Данте Алигьери
Божественная комедия

Полная версия

© ООО «Издательство «Э», 2017

Ад

Песня первая

Поэт рассказывает, что, заблудившись в темном, дремучем лесу и встречая разные препятствия для достижения вершины горы, он настигнут был Вергилием. Последний обещался показать ему муки грешников в Аду и Чистилище и сказал, что потом Беатриче покажет поэту Райскую обитель. Поэт последовал за Вергилием.

 
¹ Когда-то я в годину зрелых лет
В дремучий лес зашел и заблудился.
Потерян был прямой и верный след…
 
 
⁴ Нет слов таких, чтоб ими я решился
Лес мрачный и угрюмый описать,
Где стыл мой мозг и ужас тайный длился:
 
 
⁷ Так даже смерть не может устрашать…
Но в том лесу, зловещей тьмой одетом,
Средь ужасов обрел я благодать.
 
 
¹⁰ Попал я в чащу дикую; нигде там
Я не нашел, объят каким-то сном,
Знакомого пути по всем приметам.
 
 
¹³ Пустыня предо мной была кругом,
Где ужасом невольным сердце сжалось.
Я увидал перед собой потом
 
 
¹⁶ Подножие горы. Она являлась
В лучах светила радостного дня
И светом солнца сверху позлащалась,
 
 
¹⁹ Прогнавшим страх невольный от меня.
В душе моей изгладилось смущенье,
Как гибнет тьма от яркого огня.
 
 
²² Как выброшенный на берег в крушенье
В борьбе с волной измученный пловец
Глядит назад, где море в исступленье
 
 
²⁵ Ему сулит мучительный конец;
Так точно озирался я пугливо,
Как робкий, утомившийся беглец,
 
 
²⁸ Чтоб еще раз на страшный путь тоскливо,
Переводя дыхание, взглянуть:
Доныне умирало все, что живо,
 
 
³¹ Свершая тот непроходимый путь.
Лишившись сил, как труп, в изнеможенье
Я опустился тихо отдохнуть,
 
 
³⁴ Но снова, переселив утомленье,
Направил шаг вперед по крутизне,
Все выше, выше каждое мгновенье.
 
 
³⁷ Я шел вперед, и вдруг навстречу мне
Явился барс, покрытый пестрой кожей
И с пятнами на выгнутой спине.
 
 
⁴⁰ Я, как врасплох застигнутый прохожий,
Смотрю: с меня он не спускает глаз
С решимостью, на вызов мне похожей,
 
 
⁴³ И заграждает путь, на нем ложась,
Так что я думать стал об отступленье.
На небе утро было в этот час.
 
 
⁴⁶ Земля очнулась после пробужденья,
И плыло солнце в небе голубом,
То солнце, что во дни миротворенья
 
 
⁴⁹ Зажглось впервые, встречено кругом
Сияньем звезд, с их ясным, кротким светом…
Ободренный веселым, светлым днем,
 
 
⁵² Румяным и торжественным рассветом,
Я выносил без страха барса гнев,
Но новый ужас ждал меня при этом:
 
 
⁵⁵ Передо мной вдруг очутился лев.
Назад закинув голову, он гордо
Шел на меня: стоял я, присмирев.
 
 
⁵⁸ Смотрел в глаза так алчно он и твердо,
Что я как лист затрепетал тогда;
Гляжу: за ним видна волчицы морда.
 
 
⁶¹ Она была до ужаса худа:
Ненасытимой жадностью, казалось,
Волчица подавляема всегда.
 
 
⁶⁴ Уже не раз перед людьми являлась
Она, как гибель их… В меня она
Чудовищными взглядами впивалась,
 
 
⁶⁷ И стала вновь отчаянья полна
Моя душа. Исчезла та отвага,
Которая вести была должна
 
 
⁷⁰ Меня на верх горы. Как жадный скряга
Рыдает, потерявши капитал,
В котором видел счастье, жизни благо,
 
 
⁷³ Так перед диким зверем я рыдал,
Путь пройденный теряя шаг за шагом,
И снова вниз по крутизне сбегал
 
 
⁷⁶ К тем безднам и зияющим оврагам,
Где блеска солнца видеть уж нельзя
И ночь темна под вечным, черным флагом.
 
 
⁷⁹ С стремнины на стремнину вниз скользя,
Я человека встретил той порою.
Безмолвие собой изобразя,
 
 
⁸² Он словно так был приучен судьбою
К молчанию, что голос потерял,
Увидя незнакомца пред собою.
 
 
⁸⁵ В пустыне мертвой громко я воззвал:
«Кто б ни был ты – живой иль привиденье,
Спаси меня!» И призрак отвечал:
 
 
⁸⁸ «Когда-то был живое я творенье;
Теперь перед тобой стоит мертвец.
Я в Мантуе рожден в одном селенье;
 
 
⁹¹ В Ломбардии жил прежде мой отец.
Жизнь начал я при Юлии и в Риме
В век Августа жил долго, наконец,
 
 
⁹⁴ Когда богами ложными своими
Считали люди идолов. Тогда
Я был поэт, писал стихи, и ими
 
 
⁹⁷ Энея воспевал и те года,
Когда распались стены Илиона…
А ты зачем стремишься вниз сюда,
 
 
¹⁰⁰ В обитель скорби, скрежета и стона?
Зачем с пути к жилищу вечных благ
Под благодатным блеском небосклона
 
 
¹⁰³ Стремишься к тьме неудержимо так?
Иди вперед и не щади усилий!»
И, покраснев, ему я сделал знак
 
 
¹⁰⁶ И вопросил: «Ужели ты Вергилий,
Поэтов всех величие и свет?
Пусть о моем восторге и о силе
 
 
¹⁰⁹ Моей любви к тебе, святой поэт,
Расскажет слабый труд мой и творенья
И то, что изучал я много лет
 
 
¹¹² Великие твои произведенья^{1}.
Смотри: я перед зверем трепещу,
Все жилы напряглись. Ищу спасенья,
 
 
¹¹⁵ Певец, твоей я помощи ищу».
«Ты должен поискать пути иного,
И этот путь я указать хочу».
 
 
¹¹⁸ Услышал я из уст поэта слово:
«Знай, страшный зверь-чудовище давно
Путь этот заграждает всем сурово
 
 
¹²¹ И губит, и терзает всех равно.
Чудовище так жадно и жестоко,
Что вечно не насытится оно
 
 
¹²⁴ И жертвы рвет в одно мгновенье ока.
К нему на смерть несчетное число
Творений жалких сходит издалёка, —
 
 
¹²⁷ И долго будет жить такое зло,
Пока Пес Ловчий^{2} с зверем не сразится,
Чтобы вредить уж больше не могло
 
 
¹³⁰ Чудовище. Пес Ловчий возгордится
Не жалким властолюбием, но в нем
И мудрость, и величье отразится,
 
 
¹³³ И родиной его мы назовем
Страну от Фельтро и до Фельтро^{3}. Силы
Италии он посвятит; мы ждем,
 
 
¹³⁶ Что с ним опять воспрянет из могилы
Италия, где прежде кровь лилась,
Кровь девственной, воинственной Камиллы,
 
 
¹³⁹ Где Турн и Низ нашли свой смертный час^{4}.
Преследовать от града и до града
Волчицу эту будет он не раз,
 
 
¹⁴² Пока ее не свергнет в кратер Ада,
Была откуда изгнана она
Лишь завистью… Спасти тебя мне надо
 
 
¹⁴⁵ От этих мест, где гибель так верна;
Иди за мной, – тебе не будет худо,
Я выведу – на то мне власть дана —
 
 
¹⁴⁸ Тебя чрез область вечности отсюда,
Чрез область, где услышишь ты во мгле
Стенания и вопли, где, как чуда,
 
 
¹⁵¹ Видения умерших на земле
Вторичной смерти ждут и не дождутся^{5}
И от мольбы бросаются к хуле.
 
 
¹⁵⁴ Потом перед тобою пронесутся
Ликующие призраки в огне,
В надежде, что пред ними распахнутся,
 
 
¹⁵⁷ Быть может, двери в райской стороне
И их грехи искупятся страданьем.
Но если обратишься ты ко мне
 
 
¹⁶⁰ С желанием в Раю быть – тем желаньем
Давно уже полна душа моя —
То есть душа другая: по деяньям
 
 
¹⁶³ Она меня достойнее, и я
Ей передам тебя у райской двери
И удалюсь, печаль свою тая.
 
 
¹⁶⁶ Я был рожден в иной и темной вере,
К прозрению не приведен никем,
И места нет теперь мне в райской сфере,
 
 
¹⁶⁹ И я пути не укажу в эдем.
Кому подвластны солнце, звезды эти,
Кто царствует в веках над миром всем,
 
 
¹⁷² Того обитель – Рай… На этом свете
Блаженны все, им взысканные!» Стал
Тогда искать опоры я в поэте:
 
 
¹⁷⁵ «Спаси меня, поэт! – я умолял. —
Спаси меня от бедствий ты ужасных
И в область смерти выведи, чтоб знал
 
 
¹⁷⁸ Я скорбь теней томящихся, несчастных,
И приведи к священным тем вратам,
Где Петр Святой обитель душ прекрасных
 
 
¹⁸¹ Век стережет. Я быть желаю там».
Мой проводник вперед шаги направил,
И следовал я по его пятам.
 

Песня вторая

Во второй песне поэт, после обычного вступления, начинает сомневаться в своих силах для предстоящего пути и думает, что не в состоянии будет сойти в Ад вместе с Вергилием. Ободренный Вергилием, он решается наконец следовать за ним как за своим наставником и путеводителем.

 

 
¹ День потухал. На землю сумрак лег,
Людей труда к покою призывая.
Лишь я один покойным быть не мог,
 
 
⁴ Путь трудный, утомительный свершая.
Все то, что предстояло мне вперед —
Страдания и обаянье Рая, —
 
 
⁷ То в памяти навеки не умрет…
О, музы, о святое вдохновенье!
Теперь вы мой единственный оплот!
 
 
¹⁰ Запомни, память, каждое явленье,
Которое заметил только взгляд!
«Скажи, поэт! – воскликнул я в волненье. —
 
 
¹³ Мой путь тяжел, в пути препятствий ряд…
По силам ли мне подвиг предстоящий?
Ты описал, как раз спускался в Ад
 
 
¹⁶ Герой Эней^{6}, тогда еще носящий
Людскую плоть, и вышел невредим:
Сам вечный Бог, на свете зло разящий,
 
 
¹⁹ Всегда стоял защитником над ним
И чтил родоначальника в нем Рима;
И знаем мы – на этот славный Рим
 
 
²² Сошло благословение незримо…
Святынею, источником добра
Да будет град, где власть неутомима
 
 
²⁵ Наместников святителя Петра!..
Спустился в Ад Эней, тобой воспетый,
В нем не нашедший смертного одра,
 
 
²⁸ Но знаньем и прозрением согретый,
Величье пап из Ада вынес он.
Позднее же с земли печальной этой
 
 
³¹ Сам Павел был на Небо вознесен,
Где стал опорой нашего спасенья.
Но я – тяжелым подвигом смущен,
 
 
³⁴ Я трепещу за дерзкие стремленья.
Я не апостол Павел, не Эней, —
Избрать их путь кто дал мне позволенье?
 
 
³⁷ Вот почему являться в мир теней
Боюсь с тобой. Уж не безумен я ли?
Но ты меня мудрее и сильней:
 
 
⁴⁰ Покорствую тебе в моей печали».
Как человек, лишенный воли вдруг,
В котором мысли новые сменяли
 
 
⁴³ Ряд прошлых дум и помыслов и мук,
Так точно я в пути стал колебаться
И озирался с трепетом вокруг,
 
 
⁴⁶ И быстро стала робостью сменяться
Моя решимость. Призрак мне сказал:
«Ты начал низкой трусостью слушаться.
 
 
⁴⁹ Подобный страх нередко отвращал
От славных дел. Так тени зверь боится.
Но я рассею страх твой. Я блуждал
 
 
⁵² Средь призраков, и ждал, когда решится
Над участью моею приговор,
Вдруг слышу, – я не мог не удивиться, —
 
 
⁵⁵ Святая Дева в тихий разговор
Со мной вступила. Счастья не скрывая,
Я Деве покорился с этих пор.
 
 
⁵⁸ Как звезды неба нежили, сверкая,
Ее глаза и голос так звучал,
Как пенье херувимов в царстве Рая:
 
 
⁶¹ «О, ты поэт, чей гений засиял
И будет жить до разрушенья света,
Иди! На крутизне пустынных скал
 
 
⁶⁴ Мой друг ждет и опоры, и совета,
Препятствиями страшными смущен.
Иль для него погибло все? Ответа
 
 
⁶⁷ Я буду ждать: он будет ли спасен?
Иди к нему и силой строгой речи
Да будет от беды избавлен он.
 
 
⁷⁰ Мне имя – Беатриче; издалече
Явилась я. Меня любовь вела,
Моя любовь с тобой искала встречи:
 
 
⁷³ Я помощи твоей с мольбой ждала.
В обитель Бога скоро я предстану
И там, где гибнет всякая хула,
 
 
⁷⁶ Тебя я славословить громко стану…»
И Беатриче смолкла. Я сказал:
«Клянусь, тебе служить я не устану!
 
 
⁷⁹ Ты святости высокой идеал,
Ты образ добродетели чудесной!
Все радости земли, что Бог нам дал,
 
 
⁸² Доводишь ты до радости Небесной!
Тебе легко повиноваться мне…
И если бы, о призрак бестелесный,
 
 
⁸⁵ Твою я волю выполнил вполне,
То все бы постоянно мне казалось,
Что действовал я вяло, как во сне,
 
 
⁸⁸ Что дело слишком медленно свершалось.
Твои желанья мог я оценить,
Но отвечай: как ты не побоялась
 
 
⁹¹ В жилище преисподнее сходить
Из той святой обители надзвездной,
Которую не можешь ты забыть?..»
 
 
⁹⁴ «Без страха я скольжу над этой бездной, —
Сказала Беатриче, – и, поэт,
Могу тебе совет я дать полезный:
 
 
⁹⁷ Поверь – когда злых помыслов в нас нет,
Нам ничего не следует бояться.
Зло ближнему – вот где источник бед,
 
 
¹⁰⁰ И только зла нам нужно всем пугаться.
Благое Небо крепость мне дает,
Чтоб не могла страданьем я терзаться
 
 
¹⁰³ И даже пламя ног моих не жжет.
Там в Небесах есть Дева Всеблагая^{7},
И ей-то, Всеблагой, стал жалок тот,
 
 
¹⁰⁶ Кого спасти ты должен, сберегая.
И к Лючии^{8} пришла с мольбой она:
«Спеши помочь тому ты, дорогая,
 
 
¹⁰⁹ Которому рука твоя нужна».
И Лючия то место посетила,
Любви и сострадания полна,
 
 
¹¹² Где я с Рахилью старой говорила,
И молвила: «Настал ужасный миг!
Что, Беатриче, ты не поспешила
 
 
¹¹⁵ Спасти того, кто в мире стал велик,
Любив тебя? Иль ты не слышишь, что ли,
Знакомый вопль и о спасенье крик?
 
 
¹¹⁸ Не видишь, как жилец земной юдоли
В борьбе со смертью грозной изнемог,
Которая страшна в безумной воле,
 
 
¹²¹ Как океана бешеный поток…»
Никто быстрей не мчался для добычи,
Никто от бед бежать скорей не мог,
 
 
¹²⁴ Как бросилась сюда я, Беатриче,
Покинувши приют святых теней,
И одного тебя на помощь клича.
 
 
¹²⁷ Ты даром слова в мире всех сильней,
И я в твоих словах ищу опоры…»
Тогда на мне безмолвно, без речей,
 
 
¹³⁰ Она в слезах остановила взоры,
И я к тебе на помощь поспешил
Не медля, – мне страшны ее укоры;
 
 
¹³³ Волчицу я к тебе не допустил
И на гору открыл тебе дорогу…
Что ж медлишь ты? Иль в сердце не смирил
 
 
¹³⁶ Ты робости напрасную тревогу?
Когда три девы в вечных Небесах
За жизнь твою мольбы возносят к Богу,
 
 
¹³⁹ Когда во мне, во всех моих словах
Находишь ты привет и поощренье,
Ужель в тебе не утихает страх?»
 
 
¹⁴² Как от холодных ветров дуновенья,
От стужи наклоняются цветы
И утром вновь встают в одно мгновенье
 
 
¹⁴⁵ Под блеском солнца, полны красоты,
Так точно я от страха вдруг очнулся,
Воскликнув: «Будь благословенна ты,
 
 
¹⁴⁸ В чьем состраданье я не обманулся,
Ты, бодрость заронившая мне в грудь,
Когда мой стан от ужаса согнулся…
 
 
¹⁵¹ И ты, поэт, благословенным будь,
Исполнив повеленье Девы Рая.
С тобой готов начать я смело путь,
 
 
¹⁵⁴ Желаньем трудных подвигов сгорая.
С тобой мне не страшна пучина зол…
Веди ж меня, путей не разбирая…»
 
 
¹⁵⁷ Так я сказал и за певцом пошел.
 

Песня третья

Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужили трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.

 
¹ «За мной – мир слез, страданий и мучений,
За мною – скорбь без грани, без конца,
За мной – мир падших душ и привидений.
 
 
⁴ Я – правосудье высшего Творца,
Могущества и мудрости созданье,
Творение Небесного Отца,
 
 
⁷ Воздвигнутое раньше мирозданья.
Передо мной – прошел столетий след,
Удел мой – вечность, вечность наказанья,
 
 
¹⁰ За мной ни для кого надежды нет!»
Над входом в Тартар надпись та чернела.
Я страшные слова прочел. «Поэт,
 
 
¹³ Смысл этих слов, – воскликнул я несмело, —
Наводит страх!» Вергилий угадал,
Что сердце у меня оледенело.
 
 
¹⁶ «Здесь места страху нет, – он отвечал. —
Мы подошли к обители печали
Тех падших душ, – Вергилий продолжал, —
 
 
¹⁹ Что на земле безумцами блуждали»^{9}.
И мне с улыбкой руку сжал певец;
Я стал бодрей, и вот мы увидали
 
 
²² Обитель вечной тайны, наконец,
Где в безрассветном мраке раздавались
Вопль и стенанья из конца в конец;
 
 
²⁵ Повсюду стоны, где мы ни являлись,
И я заплакал, выдержать не мог…
Мы ближе, – вопли грешников сливались
 
 
²⁸ В смесь разных языков, в один поток.
Хулы, проклятья, бешенства визжанье,
Ужасные движенья рук и ног, —
 
 
³¹ Все в гул сливалось в общем завыванье.
Так ураган крутит степей пески.
Ревет и губит все, без состраданья.
 
 
³⁴ В неведенье, исполненный тоски,
Воскликнул я невольно: «О, учитель!
Уже ль грехи теней так велики,
 
 
³⁷ Теней, попавших в страшную обитель?
И кто они?» «Ничтожество – они
В толпе людей, – сказал путеводитель. —
 
 
⁴⁰ При жизни на земле в иные дни
Жалчайшими их тварями считали.
Им на земле, – кругом себя взгляни, —
 
 
⁴³ Хулы иль похвалы не воздавали;
Теперь – они вступили в сонм духов,
Которые Творцу не изменяли,
 
 
⁴⁶ Но грех давил их тяжестью оков
И не было в них веры в Провиденье.
Великий Бог их свергнул с облаков,
 
 
⁴⁹ Чтоб Небеса не знали оскверненья,
И даже Ад впустить их не хотел:
В Аду гнушалось даже преступленье
 
 
⁵² Ничтожеством и мерзостью их дел».
«Какие же назначены им муки?
Какой у них, наставник мой, удел?
 
 
⁵⁵ Пронзительны их страшных воплей звуки…»
И отвечал Вергилий: «Лишены
Они надежды; скованы их руки.
 
 
⁵⁸ В их настоящем скорби так сильны,
Что худшей доле, большему мученью
Они всегда завидовать должны.
 
 
⁶¹ Мир их забыл – и нет конца забвенью:
Их не щадят, но также не казнят,
Приговоривши к вечному презренью.
 
 
⁶⁴ Но прочь от них и брось вперед свой взгляд,
Иди теперь за мной неутомимо».
Я сделал шаг, но отступил назад:
 
 
⁶⁷ Передо мной промчалось знамя мимо,
Так быстро, словно вихорь уносил
Его вперед, вперед неудержимо.
 
 
⁷⁰ За ним летели призраки могил
Несчетной вереницей: страшно было,
Что столько жизней в мире, столько сил
 
 
⁷³ Смерть в призраки немые обратила.
Один из них мне словно был знаком:
Известный образ память сохранила.
 
 
⁷⁶ Смотрю: да, это точно он, о ком
Народ с презреньем часто отзывался,
Кто, покривя душой и языком,
 
 
⁷⁹ Высоким отреченьем запятнался^{10}.
Тут понял я, что этот сонм теней
Собраньем душ отверженных являлся,
 
 
⁸² Презренных для врагов и для друзей.
Их жизнь была не жизнь, а прозябанье,
И здесь теперь, при наготе своей,
 
 
⁸⁵ Достались эти жалкие созданья
На жертву насекомых – мух и ос —
И терпят беспрерывные терзанья.
 
 
⁸⁸ По лицам их, мешаясь с током слез,
Струилась кровь и к их ногам стекала,
Где множество червей в крови вилось,
 
 
⁹¹ И эту кровь мгновенно пожирало.
От них я отвернулся. Вдалеке
Немало новых призраков стояло
 
 
⁹⁴ На голом берегу, столпясь к реке.
«Учитель, – я спросил, – чьи тени эти,
Что переправы словно ждут в тоске?
 
 
⁹⁷ Их вижу я едва при тусклом свете».
«Об этом ты узнаешь, – молвил он, —
Когда, – я побледнел при том ответе, —
 
 
¹⁰⁰ Откроется пред нами Ахерон».
Мы дальше шли, и я хранил молчанье,
Пока не увидал со всех сторон
 
 
¹⁰³ Большой реки, бежавшей без журчанья.
Вот подплыл к нам седой старик в челне.
«О, горе вам, преступные созданья! —
 
 
¹⁰⁶ Он закричал Вергилию и мне. —
Надежды все вам нужно здесь оставить,
Вам Неба не увидеть в вышине.
 
 
¹⁰⁹ Я здесь, чтобы туда вас переправить,
Где холод вечный царствует и ночь,
Где пламя в состоянье все расплавить.
 
 
¹¹² А ты, – он мне сказал, – отсюда прочь!
Среди умерших места нет живому».
Не в силах любопытства превозмочь,
 
 
¹¹⁵ Не двигался я с места. «По иному
Пути ты поплывешь, – прибавил он, —
И переправит к берегу другому
 
 
¹¹⁸ Тебя челн легкий…» «Знай же ты, Харон, —
Ему сказал мой спутник хладнокровный, —
Что ты напрасным гневом возмущен:
 
 
¹²¹ Тот, воля чья, закон есть безусловный,
Так повелел, и должен ты молчать».
И смолкнул разом лодочник огромный,
 
 
¹²⁴ И перестали бешенством сверкать
Его глаза в их огненных орбитах,
Но призраки, успев слова поймать,
 
 
¹²⁷ Проклятьем разразились; в ртах открытых
Их зубы стали громко скрежетать;
В их мертвых лицах, язвами изрытых,
 
 
¹³⁰ Явилась бледность. Нагло изрыгать
Они хулы на целый мир пустились,
Творца и предков стали проклинать
 
 
¹³³ И самый час, когда они родились.
Потом, с рыданьем к берегу скользя,
К ужасной переправе устремились:
 
 
¹³⁶ Избегнуть общей кары им нельзя.
Их гнал Харон, глазами вкруг сверкая,
Веслом отставших призраков разя.
 
 
¹³⁹ Как в осень листья падают, мелькая,
Пока ветвей совсем не обнажат,
В наряд поблекший землю облекая,
 
 
¹⁴² Так тени на пути в глубокий Ад
На зов гребца в ладью его бросались,
Теснилися и помещались в ряд.
 
 
¹⁴⁵ Едва они через поток помчались,
Как к перевозу страшному опять
Уже другие призраки сбегались.
 
 
¹⁴⁸ «Мой сын, – сказал поэт, – ты должен знать,
Что души осужденных прилетают
Отвсюду к Ахерону. Разгадать
 
 
¹⁵¹ Они свое грядущее желают,
Спеша переплывать через поток,
И вечно их желанья пожирают
 
 
¹⁵⁴ Узнать ту казнь, что ждет их за порок.
Еще никто с душой неразвращенной
Здесь чрез реку переплывать не мог;
 
 
¹⁵⁷ Вот почему отверг Харон бессонный
Тебя, мой сын, и гневом запылал,
Твоим явленьем сильно раздраженный».
 
 
¹⁶⁰ Поэт умолк, и вдруг я услыхал
Ужасный грохот, – почва задрожала…
Холодный пот на теле выступал.
 
 
¹⁶³ Над головою буря застонала,
И полосой кровавой в Небесах
Извилистая молния сверкала…
 
 
¹⁶⁶ Меня сковал какой-то новый страх,
И я в одну минуту чувств лишился,
Не в силах удержаться на ногах,
 
 
¹⁶⁹ И, как во сне, на землю опустился.
 

Песня четвертая

Поэт вслед за Вергилием спускается в первый круг Ада, где в особой светлой обители находит призраки знаменитых людей древности, которые приветствуют их и продолжают с ними путь. Ряд других знаменитых мужей. Вергилий ведет поэта дальше в Царство мрака.

 

 
¹ Раскатом грома был я пробужден
И от его ударов содрогнулся.
Развеялся тяжелый, смутный сон;
 
 
⁴ Раскрыв глаза, кругом я оглянулся,
Желая знать, где я, куда попал,
И над зиявшей бездною нагнулся:
 
 
⁷ Из бездны гул стенаний долетал
До нашего внимательного слуха, —
Внизу под нами вечный стон стоял,
 
 
¹⁰ То грозен был, то замирал он глухо,
Была темна той бездны глубина,
И если вопль мог долетать до уха,
 
 
¹³ То глаз не мог увидеть бездны дна,
Хоть напрягал усиленно я зренье.
«Пусть эта пропасть вечная мрачна, —
 
 
¹⁶ Сказал поэт и побледнел в мгновенье, —
Мы в этот мрачный мир теперь сойдем;
За мною смело следуй без смущенья».
 
 
¹⁹ В лице переменился он. О том
Заметил я: «Уж если ты бледнеешь,
В моих сомненьях ставши мне щитом,
 
 
²² Могу ль быть смел, когда ты сам робеешь?»
Он отвечал: «В лице, в моих глазах
Всех чувств моих читать ты не умеешь.
 
 
²⁵ Я чувствую теперь не жалкий страх,
Но ощущаю только состраданье
К судьбе теней, томящихся впотьмах,
 
 
²⁸ Под безысходной карой наказанья.
Иди за мной. Наш путь еще далек,
Нам медленность не принесет познанья…»
 
 
³¹ И за собой поэт меня увлек
К ограде первой бездны непроглядной.
Хоть вопль теней к нам долетать не мог,
 
 
³⁴ Но самый воздух пропасти той смрадной,
Казалось, словно вздохами стонал:
То было Царство скорби безотрадной,
 
 
³⁷ Отчаянья без боли, где блуждал
Сонм призраков – мужчины, жены, дети.
Тогда путеводитель мне сказал:
 
 
⁴⁰ «Что же меня не спросишь ты, кто эти
Несчастные? Ты должен все узнать,
Чем были эти призраки на свете,
 
 
⁴³ Пока вперед мы не пошли опять.
Так знай: им неизвестно преступленье,
Но недоступна Неба благодать
 
 
⁴⁶ Лишь потому, что таинством крещенья
Своих грехов омыть им не пришлось, —
Они бродили в вечном заблужденье
 
 
⁴⁹ В те дни, когда в мир не сходил Христос.
Их вера до Небес не воспарила.
Я сам в незнанье их когда-то рос:
 
 
⁵² Неведенье одно нас погубило,
И за него мы все осуждены
На вечное желанье за могилой,
 
 
⁵⁵ Надежды, милый сын мой, лишены…»
От этих слов тоска мне сердце сжала:
Страдать все эти призраки должны,
 
 
⁵⁸ Хоть их чело величием блистало.
Кто скажет им, что в будущем их ждет?
И я хотел, во что бы то ни стало,
 
 
⁶¹ Проникнуть в тайну Неба и вперед
Узнать предел их горького страданья;
И так сказал: «Меня желанье жжет,
 
 
⁶⁴ Поэт. Скажи мне: в Царстве наказанья
Ужель никто доныне не умел
Спасенье заслужить и оправданье
 
 
⁶⁷ За подвиги и славу прежних дел?
Ужель никто спасти их не решался?»
И отвечал учитель: «Мой удел
 
 
⁷⁰ Еще мне нов был здесь, когда спускался
Сюда во мрак Спаситель мира сам
И лаврами победы увенчался.
 
 
⁷³ Спасен был им наш праотец Адам,
И Ной, и Моисей – законодатель,
И царь Давид, и старый Авраам,
 
 
⁷⁶ Рахиль, – и многих спас тогда Создатель,
И в горние селенья перенес,
Прощая их, Божественный Каратель.
 
 
⁷⁹ До той поры до мира вечных слез
Ни разу не коснулось искупленье…»
Мы дальше шли. И скоро нам пришлось
 
 
⁸² Переходить пространство. Привиденья,
Как лес густой, являлись впереди,
Неуловимы, точно сновиденья.
 
 
⁸⁵ Оставивши вход в бездну назади,
Мерцавший свет во тьме я вдруг заметил,
И сердце шевельнулося в груди.
 
 
⁸⁸ Я угадал, что в сумраке был светел
Душ избранных особый уголок.
«Учитель мой! Я жду, чтоб ты ответил
 
 
⁹¹ И назвал тех, кому всесильный рок
Дал светлую, особую обитель
И в бездну тьмы с другими не увлек!»
 
 
⁹⁴ «Их слава, – отвечал путеводитель, —
Их пережив, живет до поздних дней,
И им за то Небесный Вседержитель
 
 
⁹⁷ Отличье дал в обители теней».
И в тот же миг услышали мы слово:
«Привет певцу! Привет его друзей!
 
 
¹⁰⁰ В мир призраков он возвратился снова…»
Тут голос стих. Четыре тени шли
Навстречу к нам. Страдания немого,
 
 
¹⁰³ Иль светлой, чистой радости земли,
Иль затаенной на сердце печали —
В их лицах прочитать мы не могли.
 
 
¹⁰⁶ Тогда слова поэта прозвучали:
«Смотри, с мечом^{11} вот выступил вперед
Певец Омир: царем его считали
 
 
¹⁰⁹ Поэзии. Гораций с ним идет,
А вот Лукан с Овидием. Привета,
Такого же привета, как и тот,
 
 
¹¹² Что я сейчас услышал от поэта,
Они достойны все…» И я вошел
В собрание певцов великих света,
 
 
¹¹⁵ В ту школу, где над всеми, как орел,
Вознесся царь высоких песнопений…
Кружок теней со мною речь завел,
 
 
¹¹⁸ Приветствуя мой восходящий гений;
Вергилий тут не мог улыбки скрыть.
Затем, вслед за приветствием видений,
 
 
¹²¹ Певцами был я приглашен вступить
В их тесный круг, и был шестым меж ими.
Мы стали меж собою говорить
 
 
¹²⁴ В согласии, как братья. Вместе с ними
Я шел туда, где бледный свет мерцал;
И с спутниками, сердцу дорогими,
 
 
¹²⁷ Величественный замок увидал,
Кругом семью стенами обнесенный;
Поток реки тот замок обвивал.
 
 
¹³⁰ И чрез поток, певцами окруженный,
Я перешел, как через сушу, вдруг;
Чрез семь ворот вступил я, пораженный,
 
 
¹³³ На длинный двор, где цвел зеленый луг.
На том лугу иные тени были:
На лицах их – спокойствие без мук
 
 
¹³⁶ И словно думы строгие застыли.
Величием запечатлен их вид;
Они почти совсем не говорили,
 
 
¹³⁹ Но мне казалось – голос их звучит,
Как музыка. С холма смотреть мы стали
Кругом себя, – с холма был нам открыт
 
 
¹⁴² Весь светлый луг, где призраки блуждали.
На множество прославленных теней
Мне спутники в то время указали
 
 
¹⁴⁵ Среди поляны. Видел я на ней
Электру^{12} вместе с многими тенями:
Вот Гектор, всем известный, вот Эней,
 
 
¹⁴⁸ Вот Цезарь с ястребиными очами,
С Камиллою^{13} Пентесилея^{14} вот,
Вот царь Латин^{15} с Лавинией пред нами;
 
 
¹⁵¹ Вот Брут, а вот Лукреция идет,
Вот призрак одинокий Саладина^{16},
Тень Марции^{17} и Юлии^{18} встает
 
 
¹⁵⁴ С Корнелией^{19}; вот новая картина:
Вкруг мудреца^{20} философы сидят,
Ему дивясь и славя воедино;
 
 
¹⁵⁷ Сидел Платон, с ним рядом и Сократ.
Вот тени Диогена, Демокрита^{21};
Вот призраки знакомые стоят
 
 
¹⁶⁰ Фалеса, Эмпедокла, Гераклита.
Вот и Зенон, и он, Диоскорид^{22},
В котором знанья много было скрыто;
 
 
¹⁶³ Анаксагор и геометр Евклид,
Вот призрак Цицерона и Орфея,
Тит-Ливия, Сенеки; вот скользит
 
 
¹⁶⁶ Тень Иппократа с тенью Птолемея;
Вот Галиен, мудрец Аверроэс^{23}…
Не в силах передать теперь вполне я
 
 
¹⁶⁹ Всех предо мной являвшихся чудес
И слов не нахожу для выраженья.
Перед мной круг спутников исчез.
 
 
¹⁷² Из светлого приюта в то мгновенье
Мой проводник со мной спускаться стал
В зловещий, мрачный мир грехопаденья,
 
 
¹⁷⁵ Где даже воздух самый трепетал,
Куда сквозь мрак, который там гнездился,
Луч света никогда не западал.
 
 
¹⁷⁸ И в этот мир с поэтом я спустился.