Даниил Белинский
Где никто не дышит
Пролог
Настал день собеседования. Я спокоен, всё идёт по плану. Это интервью для меня скорее формальность.
Защитил докторскую пару лет назад, рекомендации научного руководителя Шишкова и моей компании, публикации, стабильная психометрия, полученный нами патент, грамоты. Всё это делает меня, как сказал рекрутер, «кандидатом из учебника».
Кабинет простой, но до странности стерильный. Всё блестит: стеклянная перегородка, ровные белые панели на стенах, немного мебели – ни одного лишнего штриха. Воздух пахнет новым пластиком и чем-то аптечным, как в операционной. Ни часов, ни окон.
Напротив меня сидит сотрудница отдела кадров. Молодая, но с той особой утомлённой точностью, которая появляется у людей, слишком долго работающих с чужими лицами, чужими голосами и резюме. Она в строгом костюме, без макияжа, очки в тонкой оправе. Вид уставший, но собранный.
Она открывает папку и листает мои документы. Кивает вежливо, но без удивления. Видно, уже знакома: мои данные в их системе не первый день. Бумаги скорее для подтверждения, чем для изучения.
– Игорь Николаевич, не буду спрашивать, кем вы видите себя через пять лет, – говорит с лёгкой улыбкой. – У вас прекрасное досье. Просто хочу уточнить пару вещей.
– Конечно, – сообщаю ей спокойным и ровным тоном.
– Вы действительно не испытываете дискомфорта в замкнутых пространствах?
– Нет. Это подтверждено тестами. – указываю кивком на папку.
– Отлично, – сообщает она и делает заметку на моих бумагах. – Просто уточняю. Сами понимаете, не каждый может трезво оценить изоляцию, пока не окажется в ней.
Я беру бутылку воды и делаю глоток. Чувствую лёгкий металлический привкус, как всегда. Не люблю ее, лучше пить магазинную, а не внутреннего производства компании. Хотя, в ее качестве я точно могу быть уверен. Закручиваю белую крышку, ставлю бутылку на стол.
– Не переживайте. Я все прекрасно осознаю и готов к трудностям.
– Замечательно. И еще один вопрос. Командная динамика бывает разной. Вам комфортнее в плотном взаимодействии или в профессиональном одиночестве?
– Я не солист, но и не сторонник ансамблей.
Девушка улыбается. Делает запись.
– Хорошо. С вашей стороны остались вопросы? – задает дежурный вопрос и откладывает карандаш.
– Нет. Готов начать хоть завтра.
Она одобрительно кивает, закрывает папку.
– Тогда с понедельника вас встречают. Формальности уладим в течение дня. Добро пожаловать в проект.
Я благодарю и поднимаюсь со стула. Выхожу из кабинета, иду по длинному коридору в сторону лифта, бросаю беглый взгляд в окно.
Пасмурно. Всё, как всегда.
Только чуть тише, чем обычно. Желтые листья деревьев, пустые улицы, ветра нет, на стекле сентябрьские капли дождя. Будто весь мир сделал вдох – и не выдохнул.
***
Можно ли услышать пустоту?
Не тишину – тишину можно уловить. Если ты её осознаёшь, значит, ты уже слышишь.
Вот комната, погружённая во тьму. Ты хлопаешь в ладоши – звук разносится, отскакивает от стен, возвращается к тебе. Всё просто.
А если внутри – пустота?
Если нет ни стен, ни углов, ни точек опоры?
Если только мрак и темнота, в которых ты постепенно перестаёшь существовать?
Можно ли услышать это? Почувствовать момент, когда она начинается?
Разум – твой. Только твой. Но иногда нечто вырывает тебя из самого себя.
И тогда ты натягиваешь на себя пелену – плотную, глухую, как вакуум.
И исчезаешь.
Глава 1
Резкий и скрипучий звук, словно кто-то провёл когтями по алюминиевому листу, выдергивает меня из вязкого тумана полусна. Голова пульсирует глухой болью, особенно в затылочной части, будто туда пришёлся сильный удар.
Мой взгляд расфокусирован, но постепенно окружающее начинает обретать чёткость.
Я лежу на решётчатом полу, его холодный металл неприятно давит в кожу. Сама решетка проходит прямой линией по всему прямоугольному помещению, от ближней до дальней стены.
Пространство вокруг освещается яркими лампами, встроенными в белый потолок, в котором через каждые несколько метров видны какие-то маленькие сетчатые воронки. Свет резкий, почти стерильным, как в операционной.
Я привыкаю к освещению и оглядываю помещение. Понимаю, что оно относительно просторное – около сорока квадратных метров, с белыми панельными стенами и невысоким потолком, примерно 2,2 метра, может чуть выше. Вдоль стен находятся встроенные купейные шкафы и какие-то ящики.
Позади меня стоит заправленная койка с серым, безликим покрывалом и подушкой. Рядом со спальным местом располагается металлический стол, окруженный такими же стульями. Все очень лаконично. На столешнице несколько нетронутых бутылок с водой, их гладкие поверхности отражают холодный свет.
На задней стене, за койкой, что-то похожее на окно, но плотно закрыто массивными перегородками. Дверь, единственный очевидный выход, имеет странную форму – без привычной ручки или замочной скважины, но с каким-то углублением посередине.
Я осознаю окружение, но меня прерывают, вырывая из мыслей.
– Чёрт… Где я?! – раздаётся хриплый и напряжённый голос с оттенком страха.
Только сейчас обращаю внимание на мужчину, который, как и я, лежит на полу и пытается приподняться. Он находится справа, в нескольких метрах от меня. Выглядит ошарашенным и потерянным. Его взгляд мечется по комнате, не находя ответа.
Этого человека я вижу впервые.
Мужчина замечает меня и внезапно хватается за затылок, – Ах, ёп ты! – резко стискивает челюсть. На его лице отражается дискомфорт, а затем раздражение, вызванное болью. Смотрит на меня.
– Ты кто, блин?! – сквозь зубы бросает он.
– А ты? – спрашиваю в ответ, пытаясь встать. Колени предательски подкашиваются, и я тут же опускаюсь на койку, чтобы не рухнуть вновь.
В глазах плывёт, сердце колотится так, словно готово вырваться из груди.
– Виктор… – он называет свое имя, приподнимает туловище, зло сплёвывает на пол и всматривается в меня в ожидании ответа.
– Игорь.
Мужчина хмурится и говорит.
– Башка раскалывается… Что за хрень? Где я?
– Понятия не имею. Я ничего не помню… – бормочу себе под нос, оценивая ситуацию.
Он окидывает меня взглядом наполненным недоумением и щурится. Его лицо выглядит усталым и измученным. На вид ему около тридцати пяти – сорока лет. Коротко стриженные пепельные волосы, тёмные глаза, лёгкий оттенок смуглости на коже, выделяющиеся широкие поры. Он открывает рот, собирается что-то сказать, но слова так и не успевают сорваться с губ.
Справа слышится шум. Мы переводим взгляд.
Из-за соседней перегородки выглядывает перепуганная и взъерошенная девушка, таращится на мужчину, а затем на меня.
Секундное молчание.
Она нарушает его. Голос, как и ее вид, обеспокоенный.
– Что здесь происходит? Вы кто такие? Где я нахожусь?
Ошарашено разглядывает нас и проводит запястьем по затылку, затем смотрит на руку и вскрикивает.
– Чёрт, это кровь?! – дергает запястье, будто её жалит змея.
– Дай гляну, – говорю располагающим тоном, стараясь помочь. Встаю и направляюсь к ней.
Ее пальцы сжимаются в пластиковую перегородку, которая тянется от пола до потолка.
– Не подходи! – Она делает шаг назад, но пальцы не разжимает.
Останавливаюсь, хмурюсь.
– У тебя шишка… и небольшой порез, – подмечаю я, пытаясь говорить спокойно, но связки напряжены, и интонация подрагивает.
Мы уставились друг на друга с озадаченным видом.
Я решаю прервать нарастающее напряжение, повисшее в воздухе.
– Как тебя зовут? Ты что-то помнишь?
– Не уверена… – произносит растерянно, игнорируя мой первый вопрос, и сглатывает.
Пространство заполняет тишина, которую разбавляет лишь приглушённое кряхтение мужчины. Я внимательно смотрю на неё. Невысокая, не больше метра шестидесяти, на вид не больше тридцати, со светлыми окрашенными волосами каре и отросшими тёмными корнями. Аккуратный небольшой нос украшает пирсинг в левой ноздре. Её лицо немного суховато, без следов косметики, а серые глаза выглядят задумчивыми и настороженными. Вдоль щёк и на лбу уже заметны тонкие морщины – похоже, напряжение и усталость опережают время.
Она прерывает молчание и неуверенно проговаривает:
– Хотя, подождите… Только делала уборку… потом – темнота…
Понимающе киваю и хочу представиться девушке, но мысли путаются.
– Ясно… Я – Игорь, а это… – вопросительно перевожу взгляд на мужчину, пытаясь вспомнить имя, которое он только что произнёс, но оно тут же вылетело из головы.
– Виктор, – медленно произносит по слогам, замечая мою нерасторопность. Затем, постанывая, поднимается и садится за стол, облокотившись на него.
Незнакомка тяжело вздыхает, делает небольшой шаг вперёд.
– Я – Марина… – шмыгает носом. – Где я? – спрашивает с замешательством и бегло озирается по сторонам.
– К сожалению, не имею ни малейшего понятия, где мы находимся. – пожимаю плечами, не сводя с нее глаз.
В это время, мужчина слегка наклоняется, осматривает себя и бубнит.
– Что за шмотки на мне? Что за хрень происходит?
Мы втроем переглядываемся и только теперь замечаем: на нас одинаковая одежда, похожая на больничную, но куда более аккуратную.
– Я не понимаю. Где я? Что это за место? – надломленным и перепуганным тоном, проговаривает девушка.
– Похоже на какую-то изолированную камеру, – делюсь своими наблюдениями с ней.
– Скорее, долбанный бункер, – резко добавляет Виктор, обводя пространство оценивающим взглядом.
– С чего ты так решил? – удивляюсь его уверенному и категоричному ответу.
– Работал на подобных объектах инженером. Вот, затворы на ставнях в окнах видишь? – небрежно тычет пальцем в стену за моей спиной. – Да и сами окна, маленькие, будто ведут в такие же помещения или в комнату наблюдения. И дверь – не на петлях, а купейная, на магнитных замках.
– Комната наблюдения в бункере? Такое скорее бывает в лабораториях. – Замечаю и озвучиваю я.
Он пожимает плечами и слегка мнёт левой рукой мышцу на плече.
Девушка испуганно смотрит сначала на него, потом на меня.
– Что… это… значит? – взволнованно спрашивает Марина и облизывает пересохшие губы.
Я нервно вытираю вспотевшие ладони о хлопковые штаны, разворачиваюсь, направляюсь к койке и сажусь на край. Задумываюсь, стараясь трезво оценить ситуацию и не обращать внимания на паршивое самочувствие, что очень затруднительно. Мне явно нездоровится: тело периодически потряхивает, сердце бьётся слишком громко, невольно наталкивая на мысли о тахикардии, руки дрожат, а рвотный рефлекс то и дело подступает, не давая мне сконцентрироваться.
– Не знаю, – сжимаю пальцы в кулаки и вяло разжимаю, стараясь держать эмоции под контролем. – Виктор, помнишь что-то?
– Я… – начинает он и тут же замолкает.
Тишина. Мы озадаченно поглядываем на него.
– Виктор? – окликаю его.
Мужчина растерян.
– А? Да. Рабочий день. Вентиляция. Потом… свет… – он морщится, явно напрягая память. – Как будто отключили… А ты че, вообще ничего не помнишь? – переводит на меня взгляд.
– Вообще. Но у меня ощущение, что меня чем-то накачали. Испытываю тошноту, головокружение и сонливость.
– Я тоже! Состояние, как если бы отравилась. Или… Или отравили, – вскрикивает Марина, округляя глаза и прикрывая рот руками, словно жалея, что произносит это вслух.
Виктор кивает, соглашаясь и подтверждая наши опасения.
Девушка судорожно сглатывает, дышит неровно.
– Нас… нас похитили? Маньяк? – Спрашивает она, стараясь держать интонацию ровной, но он выдаёт её страх.
Я нервно сжимаю скулы и пытаюсь подавить рвотный позыв, который накатывает после её слов.
– Маньяк? Что за чушь? Кому мы нужны? – мужчина небрежно отмахивается.
Делаю глубокий вдох, чувствуя, как неприятный ком в горле постепенно рассасывается.
– Так, ладно. Давайте осмотримся? – с усилием поднимаюсь, поправляя резиновые тапочки. Направляюсь к двери.
Она и правда странная. Холодный металл, покрытый белой краской, глухая и тяжёлая. Рядом, в стене, расположен прямоугольный шершавый пластик, над ним горит едва заметная красная лампочка.
Виктор подходит сзади. Чувствую неприятный, кислый, густой запах пота и сигарет. Он слегка пинает дверь, затем несколько раз стучит по ней дубовым кулаком, прислушиваясь.
– Авиационный алюминий. Герметичная. Вот, видите круговую рукоятку? Она разблокирует замки.? – небрежно указывает пальцем, затем разворачивается к комнате и кивает в противоположный конец. – Там такая же. Двери с двух сторон.
Мы с Мариной переводим взгляды. Действительно, на дальней стене – точь-в-точь такая же дверь.
Виктор обходит меня, прищуривается и внимательно всматривается в прямоугольный шершавый пластик в стене.
– А это, мать его, сканер для ключ-карты. Если приложить её, рукоятка становится активной. Помещение открывается снаружи и изнутри, но без карты с нашей стороны его не открыть, – Виктор бьёт ладонью по стене и сплёвывает на пол.
Марина, услышав это, бросается к двери и начинает колотить по ней, не жалея рук.
– Откройте! Вы слышите?! Кто-нибудь! – вопит она, не прекращая молотить по глухому металлу.
Ответа нет. Тишина.
– Угомонись ты! – раздражённо шипит Виктор, бросая косой взгляд.
Понимая, что это бесполезно, отступает от двери и глубоко вдыхает.
– Если нас всё же похитили, то зачем? За нами следят? – под конец её речь дрогнула, и Марина резко обернулась, устремляя взгляд по комнате. Застывает, будто видит что-то.
Я прочищаю горло, привлекая её внимание и выдёргиваю из ступора. Она поворачивается и смотрит на меня. В серых глазах мелькает страх. Затем неспешно осматриваю потолок и углы.
Догадка Марины оказывается верной.
В углах, утопленные в затемнённые ниши, за стеклом виднеются объективы камер. Рядом с каждой мигает красная лампочка, безмолвно подтверждая, что за нами действительно наблюдают.
Меня охватывает неприятное чувство, словно я оказался в клетке под пристальным взглядом невидимого хозяина. Каждое движение, каждое слово, возможно, даже дыхание – фиксируется кем-то там, за этими объективами.
Медленно прислоняюсь спиной к холодной стене и, как подкошенный, сползаю на пол.
Сердце колотится быстрее, пульс гулко отдаётся в висках, дыхание сбивается. В груди нарастает удушающее ощущение беспомощности, стены сдавливаю, сжимая пространство.
Страх неспешной, но уверенной поступью подкрадывается ко мне, как хищный зверь, готовый напасть на добычу.
Я изо всех сил стараюсь отогнать панику, но она уже чувствует свою силу – тянет к горлу ледяные пальцы. Касается кожи, готовится сжать тиски.
Нет! – одёргиваю себя.
Сейчас нельзя поддаваться.
Сейчас паника – мой враг.
Стискиваю зубы и пытаюсь взять себя в руки.
Виктор, заметив, как девушка оглядывает углы, ещё раз обводит помещение оценивающим взглядом. Затем молча направляется к ближайшей камере, прищуривается, словно пытается разглядеть что-то за стеклом, обречённо выдыхает и с силой бьёт кулаком по стене.
Марина со слезами на глазах вскрикивает от неожиданного приглушенного грохота.
Мужчина дышит с трудом и произносит:
– Записывают… А стены… Это углепластик. Дерьмо! – он выдыхает сквозь стиснутые зубы и слегка постукивает ими, дрожь пробегает по челюсти.
– Что за углепластик? – сбиваясь, неуверенно спрашивает девушка, глядя на панели.
– Промышленный материал. Дорогой, прочный и лёгкий. Этот ещё покрыт полимерами, поэтому похож на обычную пластиковую панель. – объясняет дежурно.
Марина начинает прерывисто дышать, ее охватывает крупная, нескрываемая дрожь. Плечи поднимаются, будто внутри идёт борьба между страхом и отчаянием. Губы трясутся, а пальцы судорожно сжимаются в кулаки.
Мне вполне может передаться её паника. Но этого допустить нельзя. Одного невротика более чем достаточно.Я глубоко вдыхаю. Облокачиваюсь о стену и, покачиваясь, поднимаюсь. Марина выглядит так, что готова в любую секунду разрыдаться, но из последних сил сдерживается. Её глаза блестят от влаги, взгляд мечется по комнате в поисках выхода, которого нет.
Тяжёлыми шагами, как если бы утопал в зыбком песке, я подхожу к столу и присаживаюсь на него.
Марина вдруг срывается. Дыхание становится резким, движения – нервными. В зрачках вспыхивает смесь страха и ярости.
– Эй! – истошно выкрикивает она, быстрым шагом подлетая к камере и вставая рядом с Виктором. Он вздрагивает, явно не испытывая восторга от громкого голоса.
– Слышите?! Что вам нужно?! Зачем вы это делаете?!
Виктор сжимает челюсти и хватается за уши.
– Не ори ты, ну! И так башка раскалывается. Они нас не слышат… – он нервно мотает головой. – Не ответят.
– Тогда разобьём! – девушка подбегает к столу и пытается поднять металлический стул, но тот оказывается привинчен к полу.
– Хрен там! – Виктор небрежно рявкает в её сторону. – Видишь стекло? Закалённое. Даже если ты будешь лупить по нему хоть башкой – не треснет.
Измученно выдыхая, я покидаю их – эта партитура не по мне. Прохожусь по помещению, изучаю, осматриваю его и заглядываю в шкафы, пока эти двое общаются.
– Если ты говоришь, что это бункер и работал с ними, то знаешь, как из них выбраться?
– Ты прикалываешься? Похоже, что отсюда можно выбраться? Или слово «бункер» для тебя означает проходной двор? – злобно бросает в её сторону мужчина.
Девушка возмущённо упирает руки в бока.
– А можно как-то повежливее?
– А можно не задавать мне тупорылых вопросов? Иди вон помоги ему обыскать все, – он кивает в мою сторону.
– Не указывай мне, что делать! Понял? – она тычет его в грудь, дрожащей рукой.
– Да иди ты на хрен! Мужику своему будешь тыкать! – оскаливается он, возмущаясь.
– Да хорош! – прерываю я их перепалку. – Давайте вы мне оба поможете, а не будете страдать фигнёй? Мы все в одинаковом положении. Обыщите карманы и помещение.
Они молчат. Марина бросает на Виктора презрительный взгляд, вздыхает и проверяет свои карманы.
– Ничего… Хотя на что я надеялась. У вас тоже ничего нет? – С надеждой спрашивает она, обращаясь к нам.
Я ощупываю себя – ничего. У мужчины тоже. Мы отрицательно качаем головами.
Марина шумно выдыхает и идёт помогать осматривать шкафы и полки. Удивительно, но похоже, небольшой выброс адреналина слегка приглушает её панику.
Виктор направляется к другой двери и проверяет её. По его реакции всё становится понятно. Я обречённо продолжаю рыться дальше.
В ящиках лежат разные мужские вещи. Многие далеко не первой свежести – потрёпанные рубашки, футболки с выцветшими принтами, кое-где рваные джинсы и даже несколько пар изношенных ботинок, которые, кажется, прошли не одну сотню километров. В одном из отделений обнаруживаю упаковку воды. Небольшие пол-литровые бутылки в количестве десяти штук, без каких-либо опознавательных знаков, кроме небольшой этикетки на самой упаковке: «Стелица. Чистая питьевая вода. Негазированная.»
Рядом с ней лежат сухпайки в герметичной упаковке, аккуратно сложенные в ряд, и какие-то батончики, похожие на протеиновые. На них наклеена небольшая белая этикетка: "Для экстренных случаев". В какую жопу я попал? – невольно всплыло в голове.
Сами батончики разного вида: шоколадные, ореховые, некоторые с фруктовыми добавками. Видимо, кто-то позаботился о том, чтобы мы не остались голодными, но при этом не слишком избалованными.
В соседнем ящике оказывается то же самое, но упаковки уже вскрыты, а часть пайков явно кем-то использована. Вдобавок к этому там валяются пластиковые столовые приборы, несколько складных швейцарских ножей и даже пачка влажных салфеток.
– Еда? – спрашивает Марина.
– Да, похоже, что они не хотят, чтобы мы умерли с голоду, – отвечаю я и машинально поправляю воротник легкой серой кофты, надеясь избавиться от тяжёлого дыхания.
– А когда она закончится, что нам делать?
– Не знаю. Будем надеяться, что к этому времени нам удастся выбраться.
– Сколько там чего? – спрашивает Виктор, подходя к нам и осматривая провизию.
– Нуу… – пытаюсь сообразить. – На неделю точно хватит, если не налегать.
Он оценивающе кивает и задерживает взгляд на чёрном небольшом экране, встроенном в стену прямо перед нами.
– Опа, зацените, – он подходит к нему, внимательно осматривая.
– Похож на экран планшета, – размышляет Марина вслух.
– Ага, экран планшета в самом центре бункера, – язвительно бросает он себе под нос, но девушка слышит.
– Я сказала, что похож, а не что это планшет.
Мужчина язвительно хмыкает и проводит по нему пальцем.
– Терминал. С таких настраивается климатическая система в помещении и прочие приблуды вроде умного дома.
Экран не реагирует на прикосновения.
– Херня, не работает. Ещё бы работал…
Я приближаюсь и вглядываюсь.
На экране виднеются жировые следы от пальцев, которыми водили по нему до Виктора. Возникает ощущение, что мы здесь далеко не первые.
Марина будто читает мои мысли.
– Здесь уже кто-то был до нас? Да? – Она спрашивает тихим, перепуганным голосом и подходит ко мне.
Врать или что-то придумывать нет смысла, но и произносить это вслух мне не хочется.
Я лишь украдкой киваю.
Виктор осматривает остальные шкафы и часть бункера, обнюхивает углы за каждой перегородкой.
Вдруг он замирает, чуть выпрямляется и неспешно проговаривает:
– Ну чё, значит, мы реально не первые посетители в этом долбанном санатории счастья. На всех кроватях спали. Вот эта вообще воняет потом. – Он тычет пальцем в постель посередине и продолжает: – Только я что-то не врубаюсь. Койки-то четыре, а нас трое. Значит, где-то потерялся один.
Марина осторожно и нехотя предполагает:
– Может, умер?
– Что? С чего бы? – Виктор поворачивается к ней, недовольно скривившись.
– Ну, нас же накачали какой-то дрянью. Меня до сих пор тошнит и кружится голова. Может, этот бедолага не перенёс… Ну, как его? – показывает что-то кистью, поднося ее к вене.
– Укола? – заканчиваю за неё я.
– Что?.. – Она делает паузу. – Да… А что мы…? – Девушка замирает и надавливает указательным пальцем на бровь, словно пытается найти или вспомнить нужные слова.
Мы с Виктором переглядываемся и смотрим на неё.
– Ты чего? Всё хорошо? Попей воды, – обеспокоенно направляюсь к столу, открываю бутылку и подаю ей.
Марина протягивает руку, но случайно роняет бутылку, так и не взяв её.
– Извините, я немного растеряна и путаюсь в мыслях. Забыла, о чём говорили, голова, как карусель.
Виктор цокает языком и уходит дальше осматривать помещение.
– У меня тоже головокружение. Но не переживай, скоро пройдет. – Я улыбаюсь Марине, стараясь её подбодрить. Она молчит, но кажется, что улыбается глазами в ответ.
Девушка вроде бы успокоилась, что не может не радовать. Тем временем Виктор открывает раздвижную дверь в конце помещения.
– Тут санузел. Туалет, душевая… – замечает он, заходит внутрь и поводит рукой под краном, но тот не реагирует. – Похоже, не работает. Либо воды нет, либо сенсор кривой.
Мы заходим следом. Осматриваясь, замечаю унитаз необычной конструкции. Чтобы проверить наличие воды, нажимаю на кнопку в стене. Жидкости не оказывается – вместо этого срабатывает механизм: целлофановая упаковка сжимается, втягивается в отверстие и тут же заменяется новой.
– Ни хрена себе система ниппель! – удивляется Виктор, осторожно почесав шишку на затылке. – Только не понимаю, а на фига?
– И правда… – задумчиво произносит Марина. – Работаю уборщицей, а такое вижу впервые.
Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, где встречал подобные системы, и машинально провожу рукой под краном, который проверял Виктор. Не сразу, но сенсор срабатывает исправно. Напора почти нет – вода течёт тонкой, заваливающейся вбок струёй. Похоже, головокружение даёт о себе знать.
– Ну славно, хоть вода есть, – с едва заметной радостью замечает девушка.
Я киваю и оцениваю всё остальное.
Санузел выглядит стерильно чистым, как будто его только что обработали антисептиком. Стены гладкие, без швов, из материала, напоминающего тот же углепластик. Потолок ровный, но с какими-то небольшими сетчатыми отверстиями, как и в основном помещении. Под ним, на стене напротив входной двери, идёт вентиляционный короб, а в его центре – прикрытая решеткой панель. Под панелью, на полу, стоит небольшая пластиковая стремянка, около полуметра в высоту.
– Хм… Интересно, зачем она здесь? – указываю на неё и смотрю на Виктора.
– О! – Он быстро залезает на неё и снимает решётку с короба, но оступается.
Решетка с грохотом падает вниз, а его опорная нога срывается, но мужчина хватается за выступ проёма, удерживает равновесие. Слышится тяжёлое, хриплое дыхание. Я вглядываюсь, пытаюсь оценить его состояние. Вижу профиль и побелевшее лицо. Он напрягает мышцы шеи, старается прийти в себя. Показывает рукой, что всё под контролем. Снова встаёт на стремянку – на этот раз неспешно, размеренно. Обводит глазами проём, заглядывает внутрь, вертит головой влево и вправо, затем протискивается вбок на пол тела и замирает.
– Там можно вылезти? – оживлённо спрашивает Марина, поднимаясь на цыпочки.
Виктор кряхтит и через мгновение возвращается. Отрицательно качает головой.
– Нельзя. Там через несколько метров с одной стороны такая же герметичная перегородка, как на окнах, а с другой – решётка. И ещё какие-то осколки, похожие на поликарбонат. – Он показывает несколько небольших кусков, а затем выбрасывает их в мусорку в углу.
– А зачем тогда такая вентиляция? И откуда стекло? – Поникшим тоном спрашивает Марина, потеряв огонёк радости.
– Господи. – процедил Виктор. – Чтобы ты спросила, – пробурчал и кривясь сполз со стремянки. – Я знаю не больше твоего.
Замечаю, как физиономия девушки перекосилось в презрительной мине. Она молчит, но ощущуается ее гневливость.
Мне не нравятся их взаимоотношения, но и вмешиваться я не хочу, лишь методично продолжаю осмотр.