Даниил Заврин
Темная вода. Сборник
Русалка
Любимым хобби молодого графа было, как ни странно, не верховая езда и не охота, а просто пребывание в лодке, медленно плывущей по реке. Успокаивающее неторопливое течение которой благотворно влияло на его душу.
Далеко он не заплывал. Да и как заплыть, если, расположившись на дне лодки, он опускал весла и смотрел на небо, белые облака которого были далеки и прекрасны. Причуда? Да. Глупость? Сомнительно. Граф был далеко неглуп, его воспитанию и образованию могли бы позавидовать многие местные помещики, также учившиеся в Англии, но, увы, оставшиеся при этом большими бездарями и лентяями.
Неожиданно рядом раздался небольшой всплеск и затем снова тишина. Не обращая внимания на звуки, граф продолжил лежать и смотреть на небо. В реке водилось много щук, осетров, белуг и мало ли кто из них захотел погреть пузо под солнцем? Тут всплеск раздался снова. Ближе. Молодой граф насторожился, ведь, как правило, завидев лодку, рыбы старались плыть от неё подальше, а уж никак не приближаться к ней. Но вода была спокойна и, опустив голову, граф продолжил любоваться белыми воздушными облаками, лениво покачиваясь в такт речной воде.
«Англия, каменные мостовые, грязь, смог… Как же это отталкивает» ― думал он, рассматривая небо. Всё настолько неприятное, непонятное. Никак не укладывающееся в его русском сердце и душе. К чёрту, лучше мягкая и тёплая родина с её нежнейшим воздухом и яркими красками лета.
– Алена, Алена! ― раздался громкий раскатистый голос, быстро прокатившийся вдоль всего русла реки. ― Где ты, доченька?
Граф снова прислушался. Он не слышал, чтобы в этой части реки кто—то жил. А уж о своих крепостных он старался знать как можно больше, чёрт ли шутит ― около десяти тысяч душ, здесь никак без внимательности не обойтись. Отец, конечно, памяти не лишен, но возраст уже берёт свое и графу надо как можно быстрее перенять основы управления имением.
– Алена, ты где? ― продолжал кричать незнакомый голос.
Граф приподнялся и посмотрел на берег. Посреди травы стоял высокий мужик в грязной серой рубахе и точно так же внимательно глядел на него. Затем нехотя поклонился и спешно ретировался в лес. Граф огляделся. Рядом никого не было, никакой Алены, которую так настойчиво звали. Лишь тишина, тихая качка и игривое настроение птиц.
Слева раздался всплеск. Повернув голову, граф увидел голую спину, плавно переходящую в нечто вроде хвоста, исчезающего в воде. Открыв рот, он икнул, и глупое выражение лица словно застыло, скинуть которое он смог, лишь махнув головой и закрыв глаза. Минута, вторая, он снова посмотрел на водную гладь. От места, где только что появилось чудище, шли лишь круги воды. Махнув головой, он что есть силы налёг на весла и большими гребками поплыл обратно к дому.
Отец стоял возле крыльца. Высокий, крепкий, загорелый. Он за что—то отчитывал конюха, согнувшегося перед ним в полупоклоне. Его Сиятельство, видимо, пребывал не в самом лучшем настроении, так как Гришка солидно потел, напрягая молодую спину.
– Я же просил, объяснял ― телегу запрячь засветло! Неужели непонятно было?! ― грозно спрашивал его отец, медленно оттягивая слоги. ― Как можно было не услышать? Григорий, я разве плохо к тебе отношусь, разве мне надо пороть тебя? Разве я не уважаю твоего отца, который вот—вот отойдет к Всевышнему? Почему ты так глух? А?
Григорий лишь что—то промычал в ответ и продолжил стоять истуканом. Он прекрасно знал, что его не будут пороть, но это вовсе не радовало его, так как ему было проще получить два раза по спине, нежели стоять и слушать монотонные увещевания графа. Была у того такая пренеприятная привычка ― разводить целую лекцию, длина которой ― вечность.
Увидев сына, граф наконец—то отпустил слугу и всё так же хмуро посмотрел на сына.
– Опять в лодке бездельничал? ― и, не дожидаясь ответа, продолжил. ― Что за напасть такая, здоровый парень, а занимается всяким непотребством, на кого я имение—то оставлю? На бездумного лодочника?
– Батюшка, ― стараясь задавить языковую армаду в самом зародыше, начал граф. ― А у нас разве есть крестьяне в левом притоке реки? Я сегодня видел мужика, он искал кого—то и, по всей видимости, они живут рядом.
Старый граф на секунду замолчал. Потом коротко бросил ― «нет». Должно быть, забрели за грибами или просто от дела отлынивали ― лентяев везде хватает.
Но Алексей ему не поверил. Он хорошо знал своего отца и прекрасно понимал, когда тот лжет, а когда нет. И в этом случае он даже не сомневался, что это ложь. Только вот зачем отцу скрывать двоих крестьян, было не понятно. И тут молодой граф остро почувствовал желание вернуться в устье реки, дабы разобраться в том, что он сегодня видел.
К вечеру, когда после жаркого дня пришла легкая прохлада, в голове молодого графа уже четко вырисовался образ речной русалки, невесть как попавшей в эту захудалую губернию. Конечно, было в этом что—то сумасбродное, так как представить игриво плавающую полуголую девушку в речной воде, среди щук и пиявок, было сложно. Но граф уже и не знал, как прогнать сей настойчивый образ.
Причем внешность русалки была неизменно красива. Ну не позволяло воображение нарисовать её безобразной или, на худой конец, жирной. Именно красивая, именно светловолосая, именно с большими глазами и миниатюрным утонченным носиком, столь гармонично заканчивающим изумительной красоты облик. Ну а хвост… Ну что ж, хвост ― это та деталь, которая и делает их особенными.
«Странно, ― ещё раз подумал граф. ― Я ведь и вправду видел девушку с хвостом. У нас, в нашем самом обычном имении. Я готов биться на собственную жизнь, что это мне не привиделось. Пожалуй, самое необычное ― это то, что мужик, который, по—видимому, обычный крестьянин, искал именно это существо, невесть как попавшее к нам».
За такими мыслями и догорела свеча, опустив полный сказки сон на глаза молодого графа, где он, стоя по пояс в воде, рассматривал удивительной красоты плавающее создание, прикрытое зеленой чешуей и обнаженное по пояс. Высокая грудь, прикрытая длинными волосами, бледная нежная кожа. Протянув руку, он хотел потрогать существо, но оно игриво отплыло в сторону, как бы зазывая его на глубину. Продолжая тянуться, граф сделал ещё шаг, затем второй, третий, после чего земля стала уходить из—под ног и, наконец, осталась только глубина, над которой он уже плыл. Звезды, полная луна… Постепенно он почувствовал, как кто—то тянет его на дно. Резко дернув ногой, он попытался высвободиться, но, увы, вместо этого его потянули ещё сильнее. Судорожно дергаясь, граф, наконец, проснулся и упал с кровати, край которой высоко поднимался над полом.
Удар был жесткий, к тому же, невесть откуда взявшийся ночной горшок больно приложился об ухо, едва не разбрызгав всё содержимое по полу. Умывшись собственной мочой, граф грязно выругался и, окончательно проснувшись, стал отходить от столь чарующего сна.
– Алешенька, мальчик мой, как же так, господин ты наш ненаглядный, должно быть, расшибся сильно, ― скороговоркой запричитала няня, спешившая к нему на выручку. ― Ох, надеру я зад Насте, это ж надо ― барину горшок поставить так.
– Не надо, ― миролюбиво сказал граф. ― Не надо, няня, она не виновата.
– Да как же не виновата, родненький? Это ж надо ― горшок под ноги поставить! Сколько этой дуре говорила, что надо под кровать задвигать, ― запричитала она, ещё больше ощупывая его шишку среди курчавых волос. ― Ну точно, шишка.
Граф потрогал голову и поморщился ― шишка и вправду была. Совсем как в детстве. Не сопротивлялась няниным рукам, он покорно терпел первичный осмотр, ожидая, пока она не успокоится и не назначит травяное лечение. «Минимум полдня, ― подумал он. ― И это не отец, отвертеться не получится».
Няня миролюбиво погладила его своими морщинистыми руками и поцеловала в макушку. Несмотря на старость, она всё так же заботилась о нём, неся свою вот уже шестидесятилетнюю вахту в их семье.
– Щас отварчику выпьем, листочки приложим, и все пройдет. А Настьку я все ж накажу! Молодого барина и не уберечь, совсем от рук девка отбилась.
– Да не переживай ты так, нянечка, ― улыбнулся граф, посмотрев на воспитательницу с любовью.
И тут же его осенило! Она же всех в округе знает чуть ли не по именам и отчествам, дедушек и бабушек вплоть до четвертого колена, ведь живет, не выезжая, всю свою жизнь, и уж об этой странной паре крестьян наверняка всю историю знает.
– Нянечка, а ты знаешь, живет ли кто у нас в левом притоке реки?
На мгновение морщинистая рука замерла, но затем всё так же нежно продолжила гладить его голову.
– Всех знать никому не дано, только Господу Богу, ― грустно сказала она и стала подниматься. ― Ладно, пора накрывать завтрак. Ты, Алеша, опять поздно встал, все откушали уже, но ничего. Я тебе, как обычно, оставила супа полезного, да молочка. Не еда, а загляденье, прости Господи, грех так про еду—то говорить.
Он посмотрел вслед удаляющейся няне. Врать она не умела, предпочла не говорить, умолчать. Но от него? Что же такое? Неужели по негласным законам никто не выдает русалку?
Столь пленительное чувство загадки теперь полностью овладело им и, еле сдержавшись и не бросившись сию же минуту к лодке, он встал и направился вслед за няней к столу, где на белоснежной скатерти стыла его еда.
Проглотив всё разом, он покорно снова лег под медосмотр нянечкиных рук, настойчивость которых была, несомненно, сильнее его желания сбежать на поиски неведомой русалки, расположившийся почти как у недавно помершего Пушкина. Правда, там она была на дубе, а тут ― под большим дубом.
Большой дуб, река ― всё казалось таким ненастоящим, и всего лишь из—за одной голой спины, плавно переходящей в хвост. Диковинно, право. Он открыл глаза и заметил, как няня немного механически накладывает свою травянистую мазь, молча что—то обдумывая. Такое поведение было крайне редким, ведь если она была возле него, то всё её внимание предназначалось именно ему, а не какой—то там думе.
Внимательно рассматривая её, он не мог понять, что именно выбило её из привычного ритма, заставив всецело погрузиться в размышления. Его вопрос? Но почему? Что такого в нём? Почему все, словно сговорившись, молчат об этой тайне? Надо как можно быстрее всё выяснить.
Но тут его охватила сильная головная боль ― то ли от мыслей, то ли от сильного удара об пол, но боль была настолько сильной, что его начало тошнить и весь нянечкин суп тут же оказался на полу. Моментально лишившись всех мешающих ей дум, нянечка с резвостью молодой барышни встрепенулась и начала наращивать больничный темп, раздавая направо и налево приказы. Переполошив всех, она моментально уложила графа в кровать и приставила дворовую девку Настьку, как надсмотрщика.
«Ну, теперь точно не уйти, ― подумал граф, грустно глядя в окно. ― Хотя, с другой стороны, может, так и надо».
Тут он снова почувствовал сильную головную боль. Сморщившись, он неожиданно представил зеленый берег, тихую гладь и всё те же таинственные круги, расходившееся от только что нырнувшей то ли рыбы, то ли человека.
Затем голову немного отпустило, но наступившая слабость опять забрала в сон, явив теперь уже не полные красоты речные пейзажи, а обычную неприветливую тьму, среди которой он и потерялся на ближайшие десять часов, плавно дождавшись вечера.
Выспавшись, он вышел на крыльцо. Мирно сопевшая Настя не то, что сторожить, усидеть—то толком не смогла, свалившись ему на постель и там же захрапев. Благо большой веснушчатый нос этому отменно способствовал.
Вглядываясь в лес, молодой граф стоял в некотором раздумье. Конечно, можно было идти прямо сейчас, пока никто не видит, но шансы не настолько большие, чтобы что—либо разглядеть в этой темноте, среди камышей и теплой воды. Да и на зверьё можно было наткнуться. Медведей, слава Богу, не видели, но вот пара волков забредала в лес. И убили, кажется, лишь одного. И тут не то, что молодого графа, крестьян—то не отпускали.
Потерев шишку, он почувствовал, что страх ― чувство, которое он в себе раньше особо не находил, показался из самых—самых глубин его молодой души и настойчиво убеждал никуда не идти, оставив все на завтра.
– Снова, что ли, отложить? ― сказал он вслух, посмотрев на звезды. ― Прям черная полоса какая—то. Но ничего, завтра я точно попаду на эту речку.
Так он и решил, вернувшись обратно в дом.
***
Первые секунды он стоял, раскрыв рот. Девушка, которую он увидел, была действительно с хвостом, но не таким, каким было бы привычно для сказочной русалки, нет, она была с хвостом, похожим на две сросшиеся ноги, или, правильней сказать, слипшиеся ноги. Ловко используя эту особенность тела, она быстро плавала от одного берега к другому, кружась, плескаясь, выпрыгивая.
Граф снова протёр глаза. Девушка не исчезла, наоборот, лишь прибавила скорости и продолжила свою водную игру. Граф спрятался за камыши. Плеск воды продолжался, но он уже не смотрел в его сторону.
Не надо было быть гением, чтобы понять, что это не русалка, а девушка с врожденным уродством. Ужасный урод, который непонятно как оказался в их захолустье. Человек, пусть и несчастный, но все же не представляющий никакой сказочной природы. Не более чем несчастье, свалившееся на чью—то семью.
– Кто вы? ― раздался из—за спины нежный женский голос.
Граф вздрогнул и обернулся. За мыслями он даже не заметил, как смолкли всплески, и как она подплыла к нему.
– Алексей Шереметьев. Граф.
– Аааа… ― задумчиво сказала девушка, не вылезая из воды. ― А я Алена. Живу неподалеку.
Она вытащила руку и указала в сторону леса. Бледная рука была тонкой и изящной, что очень резко контрастировало с уродством ниже пояса. Также сквозь воду было видно, что у неё крайне тонкая талия, и она была красива. Лицо, шея, все подошло бы куда больше какой—нибудь гордой городской красавице, нежели этой изуродованной природой крестьянке. Увидев, что он пристально её разглядывает, она аккуратно убрала руку под воду.
– А я вас видела раньше. Вы плавали здесь в лодке без весел, ― продолжила она. ― Несколько дней назад. Вы первый, кого я увидела из людей, кроме батюшки, и мне было очень интересно увидеть вас поближе.
– Вы живете здесь с отцом?
– С отцом и с кошкой, ― Алена улыбнулась, обнажив ряд красивых белых зубов.
«Странно, но отсутствие общества на неё нисколько не повлияло, не заметно, чтобы она была какой—нибудь заторможенной или, быть может, глупой, ― подумал граф, обдумывая их общение. ― Наоборот, она кажется куда приятней, нежели большинство моих знакомых, я бы даже сказал ― интересней. И всё же очень интересно, как она сама относится к своему уродству. Ведь видно же, что это неправильно ― жить вот с такими ногами. Или, правильнее сказать, хвостом»
– А вы тоже недалеко живете? Мне отец запрещает заплывать далеко. Строго—настрого запретил, говорит, там много плохих людей, которые могут навредить мне. Это правда? То, что он говорит?
– Правда, ― ответил граф. ― Людей плохих действительно много и вам они лишь навредят.
– Но вы же не навредили, может, и они не станут. Если честно, я очень устала от этих мест, хочется поплыть куда—нибудь подальше.
– Я вижу, у вас бунтарская душа. У меня много знакомых с бунтарским нравом. Это сейчас модно в Петербурге, да и вообще в образованной России.
– В Петербурге? А где это? ― блеснув глазами, спросила Алена.
– Слишком далеко, чтобы мы туда поехали.
Раздался грубый мужской голос позади графа, он обернулся. Сзади стоял тот самый мужик, который недавно кричал на берегу.
– Шли бы вы, граф. Чай, уже вас дома спохватились, нельзя вам подолгу отсутствовать, ваш батюшка сильно злится по этому поводу. Всем нам строго—настрого запретил вас далеко отпускать. Приказал приглядывать, если что. А тут и зверей полно, и вода неспокойная.
Граф уловил в голосе мужика не столько покорность и доброжелательность, сколько скрытую неприязнь и даже злобу. Мужику явно не нравилось, что он разговаривал с его дочерью, да и вообще узнал о её существовании. Граф решил не идти на уступки и напомнить, кто здесь кто.
– Как тебя зовут? ― грубо спросил он и, увидев, как тот вдруг успокоился, обернулся на Алену, но, увы, она уплыла.
– Семеном кличут, ― словно получив новую порцию уверенности, сказал мужик. ― Я роль егеря выполняю в тутошних местах. За зверьем присматриваю.
– Да я уж вижу, за кем ты здесь присматриваешь, ― зло бросил Алексей.
– Ваш батюшка дал добро, ― хмуро ответил мужик. ― Так что все по слову его.
Не став больше уделять мужику внимания, граф развернулся и отправился обратно в имение, очень уж ему не терпелось пообщаться с отцом, который наверняка был в курсе всей этой истории.
***
Внимательно выслушав его рассказ, отец тихо вздохнул и, потрогав собаку за морду, нежно приласкал её. Затем, снова повернувшись к нему, спросил: «Ну и что? Хочешь, чтобы я всем рассказал, что у меня урод в реке плавает или убил её? Зачем ты пришел ко мне с этим? Эта история и так всем крови попортила, отцу её, мне. Возможно, её и стоило утопить как щенка, но это просьба твоей покойной матери, а её я, как ты знаешь, всегда боготворил. Так что всё будет так, как есть. Да и егерь он хороший, всё свое жалованье отрабатывает с лихвой».
– Значит, ты так и будешь её ото всех скрывать?
– А что ещё делать с ней, не в университеты же ей поступать. Хватит у нас одного университетского дурака. Вон, был нормальным, теперь же по реке взад—вперед без весел плавает. Стыд и позорище.
– Да что ты вообще знаешь о философии?
– То, что она не прокормит и не согреет.
– Ладно, отец это потом обсудим. Пойми ты, всё это не по—человечески, есть же врачи, есть же операции.
– Да, разделают её как рыбу и отправят в какой—нибудь институт для опытов, не по—христиански это. Не дури, отставь девку в покое и не плавай там больше, лишь взбаламутишь её. Она же дура, ещё не понимает, чем это может кончиться, а ты понимать должен. Или, быть может, ты на ней жениться собрался?
– Я подумаю над этим, ― зло бросил молодой граф.
Ему больше не хотелось обсуждать это с отцом. Возможно, потому, что граф понимал, что тот был прав. Ведь, по сути, все, что он мог сделать для неё ― это лишь похлопать по плечу, да сказать пару добрых слов. Граф подошёл к реке. Тихая незамутнённая гладь всё так же сверкала на солнце, но уже не отдавала тем спокойствием, которое было раньше. Теперь она настораживала.
***
И, тем не менее, он снова приплыл к ней, совершая очередной нелогичный неправильный поступок в своей жизни. «Все мы делаем что—то неправильное, ― утешал себя молодой граф, налегая на вёсла. ― Что ж теперь, совсем глупости не совершать? Да и кому известно, что это, глупость или нет. Человеческий разум слишком мал, чтобы объять все нити судьбы».
Он убрал вёсла и посмотрел на воду. Алексей был почти уверен, что она тут, хоть её и не было видно.
– Бу! ― неожиданно раздалось с другой стороны лодки, и молодой граф чуть было не полетел в воду, распугав мальков и лягушек.
– Господи, ― тихо запричитал Алексей, садясь в центр лодки и улыбаясь Алене, игриво наблюдающей за ним. ― Ты мне чуть сердце не остановила.
– Сердце?
– Да. Сердце. Это внутри у каждого человека, стучит постоянно, кровь по венам разносит. Ну, сердце.
– А, сердце… ― задумчиво потянула она и посмотрела сквозь воду себе на голую грудь. ― А что? Оно останавливается от криков?
– От страха. Оно останавливается от страха. Поэтому не стоит никого пугать так сильно.
– Прости, я не хотела. Я больше не буду.
– Всё хорошо. Я уже понял это.
– Скажи, почему ты приплыл?
– Не знаю, захотел тебя увидеть. Ты же необычная.
– Я знаю, это потому, что я русалка.
– Да ладно. И откуда ты это знаешь?
– Папа рассказал.
– Ну, папе, конечно, виднее. Он, кстати, тут?
– Нет, на охоте.
Алексей довольно улыбнулся и подобрался к ней поближе. Как же она была великолепна! Ох, если бы не её ноги, если бы не ноги. Чувствуя его взгляд, Алена покраснела, но никуда не уплыла, как и положено девушке, никогда не встречавшей других людей и, более того, не присутствовавшей в обществе. Она не могла победить любопытство стеснением.
– А вы красивый среди людей? ― робко спросила она, кладя руки на лодку.
– Вообще ― да, ― улыбнулся молодой граф. ― Красивый.
– И скромный, ― рассмеялась Алена звонким смехом, явно довольная своей ловушкой.
Алексей тоже улыбнулся. Ему вдруг стало так хорошо, что захотелось просто лечь, полежать и послушать, как она ему объясняет, какой он нескромный.
– А почему вы плаваете один? ― снова спросила она.
– Не знаю. Мысли… Мне так проще думается. К тому же, я люблю смотреть, как неторопливо плывут облака и чувствовать, как медленно плывёт лодка ― мне это нравится. В Англии я приобщился к размышлениям. Что бы ни говорил мой отец, а в этом он прав.
– Это там, где и Петербург?
– Не совсем, но примерно в той же степи.
– Папенька очень разозлился на меня, когда я стала говорить о вас, сказал, чтобы я больше и не думала о нашей встрече.
– Мне сказали то же самое. Ох уж эти папеньки, вечно говорят нам свои желания.
– Согласна.
Алексей снова улыбнулся ей. А затем ещё и ещё. Целую неделю он улыбался ей, навещая на своей лодке. Они даже выработали свой тайный сигнал, по которому он безошибочно узнавал, когда егеря нет дома.
***
Алексей посмотрел на мрачного отца. Когда он сильно злился, то на лице у того проступали желваки, и перечить ему было совершенно невозможно. Хорошо еще, что это было очень редко. За всю жизнь он лишь несколько раз видел его в таком состоянии.
– Наигрался? Или нет ещё? ― тихо спросил он, записывая в хозяйскую книгу расходы. ― Или что? Ты всё—таки решил притащить её в дом?
– Зачем же так? Поселюсь с егерем и все дела.
– Он убьет тебя.
– Сядет. Это тот человек, который боится тюрьмы.
– А я не тот человек, который боится его. Послушай, сынок. Ты ведь не любишь эту девку. Ты не будешь с ней. Зачем ты её дразнишь? Она же не игрушка, не зверь. Тебя же обучали в университете. Ты же грамотный. Человечный. Вас же там учили человеколюбию. Так ведь?
– Что ты от меня хочешь?
– Чтобы ты уехал. Пройдет время, вернёшься.
– И куда я поеду?
– На вот, посмотри. Я достал тебе место на паруснике, они в кругосветное путешествие плывут. Правда, должность небольшая, но год поплаваешь в море. Уж там ты точно со всеми русалками перезнакомишься.
Алексей замер. Отец прекрасно знал, о чём сын мечтал с самого детства, и что несколько раз отцу еле удавалось его выхватить из повозки, едущей в Петербург, где он, совсем ещё несмышленыш, хотел пробраться на один из кораблей и юнгой уплыть в путешествие.
– Это нечестно.
– Честно или нет ― решать тебе. Они уплывают через три недели. И я очень советую не говорить ей об этом. Скажи, что просто вы не будете никогда вместе. Это проще принять, нежели то, что ты выбрал океан, а не её.
Отец встал и, взяв с большого стола листок, протянул ему. Это было письмо капитана, который обещал принять его на борт. С печатью, как положено. Алексей вдруг почувствовал, как бьётся его сердце. Мечта обретала черты. Оставив его одного, отец вышел. Он был неглуп и прекрасно понимал, что выиграл.
***
А вечером приплыла она. Алексей в этот момент сидел на небольшом помосте, свесив ноги к воде, пока легкое нежное касание не вывело его из привычного состояния задумчивости. Опустив голову вниз, он увидел её. Большие карие глаза, нежные скулы, мягкие ямочки на щеках. В ночи они выглядели особенно прекрасно. Коснувшись его ног, она немного отплыла в сторону. Вода стекала по её черным волосам, как нечто единое, красивое, цвета темного серебра.
Алексей прикрыл глаза. Его не покидало чувство сказки, которое он ощущал, когда бабушка вечером, под огнём старой свечи, рассказывала ему сказки, в которых было много королев, царевичей, невообразимых чудовищ и, естественно, красавиц.
– Ты скучал по мне? ― спросила она, улыбаясь. ― Я скучала.
Затем, не дождавшись ответа, она поплыла, делая небольшие волны руками. Уродливая крестьянка была похожа на ребенка, только что получившего возможность поиграть с взрослым, но при этом совершенно не знающего, как это делать.
– Скучал, конечно. Скучал, как же не скучать, ― Алексей посмотрел по сторонам, но различить что—либо в такой тьме было просто нереально.
– Здесь так хорошо. Знаешь, я никогда не заплывала так далеко, но я нисколько не боюсь. Я почему—то знала, что встречу здесь именно тебя.
– А ты давно здесь? ― как можно мягче спросил Алексей, смутно догадываясь о причине такой удачной встречи.
– Нет, ― ответила Алена и отвернулась.
Молодой граф напрягся. Ему стало понятно, что она врёт. Немного неумело, немного по—детски, но именно врёт.
– А твой отец, он выпустил тебя?
– Да. Но не будем об этом, лучше расскажи, как твои дела, как день провёл, что делал? ― быстро перебила его Алена.
Ее нетерпеливость передавалась от слов к рукам, хвосту. Снова сделав круг, она подплыла к нему и, сделав сильный взмах, вынырнула из воды, сложив руки прямо перед ним.
– Скажи, а у тебя есть девушка?
Алексей похолодел. Странный холодный страх парализовал его. Сейчас, ночью, когда эта девушка с уродливо сросшимися ногами смотрела прямо ему в глаза. Не зная, что ответить, он сказал правду.
– Нет. Папенька ещё ничего не говорил по этому поводу.
– Ах, папенька, ― весело сказала она и плюхнулась обратно в воду. ― Ох уж эти папеньки, всё они решают.
Исчезнув под водой, она словно испарилась. Гладь воды стала ровной, и лишь небольшие круги напоминали о том, что здесь когда—то плавала девушка. Алексей непроизвольно вытянулся, всматриваясь в темную воду и дожидаясь её появления.
«Она со мной заигрывает или играет?» ― спросил он сам себя. И, как оказалось, этот простой вопрос так и не смог найти ответа у столь знатного ловеласа, покорителя сельских и светских сердец. Он не знал, не понимал, как надо вести себя в такой экзотичной ситуации, когда перед тобой девушка, возможно, видевшая в своей жизни лишь одного человека ― отца.
– Поцелуй меня, ― тихо сказала Алена, снова подплывая к нему.
Скорее от непонимания происходящего, чем от самого желания или чего—то ещё, Алексей исполнил её просьбу. Как оказалась, это были самые простые, немного сладкие губы, отдающие вкусом речной воды и какими—то травами.
– Как приятно, и так странно. А ты раньше целовался с кем—то? ― снова спросила она, вертясь в воде.
– Нет.
– И я нет.
Странная, наивная, немного пугающая ― теперь в ночи она казалась совершенной иной. Ночь как бы скрашивала все те страшные уродства, которые были в ней, выставляя на свет лишь самое главное ― её интересную невинную добрую душу.
– А что ты будешь делать завтра? ― голос её звучал настолько влюбленно, что даже полный идиот смог бы догадаться о её чувствах.
– Я ещё не решил. Не знаю.
– А давай вместе поплаваем?
И тут у Алексея в глазах потемнело. Встреча, поцелуй, всё ещё как—то укладывалось в сложную логическую цепочку, но вот плавание с этими необъятными по своей мерзости ногами, с этими получеловеческими конечностями, было выше его сил.
– Я… Я не могу завтра, я слишком занят. Прости. Завтра я должен буду помочь своему отцу.
– Тогда, может, послезавтра? Когда ты будешь свободен? ― не унималась она.
– Можно, конечно. Давай послезавтра, ― выдохнул молодой граф.
И тут его спас оклик его любимой нянечки, по старой доброй традиции не ложившейся спать, пока он не вернётся домой.
***
Весь следующий день он провел в своей комнате, наблюдая за тем, как мухи облепили стекло. Не хотелось ни есть, ни пить, лишь наблюдать за тишиной в полном её величии, периодически прерываемом шарканьем старых ног. Няня не спускала с него глаз, но всё же каким—то чудным образом научилась скрывать свое пристальное наблюдение.
Затем наступил вечер. Молодой граф смотрел из окна на реку, но у него не было желания идти туда, там был лишь одинокий урод, непонятно каким образом посчитавший себя женщиной. Граф перевернулся на бок. Ему не было страшно или жалко её, ему просто не хотелось её видеть и всей этой шумихи, которая наверняка поднимется после того, как отец узнает о том, что происходит.
А затем он не понял и сам, как ноги привели его к тёмной речке, в которой плавала изувеченная жизнью Алена, которая чуть не выпрыгнула на деревянный мостик, ликуя от долгожданной встречи.
– Ты пришёл! Я знала, знала, что ты придешь! Я и вправду знала, что ты вернёшься! ― едва не крикнула она, смотря на него с мечтательной улыбкой.
– Тише, тише, всё хорошо, ― поднял руки молодой граф, пытаясь остановить её. ― Всё хорошо, я понял, понял.
Его улыбка, немного трусливая, немного снисходительная, потеряла обе эти черты в полумраке, оставляя лишь несколько прекрасных обнаженных зубов. Увидев улыбку, Алена улыбнулась в ответ. Она обняла его и прижалась. Казалось, эта влюбленность была так не похожа на остальные. Она была такой легкой, воздушной, почти детской.
– Я люблю тебя, ― тихо выдохнула она.
Молодой граф нежно обнял её и как можно мягче, так, чтобы её лицо было ближе к нему, сказал:
– Послушай, я не хочу тебя обманывать. Но мы не можем быть вместе. Пойми правильно, мой отец… Он не одобрит наши отношения, как и твой. Это неправильно.
– А ты, ты одобряешь? ― она пристально посмотрела ему в глаза.
– Я ― да, но мы все равно не сможем быть вместе, потому что я сижу тут, а мне надо ходить по земле, встречаться с важными людьми, растить детей, а ты… Ты не сможешь так жить. Нам необходимо взять небольшую паузу, все слишком быстро и так сложно.
– Ты не любишь меня?
– Люблю, поэтому не хочу разрушать тебе сердце, ведь ты особенная. Понимаешь, ты создана для рек и морей, а не для нас, простых смертных.
Алена отстранилась от него и, скрестив руки, зло посмотрела в сторону, ещё больше напоминая волшебную героиню из русалочки. Ту маленькую принцессу, отец которой был сам царь Тритон.
– Так будет лучше для нас обоих, ― сказал Алексей, но все, что он услышал ― лишь всплеск воды.
***
Когда егерь возвращался домой, то по дороге нарвал васильков. Алена очень любила эти цветы, как и её несчастная мать, которая умерла при родах. Егерь до сих пор не понимал, как столь странное, болезненное существо сумело выжить. И, что ещё удивительнее, не сломаться под этими уродливыми обстоятельствами, набраться столько положительной энергии, радости и желания жить.
А как она умела плавать! Уму непостижимо, взять и маленькой доползти на этих сросшихся ножках в речку, где одним смешным кувырком очутиться в воде. Боже милосердный, он никогда не забудет этого. Как он смеялся, когда увидел её перепуганное маленькое личико. Казалось, сердце старика не выдержит и просто лопнет от неожиданной нагрузки.
Затем он подхватил её и, еще не отошедшую от воды, обтер своим рукавом. Секунда, третья, минута и вот она уже смеялась, просто заливалась чудным звонким смехом, радуя старика, вселяя в него нечто вроде солнечных лучей, пронизывающих его сердце. Слезы сами появились на глазах, ему вдруг очень захотелось плакать.
