Данте Алигьери
Божественная комедия. Самая полная версия
Песнь VI
Содержание. Данте в третьем кругу ада. Здесь под градом, снегом и ливнем мутной воды казнятся обжоры, увязшие в грязной тине. Треглавое чудовище Цербер, страж этого круга, хватает грешников, четвертует их, сдирает с них кожу. С яростью бросается он на поэтов; но горсть земли, брошенная Виргилием в тройную пасть чудовищу, укрощает его. Поэты идут далее, попирая грешников, смешанных в одну отвратительную кучу с грязью. Один из них, флорентинец Чиакко, приподнимается и на вопрос Данта предсказывает ему будущие судьбы Флоренции и его собственное изгнание. Данте спрашивает его об участи некоторых флорентинцев и узнает, что они в более глубоких кругах ада. Попросив живого странника напомнить о себе своим сородичам, Чиакко упадает лицом в грязь и навсегда замолкает. В беседе о будущей неземной жизни Виргилий и Данте приходят в границе третьего круга и, спустившись в четвертый круг, встречают демона богатства, великого врага человечества, Плутуса.
1 С возвратом чувств, к которым вход закрылся,
При виде мук двух родственных теней,
Когда печалью весь я возмутился, —
4 Иных скорбящих, ряд иных скорбей
Я зрел везде, куда ни обращался,
Куда ни шел, ни устремлял очей.
7 Я был в кругу, где ливень проливался
Проклятый, хладный, вечный: никогда
Ни в мере он ни в свойствах не менялся.
10 Град крупный, снег и мутная вода
Во мраке там шумят однообразно;
Земля, приняв их, там смердит всегда.
13 Там Цербер, зверь свирепый, безобразный,
По-песьи лает пастию тройной
На грешный род, увязший в тине грязной.
Там Цербер, зверь свирепый, безобразный,
По-песьи лает пастию тройной
16 Он, с толстым чревом, с сальной бородой,
С когтьми на лапах, с красными глазами,
Хватает злых, рвет кожу с них долой.
19 Как псы там воют души в грязной яме:
Спасая бок один, другим не раз
Перевернутся с горькими слезами.
22 Червь исполинский, лишь завидел нас,
Клыкастые три пасти вдруг разинул;
От бешенства все члены он потряс.
25 Тогда мой вождь персты свои раздвинул,
Схватил земли и смрадной грязи ком
В зев ненасытный полной горстью кинул.
28 Как пес голодный воет и потом
Стихает, стиснув кость зубами злыми,
И давится и борется с врагом, —
31 Так, сжав добычу челюстьми тройными,
Сей Цербер-бес столь яростно взревел,
Что грешники желали б быть глухими.
34 Чрез сонм теней, над коим дождь шумел,
Мы шли, и молча ноги поставляли
На призрак их, имевший образ тел.
37 Простертые, все на земле лежали;
Один лишь дух привстал и сел, сквозь сон
Узрев, что мимо путь свой мы держали.
40 «О ты, ведомый в бездну, – молвил он, —
Узнай меня, коль не забыл в разлуке:
Ты создан прежде, чем я погублён».
43 И я: «Твой лик так исказили муки,
Что ты исчез из памяти моей
И слов твоих мне незнакомы звуки.
46 Скажи ж, кто ты, гнетомый мукой сей,
Хоть, может быть, не самою ужасной,
Но чья же казнь презреннее твоей?»
49 И он: «Твой град, полн зависти опасной, —
Сосуд, готовый литься чрез край, —
Меня в себе лелеял в жизни ясной.
52 У вас, гражда́н, Чиакком прозван я:
За гнусный грех обжорства, в низкой доле,
Ты видишь, ливень здесь крушит меня.
55 И, злая тень, я не одна в сем поле;
Но та же казнь здесь скопищу всему
За грех подобный!» – И ни слова боле.
58 «До слез, Чиакко, – я сказал ему, —
Растроган я твоим страданьем в аде;
Но, если знаешь, возвести: к чему
«До слез, Чиакко, – я сказал ему, —
Растроган я твоим страданьем в аде…»
61 Дойдут гражда́не в раздроблённом граде?
Кто прав из них? скажи причину нам,
Как партии досель в таком разладе?»
64 A он в ответ: «По долгим распрям там
Дойдут до крови: партия лесная,
Изгнав другую, навлечет ей срам.
67 Но чрез три солнца победит другая,
Изгнав лесных при помощи того,
Что лавиру́ет, берег обгибая.
70 Чело подняв до неба самого,
Они врагу тяжелый гнет предпишут,
Хоть негодуй, хоть плачь он оттого.
73 Два правых там, но сло́ва их не слышат:
Гордыня, зависть, скупость – это три
Те искры, ими же сердца там пышат».
76 Он смолк, терзаем горестью внутри,
И я: «Еще спрошу я у собрата,
Два слова лишь еще мне подари:
79 Друзья добра, Теггьяйо, Фарината
И Рустикуччи, Моска и Арриг
И прочие гонители разврата, —
82 Ах, где они? поведай мне об них!
Узнать об них горю от нетерпенья —
В аду ль скорбят, иль рай лелеет их?»
85 И он: «В числе чернейших! преступленья
Различные их повлекли ко дну:
Нисше́д[8] туда, увидишь их мученья.
88 А как придешь в ту сладкую страну,
Молю: пусть вспомнят обо мне живые.
Довольно! дождь меня гнетет ко сну».
91 Тут, искосив глаза свои прямые,
Он на меня взглянул, главу склонил
И пал лицом как прочие слепые.
94 И вождь сказал: «Надолго он почил:
Звук ангельской трубы его разбудит,
Когда придет Владыка грозных сил.
97 На гроб печальный всех тот звук осудит,
Все восприимут плоть и образ свой,
Услышат то, что в век греметь им будет».
100 Мы тихо шли под бурей дождевой,
Топча в грязи теней густые кучи
И говоря о жизни неземной.
103 И я: «Учитель, меры злополучий
Умножатся ль в день Страшного суда,
Умалются, иль будут столько же жгучи?»
106 А он: «К науке обратись, туда,
Где сказано, что чем кто совершенней,
Тем больше зрит он благ или вреда.
109 Хотя сей род, проклятый в злой геенне,
В век совершен не может быть вполне,
Ждет тем не мене казни утонченней».
112 Мы обогнули путь сей в тишине,
То говоря, чего здесь не замечу;
Когда ж пришли, где сходят к глубине, —
115 Враг смертных, Плутус, нам предстал навстречу.
Песнь VII
Содержание. Напомнив Плутусу падение Люцифера и тем укротив его бешенство, Виргилий вводит Данта в четвертый круг. Здесь вместе наказуются скупые и расточители. С страшным воем вращают они огромные тяжести, каждый совершая свой полукруг, сходятся с двух сторон, сталкиваются с поносными речами и, расходясь, снова вращают свои камни на новую встречу. Узнав, что это большею частью духовные, папы и кардиналы, Данте хочет иметь подробные сведения о некоторых; но Виргилий объясняет ему, что жизнь их была так безвестна, что никого из них нельзя узнать. До Страшного суда продлится спор их; тогда скупые восстанут с сжатыми кулаками, а расточители – остриженные. По этому поводу Виргилий, намекнув о тщете даров счастья, изображает гения богатства – Фортуну. Уже полночь; путники идут далее и, пересекши четвертый круг, достигают кипучего потока, образующего грязное болото – Стикс. Следуя по его течению, они приходят в пятый круг. Здесь, в мутных волнах адского болота, души гневных дерутся между собою и рвут друг друга зубами. Под водою, в болотной тине, погружены сердитые и завистливые: они, дыша под волнами, вздымают пузыри на их поверхности и, испуская клики, захлебываются. Поэты обгибают болото, делают по его берегу большой круг и, наконец, приходят к башне.
1 «Pape Satan, pape Satan aleppe!» —
Так Плутус хриплым голосом вскричал;
Но мой мудрец, с кем шел я в сем вертепе,
4 Как человек всеведущий, сказал:
«Не бойся! сколько б ни имел он власти,
Не преградит нам схода с этих скал».
7 Потом, к надутой обратившись пасти,
Вскричал: «Молчать, проклятый волк, молчать!
В самом себе сгорай от лютой страсти!
Потом, к надутой обратившись пасти,
Вскричал: «Молчать, проклятый волк, молчать!..»
10 Не без причин схожу я в эту падь:
Так там хотят, где мщеньем Михаила
Сокрушена крамольной силы рать».
13 Как, спутавшись, надутые ветрила
Падут, как скоро мачту их снесло, —
Так рухнула чудовищная сила.
16 Тут мы вошли в четвертое русло́,
Сходя все ниже страшною дорогой
К брегам, вместившим всей вселенной зло.
19 О Боже правый! Кто сберёт так много,
Как здесь я зрел, мучений и забот?
Почто наш грех карает нас так строго?
22 Как над Харибдой мчит водоворот
Валы к валам, дробя их в споре диком —
Так адский здесь кружится хоровод.
25 Нигде я не был в сонме столь великом!
Здесь, с двух сторон, всем суждено вращать
Пред грудью камни с воплем, с страшным криком;
28 Сшибаются два строя и опять
Катя́т назад, крича друг другу с гневом:
«Зачем бурлить?» – «А для чего держать?»
31 Так с двух концов – на правом и на левом —
По кругу мрачному, подъемля стон,
Вращаются с презрительным напевом.
34 И каждый, путь свершивши, принужден
Катить назад полкругом в бой злословный.
И я, до сердца скорбью потрясен,
37 Спросил: «Мой вождь, кто этот род виновный?
Скажи мне: те постриженцы кругом,
Что слева, все ли из семьи духовной?»
40 И вождь в ответ: «Все, все они умом
В их прежней жизни столько были слепы,
Что никогда не знали мер ни в чем.
43 О том ясней твердит их вой свирепый,
Лишь с двух сторон сойдутся там вдали,
Где их грехи рождают спор нелепый.
46 Здесь кардиналы, папы здесь в пыли, —
Духовный клир с печатью постриженья:
Все в скупости безмерной жизнь вели».
49 «Мой вождь, – спросил я с чувством омерзенья, —
Могу ли я узнать хоть одного
В сей сволочи, вращающей каменья?»
52 А он: «Мечта пустая! до того
Их всех затмил мрак жизни их постылый,
Что ты узнать не можешь никого.
55 На вечный спор направлены их силы:
Те без волос, а эти, сжав кулак,
В великий день восстанут из могилы.
58 Здесь, обратив свет лучший в вечный мрак,
Они теперь идут стеной на стену.
И кто ж поймет смысл их безумных драк?
61 Вот здесь, мой сын, вполне познай измену
Даров, Фортуне вверенных судьбой,
Которым смертный дал такую цену.
64 Когда б собрать все злато под луной,
То и оно не даст пребыть в покое
Из этих душ усталых ни одной!»
67 «Учитель, – я спросил, – но что ж такое
Фортуна, если у нее в когтях,
Как намекнул ты, благо все земное?»
Когда б собрать все злато под луной,
То и оно не даст пребыть в покое
Из этих душ усталых ни одной!
70 А он: «В каком невежестве, впотьмах,
Безумные, ваш род досель блуждает?
Храни ж мое учение в устах.
73 Тот, Чья премудрость миром управляет,
Создавши небо, дал ему вождей,
Для каждой части каждая сияет,
76 Распределяя равный свет лучей.
Так и земному блеску от начала
Он дал вождя, владычицу вещей,
79 Чтоб в род и род, из крови в кровь меняла
Блеск суетный земного бытия
И ваше знание в ничто вменяла.
82 За тем одним сей грозный судия
Готовит честь, другим позор, тревоги,
Скрываяся как под травой змея.
85 Ваш разум ей не пресечет дороги:
Она провидит, правит, судит свет,
Как сферами другие правят боги.
88 В ее пременах перемежки нет;
Необходимость бег ей ускоряет,
За счастьем горе посылая вслед.
91 Её-то на кресте и распинает
Ваш смертный род, безумьем одержим,
И в слепоте благую проклинает.
94 Она ж не внемлет жалобам людским:
Блаженная, как первые творенья,
Вращает в славе шаром роковым.
97 Теперь сойдем в круг бо́льшого мученья?
Хор звезд, всходивших в час, как мы пошли,
Склоняется: пойдем без замедленья».
100 Мы пересе́кли этот круг и шли
К другому брегу, где поток тлетворный
Бежал, кипя и роя грудь земли
103 Волною больше мутною, чем черной,
И по теченью мертвого ручья
С трудом мы вниз сошли дорогой горной.
106 В болото Стикс вливалася струя
Печальных вод, свергавшихся с стремнины
В зловредные и мрачные края.
109 И я, взглянув на грязные пучины,
Увидел в них несметные полки
Теней нагих и гневных от кручины.
И я, взглянув на грязные пучины,
Увидел в них несметные полки
Теней нагих и гневных от кручины
112 Ногами, грудью, головой с тоски
Они дрались, не только что руками,
Зубами грызли плоть в куски, в куски.
115 И вождь: «Мой сын, стоишь ты пред тенями,
Которых гнев привел в такой раздор,
И верь ты мне, что даже под волнами
118 Вздыхает их неистовый собор
И пузыри вздувает в сей трясине,
Как зришь везде, куда направишь взор.
121 Прислушайся, как во́пият в адской тине:
“Мы были злы в веселой жизни той,
Тая в себе дым медленный, и ныне
124 Томимся здесь под тиною густой!» —
Так в их гортанях клокотали клики,
Захлебываясь черною водой.
127 Меж озером и брегом круг великий
Мы описали, с горестью сердец
Смотря на грешных, издававших крики,
130 Пока достигли башни наконец.
Песнь VIII
Содержание. На два сигнальные огонька с башни отвечает третий вдали над болотом. Между тем с быстротою стрелы несется по волнам челнок навстречу путникам: это ладья Флегиаса, кормщика адского болота. С бешенством окликает он Данта, но, укрощенный Виргилием, принимает поэтов в свою ладью. Они плывут. Тогда из воды поднимается тень флорентинца Филиппа Ардженти и силится опрокинуть ладью; но Виргилий отталкивает, а грешники увлекают свирепого флорентинца; он в бешенстве грызет самого себя. Между тем страшные крики оглушают поэтов: они приближаются к адскому городу Дис, с огненными башнями, окруженному глубокими рвами. У ворот города поэты выходят на берег; но тысячи падших с неба ангелов возбраняют им вход. Виргилий ведет с ними переговоры; демоны согласны впустить Виргилия, но Данте должен один возвратиться. Он в ужасе. Виргилий, обещая не покидать его, снова переговаривает с демонами; но те пред его грудью запирают ворота города и оставляют поэта за порогом. Виргилий возвращается к Данту; он сам в сильном смущении, однако ж утешает живого поэта скорым прибытием небесной помощи.
1 Я продолжаю. Прежде, чем мы были
У основанья грозной башни сей,
В ее вершине взор наш приманили
4 Два огонька, блеснувшие на ней;
Знак подавал им пламень одинокий
В дали, едва доступной для очей.
7 И, в море знаний погружая око,
Спросил я: «Вождь, кто знаки подает?
Что огонькам ответил огнь далекий?»
10 И вождь в ответ: «Над зыбью грязных вод
Не видишь ли, кто мчится к нам стрелою?
Иль для тебя он скрыт в дыму болот?»
13 Лук с тетивы с подобной быстротою
Не мечет стрел на воздух никогда,
С какой, я зрел, над мутною волною
16 Навстречу к нам стремился челн тогда;
Его рулем один лишь кормщик правил,
Крича: «Злой дух, пришел и ты сюда?»
19 «Флегъяс, Флегъяс! ты к нам вотще направил, —
Сказал мой вождь, – свой крик на этот раз:
Мы здесь затем, чтоб нас ты переправил».
21 Как злится тот, кто выслушал рассказ
О том, какой над ним обман свершился,
Так бешенством объят был Флегиас.
25 Вождь сел в ладью, за ним и я спустился,
И лишь тогда, как сел я близ вождя,
Летучий челн, казалось, нагрузился.
И лишь мы сели, древняя ладья
Как молния помчалась издалека
28 И лишь мы сели, древняя ладья
Как молния помчалась издалека,
Зыбь глубже, чем когда-нибудь, браздя.
31 Так плыли мы вдоль мертвого потока;
Вдруг весь в грязи дух выплыл из ручья,
Вскричав: «Кто ты, идущий прежде срока?»
34 А я: «Иду, но не останусь я;
Но кто ты сам, весь в тине, безобразный?»
И он: «Ты видишь: плачет тень моя!»
37 «Так плачь же, дух проклятый, безотвязный! —
Воскликнул я, – и множь печаль свою!
Теперь узнал я, кто ты, призрак грязный!»
Тогда схватил руками он ладью,
Но оттолкнул его мой вождь…
40 Тогда схватил руками он ладью,
Но оттолкнул его мой вождь, взывая:
«Прочь, к псам другим! или в свою семью!»
43 Потом, обняв меня, в уста лобзая,
Сказал мне: «Будь благословенна ввек
Зачавшая тебя, душа живая!
46 Он на земле был гордый человек:
Жизнь не украсив добрыми делами,
Теперь нам путь он в бешенстве пресек.
49. Немало там великих меж царями:
Как свиньям, всем здесь в тине потонуть
С проклятием ужасным между вами».
52 И я: «Мой вождь, желал бы я взглянуть,
Как страшный грешник в волны погрузится,
Пока наш челн окончит дальний путь».
55 И мне учитель: «Прежде, чем домчится
Ладья к брегам, дождешься ты конца:
Сим зрелищем ты должен насладиться».
58 Тут видел я, как душу гордеца
Толпы теней, терзая, вглубь умчали,
За что досель благодарю Творца.
61 «Филипп Ардженти, к нам!» – они кричали,
А дух безумный флорентинца сам
Себя зубами грыз и рвал с печали.
64 Но замолчим, его оставим там!
Тут страшный вопль пронзил мне слух: заране
Взирать не стало сил моим очам.
67 И вождь: «Мой сын, уж виден град в тумане,
Зовомый Дис, где, воя и стеня,
Проклятые столпилися гражда́не».
70 И я: «Уже предстали пред меня
Багровые мечети в дымном смраде,
Восставшие как будто из огня».
73 И вождь: «Горит огнь вечный в их ограде,
И раскаляет стены проклятых,
Как видишь ты в глубоком этом аде».
76 Меж тем челнок глубоких рвов достиг,
Облегших вкруг твердыни безутешной;
Железными почел я стены их.
79 Челн, сделав круг великий, в тьме кромешной,
Причалил там, где мощный кормщик-бес:
«Вот дверь! – вскричал, – идите вон поспешно!»
82 Над входом в град, я зрел, тьмы тем с небес
Низринутых, которые сурово
Вопили: «Кто вступает в царство слез?
85 Живой кто входит к мертвым, странник новый?»
Но мудрый мой наставник подал знак,
Что хочет тайное сказать им слово.
88 Тогда, на миг притихнув, молвил враг:
«Войди один, а он да удалится,
Он, что так смело входит в вечный мрак.
91 Пусть он путем безумным возвратится,
И без тебя – тебя мы впустим в град —
Коль знает, пусть в обратный путь стремится».
94 Читатель, сам подумай, как объят
Я страхом был от грозных слов: обратно
Не думал я уже придти назад.
97 «О милый вождь, который семикратно
Спасал меня и избавлял в беде,
Где погибал уже я невозвратно,
100 Не кинь меня, – я рек, – в такой нужде,
И, если ад идти мне не дозволил,
Пойдем назад! будь мне щитом везде!»
103 Но он, мой вождь, мне в сердце бодрость пролил,
Сказав: «Будь смел! дороги роковой
Нам не прервут; так жребий соизволил.
106 Жди тут меня и дух унылый свой
Крепи, питай надеждою благою:
В сем мире я не разлучусь с тобой».
109 С моим отцом расстался я с тоскою:
В моей главе, исполненной тревог,
И да и нет сражались меж собою.
112 Что рек он им, расслушать я не мог,
Но он недолго с ними находился,
Как все враги укрылись за порог
Что рек он им, расслушать я не мог
115 И вход ему пред грудью затворился;
Владыка мой оставлен был совне,[9]
И медленно ко мне он возвратился.
118 Потупив взор, утративший вполне
Все мужество, он говорил, вздыхая:
«Кто в дом скорбей пресек дорогу мне?»
121 И мне потом: «Мой гнев в лице читая,
Ты не страшись: мы победим их хор,
Чтоб ни творил он, град свой охраняя.
124 Уже не нов такой его отпор:
Он явлен был у врат первоначальных,
Что каждому отворены с тех пор.
127 Над ними зрел ты надпись слов печальных;
И уж оттоль нисходит вглубь теперь
И без вождя грядет в пучинах дальних
130 Тот, кто для нас развернет в крепость дверь».
Песнь IX
Содержание. Виргилий, тщетно ожидая небесной помощи, в недоумении говорит сам с собою. Устрашенный очевидным колебанием учителя, Данте спрашивает: случалось ли кому-нибудь из обитателей лимба спускаться на дно ада, и узна¸т, что Виргилий уже и прежде сходил в самый последний круг адской бездны. Между тем на вершине башни являются три адские фурии: Мегера, Алекто и Тизифона. Они с криком раздирают себе грудь когтями и, глядя на Данта, зовут Медузу, чтобы превратить его в камень. Тогда Виргилий оборачивает Данта к ним спиною и сам закрывает ему очи руками. Тут страшный гром потрясает волны Стикса, и Данте, открыв очи, видит приближающегося Ангела, который, с жезлом в руке идет по водам Стикса, как по суше. Тени гневных и демоны убегают от него в ужасе, а врата адского города разверзаются сами собою. Укротив ярость демонов напоминовением бесполезности сопротивления, ангел отходит обратно. Беспрепятственно входят тогда поэты в город, и взору Данта представляется необозримое поле, изрытое могилами, в которых и между которыми пылает пламя. Это шестой круг ада, где, скрытые в могилах, наказуются еретики, особенно основатели еретических сект. Поэты продолжают шествие и, повернув направо, идут между стеною крепости и могилами.
1 Едва мой вождь заметил цвет боязни
В моем лице, он тотчас сумрак свой
Прогнал с чела улыбкою приязни.
4 Как внемлющий, стоял он предо мной,
Затем, что вдаль не мог вперить он взоры
Сквозь воздух черный и туман густой.
7 «Мы сокрушим их адские затворы…
А если нет… ведь тот мне обещал…
Как медлит он, помощник наш нескорый!»
10 Я видел ясно, как он прикрывал
Последним то, что высказал сначала,
И речи первой смысл иной давал.
13 Тем больший страх мне речь его внушала,
Что тайный смысл отыскивал я в ней,
Быть может, худший, чем она скрывала.
16 «На дно печальной раковины сей
Сходили ль прежде души с той ступени,
Где без надежд вздыхает сонм теней?» —
19 Так я спросил; а он: «Из нашей сени
В глубокий ад, в который ты вступил,
Не многие досель сходили тени.
22 Но я в сей град однажды призван был
Волшебницей, что силу чар имела
В плоть облекать отшедших в мрак могил.
25 Едва сложил с себя я узы тела,
Как тень извлечь она велела мне
Из темного Иудина предела.
28 Сей мрачный круг лежит на самом дне,
Всех далее от высочайшей сферы;
Итак смелей! я знаю путь вполне.
31 Обвит болотом, в смрадном дыме серы,
Сей град скорбей, куда без гнева нам
Нельзя войти в подземные пещеры».
34 Что рек еще, теперь не вспомню сам:
Мой взор, мой ум тогда манили стены
Высокой башни к огненным зубцам,
37 Где вознеслись три Фурии геенны,
Имевшие свирепых женщин вид,
И кровию обрызганные члены.
40 Их пояс был из гидр зеленых свит;
Не волосы им обвивали лица,
Но аспиды, керасты Эвменид.
Вот Фурии, три стража сей темницы
43 И он, узнав служительниц царицы
Рыданий вечных, тихо молвил мне:
«Вот Фурии, три стража сей темницы.
46 Мегера там на левой сторони,
Алекто справа плачет в горе диком,
А Тизифона между них!» – Они
49 Когтями перси[10] раздирали с криком,
Стуча в ладони с бешенством таким,
Что в ужасе к певцу припал я ликом.
52 «Медуза, к нам! их в камень превратим!» —
Так, вниз глядя, из всей взывали мочи:
«Позор, когда Тезею не отмстим!»
55 «О, отвратись! закрой руками очи!
Когда узришь Горгону пред собой,
Уж не придешь назад из вечной ночи». —
58 Так вождь сказал и к ним меня спиной
Сам обратил и, к моему спасенью,
Закрыл мне очи собственной рукой.
61 О вы, чей ум способен к размышленью,
Под покрывалом странных сих стихов
Сокрытому дивитеся ученью!
64 И вот по гребням вспененных валов
Пронесся треск со звуком, полным страха,
Потрясший высь обоих берегов.
67 Так вихрь, рожден борьбой жаров из праха,
Неистовый несется прямо в лес
И, на него обрушившись, с размаха
70 Ломает ветви, валит пни древес
И, пастухов гоня с полей со стадом,
Уходит горд, пыль взвивший до небес.
73 Тогда мой вождь: «Проникни смелым взглядом
Над пеной древних волн до рубежа,
Где дым с болот встает острейшим чадом».
76 Как мечутся лягушки от ужа,
Их недруга, и кучей в тине лужи
Лежат на дне: так, воя и дрожа
79 От ужаса – я видел – мчались души,
Смущенные явлением того,
Что проходил по Стиксу как по суше.
82 Он шуйцей[11] гнал от лика своего
Густой туман, мглу черную как смо́лу,
И мрак, казалось, утомлял его.
85 Я понял вмиг, что он смирит крамолу,
И на вождя взглянул: он дал мне знак,
Чтоб я молчал, и взор потупил долу.
88 О, как разгневан был горящий зрак!
Достигнув врат, он жезл поднял железный,
И вмиг пред ним разверз их лютый враг.
Достигнув врат, он жезл поднял железный,
И вмиг пред ним разверз их лютый враг
91 «О подлый род, изгна́нный с тверди звездной! —
На страшном праге[12] рек он им в ответ, —
Кто в вас возжег дух злобы бесполезной?
94 Что попирать ту волю, тот завет,
Что пред собой все сокрушает грани?
Колико[13] крат то было вам во вред?
97 Зачем рога уставили для брани?
Не ваш ли пес – о вспомни, дерзкий род! —
Несет на вые[14] след могучей длани?»
100 Он вспять отшел путем нечистых вод,
Не обменясь в тот миг ни словом с нами,
Как человек, под бременем забот,
103 Не зрит того, что пред его очами. —
И в крепость мы направили стопы,
Подкреплены святыми словесами.
106 Тут нам никто не возбранял тропы,
И я, вступив в пределы стен высоких,
Чтоб видеть казнь томящейся толпы,
109 Окинул взором край пучин глубоких
И зрел со всех сторон простор полян,
Исполненных скорбей и мук жестоких.
112 Как близко Арля, где не быстр Родан,
Иль как у Полы, где залив Кварнары
Грань омывает италийских стран, —
115 Могилами изрыты крутояры:
Такую здесь увидел я страну,
Но вид ее был полон горшей кары.
118 Огонь, змеясь между могил по дну,
Их раскалял с такой ужасной силой,
Как никогда не плавят сталь в горну́.
121 Покров висел над каждою могилой
И вопль глухой к нам несся из могил,
И этот вопль был плач толпы унылой.
124 «Учитель мой, кто это, – я спросил, —
Казнится здесь под сводами так строго?
И почему их голос так уныл?»
127 И он: «Здесь казнь еретикам от Бога!
Здесь секты всех родов подъемлют стон!
Ты не поверишь мне, как здесь их много!
130 C подобным здесь подобный заключен
И разный жар вмещают их гробницы».
И, повернув направо, вышел он
133 Меж полем мук и крепких стен бойницы.
С подобным здесь подобный заключен
И разный жар вмещают их гробницы
