Я не успела даже открыть глаза, не успела привыкнуть к свету, осознать, где я, что происходит, почему мне так больно и одиноко, почему в висках гудит, а сердце трещит и крошится на осколки… как тут же получила хлёсткий удар по лицу.
– Паршивка!
Отвернулась, закрыла голову руками, свернувшись клубочком, и мысленно застонала, оберегая лицо от новых ударов. Острый шлепок по щеке отрезвил не хуже ведра с водой, добытой из морозной проруби.
– Вот ведь дрянь поганая! Допрыгалась! Доигралась! Я ведь предупреждала!
Этот голос, наполненный злобой и ненавистью, принадлежал моей матери.
Затылком я ощутила, как она замахнулась, чтобы нанести очередной удар, но, почувствовав внезапный, удушающий приступ тошноты, подступивший к горлу, вскочила с кровати, бросившись в уборную.
– Кудаааа! Не смей удирать! Иначе я больше никогда не встану на твою защиту…
Слова родной матери, как острые, отправленные ядом стрелы, втыкались в мою спину, в душу, в сердце… кромсая до уродливых, кровоточащих шрамов те составляющие, которые сделали меня человеком, а не куском холодного гранита.
Не знаю, как я до сих пор дышала, как стояла на ногах. Меня штормило, знобило, душило. Кажется, у меня началась лихорадка и возможно температура тела поднялась до максимального предела, перевалив за грань нормы. Сорок, сорок два градуса… Или даже больше. Потому что кожа не горела, а пылала! Настолько дико, что хотелось сдирать её с себя ногтями, слой за слоем, сантиметр за сантиметром… а внутренности плавились в кисель, превращаясь в вязкое подобие смолы.
Но больше всего досталось душе. Мой дух рассыпался на мельчайшие крупицы. Без возможности починить, собрать душевный стержень в былое состояние. До момента чудовищного взрыва. Превратившего мой жалкий мирок, в чёрную, погибающую пустошь.
Внутренне я полностью умерла.
Потому что знала, что как прежде больше никогда не будет.
Жизнь изменилась. Один миг, миг предательства, решил всё.
Его теперь нет. Моего любимого.
И меня нет.
Нас больше нет.
Я погубила все.
Я его просто убила.
Морально. Пока ещё морально…
Сожгла. Облила грязью. Втоптала в болото ненависти.
Давида. Моего Безжалостного. Мой единственный лучик счастья, в бесконечной бездне хаоса.
Почему погубила?
Да потому что лишь одному Богу известно, как сложится его судьба в будущем.
Морально он мертв. А физически… Знаю, что Давид жив. Хоть и в бреду, но я слышала разговор мамы с Виктором, пока поддонок следак нёс меня на руках к дому, после успешного закрытия дела.
Виктор подтвердил, что Давида, вместе с его бандой, взяли живьём.
За исключением… Егора.
Их взяли на горячем, с удачей для следователя, как подонок и планировал.
Егор мёртв!
Я сама видела. Видела, как на моих глазах его голова превратилась в кусок фарша, когда один из снайперов навсегда стер парня с лица земли одним умелым выстрелом. Я помню глаза Егора. И ужас, застывший в них, за долю секунды до гибели.
Я помню, как кричал Антон, как он бросался на окровавленное тело брата, выкрикивая страшные гадости, рыдая, вырывая клочья собственных волос.
Я помню всё. До мельчайших деталей.
Как будто пережила тот день глазами каждого из братьев.
Боже!
Пожалуйста! Ну пожалуйстааа! Пусть это будет всего лишь бредовый ужастик! Прошу Господи! Умоляю! Я считаю до трёх и просыпаюсь!
Один.
Два.
Три.
И…
И снова меня выворачивает в уборной наизнанку так, что я падаю коленями на пол, разбивая ноги в кровь.
И реву!
Реву!
Реву!
Когда окончательно прихожу в сознание после нескольких часов мучительных кошмаров.
– Открывай, дрянь!!! Открываааай!
Она одержимо бросалась на дверь, гатила кулаком по дереву, рычала и добивала меня своими страшными угрозами.
А мне хотелось лишь одного…
Просто взять и сдохнуть.
Но что-то подсказывало, что я должна быть сильной! Должна бороться до последнего вздоха! Должна всеми возможными способами помочь любимому.
Даже ценой собственной жизни. А ещё… я начала чувствовать странное тепло внизу живота. И слышать плач. Плач моего ангела-хранителя, который нашёптывал, что я должна немедленно взять себя в руки и напрочь истребить мысли о суициде! Ради того… что отныне живет во мне.
Внутри моего живота.
И в осколках разбитого сердца.
***
– Соня! Открой! – истошные вопли прекратились, голос матери немного смягчился, – Тебе плохо, да? Может скорую вызвать?
Я настолько ослабла, настолько выбилась из сил, что не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Сидела в обнимку с унитазом, а по щекам катились слёзы.
Поскольку я начала осознавать, что моя тошнота – не следствие нервного перенапряжения. А куда более острая проблема.
Интуитивно я чувствовала, что с моим организмом что-то не так.
Странные симптомы появились примерно с неделю назад. Но я не уделила им должного внимания. У меня пропал аппетит, разыгралось отвращение к запахам, а ещё безумно хотелось спать. Но весь этот «бутон особых предвестников» я списала на излишнюю нервозность в отношении с матерью, ее ублюдком-ухажером и моим парнем.
И да. В этом месяце у меня ещё не было менструации. Но такое бывало и раньше, по весне, когда происходили резкие скачки климата, с зимы на лето, поэтому подобные сбои меня не сильно волновали.
Обычно, мы с любимым всегда предохранялись. Правда однажды… Давид не смог сдержаться. Да и я ему не позволила испортить наш обоюдный оргазм. Мы слишком проголодались, слишком сильно сошли с ума! Слишком сильно помешались друг на друге! Позабыв о самом важном.
Как и я забыла вовремя выпить таблетку.
На форумах в интернете я начиталась разной информации, о том, что забеременеть с первого раза практически нереально! Люди годами пыхтят и ничего у них не выходит. Успокоившись, дальше продолжила наслаждаться жизнью вместе с любимым, не подозревая, что внутри меня уже растёт и развивается маленькое чудо. Зачатое в большой и сильной любви.
Я далека от взрослой жизни. Далека от настоящих проблем. И всегда существовала в каком-то своём розовом мирке, уверенная, что подобные проблемы никогда меня коснутся. Потому что мой тыл охраняет настоящий защитник, ставший моей личной тенью. Я каталась на розовых облачках, смеялась и веселилась, заедая мелкие проблемки сладкой ватой, пока однажды не оступилась и не свалилась с небес в самый центр полыхающего Ада.
Этот удар выбил из меня все веселье, оставив в душе лишь боль и страдания.
Жизнь полна «сюрпризов». Никогда не стоит радоваться раньше времени. В один миг можно сглазить всё. Я тому… живой пример.
***
Голова снова закружилась… Мир покачнулся в бок, и я почувствовала, как дыхание сбилось, как глаза закатились как у мёртвой рыбы, а кислорода в легких катастрофически стало мало. Чувствуя покалывающую дрожь в руках, жадно хватая спертый воздух губами, накренившись вправо, я полетела боком на холодный, кафельный пол.
Резкая вспышка боли. Едва уловимый стон…
И страшная, пугающая темнота.
***
Последующие несколько часов я провела в каком-то хаосе. То открывала глаза, то закрывала. Видела то свет, то тьму. Слышала голоса незнакомых людей, а ещё громкую, монотонную сирену скорой помощи, которая звучала картаво и искажённо, как будто её записали на старый, плёночный проигрыватель, который зажевало.
Настолько ужасно, как сейчас, я себя ещё никогда не чувствовала. Меня буквально выворачивало внутренностями наизнанку, а перед глазами снова и снова видела одни и те же страшные картинки. Давида. Как его избивают дубинками и ногами, а он истекает кровавыми ручьями. И, заплывшими от побоев глазами, смотрит лишь на меня.
В его взгляде больше нет доброты. Там бушует ненависть и смерть.
А на некогда чувственных, нежных губах искрится пугающий оскал.
Давид превратился в монстра.
И это Я сделала его таковым.
***
Я закрывала глаза и открывала с мыслью, что мне нужно срочно найти любимого. Встретиться в суде, в тюрьме или хрен ещё знает где! Но обязательно встретиться! Позвонить, хотя бы написать записку! Объяснившись, что я не хотела его предавать. Я сглупила. Запаниковала. Ляпнула, не подумав!
Я ведь очень сильно его люблю! И я не смогу без него жить. Я душу в пекло продам, я сердце собственное вырву и ему отдам! Лишь бы с любимым всё было хорошо! Лишь бы он поверил, что я не желаю ему зла.
Между нами выросла стена из непонимания. Всё и вправду случилось так, будто я действительно действовала по приказам мерзавца Виктора. Будто я выступала в роли приманки, или подсадной утки.
И от этих заключений хотелось биться головой об стену, вопить, орать до крови в горле, доказывать, что это грязная ЛОЖЬ!
Однако, в моем положении, ни в коем случае нельзя нервничать. Я буду себя беречь. Я хочу этого ребёнка! Хочу всем сердцем и душой! Я мечтала о малыше. О сыне. От Давида.
Когда любимый узнает, что он скоро станет папой… всё изменится. Стена ненависти падет, превратившись в пыль. И мы снова будем вместе.
Я буду его ждать. Столько, сколько понадобиться. Десять, двадцать, тридцать лет. Вечность…
В моем сердце нет больше места другому мужчине. Я отдала своё сердце одному и единственному. Моему Безжалостному. Моему сильному, непобедимому чемпиону. И я буду бороться за нашу любовь до последнего вздоха.
Вой сирен. Противный скрип дребезжащих колес. Грохот. Взволнованный плач матери. Мимолётный глоток прохлады… Чьи-то незнакомые, обеспокоенные голоса.
И снова затхлое пространство, в котором неприятно пахнет медикаментами, старостью, смертью.
– Дав-ид… – шептала, крутила головой то вправо, то влево, рыдала, утопая в океане липкого пота, бормотала что-то в бреду, постоянно звала любимого, когда меня, кажется, везли на каталке по тёмным коридорам незнакомого помещения, пока я не почувствовала болючий укол в руку и не улетела в бесчувственное забвение.
***
– Как моя доченька? – знакомый, женский возглас нарушил вынужденный сон.
– Состояние стабильное, угроза выкидыша миновала. Пациентка поправится, не переживайте. – Ответил приятный, мужской голос. – Девочка бредила. И всё время звала какого-то Давида.
Мать утробно зарычала. Её звериный рык мигом привёл в чувство. Как будто мне в голову воткнули острый, пропитанный мышьяком штырь.
Разлепив один глаз, затем второй, попыталась оценить окружающую обстановку. Как оказалось, я находилась в просторном помещении, окрашенном в белые тона, с огромными, незанавешенными окнами. Рядом стояли ещё несколько пустых коек, прикрытые ширмой, а над головой покоилась капельница, которая была подключена к моей левой руке с помощью иглы и силиконовой трубочки.
В комнате было прохладно. В воздухе циркулировал запах медикаментов и спирта, который вызывал у меня страх с примесью отвращения.
Ненавижу больницы!
Здесь всегда моторошно и уныло.
Тут режут людей, обкалывают иглами, проводят страшные хирургические манипуляции, от которых кровь в жилах стынет.
А ещё здесь случается много смертей.
В глазах по-прежнему двоилось, как будто я находилась под водой. Но все же, мне удалось рассмотреть две фигуры, облачённые в белые халаты, которые стояли в коридоре, у приоткрытой двери в палату, и с серьёзными лицами что-то увлечённо обсуждали.
Как оказалось, обсуждали они меня.
Мать и, вероятно, мой лечащий врач – седовласый, тучный мужчина в очках, с фонендоскопом на шее.
Притворившись мёртвой, прислушалась к беседе.
– Доктор, а вы уверены, что она беременна? – мамин вопрос больно резанул по ушам, – Может все-таки это какая-то ошибка? А? – вцепилась в идеально отутюженный рукав халата врача, повиснув на мужчине, как голодная змея на куске добычи.
– Алла Аркадьевна, если бы девушка была девственницей, при обследовании, можно ещё было сказать, что да, случилась ошибка! Но анализы не ошибаются. Ваша дочь действительно в положении. И её состояние… оставляет желать лучшего. Пациентка крайне истощена. Жизнь будущего малыша находится в опасности. Однако, в настоящий момент, поводов для волнения нет. Угроза выкидыша миновала. Мы пропишем девушке витамины и…
Мужчина не успел договорить, мать нагло перебила:
– Михаил Иванович, скажите пожалуйста, а вы сможете прервать нежелательную беременность?
Я резко дернулась, сжав руки в кулаки до острого жжения в суставах. Как будто под ногти вогнали ржавую иглу, стоило только услышать это грязное слово «аборт».
И меня снова затошнило. Но я попыталась сдержаться, не подав виду, что пришла в сознание.
– Что? Вам не нужен этот ребёнок? – тот, кого она окрестила Михаилом Ивановичем, от удивления даже закашлялся.
– Нет. Нам он не нужен. – С ядом в голосе. – Его отец преступник и убийца, который скоро сядет в тюрьму до конца своих мерзких дней.
– Вот как… – Отчаянно. – Когда Соня очнётся, мы поговорим с ней по этому поводу. Если она согласиться – сделаем всё необходимое, чтобы облегчить ваше горе.
– Доктор, простите! – сквозь щели между ресницами я увидела, как мать, оглянувшись сначала по сторонам, затем, ещё раз на меня, наклонилась к Михаилу ближе, и что-то шепнула мужчине прямо на ухо, отчего тот опешил, как будто ему только что прыснули ртутью в лицо.
– Нет, извините, это не в моей компетенции.
– Она у меня просто это… того… слегка невменяемая. Будет сопротивляться, брыкаться, ругаться! Пырнуть даже может, если вы заведомо к ней со шприцами полезете! А всё потому, что связалась с психопатом, уголовником, сущей нечистью! Вы сами подумайте! Куда такой вот… эмм… невменяемой личности… ребёнок. Она ж его на помойку… в лучшем случае. Девочка глупая, молодая… Родит, а дитя на меня повесят. И это хорошо, если дитё здоровым родится. Отец-ублюдок, круглыми сутками сидел на игле. – Разрыдалась, уткнувшись носом в крепкое плечо терапевта.
Ложь!
Это грязная, подлая ложь!
Я держалась как могла, чтобы с дуру не вскочить на ноги, чтобы не устроить скандал на всю клинику на глазах у сотни больных.
Спокойно, девочка. Только спокойно.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Ради малыша, я не буду нервничать.
Он мой. И никто не посмеет к нему сунуться!
Никогда!
Только через мой труп!
– Ладно, дамочка, не утрируйте. Давайте только без истерик! – Также в ответ похлопал по плечу. – Всё устаканиться. В таком случае, с вами поработает психолог, чтобы определить, действительно ли у девушки имеются некие отклонения в психике. А там уже будет видно. В любом случае, я не имею права делать что-либо без согласия пациентки. Лишь в очень и очень тяжёлых случаях. Простите. И всего доброго.
Он собирался было уйти, но мать снова вцепилась в локоть врача, не позволяя ему это сделать.
– Постойте. Может вы пересмотрите ваше решение? Дело в деньгах? Я заплачу. Столько, сколько скажите. Но сделайте это как бы… невзначай – Последнее слово произнесла очень тихо, я не расслышала.
Кажется, словно это слово разозлило доктора, заставляя его повысить голос:
– Быть может это вам нужно пересмотреть ваше отношение к случившемуся?! В случае аборта высок риск бесплодия. Особенно нерожавшей девушке с резус отрицательной группой крови. Как у вашей дочери. И не важно кто отец малыша. Важно, что он ваш. Что он – частичка вас. И что он вырастет в истинной любви, в счастье и в заботе. Тогда на гены можно будет наплевать.
Вы ведь многим рискуете. Неужели возможность стать бабушкой, возможность взять на руки новорожденную крошку, ВАШУ крошку! Вас удручает? Подумайте об этом, пожалуйста. Многие женщины мечтают о ребёнке, но не у всех, к сожалению, в наше время, получается успешно забеременеть.
И он ушёл.
А меня смертельно контузило!
Что это, черт возьми, только что было??
Невольно опустила руки на живот и почувствовала, как по щекам градом покатились жгучие слёзы.
У меня будет малыш.
Мой ребёночек…
Мой и Давида.
Господи!
Боже!
Как же так получилось??
Что же делать?
Мама, грубо выругавшись себе под нос, хлопнув дверью, тоже испарилась в неизвестном направлении, оставив меня в абсолютном одиночестве, внутренне гнить и мучиться от услышанных слов.
Порой, мне даже казалось, что их шокирующая беседа – часть кошмарного сна. Однако, сколько я себя не щипала, сколько, не хлестала по щекам – так и не смогла проснуться.
Буквально через час, мама снова вернулась в палату.
Я не успела вовремя притвориться спящей. Она поняла, что я пришла в себя.
Да и не могу же я вечно изображать мертвую?
От мамы разило табаком. Лицо бледное, иссохшее, измученное болью и страданиями, по цвету напоминающее увядающую листву. А в глазах стынет злость. Холодные, бездушные, они окатили меня холодом, стоило только встретится с ними взглядом. Один на один.
Но как только она поняла, что я больше не сплю, её лицевые мышцы исказились печалью, брови выгнулись дугой, а по щекам покатились слёзы.
Кажется, эти рыдания были искренними.
Когда мама подошла к моей кровати, я тут же дернулась, сжавшись в комочек, ожидая очередного скандала, очередных колких гадостей в мою честь… а может даже и очередных ударов. Но, она не собиралась меня ругать, тем более, избивать на глазах у персонала. Она просто хотела поговорить.
– Сонечка, нам нужно поговорить… – Мягко, осторожно. Присела на край постели и бережно поймала мою руку, с торчащей из вены иглой. Задержав дыхание, не моргая, глядя глаза в глаза погладила холодными ладонями бледную, бесчувственную кожу. – Как ты себя чувствуешь? Нормально? – сама спросила, сама ответила и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Послушай меня внимательно. Только не истери, ладно? Выключи эмоции, включи разум. Ты уже большая, взрослая девочка… Дела наши крайне серьёзны.
Выждала паузу, полоснув по мне самым печальным взглядом на свете.
И продолжила:
– Ты…
– Я в положении. – Перебила. – Знаю. – Тяжёлый вздох, взгляд в потолок.
– Вот как… – вздрогнула, – Я не буду больше на тебя кричать, тем более… поднимать руку. Я немного успокоилась. И хочу попросить у тебя прощения за свою вспыльчивость. Накипело. Прости, милая. Просто очень испугалась, когда узнала, что те мрази взяли тебя в заложницы, да ещё и угрожали автоматами. Хорошо, что Виктор быстро поставил тварей на место. Поэтому я и разозлилась. Предупреждала ведь! Что игры с бандитами ни к чему хорошему не приведут. – Она снова начала пыхтеть и дымиться, как забытый на плите чайник. – Поэтому… будет лучше, если этот ребёнок… не родится.
На секунду мне показалось, что вселенная просто умерла, погрузившись в вечный мрак. В ушах зашумело, а горло сдавило ржавыми тисками.
– Хочу, чтобы ты избавилась от ребё… – кашлянула, – от плода.
– Мама! – схватилась за сердце, ощутив жгучий, болезненный укол, в области груди.
Прошу, Господи, пусть её мерзкие слова окажутся иллюзией!
– Успокойся! Давай рассуждать логически! Этот Давид… он ведь наркоман! Да ещё и уголовник! А ты? Ты примерная, скромная девочка, мамочкина послушница! Он как смертельная чума, против тебя, моего хрупкого, маленького цветочка. Ребёнок родится больным, слабым, неуравновешенным! Сколько таких случаев по всему миру? Предостаточно. Твоя жизнь будет разбита. Особенно, если ты выносишь своё дитя, а оно, вдруг, не дай Боже, погибнет, из-за своих врождённых изъянов, когда ты к нему вдоволь привыкнешь!
– Он не наркоман! Не наркоман! Ясно!!! – подскочила с громкими воплями, пытаясь отстоять правду, да так, что в глазах потемнело, а голова пошла кругом. – Это ложь! Грязная, чёрствая ложь!
Она не вправе решать за меня!
Это моя жизнь! Мой выбор!
Я не её собственность.
Я совершеннолетняя и самостоятельная личность!
Раскричалась, разревелась, с головой забившись под одеяло, утопая в горьких слезах… Слезах обиды, отвержения, ненависти.
– Ладно, ладно! Успокойся! – мать запаниковала, заметалась по комнате, схватившись за голову.
Как раз в этот момент заглянула медсестра.
– Так, выйдете немедленно! Пациентке нужен отдых. – Отчеканила командным тоном, выставив ошарашенную родственницу в коридор.
А я, получив очередной укол в вену, улетела в холодную, беззаботную неизвестность.
Прошло несколько дней. Больше мы не возвращались к теме прерывания беременности.
Господи! Даже не хочу думать об этом паршивом слове!
Мне заметно полегчало. Тошнота практически не беспокоила. Хоть и слабый, но появился аппетит. Я пихала в себя еду через силу, потому что думала лишь о двух вещах – о малыше и о его отце.
Мне все время хотелось спать и рыдать. Но приходилось отвлекаться, чтобы в очередной раз не угодить под капельницу. А ещё я мечтала, чтобы меня выписали, чтобы как можно скорей отыскать любимого, вымолить встречу с ним. Хоть на минутку. Хоть на пару секунд! Хотя бы просто передать записку с объяснениями и с такой важной, такой волнительной новостью.
Узнав о ребёнке, я была уверена, Давид смягчится.
Однако, я до сих пор не знала, что с ним сейчас происходит! В какую именно тюрьму его запихнули! Был ли суд? И каково было его решение?
С мамой по этому поводу я напрочь боялась разговаривать. Она сказала лишь одно: «Больше с этим плешивым подонком ты никогда не увидишься!»
Одна надежда на Виктора, или на Карину.
У нас с Виктором был договор. Надеюсь, что он успешно вступил в силу.
***
Мать навещала меня несколько раз в день. Она даже отчеканила кое-какие наставления персоналу, чтобы те следили и докладывали матери о каждом моём шаге.
По её прошению ко мне подослали психолога. Это было низко!
Сложилось такое ощущение, что мама нарочно пыталась доказать, что я неуравновешенная, чтобы меня как можно скорей лишили родительских прав.
Вопреки лживым утверждениям, психолог озвучил абсолютно противоположный диагноз:
– Девушка психически здорова, однако сейчас пациентка находится в подавленном состоянии. Она очень хочет этого ребёнка. Вы, как мать, должны поддержать свою дочь.
– Но… но как же генетические аномалии? – даже рот от потрясения приоткрыла.
– По данным УЗИ, пока что всё в норме. Возможно, вы просто чересчур сильно утрируете трагичность данной ситуации. Не у каждого человека, который курит, пьёт, принимает наркотики рождаются нездоровые детки. Доказано и проверено на практике. Медицина не стоит на месте. В случае отклонений в утробном развитии наши врачи сделают все возможное, чтобы избежать трагедии.
С этими словами сеанс «психотерапии» завершился.
И снова мать проиграла.
А я внутренне ликовала и с особой нежностью гладила свой, пока ещё плоский животик под одеялом, радуясь небольшой, но победе, нашептывая в уме утешительные фразы, адресованные будущему ребёночку:
«Всё хорошо, малыш, все хорошо! Ты в безопасности. Мамочка здесь, с тобой. Я никому не позволю причинить тебе вред. Обещаю!»
***
На следующий день меня выписали. Прописали некоторые лекарства, витамины, постельный режим до конца недели и отпустили.
На улице было жарко. Пели птицы, кругом цвела сирень, сияло ласковое солнышко, веял тёплый ветерок. А на душе… на душе уродствовала беспощадная, ледяная вьюга.
Я завидовала тем людям, которые наслаждались жизнью. Беззаботные, улыбчивые… они шагали по улице крепко-крепко держась за руки, нежась на тёплом весеннем солнце, обласкивая друг друга чувственными поцелуями.
Глянув на одну парочку, прогуливающуюся по аллейке, рядом с больницей, меня скрутило от горя. Низ живота свело острой судорогой. Потому что я неосознанно представила себя на месте этих молодых и счастливых людей. На месте той светловолосой девушки в объятиях любимого мужчины. А мужчина… он напоминал мне Давида. Совсем недавно я тоже была такой. Весёлой, жизнерадостной и по уши влюблённой идиоткой.
А сейчас…
Сейчас я одна.
Разбитая, отчаянная и… беременная.
Будущая мать-одиночка.
Стоп!
Нет!
Не одиночка! Я. Не. Мать. Одиночка!
Сейчас я вернусь домой, позвоню Виктору и потребую от маминого хахаля исполнения нашего паршивого договора!
***
Если честно, я думала, что Виктор заберёт нас из больницы. Это ведь он привёз меня сюда, когда я потеряла сознание. Там, в квартире. Точнее, не привёз, а вышиб дверь уборной и вызвал скорую помощь. С восхищением и тошнотворной гордостью заявила мне мама о геройстве своего любовника.
Однако, к главному входу терапевтического отделения подъехало такси.
– А как же Виктор? – с удивлением спросила у мамы, устраиваясь на пассажирском сидении автомобиля.
– Ох, ему сейчас, увы, не до нас. С утра до вечера зависает в суде. – Нарочно сделала акцент на слове «суде» и у меня по спине пронёсся рой ледяных мурашек. – Это, между прочим, он принёс тебя на руках домой. Когда ты потеряла сознание после той варварской п-перестрелки. Не забудь сказать Виктору спасибо. Он поступил как настоящий герой. Спас наш город, наказал злодеев, и, конечно же, освободил мою дочь из рук особо-опасных поганцев. – Хлопнув дверью, она резко бросилась на меня с цепкими объятиями. – Девочка моя, как же я рада, что ты цела и здорова! Ну почти… здорова. Ничего, милая, – поцеловала в висок, – Мы постараемся исправить эту проблему. Как можно скорей… Я помогу. Обещаю.
Машина плавно тронулась с места. Забившись в угол между сиденьем и дверью, я молча уставилась в окно, обеими руками обхватив свой живот, как бы защищая то единственное и ценное, что осталось у меня в этой безрадостной, отстойной жизни.
Всего за пару дней существования в статусе «будущей мамы» я стала замечать за собой две странности: первая – я начала разговаривать со своим, пока ещё крохотным животом, а вторая – мои руки постоянно находились в районе пупка, лаская и обнимая крохотное чудо, зародившееся внутри меня.
Во время отдыха, я поглаживала свой упругий животик, вынашивающий будущего малыша, пела ему песни, мечтала, чтобы ребёночек рос крепким, сильным и здоровым! Таким, как его красавец отец! Непобедимым, бесстрашным чемпионом!
Я не сомневалась, что внутри меня растёт и развивается настоящий мужчина.
Материнское сердце… оно такое.
Всё чувствует и всё знает.
***
Хорошо, что мать немного остыла. Три дня назад на неё было страшно смотреть. Она напоминала вышедшего из ума огнедышащего дракона.
В принципе, таков её характер. Покричит-покричит, поругает, даже ударит… но потом, слава богу, остывает.
Когда мы вернулись домой, накрыв на стол, мама позвала меня на обед.
Не успела я взять ложку в руки, как вдруг, она огрела меня холодным, будоражащим вопросом. Былая радушность, в некогда мягком голосе, превратилась в мираж.
– Соня, ну и что мы будем делать дальше?
– Как что? – пожала плечами, откусывая корочку свежего хлеба. – Рожать.
Ну вот опять!
Начинается!
Мы ведь уже, кажется, расставили все точки над «i», ещё в больнице.
А она всё никак не успокоится!
В воздухе завоняло скандалом.
– Да что ты заладила! Что ты уперлась как прокаженная?! Рожать, растить, воспитывать! Неужели не понимаешь, что ты жизнь свою гробишь? Тебе девятнадцать! Ты ещё так молода! Да ты ещё сама, по сути, ребёнок! А когда родишь – жизнь навсегда закончится! Все эти пеленки, какашки, ночные крики, бессонница, сопли, болезни, послеродовая депрессия, осознание брошенности, ничтожности и то, что ты – мать одиночка! – повышенным тоном, перечислила на пальцах грязные аргументы, – Большая ответственность! А деньги где возьмём на жизнь? Ты ведь работать не будешь! А моей зарплаты едва-едва на двоих хватает. Без отца растить будем? А?
– Не переживай по этому поводу. Как-нибудь выкарабкаемся. Бабушке позвоню, пусть приезжает. Она будет помогать нянчиться, а я работать пойду на полставки. Виктор, вон поможет. Он ведь мне обещал…
– Что обещал?
– Помочь. И с Давидом тоже.
– Не смей произносить имя этого дерьма вслух! – звонкий удар кулаком по столу. Приборы посыпались на пол, а за ними следом моя любимая кружка, разбившись на сотню острых крупиц. – Пусть он сдохнет там, как крыса! В своей крысиной клетке, тварь такая! Дочку мне опорочил, дитя ей заделал, а сам в тюрягу сел, ирод проклятый! Тварь, мразь, скотина бездушная!
– Прекрати! Не говори так! – вскочила со стола, со всей дури пнула рядом стоящий стул, захлёбываясь, горем, болью, несправедливостью.
– Ты жизни не знаешь! А я… знаю. Хлебнула в своё время! Точно также, как и ты сейчас! Теперь вот жалею. Вот только не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки. Потому что очень сильно тебя люблю, доченька.
– Какие ошибки? Какие?? Аборт? Жалеешь, что не сделала аборт? И теперь я… – всхлипнув, – твоя ходячая проблема…
Психанула. Выбежала из комнаты, с дрожью в руках, с подступающей, чтоб её, тошнотой, глотая слёзы, дыша часто-часто, пытаясь надышаться, отдышаться, успокоиться!
Нам хватило пяти минут общения, чтобы снова начать ругаться.
По телу прошёл ток, в венах зажурчала желчь.
Я решила, что нужно как можно скорей прекратить спорить. Абстрагироваться, забаррикадироваться в комнате. Если и дальше так будет продолжаться я… я просто сбегу из дома, и она меня больше никогда не увидит.
Но куда бежать?
У кого просить помощи?
Без понятия.
Одна. Без денег. Без работы. С разбитым духом, растоптанной душой и младенцем под сердцем.
Я обречена.
***
Не рыдать!
Только не рыдать!
Нужно успокоиться. Расслабиться… И немедленно взять себя в руки!
Ради дитя.
Влетела в комнату, распахнула окно, судорожно глотая ртом бодрящий, свежий воздух. Снаружи поднялся сильный ветер. Повеяло прохладой. На улице было шумно. Пьяная компания подростков устроила вечерние посиделки во дворе, а у соседей гремела ритмичная музыка… Но весь этот хаос не воспринимался полноценно моими ушами. Я слышала лишь бешеный грохот собственного ошалелого сердца. Скорей всего, не только сердце шалило, но и давление прилично подскочило, поскольку в висках неприятно запульсировало.
Глянула на небо, на звёзды… Из глаз хлынули слёзы.
Как он там?
Как же сильно хочется к нему…
Мне казалось, что на небе, я вижу его лицо.
Полное боли, грусти, страданий. Он смотрит на меня и тоже рыдает, медленно подыхая от того яда, который я прыснула ему в душу. Исподтишка. Ударила в спину. Ножом. По самую рукоять. С пропитанным цианидом лезвием.
За последнюю неделю не было ни единой лишней минуты, чтобы я не думала о нем. Эмоции драли меня в клочья! Кромсая душу на миллиард рваных лохмотьев. Если бы не ребёнок – я бы давно уже превратилась в гнилое, бесполезное растение. Маленькая крупинка нас, мерцающая внутри меня, придавала мне сил идти до конца, бороться за справедливость, сражаться за нас любыми возможными и невозможными способами.
Благодаря беременности я до сих пор не слетела с катушек. У меня открылось второе дыхание, сработал материнский инстинкт. Почему я не бросилась разыскивать Давида на следующий день после ареста? Виной всему – самочувствие, а также угроза выкидыша.
Все эти дни я, сжав руки в кулаки, приказала себе не лить слез понапрасну, не рвать волосы от необратимой безысходности, а дать организму немного времени, чтобы восстановиться после шока.
Утерев слёзы, сделав несколько глубоких вдохов, измождённая до предела, я упала на кровать, закрыв глаза. Лежала несколько минут неподвижно, прислушиваясь к посторонним звукам со стороны улицы, как вдруг мою прострацию нарушил уверенный стук в дверь.