться дальше, в тени деревьев. – Не хотелось бы привести за собой домой «хвоста».
– Интересно, как называется «хвост» женского рода? – Бенджамин внезапно озаботился проблемами английского языка. – Не знаешь?
– «Хвостица»? – предположил Вайдел. – «Хвостища»? Нет, такого слова нет. И давай-ка уже поедем, или усну прямо тут, на травке возле дорожки. Я буквально валюсь с ног.
Они дошли до припаркованного у выезда бентли Вайдела. Бенджамин сел за руль, Вайдел на переднее сиденье, тут же обессилено уронив голову на подголовник. На всякий случай Бен вывел машину через задний двор, но из густой тени старых вязов за ними все равно устремилось несколько машин с потушенными фарами.
– Ну вот, опять! Наверняка папарацци, – лениво констатировал Вайдел. – Что, будешь уходить от погони? – И он пропел на музыку Верди: – «Погоня, погоня, погоня за нами! Мы бежим, мы летим, мы спешим!»
Бенджамин неспешно подъехал к посту полиции, остановился и попросил:
– К нам прицепились фанаты с папарации, притормозите их, ладно?
Пост полиции находился среди компаний, занимающихся поп-музыкой, поэтому подобная просьба не была для бобби редкостью. Один из них вышел из стеклянной будки и остановил следующие за бентли автомобили. Привычный к подобным погоням Бенджамин лихо вырулил на параллельную улицу, потом свернул еще на одну, убедился, что за ним нет погони, и только тогда поехал к дому Леона.
– Тебе бы в шпионских боевиках сниматься. – Вайдел постарался восхититься, но слишком утомился, чтоб получилось достоверно. – Я бы даже поаплодировал, если бы не падал от усталости. Почему ты не спонсируешь боевики? Прибыльное дельце, как я слышал.
– Вот когда ты голос потеряешь или из шоу-бизнеса уйдешь, тогда и подумаю. Кстати, если потеряешь голос, то вполне можешь в этих самых боевиках преступников играть.
– Я главных героев могу играть! – возмутился Вайдел. – Почему это преступников вдруг?
– Потому что главные герои в боевиках должны быть положительными и серьезными. А ты на кого похож? – Бенджамин повернул к нему зеркало заднего вида. – Ну что, похож ты на серьезного и положительного?
На Вайдела взглянул смуглый тип с серыми нагловатыми глазами, с очень красивым лицом, но слишком насмешливой полупрезрительной ухмылкой.
– Ты прав, положительных героев с такими мордами не играют. Но и преступников я играть не хочу. Не чувствую к этому призвания.
– С твоим голосом и не будешь, – иронически утешил его менеджер, лихо обгоняя тихоходный мерседес. Сидящая за рулем степенная старушка грозно погрозила в его сторону кулаком.
Вайдел иронично посмотрел на возмущенную старушку и внезапно признался:
– Знаешь, мне такая беспорядочная жизнь до чертиков надоела. Может, бросить все к дьяволу? Заработанных денег мне до конца жизни хватит.
Бенджамин забеспокоился. Он не любил подобные разговоры. У него была большая семья, всех хотелось обеспечить, да и самому жить достойно. А без таланта Вайдела это было проблематично.
– Тебе жениться надо, только и всего. Остепениться, – уверенно посоветовал он, уводя разговор от ненужной темы.
– Ты же мне сам говорил, что женатые кумиры теряют половину своей привлекательности в глазах слабой половины человечества? Не забыл?
Бенджамин аккуратно въехал в охраняемый двор старинного особняка, показав сканеру на воротах карту допуска. В начале восемнадцатого века здесь, в своем загородном поместье, жила очаровательная фаворитка герцога Йоркского леди К. Через три столетия поместье превратилось в жилой дом в одном из престижных районов Лондона. Верхний шестой этаж, площадью в пару тысяч ярдов полностью принадлежал Вайделу, остальные этажи были разделены на несколько удобных квартир разной планировки.
В мощеном дворе в строгом геометрическом порядке стояли фигурные столбы с фонарями, стилизованными под керосиновые лампы восемнадцатого века. В их мертвенном голубоватом свете по двору метались зловещие тени от ветвей столетних дубов, достающих кронами до верхних этажей, а этажи в здании были по шесть-семь ярдов высотой.
Остановив машину возле неприметного съезда в подземный гараж, переделанный из бывших продуктовых подвалов, Бенджамин повернулся к своему подопечному, и продолжил прерванный разговор:
– Леон, о твоей женитьбе вовсе не обязательно трубить на весь свет. Я знаю несколько звезд, благополучно женатых, о личной жизни которых ничего неизвестно. Во всяком случае, широкой публике. Тебе, знаешь ли, тридцать лет, пора и о будущем подумать. Не все с девочками забавляться.
Вайдел сухо возразил:
– Я этих самых девочек сто лет уже не видел, не считая наших дур из подтанцовки, которые мне на дух не нужны. А невесту для меня тоже ты найдешь? Ты же всю мою жизнь устраиваешь. Одежда, квартира, машина. Все, как ты считаешь нужным.
– А ты что предлагаешь? Самому шататься по магазинам? С удовольствием доставлю тебе такое удовольствие! – Бенджамин сердито махнул рукой.
– Ну, допустим, по бутикам тебе тоже шататься не приходится. Можно подумать, у нас в штате дизайнеров нет.
– Да, у них это лучше получается, – бодро согласился Бенджамин, – но как быть с невестой? Может, нам в бюро знакомств обратиться? Составить перечень требований и вперед?
Вайдел не знал, как на это реагировать.
– Это что, шутка?
Бенджамин практично возразил:
– Нет, не шутка, а вполне деловое предложение. Ты же не можешь сам познакомиться с хорошей девушкой. Ты нигде не бываешь.
– Я нигде не бываю, потому что меня все тут же узнают. К тому же я не хочу, чтоб на меня накинулись охотницы за деньгами. А это точно случится, если я объявлю о своем намерении жениться. Даже не своем намерении, а твоем.
Менеджер пропустил шпильку мимо ушей.
– Мне кажется, ты несколько преувеличиваешь. Если надеть солнечные очки и одеться как все, ты вполне сойдешь за обычного парня. И можешь знакомиться с кем угодно, только имя свое не называй. Запросто выяснишь, что стоишь ты сам, без своей славы.
– Ну, спасибо, удружил. Завтра же напялю темные очки и примусь шататься по окрестностям в поисках невесты-альтруистки. Вот только какое мне имя придумать? – Вайдел саркастично поклонился в знак благодарности.
Бенджамин сарказм принципиально проигнорировал, и по-отечески посоветовал:
– Один не ходи. Запросто можешь заблудиться.
– Ты что, меня идиотом считаешь? – Вайдел слегка вспылил. На серьезное возмущение не было сил.
– Ничуть, – Бенджамин знал Вайдела лучше, чем он сам себя. – Ты привык к плотной опеке, мой дорогой. Припомни, что за последние десять лет ты делал сам? – и мягко снизил накал его возмущения: – Ты просто заблудишься, учти. Или что-нибудь потеряешь. Придет к тебе вдохновение, и ты забудешь обо всем посредине улицы. Рассеянность как спутница таланта.
– Это не значит, что я ничего не могу сделать сам. Уж по улицам-то пройтись один я сумею, не волнуйся! – гордо заявил Вайдел, ничуть не сомневаясь в своих способностях в этом примитивном деле.
– Хорошо, хорошо, – смиренно согласился с ним Бенджамин. – Но запомни свой адрес как следует, не то у тебя будут сложности. Так тебе хоть полисмен поможет, или в айфон глянешь. Если нигде его не оставишь, конечно. И лучше адрес где-нибудь запиши, и не дома в блокноте, который ты на столе бросишь за ненадобностью, а в том же айфоне.
Вайдел снова вспылил, но тут, отвлекая его, во двор въехал невзрачный серый фордик и остановился неподалеку от них. Из машины вышла невысокая стройная девушка в очках, в длинном черном платье с белым кружевным воротничком, со скрипичным футляром под мышкой. За ней следом неловко вылез долговязый парень в черном фраке с бабочкой и белой крахмальной рубашке. Его помпезный облик совершенно не соответствовал смешному маленькому фордику. Бенджамин с Вайделом недоуменно уставились на парня.
– В каком унылом месте ты живешь, Софи! – парню явно не нравился их старый двор. – Неужели не можешь поменять квартиру?
– Конечно, не могу! – голос девушки звучал рассержено. – Это квартира моего дяди, а не моя! И я тебе об этом уже говорила!
– Говорила? – растерянно повторил парень. – Извини, не помню. Ну да ладно, до завтра! Спектакль был тяжелым, Вагнер из меня всегда все силы вытягивает.
– Из меня тоже. – Она искоса посмотрела на стоящий рядом бентли, и сердито заметила: – Эти мелкие знаменитости постоянно бросают свои машины посреди двора, будто одни тут живут! Невоспитанные хамы, одним словом!
Бенджамин переглянулся с Леоном. Вайдел показал пальцем на менеджера, намекая, что невоспитанный хам – это он, раз уж остановил машину в неположенном месте. Тот отрицательно покачал головой: «это не моя вина».
Уже садясь обратно в машину, парень заметил:
– Тут, говорят, и Леон Вайдел живет.
– А это еще кто такой? – безразлично поинтересовалась девица, перехватывая футляр в другую руку.
– Ты что, в самом деле не знаешь? – парень не мог понять, как можно не знать о кумире молодежи.
– Понятия не имею! Я не обязана знать всех этих мелких знаменитостей! – это прозвучало с откровенным пренебрежением.
Теперь уже Бенджамин с удовольствием показал пальцем на Вайдела, ухмыляясь во весь рот.
– Ну, тогда тебе о нем и говорить ни к чему, – решил парень. – Высмеешь меня опять, и только. Ладно, пока!
Форд уехал, а девица вошла в подъезд, на прощанье вновь кинув презрительный взгляд на неприкаянно стоявшую посреди двора дорогую машину.
– Как много можно узнать о себе нового, сидя в машине с тонированными стеклами! Ты, оказывается, жалкая мелкая знаменитость, о которой эта гордая девица знать ничего не желает! Интересно, кто она такая? По форме футляра можно предположить, что она скрипачка, а по разговору – что играет в оркестре. Но вот в каком театре?
Бенджамин вытащил планшет и хотел его включить, но Вайдел сердито запротестовал:
– Бен, не сходи с ума! Давай уже спать пойдем, ты на часы посмотри! Если ты еще живой, то я уже нет!
Бенджамин покладисто убрал планшет обратно в бардачок, нажал на кнопку дистанционного устройства. Ворота в подземный гараж раздвинулись, и он аккуратно поставил бентли на стоянку. Они вышли из салона и поднялись на персональном лифте Вайдела на шестой этаж. Дверцы лифта раскрылись, и длинный темный коридор тотчас осветился встроенными в потолок светильниками.
– Ты извини, дружище, но ждать такси на улице я не буду. – Бенджамин без приглашения зашел в квартиру Вайдела.
– Да кто тебя гонит? – не слишком приветливо откликнулся хозяин. – Сиди в гостиной сколько хочешь, можешь даже спать лечь.
– Нет уж, меня жена ждет. Малышня спит давно, а Элен, я знаю, нет. Так что я вызываю такси и гоню домой, в любимые объятия.
– Как знаешь. Но кофе не жди. Фил наверняка домой уже ушел. Или, если хочешь, готовь сам, я тебе в этом деле не помощник. – Вайдел широко зевнул и отправился в ванную.
С наслаждением принял контрастный душ, выгнавший из напряженных мышц скопившуюся в них молочную кислоту и принесший облегчение уставшему телу. Выйдя из ванной, увидел, что менеджера нет, но на автоответчике мигает красная лампочка. Новое сообщение, и не по телефону. Итак, что опять ему хочет сообщить этот назойливый тип? Преодолев соблазн плюнуть на все и завалиться спать, включил диктофон.
– Привет, мелкая знаменитость! – Бенджамин с трудом сдерживал смех. – Похоже, для этой девицы ты и в самом деле мелкая мелочь. Я за время ожидания такси выяснил, где может подвизаться эта самоуверенная особа. Это Королевская опера, так как именно там сегодня давали Вагнера. Вернее всего, это Софи Фокс, племянница известного дирижера Анри Клеймора. Она скрипачка, играет втору. Квартира дядина, но он отошел от дел и живет теперь где-то в Ницце, климат Англии для него вреден. Вот и все интересные сведения! Отдыхай!
Вайдел сердито выключил диктофон. Интересно, для чего Бенджамин все это раскопал? Неужели он решил, что его хоть как-то заинтересовала эта глуповатая девица? Надо же – «мелкая знаменитость»! Так его еще никто не величал. Может, познакомиться с ней поближе? А зачем, в принципе? Если только отомстить? Но вот это уж и в самом деле слишком мелко и его недостойно.
Фыркнув, как большая кошка, ушел в спальню, отделанную в стиле рококо (сплошная вычурность и позолота, и дернул же его черт согласиться на бредни дизайнера), шлепнулся в королевских размеров кровать, едва успел порадоваться, что завтра не нужно лететь в очередную страну, и отрубился.
Утром встал поздно, на славу отоспавшись. Привел себя в порядок, съел все, что приготовил для него Фил, его домоправитель, впервые за последние три месяца ощущая вкус еды. Тот с сочувствием смотрел на него, но молчал. За что и ценил его Вайдел: Фил всегда свое мнение оставлял при себе, не загружая им и без того перегруженного чужими эмоциями хозяина.
Убрав посуду, Фил отправился по магазинам, а Леон прошел в музыкальную комнату, сел за рояль и уставился на клавиши так, будто видел их впервые в жизни. Играть не хотелось совершенно. Сочинять тоже. Уверенность в собственной бездарности крепла, подрывая веру в свои силы. Серебристо-серые стены комнаты давили, не давая свободно дышать. Картины известных художников на стенах казались аляповатыми, дурно намаранными пятнами. Хотелось вырваться отсюда, причем навсегда.
И снова, как всегда после больших кругосветных турне, встал жизненно важный вопрос: а не завязать ли со всем этим? Он растрачивает себя, и растрачивает невосполнимо. Денег он заработал вполне достаточно, не пожить ли ему для себя? Не для родни, на которую уходила вполне приличная часть заработанных им денег, и которая будет жутко недовольна его уходом с артистического олимпа, не для Бенджамина, который отреагирует так же, не для поклонников, до чертиков надоевших ему своей оголтелой восторженностью, а просто для себя? Ощутить неизвестный ему вкус свободы?
Стать не мелкой знаменитостью, как выразилась эта выпендристая скрипачка, а просто бывшей знаменитостью?
Вспомнив совет Бенджамина походить по городу в образе обычного парня, отправился в гардеробную. Отыскал там старые джинсы, с трудом в них влез, все-таки десять лет назад он был даже не худым, а костлявым, и цветастую рубашку-поло, бывшую писком моды лет пятнадцать назад, а теперь показавшуюся ему на редкость вульгарной. Интересно, почему Фил ее до сих пор не выбросил? На нос водрузил солнечные зеркальные очки, пускающие во все стороны игривых зайчиков.
В карман засунул айфон. Вспомнив о предупреждении Бенджамина, решил-таки записать адрес. Интересно, а какой у него адрес? Фил ушел, спросить не у кого. Если он примется звонить из-за такой ерунды Бену, тот его попросту высмеет. Ладно, внизу на доме наверняка есть координаты. Главное – о них не забыть.
Придирчиво оглядел себя в высоком зеркале у входа. Нет, все-таки на обычного среднестатистического парня он не похож. Есть в нем нечто, привлекающее к нему излишнее внимание. Может быть, слишком острый взгляд, пробивающийся даже сквозь темное стекло? Он попробовал придать лицу рассеянное индифферентное выражение, и не смог. Чертыхнувшись, решил, что себя не переделаешь, и успокоился.
Спустился вниз, постоял возле узорных чугунных ворот, изучая собственный двор. Он впервые видел его при свете дня, хотя жил здесь почти пять лет. Но как жил? От гастролей до гастролей. А это означало пару месяцев в году. В лучшем случае. Потому что отдыхать он любил либо катясь на горных лыжах в Швейцарских Альпах, либо занимаясь дайвингом где-нибудь на Сейшелах, подальше от многолюдных курортных местечек.
А что ему делать здесь, в этом старом доме? Квартира у него просторная, удобная, не придерешься, но в ней он не чувствует себя дома. В серой неуютной музыкальной комнате даже простенькие песни не сочиняются. Возможно, он слишком привык в временному жилью в пятизвездочных отелях? Или этот дом ему просто не подходит? Или все не по душе от прокисшего с самого утра настроения?
Нет, ему в самом деле нужно жениться. Чтоб кто-то близкий был рядом. Кто-то, кому он мог бы доверять. Вайдел прикрыл глаза и попытался представить с собой рядом любимую женщину. И не смог. Образ не складывался, ускользал и расплывался. Может, он не умеет любить? Или любовь не для него? Есть же такие люди? Он все свои чувства и силы вкладывает в песни, музыку, выступления. На других уже ничего не остается.
Оглядевшись, нашел двор вполне уютным, и даже романтичным. Он напоминал о тех непостижимых временах, когда у людей не было ни телефонов, ни телевизоров, и они много времени проводили, общаясь друг с другом. Именно для этого под раскидистыми дубами стояли широкие удобные скамейки, разбита хорошая детская площадка, но во дворе не было ни взрослых, ни детей. Может быть, не время?
Пожав плечами, Вайдел сел на скамейку, закинул нога на ногу, откинулся на спинку и принялся с удобством разглядывать облака в высоком небе. Они были ослепительно белыми на синем фоне, такими белыми, что резали бы глаз, не будь на нем солнечных очков.
– Что вы тут делаете? – этот вопрос, заданный категоричным женским голосом, вырвал его из мечтательной задумчивости и швырнул на грешную землю.
Он с недоумением перевел глаза с неба на землю. Что за невоспитанная особа? Хотел ответить в том же неприязненном тоне «это не ваше дело». Увидев, что перед ним в хозяйской позе стоит вчерашняя скрипачка, передумал. На девичьем носу сидели изящные очки в тонкой металлической оправе, в руках, как и накануне, она держала скрипичный футляр. На сей раз на девице было платье до середины колена, на шее повязан аккуратный белый галстучек, и он подумал: это какая-то униформа. Но вот какая? Наконец вспомнил: да это же форма Королевской консерватории! Точно! Ну и ну, какие там учатся невоспитанные студентки!
Внезапно решив проучить ее за «мелкую знаменитость» и глупые амбиции, Вайдел с нарочитым испугом спросил:
– Отдыхаю, мэм. А что?
«Мэм» покоробило девицу. Она не считала себя достаточно старой для подобного обращения. Задрав нос еще выше, заносчиво заявила:
– Здесь посторонние личности не сидят и не отдыхают! Это частные владения!
– И что? – недоумевающее переспросил он, решив полностью соответствовать табличке «идиот», незримо повешенной на него этой несносной особой.
– Вы кто? – в лоб спросила она, и он задумался.
Кто же он? Признаваться, что он и есть та самая «мелкая знаменитость», которая вчера посмела оставить свою машину в неподобающем месте, он категорически не хотел. Что ответить?
Она ответила за него сама:
– Вы наверняка из обслуживающего персонала? Может, водопроводчик?
Он немедленно ухватился за протянутый ему спасательный круг.
– Да, мэм. А как вы догадались?
– По вашему идиотскому «мэм». Так только водопроводчики и говорят!
Вайделу захотелось поведать этой не знающей жизни девице, что настоящие водопроводчики-то ей «мэм» бы не говорили. В лучшем случае «мисс». Хотя что он знает о водопроводчиках? Да ничего! Как-то не довелось ему с ними общаться. Наступив на горло собственной гордости, он снова кротко согласился:
– Конечно, мэм!
Она сердито притопнула стройной ножкой, обутой в черную туфлю на низком каблучке.
– Прекратите звать меня «мэм»! Мне еще, слава Богу, не сорок лет, и даже не тридцать!
– А сколько? – он постарался задать этот вопрос как можно наивнее, но получилось иронично.
– Это вас не касается! А вот то, что в моей ванной течет кран, вас касается напрямую!
Вайдел озадачился.
– Вы считаете, что я должен чинить вам кран?
– А вы как считаете, господин водопроводчик? – девица просто взъярилась. – Или вам нужно указание старшего по званию? Кто тут у вас старший?
Вайдел почесал затылок. Он никогда не интересовался, кто тут из обслуги старший. В его квартире краны не бежали. А если и бежали, всем этим занимался Фил, это были его обязанности.
С надеждой в голосе заявил:
– Но, мэм, у меня нет с собой инструментов.
Девица сделала уничижительный жест, долженствующий обозначать «и после этого он смеет называть себя специалистом», и нетерпеливо предложила:
– У дяди есть какие-то инструменты в кладовке. Думаю, вы найдете там все, что нужно.
– Что? Анри Клеймор сам делал ремонт в своей квартире? – удивился Вайдел, и тут же прикусил себе язык. Нет, ему нужно быть поосторожнее, если уж решил изображать из себя недалекого водопроводчика.
Она подозрительно посмотрела на него, но, решив, что рабочий по обслуживанию здания по долгу службы должен знать всех, кто жил или живет в доме, сердито уточнила: