– … Словно что-то существует в этом мире такое, до чего никогда не дотянуться.
– Например? – посмотрела Агния на меня.
– Даже не знаю. Это есть в каждом дне, но не осязаемо. И вот мы, уставшие после учёбы уже не в силах дотянуться, а с утра некогда. Ну, а вот, допустим, не надо никуда, и оно исчезает. Просыпаешься и только и думаешь, а чем бы себя занять.
Агния не сводила с меня глаз, долго и внимательно слушала всю мою речь и потом сказала:
– А я думаю, ты уже коснулся этого…
Хотелось бы начать с того, что идея истории зародилась исключительно из сновидений. Конечно же, большую часть я додумывал самостоятельно. Я считаю, что этот роман не стоит строго анализа, он создан исключительно картинками, именно поэтому я почти не уделял внимания мелким деталям. В нём можно найти интересные моменты как в стилях комедии, так и в подражании драматургии. Не раз я ломал голову над названием произведения. Были такие варианты, как: "Водевиль на верхней полке", "Старики и девушки" и прочее. Я решил остановиться именно на лаконичном и точно отражающем характер всего произведения "Рояль и вино", пусть даже имея тривиальную основу.
Может вторая половина книги покажется изрядно жестокой, но таков замысел. Я величаю сие произведения "романом-картинкой", и желаю дамам и господам, двадцатого и двадцать первого века, приятного чтения.
Напоминаю, что чрезмерное употребления алкоголя и табачных изделий вредит вашему здоровью!
Отштукатуренные белые стены, ярко горящая лампа, свет которой, прилипает к потолкам. Что может быть хуже и паскуднее такого сочетания? Два охранника только что вышли за громадную металлическую дверь. А рядом со мной уселся какой-то тип с портфелем. Зеркало Гезелла за его спиной, и пока, он спокойный держит при себе шокер, я держу на себе бремя, бессмысленное бремя.
– Господин Арлекин, вы обвиняетесь в убийстве пяти человек.
– Ага. – раскинулся я на стуле.
– Мне надо чтоб вы дали чистосердечное признание. Рассказали все детали и тогда…
– Ага.
– Что «ага»? – завопил мой допытник. – Тебе грозит срок до двадцати лет, это почти пол твоей жизни. Прекрати себя вести так, будто тебе всё равно. Это не шутки, если бы ты не помог делу, то тебя бы даже слушать никто не стал.
– Но мне и так всё равно.
– Бесполезно. Это бесполезно, – обратился он к камере в углу.
Железная дверь отворилась и в неё зашла женщина на каблуках. Чёрная юбка карандаш, белая блуза, волосы, собранные в пучок.
– Микаэль, я сама с ним поговорю. Ты не против? – сказала она.
– Да делайте что хотите. Меня это достало.
Микаэль встал и направился к двери. Всё это время он держал шокер у пиджака. Я так желал, чтоб он случайно нажал его и сделал самому себе кардио заряд. Каблуки застучали, создавая ритм марша для грациозной походки. Она медленно опустилась на стул, сложила ногу за ногу и облокотилась на стол.
– Кофе я не заказывал.
– Простите?
– Говорю, что вы очень похожи на секретаршу.
Она только слегка поперхнулась, но не ответила.
– Господин Арлекин, вы очень сильно нам поможете, если всё расскажите.
Я нашёл её очень даже привлекательной, с доброй душой, смиренными глазами, посему решил не мучить.
– Что ж, – сказал я. – Принесите мне сигареты и бутылку вина, тогда я всё вам расскажу.
Её зрачки увеличились. В удивлении она выглядела ещё красивее.
– Да будет так. Только не утаивайте ничего.
– Вино не даст солгать.
Так вот я и начал свой рассказ, который поведаю и вам.
Мне было двадцать, жил я в двухэтажном доме в округе города. Со мной проживала мать и младшая сестра, которой было семнадцать. Отец наш погиб, а о его смерти мне ничего не говорили: как он умер, почему, за что. Я знал только то, что он служил в какой-то секретной кампании. Получается, он был подобен агенту под прикрытием. Я закончил городской колледж на дирижёра. В гараже у нас стоял рояль, на котором я часто занимался, но не в последнее время.
– Поиграй мне что-нибудь, Арлекин. Я так хочу услышать твою игру, – уговаривала сестрёнка. – Она меня успокаивает.
– Давай вечером, сейчас я занят, – разгребая старые вещи с отцовского кабинета, отвечал я.
Мне хотелось сделать этот кабинет моим рабочим местом. Я сочинял рассказы, но довольно объёмных никогда не получалось. Поэтому я восхищался людьми, которые писали произведения в несколько томов. Внушительные размеры, умения держать сюжет вместе с интересом читателей на протяжении всех страниц. В общем, я подумал, что в рабочей обстановке мне удастся написать что-то внушительное и интересное.
Мать дала мне ключ от кабинета и молча ушла на работу. Огромные полки, забитые разными документами, дубовый стол с интересными вырезами, портьеры, которые катались по скрипучему полу, всяческие ружья, рога – вот, что я увидел. Типичный мужской интерьер. Портреты нас с сестрой выглядели благородно и их я решил оставить, хотя мне не нравилась картина, где я был совсем маленький. Не то, чтоб я не принимал пухлые щёчки ребёнка, но она была ужасна. Выражение лица, которое я ненавижу. На тот момент у меня были скулы, да и в общем то, я находил себя крайне симпатичным, стройным и образованным. Наверное, поэтому тогда я решил снять изображение этого пухляка, а может это было проведением судьбы.
Снимая портрет, я пригляделся. Что-то выпячивало из-под картины. Я содрал обои и принялся играть в археолога. После первого слоя штукатурки я наткнулся на сейф. Как это бывает в фильмах, я подумал, что там лежит либо какая-то реликвия наших предков, либо золото. Больше мне хотелось верить во второе. Духовенства во мне хватает, а чтоб его пополнять, я решил, что финансы для этого необходимы. Нынче поездки в горы для медитации дорогие, хотя мне никто не мешал пойти туда пешком, как истинный монах. А о чём ещё может мечтать двадцатилетний парень, кроме как о машине?
В общем, простояв над сейфом с минут десять я понял, что нажимать случайные цифры на нём тщетно, поэтому принялся искать код в кабинете. Я, может, рылся бы в нём не только весь вечер, но и всю ночь, да только зашла сестра.
– Ты мне обещал!
– Сколько сейчас времени?
– Шесть.
– Ты что, выжидала секундами? – спросил я. – Ладно, подожди ещё немного, я скоро спущусь.
Ничего я не нашёл, зато очистил комнату от лишней макулатуры. Пока я спускался, лазурное небо проникало в дом, создавая чарующую картину. Так приятно было осознавать своё существование. Так приятно было иметь смысл, может не до конца понятный, но благородный. Хотелось и дальше играть на рояле своей сестре, хотелось дальше писать рассказы, помогать матери по дому, обсуждать всякие глупости за совместным ужином. Мне хотелось жить, и я вдоволь этим наслаждался.
– Ну ты где там? – перебила моё созерцание Анна – моя сестра.
– Иду-иду, – раздумывая над кодом от сейфа, откликался я.
Я спустился в гараж и впал в удивление. Словно снег в поле растаял и выросла зелёная трава – точно так же и в гараже было всё прибрано.
– Мне всё равно нечего было делать, вот я и решила убрать всякий хлам, – улыбалась Анна. – Кстати, смотри. Я нашла какой-то листочек с цифрами. Интересно, откуда эти цифры?
На листке было: «3711».
Я сам растаял в улыбке. Точно судьба вознаградила меня своей фортуной. Именно в такие моменты думаешь, что тебя в этой жизни ведёт за руку целая Вселенная.
– Не знаю, – отмахнулся я, посмотрев в её голубые глаза.
Я отодвинул банкетку и открыл рояль. Когда мы закончили было уже пол восьмого. Анна выглядела задумчивой, но не опечаленной – классическая музыка творит чудеса с головами людей. Мне доставляло это удовольствие, так приятно завораживать своей игрой кого-то.
После того, как вернулась мать, и мы провели вечернюю трапезу, я ринулся на верх, в кабинет отца. Закрылся на ключ и жадно нажимал эти четыре случайно найденные цифры. Эврика! Дверка отворилась, я с исступлением смотрел в темноту железного ящика. В ней оказались только бумаги, ни золота, ни старых реликвий.
«Дело сверхсекретной важности. №824.
Швейцарская кампания АБ, открыла несколько филиалов, два из которых являются университетами. Один университет гуманитарных наклонностей находится в Берне, а второй на отдалённом от страны острове, название которого: «Атлантический университет имени Августа Берлиотского». Из сведений участника операции известно только то, что остров обрамлён скалами, средняя температура 19°С, климат дождливый, на западной части острова находится лес, а сам университет АБ – четырёхэтажный, имеющий 3 пристроенных корпуса. Добираются туда на старой шхуне, уплывают точно так же храня всё в чрезвычайной конфиденциальности. С 16-го апреля 1986 года на этом острове пропало свыше 180-ти студентов. Предположительно долговременное массовое похищение лиц в персоналистических целях.
Подпись: ___ 2009г.»
– Интересно, что сталось с делом? Ладно, не мои заботы, – говоря сам себе, откинул я документ.
Лунный свет окутывал весь кабинет, холодное сияние придавало какие-то силы, мысли о великом – на что я не способен. Моя робость негодная для построения хорошенькой карьеры, я бы был слишком терпим ко всяким неприятным людям. Мне оставалось только лежать на полу звёздочкой, и смотреть на эту светлую дорогу до земного спутника. Но всё же во мне блеел смысл, может и не великий, а любимый. Я поднялся, записал эти мысли на бумаге и вернулся в гараж играть Баха.
Времени было около полуночи. Я музицировал, пока не увидел в окошко гаража яркое сияние фар. Бардовый оттенок на машине стал темнее оттого, что подъехал к моему дому, где не горели фонари. Фары погасли, двигатель заглох, стук дверцы, затем стук в окошко гаража.
Стройный блондин потупил свой взгляд внутрь, где я сидел за роялем.
– Заходи, Лавр, – крикнул я ему, так, чтоб звуки не донеслись в спящий дом.
– Как ты, чувак?
– Такое ужасное слово, ты бы мог обращаться более сдержанно?
– Опять в своём репертуаре. Что делаешь? – видя меня за роялем, спросил мой друг.
– Собираю атомную бомбу, – саркастично произнёс я.
– Но…
– Ты же прекрасно видишь, что я делаю.
– Короче, нам надо что-то решать. – занудно выпалил он.
– С чем?
– С армией. Осенью же будет призыв.
– Ну пойдём в армию.
– Нет, давай лучше поступим куда-нибудь. Я устал жить с предками, снимем общежитие, получим высшее образование. Потом найдём крутую работу.
– Это же бессмысленно, жизнь и так коротка. Не живи чужими мечтами.
– Почему это чужими? Ты и сам будешь такой же. Что теперь, земля чужая, если по ней все ходят. Нет – она наша. Вот так и с жизнью.
– Мне не нужно высшее. Вполне хватает того, что я имею сейчас. Отслужу, да устроюсь на обычную работу.
– Ага, а потом будешь до конца жизни копейки получать.
– Меня это устраивает.
Этот диалог так утомлял. Но Лавр был мой лучший друг, ничего поделать с нашими разными видениями о жизни я не мог. Он напоминал быка, который мчится напролом, если ему взбредёт что-то в голову, а может он походил больше на осла. Я никак ему не мог объяснить, что для меня главное. Вернее, он не мог этого понять. Но мысль о студенческой жизни забавляла: новые знакомства, привычные сессии, общежительская амбивалентность, суматоха и рутина, к тому же, новые девушки. Так что я не был против совсем этой идеи.
– Ладно, давай завтра решим, уже ночь.
– Да какой завтра, ты не откладывай.
– Мне нужно подумать.
– Ну а что тут думать. Рано или поздно окажемся в армии, если не поступим куда-нибудь.
Я отвлёк его от этих мыслей и предложил покататься.
Ночные дороги были совершенно пустые, лёгкий холод, влажный туман. Мы подъехали к подножию горы, но взбираться на неё уже не было сил, поэтому мы просто закурили, смотря на звёзды.
– Какая красота, хотелось бы сейчас быть на корабле и любоваться водами и небом, – очарованный пейзажем, говорил Лавр.
– Так чего же не сделаешь так? Что мешает?
– Деньги.
– Так в плавание уходят ради денег.
– А вначале, жить мне на что у моря?
– Всё это отговорки.
Снова начались глупые споры, я даже не заметил, как стлела моя сигарета.
– Ладно, поехали обратно, – сказал я.
Войдя в свою комнату, я отчётливо запомнил, что на часах уже было два. Так я и проспал до обеда, пока меня не начал будить стук в дверь.
– Ну вставай уже. – горланила Анна, – поешь хотя бы, да ложись дальше, мистер Сова.
Неохотно просыпаясь, я всё же вышел из комнаты. Спускаясь на кухню по таким же скрипучим, как в офисе ступенькам. Медленными и томными шагами я наткнулся на сестру. Она держала в руках новенький, зеленоватый костюм.
– Это тебе. Давай ты сегодня прогуляешься со мной в нём.
Тонкие бежевые нитки окаймляли весь пиджак, горизонтально спускаясь до пола костюма; пряжка от ремня на брюках сияла словно божество, купаясь в лучах зенита; даже чёрные носки, которые она удосужилась положить в комплект выглядели необычно, хотя это же простое нижнее бельё.
Я сразу воображал себя в нём. Представил, как возьму отцовские туфли и буду смотреть себе под ноги, различая цветовую игру зелёных брюк и караковой обуви.
Поцеловав сестру в лоб, я поблагодарил её самыми нежными словами, взял костюм и направился переодеваться.
– Стой! – крикнула Анна. – сначала поешь.
– А если не подойдёт? Такие вещи надо смотреть самому.
– Я сверила мерки с твоим синим костюмом.
«Так он ещё и на заказ» – подумал я, уже принимая пищу. – «и как я мог не догадаться, там даже платок в кармашке с моими инициалами».
Сидел костюм идеально. Он стал одной из моих любимых вещей, с которыми я не хотел расставаться. Я уже предвкушал, как иду в нём на собственное интервью, по поводу дебютной книги, как кручу пуговки на рукавах и поправляю воротник на камеру. Ах, сладостные грёзы.
– Теперь я просто обязан что-нибудь купить тебе. Выбирай всё, что захочешь.
– Прям всё-всё? – ехидно заулыбалась Анна.
– Ну да, – уже представляя, чего же она там попросит.
Мы прогулялись по заповеднику, что находился около нашего дома, позже зашли в кафе, а оттуда вызвали такси в город, чтоб присмотреть что-нибудь сестре.
Гуляя по торговому центру, таскаясь с пакетами одежды, я безучастно «помогал» ей выбрать новые вещи.
– А как тебе это?
– Классное.
– Ну а это?
– Тоже.
– Ты можешь хоть что-нибудь другое сказать! – злилась Анна.
По её лицу чуть было не скатилась слеза, но я вытащил платок из нового пиджака и быстро протёр ей глазки.
– Ты чего, а если кто-нибудь увидит. Что они подумают?
Тут она посмотрела исподлобья и заулыбалась самой дьявольской улыбкой, на которую только способна женщина.
Она сделала жест, чтоб я наклонился к ней поближе, привстала на цыпочки, охватила меня руками за шею и тихонько прошептала мне на ухо.
– Значит так, ты либо учувствуешь в нашем шоппинге, либо я кричу, что ты педофил.
– Ладно-Ладно. И говори уже «поход по магазинам», так гораздо лучше.
– Ты учувствуешь в нашем с тобой общем походе по магазинам. Всё понял? А не то я…
– Хорошо. Идём дальше?
Спустя несколько часов нечеловеческих усилий выбора женской одежды, я приник к лавочке, что находилась на первом этаже здания. У служебной лестницы вертелась компания подростков, которые мешали мне читать мою карманную книжку. В то время я носил с собой маленькие переплёты различных романов, что умещались в ладони. Однажды, я умудрился читать пособие по садоводству.
Я поднял глаза, как из толпы молодых людей выходил Лавр. Он шагал прямо ко мне навстречу, с горящими от радости глазами.
– Чувак! Ты что тут делаешь?
– Я же просил меня так не называть. С сестрой по магазинам ходили.
– А она где?
– За кофе ушла.
– Слушай, я поискал варианты университетов. Вот, смотри.
Тут он мне начал показывать несколько десятков разных университетов. От столичных до зарубежных. Мне было всё равно, но, когда он пролистывал телефон я резко его остановил.
– Погоди, а вот этот?
– А, это Атлантический университет имени Августа Берлиотского. Он находится на острове. Было бы прекрасно туда поступить. Такая крутая атмосфера была бы, я прям не могу.
– Я слышал, что туда добираются на корабле, – припоминая одно из единственных сведений о нём. Меня пробирало до мурашек. Я не понимал, почему именно в такое время и место все карты сходятся. Мне оставалось принять решение, которое меня манило, но также и вело в мрак. Не очень-то хотелось отправляться на остров, на котором уже два или три десятка лет пропадают люди, но любопытство всё равно брало верх. Как всем нам кажется, что именно мы избранные и потому, именно у нас получится разгадать все загадки человечества.
– Ещё бы, не на машине же.
– Нет, я имел в виду старый корабль.
– Какой? Гребной фрегат? Галеон?
– Да нет же, там шхунка какая-то.
– А ты откуда знаешь?
– Не помню.
– Ну и что ты тогда говоришь, раз не помнишь?
Тут на помощь очередному спору, пришла сестра. На этот раз она была спасением, хотя их двоих я бы сегодня уже не хотел видеть.
Лавр засмущался при ней и сбавил пыл, в оконцовке, мы разошлись по домам, условившись попробовать поступить туда.
Я разлёгся на диване и думал над будущей жизнью. В уме застряли строки американского поэта – Теодора Ретке: «И лишь пустившись в путь, возможно я пойму, куда же, наконец, идти мне надо».
Смеркалось. Мне не спалось, потому я спустился на кухню. Едва мерцающий свет отражался от стола, а за ним сидела мать.
– Ты чего не спишь? – спросил я.
– Да не спится. Скоро пойду.
– Как дела на работе?
– Постоянный завал, устала уже, – не глядя, отвечала мать.
– Так увольняйся уже. Отдыхай или возьми отпуск.
– А потом что? Стать тобой и ничего не делать?
Эти слова вдарили по больному. Все мои знакомые давно уже были на работе, даже моя сестрёнка иногда подрабатывала, пусть даже в соседнем доме. А я не смог пройти стажировку сроком в неделю. Лавр давно работал в курьерной кампании отца.
– Я собираюсь учиться дальше.
– Ну хорошо, – всё так же, не обращая на меня никакого внимания, ответила мать.
Оставалось только выбрать профессию. Денег с наследства отца ещё хватало, посему мне было без разницы. Возможно, я подумывал поступать на литературное искусство, но остановился всё-таки на актёрском мастерстве. Литературное искусство – это конечно здорово, но мне хотелось оставаться самородком, чтоб никто не касался моих мыслей и историй.
Я поднялся к себе и уже повторно постарался уснуть. Результата не было никакого, и я вновь спустился на кухню. Там уже не было никого. Сложив ноги на второй стул, попивая холодный виски, я вздрогнул. Ванная комната открылась и из неё вышла Анна.
– Ты чего не спишь? – пряча бутылку под стол, задал вопросом я. Слова вылетали из меня моментально, ибо, пытаясь отвлечь внимания женской головы, я успевал спрятать виски. На самом деле мне было всё равно, почему она не спит. В этом доме бодрствуют даже в такие тёмные ночи, как эта.
– Не спится.
– Где-то я уже это слышал.
– А ты почему? Не хочешь завтра сходить с моими друзьями погулять?
– Я что, похож на воспитателя детского садика?
– А что ты пьёшь? – любопытно взглянув на чайную кружку, из которой я пил сорокаградусное пойло, спросила сестра.
– Кофе.
– О, дай мне глотнуть. После душа самое то.
– Свари себе сама.
– Жмот. Я припомню тебе это.
– Нет, просто у меня кариес. Не хочу, чтоб ты заразилась.
– А ну-ка, покажи. Ты же месяц назад был у зубного.
– Не буду я ничего показывать.
– Ладно, бог с тобой. Где там кофе? – рыская на верхних полках, спрашивала Анна.
Честно сказать, я и понятия не имел, где этот кофе.
– Не помню.
– Ты же только что готовил.
– Оно остыло, это вечернее.
– Вечером я пила из этой кружки, она потом стояла в шкафу. Врать ты совсем не умеешь.
Тут она приблизилась, нагнулась в дно кружки и отпрыгнула.
– Ну и ужас. Как ты можешь такое пить?
– Подрастёшь – поймёшь.
– Что-что, а это я точно понимать не намереваюсь. Ты целыми днями ничего не делаешь, нашёл бы что ли работу.
– Ты знаешь, что я в поисках. Вдобавок, я пишу рассказы, – понурив голову, отвечал я.
Она сложила локти в командную позу и начала было читать свои нравственные лекции, но тут послышался скрип на ступеньках.
– Анна, Арлекин собирается поступать в университет, не лезь к брату, – спасла меня от нотаций мама.
– Да? А на кого это он собирается поступать?
«Она что, думает я солгал, чтоб побыть в этом доме ещё лишний месяц?» – думал я.
Тут мать подошла к крану, чтоб набрать воды и сама задалась тем же вопросом, что и Анна.
– Да, а на кого это ты, Арлекин, собрался поступать?
Они пристально глядели на меня, что я аж невольно отвёл взгляд в сторону и робко, пропуская сквозь зубы, выпалил:
– Актёрское мастерство.
– Ну, лицом ты хорош, как твой отец. Но ты же стесняшка, – начала мать.
– Это с вами я такой.
– Ну-ну. То есть не забоишься того, что весь мир будет смотреть на тебя, притом вспоминая, как ты краснел от родной матери и сестры?
– Не забоюсь. Пожалуйста, хватит таких разговоров.
– Ладно, научишься новому, всяко лучше, чем просиживаться дома. Когда там вступительные? Сколько будет стоить обучение? Сколько длится? – засыпала мать вопросами, ответы, на которых я не знал. – Ах, да, а где моя любимая кружка? – на этот вопрос я прекрасно знал ответ.