Дара Богинска
Скорми его сердце лесу
– Что это значит на практике? – спросила я, хотя страх вгрызался в мою грудь.
– Людям теперь нельзя заводить более одного ребенка мужского пола.
– Какая глупость! А что с теми, у кого уже есть дети? Ведь вы, господин ши Тайра, второй ребенок мужского пола, верно?
– К счастью, я уже не ребенок, – хмыкнул он. – Под приказ попадают дети до десяти лет. Вторые, третьи, четвертые сыновья забираются Драконьим войском. Что с ними будет дальше – неизвестно. Кто-то говорит, что их воспитают и отправят в Ханнь, где те станут сражаться с кочевниками на границах. Кто-то говорит, что они будут служить во дворце Императора и его приближенных, как евнухи.
Мои глаза расширились от удивления и ужаса. Впервые я сталкивалась с таким странным и жестоким указанием.
Наверно, это какая-то шутка. Зачем Императору делать подобное?
– Евнухи? – прошептала я, воспринимая эту новость с трудом.
Хэджайм кивнул, его взгляд выражал тяжелую грусть и сопереживание. Он кивнул посетителю, что ушел с упакованным им заказом, и я вдруг подумала, что он очень хорошо смотрится в роли управляющего этим магазином.
Неприятное открытие. Хэджайм словно действительно уже был моим супругом – вон, даже работает теперь со мной. Все еще сопротивляясь этому, я чуть отстранилась от него. Даже не поняла, что от волнения я почти прильнула к его руке.
– Они не смогут претендовать на власть. Будут оторваны от своих корней и не будут питать слабостей к своим семьях. В общем, станут совершенно безвредны.
– Но почему?!
– Потому что людей становится слишком много. – Воспользовавшись передышкой, Хэджайм потянул шею из стороны в сторону и глотнул из пиалы со своего стола уже давно остывший чай. В голос он добавил насмешку, что горчила, будто плесневелое зерно. – Мы быстрее входим в зрелый возраст, совращаем их почти бессмертных дочерей и заставляем отречься от семьи ради каких-то тридцати-сорока лет под крылом у мужа-человека. От нас чаще рождаются люди, чем ханъё. Мы – их слабость. Ресурсы Нары конечны, у нас мало земли, а армия слишком мала, чтобы сражаться с империей Ханнь или даже островами Вессула за клочок земли.
Просто слова. Все это – просто слова. Что-то сказал мне отец, что-то я подслушала, что-то мне объяснил Хэджайм. Зачем верить в слова, если у меня нет доказательств этого? Хотя приказ… Какой странный, ужасный, несправедливый приказ. Наверняка у Императора-Дракона есть свои причины! Например, действительно ресурсы. Не всем хватает земли, и лучше такие меры, чем голод, болезни и бедность. Наверно лучше…
«Клинок знакомого, Соль». Император был знаком с отцом…
Не готовая принять все это, я отошла от Хэджайма. Благо, перед закрытием книжный магазин снова наводнили люди, что шли мимо с работы. Я продолжала обслуживать гостей, улыбаясь и вежливо отвечая на вопросы. Но внутри меня что-то треснуло. Будущее, которое я предвкушала, о котором так любила мечтать, вдруг сделалось неясным, пугающим, неприятным, как объятия незнакомца. Хотя я старалась убедить себя, что все эти мерзкие новости – всего лишь заговор, ложь или, может быть, преувеличение, горечь в глубине души упорно твердила мне: это правда. Вот почему отец хочет отправить меня туда, где людей больше, чем ханъё, где сидит единственный в Наре наместник-человек, отдать меня в жены генералу, у которого сильные руки лучника и взгляд матерого волка. Такой сможет меня защитить.
Вечером в лавку заглянул Тоширо, казавшийся похудевшим с нашей последней встречи. Он немного пожаловался на то, что его совсем загоняли злобные чиновники, из-за чего он теперь чаще бывает во дворце, чем рядом со своей любимой сестренкой. Я в ответ нагрузила его свитками, и мы наконец поехали домой.
Успокойся. Успокойся. Успокойся.
Я повторяла себе это снова и снова, но волнение так и не покинуло меня.
Бумажный фонарик и медный колокол
Если Син и разбирался в чем-то лучше других ханъё, так это в девушках. Несложная наука: в столице все они были одинаковые. Несчастные пленницы суровых отцов, до краев наполненные горьким чаем хрупкие пиалы. Он разглядывал их робкие улыбки и слышал безмолвные крики о свободе. Син по-своему им сочувствовал и часто помогал развеять беспросветную праведную тоску своим обществом. Всегда готов был подарить им несколько мгновений невесомости, освободив от серых будней.
Делать это своей работой Син никогда не планировал. Пока не появилась Соль ши Рочи.
Нет, все началось раньше.
Полгода тому назад его осчастливил своим визитом императорский советник, господин Танака, старый хитрый лис. Сказал, что его, кота, тайна происхождения надежно скрыта, а раз так, то выполнишь небольшую работу для меня, Син? И приказал присмотреть за Соль и ее отцом. Присматривать сильно проще, когда девушка сама ищет твоего общества. Вначале он не планировал ничего этого. На самом деле, даже не очень-то хотел – его все еще чуть передергивало при виде округлых голых ушей, что чужеродно смотрелись чуть выше линии челюсти у людей, странно выглядели девичьи спины, чей позвонок не имел хвостатого продолжения, и их полуслепые глаза и неловкость в движениях. Ему не надо было влюблять в себя Соль. Ему не следовало влюбляться в Соль.
Но почему тогда его зубы сцепились до боли, когда он увидел ее рядом с генералом? Они выходили из лавки в поздний час, стояли близко и негромко говорили. Слухи не врали. Генерал провинции Ворона прибыл в столицу и собирается породниться с ши Рочи.
– И когда ты собиралась мне сказать об этом? – прошипел Син и отступил обратно в тень прежде, чем его увидели.
Возможно, Соль оказалась умнее, чем ему показалось вначале, и справедливо решила забыть о зверолюде, когда на горизонте появился чистокровный человек. Что ж, хорошо. Син горько ухмыльнулся и опустил на глаза соломенную шляпу. Неприятное чувство раздражения заставляло его хвост дергаться из стороны в сторону – он чувствовал, что его переиграли в собственной игре.
Советник, господин Танака, велел сообщать ему обо всем подозрительном. Но Син решил проявить своеволие и узнать чуть больше дозволенного.
Кроме Хэджайма ши Тайра – ну и мерзкое имечко! – в город прибыл кузен Соль, с которым Син не был знаком, а еще крохотное войско из десятка людей в темных хаори с золотыми птицами. Вели они себя пристойно, даже не бегали по публичным домам, говорили тихо, не напивались вдрызг, хотя Хэджайм встречался с ними всего раз или два, из чего Син сделал вывод о строгой дисциплине у воронят. Стоило солдатам заметить приближение незнакомца к их шайке, как все разговоры замолкали, лишь раз Сину удалось уловить обрывок фразы – об отбытии домой на праздник Зрелой Луны.
Соль еще несколько раз посещала книжную лавку вместе с Хэджаймом. Они о чем-то негромко переговаривались, и Син ощутил твердое, хрустящее крошево на клыках, когда увидел, как девушка чуть наклоняет голову, внимательно вслушиваясь в слова генерала. Ее глаза смотрели на него, яркие, как лепестки ириса, и одно это злило Сина.
Но почему?
Он решил доложить обо всем советнику-лису этой же ночью. Рочи и Тайра собираются породниться. Соль уедет в провинцию Ворона, и Син не собирается отправляться за ней следом. Пусть сама мучается со своим Зверем с горы Юта, теперь это было не его дело.
Ханъё резко поправил одежду и уже хотел отвернуться, как понял: его заметили. Равнодушный, сонно прикрытый тяжелыми веками, взгляд Хэджайма мог принадлежать рептилии, молчаливо дожидавшейся в холодной тине своей жертвы. Син замер. Ему показалось, что Хэджайм беззвучно сказал ему что-то, но кот не умел читать по губам. Однако это испугало его. Наверняка генерал сказал что-то жуткое. Что-то вроде «Сдохни», «Прочь» или «Убью».
Этой же ночью он шел по благоухающим садам в Императорских владениях и понял, что сказал ему генерал, за мгновение до того, как на голову надели мешок, а на горле затянулся узкий, режущий нежную кожу пояс.
Хэджайм сказал ему: «Я знаю».
Ханъё попытался сопротивляться или хотя бы закричать, но его ловко подхватили под руки, а из глотки вырвался жалкий хрип. Он мог только слышать свой собственный замедляющийся пульс и приглушенные звуки ночи, да и те вскоре стихли.
В себя он пришел внезапно – и сразу задрожал. На него вылили ведро ледяной воды. Син разлепил веки, увидел темную комнату в которой ничего не было, кроме соломенных корзин. Незнакомое место. А потом он увидел свои голые вытянутые ноги, связанные у колен так плотно, что кожа под веревками уже побелела, и забыл обо всем другом. Он попытался пошевелить пальцами, но не смог, не почувствовал их, зато ощутил кирпичи над пятками и тут же перестал сопротивляться. Его дыхание перехватило. Он знал, что все это значит. Знал, что это за веревки, что за кирпичи, сейчас будто вовсе не причинявшие ему боли, – это была прелюдия к ханньской пытке. «Скамья тигра» называли ее.
Син жалобно застонал.
– Пожалуйста… Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не знаю!
В комнату к нему вошел сам палач – вблизи генерал казался еще больше, чем если смотреть на него со стороны. Никогда раньше Син не задумывался об этом, когда глядел на мужчин крепче и сильнее себя, но сейчас вдруг понял: ему не нужна «скамья тигра», он одними руками может сломать меня пополам.
– Син Микан, – протянул Хэджайм, глядя на него сверху вниз. – Попался, котенок.
Руки Сина были связаны за спиной на вертикально закрепленной палке, вроде кола. Ему ничего не оставалось, кроме как оскалиться, показывая изогнутые кошачьи клыки. Хэджайма это лишь позабавило.
– Сделаешь так еще раз, и больше не сможешь жевать. Ты понял?
Син сжал губы.
– Ты следил за нами. Следил за моими людьми. Почему?
Син молчал в какой-то дурацкой, самонадеянной смелости. Это был плохой ход. Он знал, что бывает с неразговорчивыми пленниками у тех, кто умеет пытать, а Зверь с горы Юта пытать умел, если верить слухам. Он был олицетворением жестокости. Им пугали детишек-ханъё наравне с Забытым Богом-Вороном. Говорят, он надел на кол голову бунтовщика, а следом всю его семью, и вплоть до троюродных братьев выкосил весь род. Гора Юта в тот день была будто укрыта паучьими лилиями: крупные бурые бутоны на сухих стеблях вколоченных в камни колов, источающие тлетворное зловоние.
Глупый котенок. Попался. Теперь его убьют. Если это не сделает господин ши Тайра, то сделает господин Танака. Старый лис не любил непослушных слуг. Но то была смерть отдаленная, да и он сможет извернуться, а эта – вот она, стоит, похрустывая костяшками пальцев, глядит на него, как на позорное пятно на белом шелке простыней. Как на ничтожество.
Хэджайм подождал еще несколько мгновений и исторг из себя усталый выдох. Потом взял кирпич и с трудом просунул его под пятку Сина. Колени ханъё со скрипом приняли изгиб в обратную сторону, боль пронзила каждое растянутое сухожилие, и Син неразумно замычал от боли, забился в своих путах, пока не понял, что каждым движением лишь делает себе больнее.
– Почему? – терпеливо спросил Хэджайм.
– Соль! Это Соль!
– Что Соль? – хмуро кинул генерал, наклонясь к его лицу, словно не слышал, хотя Син кричал во все горло.
На секунду ему даже стало стыдно. Он сломался при первой же боли. А думал, что никогда не сдастся, даже под пытками…
– Мы встречались! Мы влюблены! – кричал Син. Край рта у Хэджайма изогнулся вниз, словно его подцепили рыболовным крючком и дернули.
– Я знаю, – повторил Хэджайм. – Но это не то.
Рядом лежала небольшая горка кирпичей. Пять, шесть… Син насчитал девять. Он не знал, насколько хватит его костей, но вряд ли больше, чем на еще два кирпича. Ему уже чудился утробный хруст ломаемой кости, стоило генералу потянуться за следующим…
– Я не знаю! Не знаю! Мне… Мне просто приказали следить за ней! Докладывать обо всем! Я лишь хотел рассказать то, что скоро станет известно! О вашей свадьбе! О провинции Ворона!
Голос сорвался в жалкий писк. В тот момент Син себя возненавидел за малодушие.
– Кто приказал тебе? Зачем? – Хэджайм не смотрел на ханъё-кота, он уже примерялся, как ловчее вставить кирпич.
– Господин Танака! Господин Танака! – поспешил Син с ответом, язык его спотыкался. – Советник-лис! Это он приказал мне! Я не знаю зачем. Он лишь сказал, что Соль важна, и все!
– Господин Та-на-ка… – прогудел себе под нос Хэджайм, подбрасывая и снова ловя кирпич. – Танака… Белый лис. Советник Императора-Дракона… Что ж, это многое объясняет. И ты точно не знаешь, зачем ему Соль?
– Точно! Клянусь! Я клянусь вам!
– Вот только проблема есть… Я ни капельки не верю тебе.
Он продолжил мучить его, но Сину больше нечего было сказать. Хэджайму, кажется, было плевать на это. Он улыбался. Ханъё же вопил, ревел, выл, пытался выдернуть ноги из крепкого узла, извивался, прокусил себе губу, слюна пузырилась во рту, металлическая и горькая на вкус. В какой-то момент он начал говорить все, совершенно все, абсолютно все: что он знал про Императора-Дракона и как войти во дворец незаметно, и где его каждый раз ждали ханъё Танаки, и как он по его приказу подсыпал яд в саке вдовы предыдущего Императора, до этого ее соблазнив, и что его мать – ёкай, а отец подделал документы и что забирай эту проклятую Соль, она ему не нужна, забирай, женись на ней и увози к Воронам, только перестань его мучить, пожалуйста…
В какой-то момент боль вдруг прекратилась. Раз и все. Раз – Хэджайм просто перерезал стягивающие его колени веревки и те, наконец, приняли правильное положение, слегка согнулись, боль в секунду оглушила его, а потом ослабла.
Наверно, это конец. Его сейчас убьют. Син поднял зареванное лицо.
Хэджайм смотрел на Сина, словно на животное, способное испытывать боль, но не достойное ни сострадания, ни прощения. Он повернулся к закрытым дверям, где стояли солдаты, глухо отдал какой-то приказ. Вскоре один из них вернулся с грубо сделанным деревянным костылем, длинным и тяжелым.
А генерал разрезал веревки на его руках.
– Встань, зверолюд, – скомандовал Хэджайм.
Син попробовал подняться на трясущихся ногах, но мгновенно оказался на земле. Тогда генерал с силой ударил его костылем по спине. Боль ошарашила его, заставив замереть. Второй удар, третий… Хэджайм продолжал бить, хрипло приговаривая:
– Урок, это тебе урок. Больше… Не… Приближайся… Понял? Урок!
Син не знал, сколько времени прошло, но генерал милосердно приложил костылем по затылку, и все померкло. Но когда он очнулся, то был один. Позади генерала и солдат уже не было, повернув голову, Син увидел только мерцающий свет лисьих фонарей, отбрасывающих леденящие тени на императорский сад.
Он лежал на земле, обессиленный, потом нащупал рядом тот самый костыль, липкий и еще теплый от его крови, и с трудом смог опереться.
Ему следовало пойти домой. Зализать раны. Порадоваться тому, что у кошек девять жизней и у него в запасе осталось еще целых восемь, но почему-то он пошел в дворец. Тот был ближе.
Там, в вишневых садах, его обычно ждали ханъё Танаки.
Видимо, боги наконец смилостивились над Сином, потому что на месте был сам лис. Он любовался тем, как играет лунный свет на деревьях, как те гнутся и скрипят на ветру, но стоило тяжелому дыханию кота развеять это умиротворение, и советник тут же повернул в его сторону белое мохнатое ухо.
– Боги, Син! – ахнул он, поворачиваясь и оглядывая его. Он подлетел, приобнял его, задел руками синяки на спине, и ханъё еле сдержался от слез и облегчения разом. Танака прижал его щекой к своей груди, в которой с равнодушной размеренностью, ни капли не ускорившись, билось сердце. – Что с тобой, мой мальчик?!
– Генерал… Хэджайм… – простонал Син. Лис отстранил его от себя и посмотрел в несчастное зареванное лицо гвардейца. Светлый лик советника казался белее луны, серебряные длинные волосы делали его узким, и весь Танака был как прекрасная, но смертоносная катана.
– Что с тобой сделал этот мерзкий генерал? – произнес Танака с холодным гневом.
Син попытался улыбнуться, но боль остановила эту попытку на корню.
– Ничего, господин Танака, – пробормотал Син, еле переводя взгляд с белоснежных волос советника на костыль, к которому, видимо, придется на некоторое время привыкнуть. – Просто маленькая неприятность.
Танака отпустил его, оставив руки на поникших плечах кота, его взгляд оставался пристальным. Легким движением руки советник достал из хакама чистый платок, он намочил его уголок слюной и начал стирать кровь с лица Сина.
– Неприятность? – фыркнул Танака. – Я не думаю, что твои «неприятности» должны включать пытки от генерала.
Син молча кивнул, благодаря богов за заботу советника. Танака вновь обнял его, словно пытаясь передать тепло своей защиты.
– Мы разберемся, Син. Никто не может безнаказанно причинять боль моим ханъё.
Син снова кивнул, чувствуя слабость в ногах и то, как веки наполняют благодарные слезы.
– Я обещаю тебе, мой мальчик, я отомщу ему.
Все тело болело, ныло, жгло. Его пытали. Ни за что пытали! Так жестоко и так долго, что небо успело чуть посветлеть на востоке.
Син даже не сразу понял, почему его не держат ноги. Решил, что это просто костыль выскользнул. Но тело делалось тяжелее, перед глазами запорхали черные бабочки, вдруг ему стало тошно и очень холодно.
Советник Танака сделал шаг назад. С той же ловкостью, с которой он вынул из хакама платок, он спрятал в рукав нож, достав его из бока Сина.
Вот как, подумал ханъё. Он так измучен, что даже не почувствовал этой боли.
– Почему? – едва слышимо спросил Син.
– Увы, я слишком хорошо тебя знаю. Ты ведь все ему рассказал, верно? Ну-ну, не смотри на меня так. Ты же обещал служить мне, помнишь? Твоя смерть поможет мне, – цепкие пальцы сжали его подбородок. – Так что давай, умирай. Это мой последний приказ.
Мир сузился и теперь вбирал в себя только лицо советника Танака, только его грустные глаза. Все вокруг становилось черно-белым, тускнело, гасло.
А потом ярко полыхнуло и исчезло вместе с болью. Син умер со вздохом облегчения.
Сакура цветет, надежда в моей груди – встретимся ли вновь?
После того странного вечера я ждала встречи с Сином, как никогда прежде: не для того, чтобы нарушить правила и целоваться до рассвета, а потому что хотела узнать, так ли все печально на самом деле. Действительно ли ханъё недолюбливают людей даже в столице? В поместье меня окружали только люди, среди моих знакомых не было иных ханъё. Я томилась, вздыхала и запрещала себе засыпать: вдруг не услышу стук в окно?
Но зеленоглазый кот не пришел ни в эту, ни в следующую ночь. Не ударялись о бумагу на моем окне мелкие камушки, не шуршала крыша под его легкими шагами.
Зато Хэджайм был тут как тут. Постоянно мозолил глаза! Всюду, где я появлялась, он, будто преследовавший меня мстительный дух, оказывался рядом. На улице, в книжной лавке, даже в моих снах – там, где его быть не должно.
Таков был его замысел. Стоило мне высказать недовольство, как он тут же заметил:
– Вы же сами согласились познакомиться ближе, прежде чем примете окончательное решение, верно?
– Верно.
– И как нам знакомиться, если вы просите меня держаться подальше?
Волей-неволей мы проводили много времени вместе. Я увереннее чувствовала себя в лавке, где мы обсуждали книги и делились впечатлениями, но каждый раз, когда тема касалась ханъё и людей, разговоры становились напряженными.
Хорошо, что рядом всегда была Амэя – я показывала ей наш секретный жест, и она спешила придумать повод, чтобы увести меня из-под надзора генерала. На этот раз нам срочно потребовалась ткань для кимоно – все-таки скоро был праздник, и нам нужны были новые платья. Пока мы перебирали отрезы шелка, я решила расспросить свою служанку о том, что происходит в столице. Амэя всегда была на шаг впереди.
– Ты ничего не знаешь про какой-то бунт? Говорят, недавно случился. И туда гвардейцев отправили вроде как…
Амэя прищурилась, закидывая на одно мое плечо персиковую ткань с камелией, а на другое – ярко-синюю с лепестками сакуры. Мне не понравилась ни та, ни другая, и я столкнула с себя шелк веером.
– Ох, госпожа, зачем вам это? Неужели вам мало забот?
– Забот хватает, – вздохнула я. – Еще и Сина давно не было видно. Может, хоть про это ты знаешь?
Служанка мне не ответила – отвернулась к лавочнице, а потом и вовсе ускользнула следом за ней в другую комнату, оставив меня стоять на небольшом подъеме посреди залы совсем одну. Я вздохнула и обмахнула шею: снова было слишком жарко для этого месяца, но жара заботила меньше, чем рой гудящих оводов в моей голове. Каждая мысль жалила большее предыдущей: резкие слова отца, которого теперь я вполне обоснованно, обидевшись, избегала, неожиданное предложение замужества и то наше последнее ночное свидание с Сином, «клинок знакомого», приказ о деторождении и «плодятся, как муравьи», и то, что Хэджайм никак меня не оставит в покое. Чем дольше была моя разлука с ханъё, тем больше наши свидания казались мне странным и глупым сном, пусть и сладким, но тем, что развеивается поутру, ничего после себя не оставляя. Тогда я поняла, что привязалась к нему, да, но, кажется, не любила. Хэджайм был интересным, умным собеседником и привлекательным, чего скрывать, мужчиной, героем в глазах других нарцев, генералом Драконьего войска. Интересно, если мы поженимся, смогу ли я полюбить его когда-нибудь? Или любовь – это вообще что-то из сказок, и только?
Я вздохнула. Как низко я пала в своем отчаянии. Как быстро смирилась со своей участью мешка риса. Но какой еще у меня был выбор?
Амэя принесла ткань, но я даже не посмотрела на нее. Мы вышли на омываемую зноем улицу. Воздух был таким тяжелым, таким густым, его будто не хватало для дыхания, от пыли жгло горло. Я ощутила себя кусочком тофу в бурлящем котелке с мисо, не спасал ни веер, ни зонтик от солнца. Такая жара изгнала с улиц гуляющих, нам встретился только один бедняк, что не первый год просил «хоть горсть риса, хоть гнилую луковицу» недалеко от идзакаи и, кажется, постоянно забывал, какую именно ногу потерял в бою: пустой оказывалась то левая, то правая штанина. Мы спустились к краю города, где мне на глаза попались стражники, патрулирующие улицу ханъё в темных хаори с серебряными драконами. Следовало пройти мимо, но я обхватила локоть Амэи и быстро засеменила к ним.
– Что ты задумала?! – прошипела Амэя, пытаясь вырваться, но мы уже нагнали их.
Старший стражник, высокий ханъё-лис со светло-карими глазами и серыми волосами замедлил шаг, когда я поклонилась, пресекая их дальнейший путь. Моей служанке ничего не оставалось, кроме как последовать моему примеру.
– Что вам нужно? – резко спросил он.
Амэя представила меня, и стражник лишь кивнул в знак приветствия. На мой вопрос о Сине, он ответил резко:
– Нам нечего вам рассказывать, госпожа. Идите своей дорогой.
Он осмотрел меня с головы до ног, словно я была преступником, пойманным по локоть в чужом кармане. Взгляд стражника был холодным, неприязненным, и я поняла, что здесь не стоит ожидать искренних ответов.
– Я его знакомая, – настаивала я, несмотря на суровость стражника. – Вы не знаете, где Син? Син Микан? Ханъё-кот?
Он резко шагнул ко мне, заставив отступить. Склонился надо мной, грубо отодвинув в сторону зонтик, так что луч солнца резанул мне по глазам.
– Это не ваше дело, госпожа. Это дела ханъё, и мы сами разберемся.
– Мы просто ищем Сина, – сказала я настойчиво, задирая нос, чтобы смотреть прямо в его высокомерное лицо.
Стражник молча нахмурил брови, но в этот момент его собрат вмешался:
– Хватит, Кендзо. Пусть идут своей дорогой. Нам нечего им рассказать.
– Спасибо за ваше внимание. Мы не будем вас беспокоить больше, – поклонилась Амэя, и я почувствовала, что она подталкивает меня ладонью в поясницу, заставляя сделать то же самое.
Одинаково хмыкнув, стражники ушли, оставив нас на раскаленной улице. Мы остались стоять, окутанные расплавленной медью воздуха и мучительной тишиной. Что-то не так. Я не могла понять, что именно, но ощутила тревогу.
У моего отца было достаточно связей отправить ханъё подальше из столицы, чтобы он не мешал планам свадьбы. Не меньшей властью обладал и сам Хэджайм. Неужели они что-то сделали за моей спиной?
Ага, Соль. Например, сговорились о свадьбе. Почему бы им так же не договориться убрать ненужного человека… то есть, ханъё? Предложить ему какое-нибудь лакомое местечко в другой провинции. Или просто приказать уволиться немедленно, пригрозив расправой?
Но это не было похоже на моего отца. В тяжелых думах я забралась в карету и отправилась обратно в поместье.
Амэя молча сопроводила меня в комнату, и только там, в своей полутемной обители, я позволила себе слабо вздохнуть и опуститься на пол. Я чувствовала себя потерянной в этой игре, где ходят за меня другие, а я лишь марионетка в руках судьбы. Почему так? Разве мало того, что я была послушной всю свою жизнь? Син был единственным глотком свежего воздуха в моей жизни, где все было как надо. Да я разве что беднякам на улице рис не раздавала, чтобы и вовсе стать небожительницей!
Мне нужно было поговорить с Сином. Найти его. Посмотреть ему в глаза.
Я взяла в руку кисть, макнула ее в чернила и, придерживая рукав, быстро вывела записку, написала короткое хокку, где просила ханъё о встрече. Амэя, пусть и неодобрительно блеснула глазами, но взяла мое послание, в которое я вложила засушенную веточку цветущей сакуры. Если кто-то и сможет найти Сина, то только она.
Жизнь коротка, как цветение вишни. Но почки распускаются снова и снова даже после самых жестоких испытаний и самых суровых холодов.
Было рано отчаиваться. Я решительно расправила кимоно ниже пояса и отправилась к отцу. Нам надо было серьезно поговорить. Его не было в своем кабинете. Я спустилась, и удивилась тому, что раньше не услышала шум. Одновременно говорили несколько мужчин. Проскользнув по коридору, я слегка приоткрыла дверь, и увидела стоящих спиной мужчин с этими странными воинскими прическами – я видела только торчащие вверх косицы, похожие на венчики для чая. К выбритой голове одного из них были прижаты уши, хвоста было не разглядеть в полутьме. Буси[21]? Что у нас забыли буси?
Воины были во всеоружии, в громоздких доспехах. По другую сторону, лицом ко мне, сидел на коленях Хэджайм, наклонив голову и положив ладони на колени, а рядом с ним – Тоширо, растрепанный и, кажется, напуганный. Отец же туда-сюда расхаживал по комнате. Он даже не заметил меня.
– …у нас есть свидетели, они видели вас в дворцовых садах в ту ночь. Вас и ваших людей, господин ши Тайра.
– Это невозможно! – вскрикнул Тоширо. Буси раскрыл деревянный свиток и зачитал с него:
– Видел высокого мужчину, похожего на господина Хэджайма ши Тайра, одет он был в черное хаори с вышитыми на нем золотыми воронами. С ним было несколько солдат.
– Это ничего не доказывает! – пристукнул кулаком по своему колену Тоширо и попытался заглянуть в лицо Хэджайма. – Верно?
– Господин ши Рочи, – к моему отцу буси обратился с поклоном. Скользкие, холодные угри заняли место моих внутренностей, ворочались там, пуская по телу разряды. Происходило что-то плохое. – Со слов других гвардейцев… Это слухи, конечно, но…
Буси замолчал. Я увидела, что на опущенном лице Хэджайма резкой линией очертилась челюсть – он сжал зубы. Тихая, как соколица, вернулась Амэя, но я едва взглянула на нее и небрежно сбросила ее руки с локтя, когда она попыталась оттащить меня от двери.
– Ну, – громом зазвучал отцовский голос, – говори, что хочешь сказать!
– Говорят, у гвардейца была связь с вашей дочерью… По крайней мере, так он говорил своим друзьям. Слухи, конечно! Но если господин ши Тайра, – еще один короткий поклон, – тоже слышал их, то у него есть все основания…
– Для убийства ханъё?! В столице?! Вы в своем уме?
Отец со смешком повернулся к Хэджайму, показывая рукой на буси: посмотри, мол, что за актеры!
А я как-то совершенно отстраненно, будто не своими ушами, услышала, как стукнула о перегородку откатившаяся в сторону дверь.
– Убийство ханъё? – глухо зазвучал мой голос. – Гвардейца? Вы говорите…
«Нет. Нет, не спрашивай этого, Соль. Тебе не понравится ответ».
– …о Сине Микане? Коте?
Буси повернулись ко мне. Хэджайм поднял лицо. Тоширо ахнул. Взвился и шагнул вперед отец.
Не отрываясь, я глядела в глаза генерала провинции Ворона, будто это он задолжал мне ответ, не буси. Одну половину его лица освещал стоящий рядом деревянный фонарик, и мне показалось, боги, я надеюсь, что показалось, что Хэджайм ухмыльнулся.
Он все молчал и молчал, ничего не говорил, и я не расслышала, что ответили мне буси. Я не могла отвести глаз, пытаясь прочитать в лице напротив что-то, что поможет развеять этот кошмар.
– Что это за чушь? – прошипел отец, но я заметила, как его руки дрогнули, словно он сам не верил своим словам.
– Госпожа ши Рочи, – начал буси, – мы не обвиняем, а лишь расследуем. Если вы что-то знаете…
– Скажите правду, господин ши Тайра, – вмешался второй. – Вы сделали это из ревности? Из-за связи вашей невесты с Сином?
Я осталась стоять словно вкопанная. Моя душа кипела от гнева и недоумения. Син – мертвый? Он мертв? Хэджайм убил его?
У него были сильные руки и взгляд матерого волка. Он был в ярости, когда узнал о том, что я влюблена в Сина, сам на себя не похож. И он не любит зверолюдей, и пытался настроить меня против них. Но был ли он способен убить кого-то?
Да, мог.
Я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги. Амэя удержала меня от падения объятием и плакала в этот момент. Наверно, она осознала эту новость раньше меня.
Встретимся ли вновь? – писала я Сину.
«Это не может быть правдой», – повторяла я, надеясь, что вот-вот проснусь. Но болезненная реальность вокруг меня была ощутимой: запах пота от буси, щекочущий ноздри аромат благовоний, объятия Амэи, холод на коже там, где на меня смотрел Хэджайм.
Отцовский голос пронзил тишину:
– Где же доказательства? Кто этот свидетель? То, что он видел где-то рядом Хэджайма, – это может быть лишь совпадение! Всем позволено гулять по садам дворца в любой час!
– Но если его видели там, и у него был повод…
– Повод! – отец зло фыркнул, взмахнул рукой. Он был весь мокрый от пота, весь красный от гнева.
Я не понимала, где нахожусь, что все это значит и почему Хэджайм молчит и смотрит на меня.
Я не поняла, когда буси покинули нас, не увидела, поклонились они на прощание или ушли с руганью. Не поняла, когда Амэя ушла и вернулась с дрожащими на подносе пиалами. И когда я сама опустилась на подушку напротив отца, и когда ладонь мне сжал Тоширо – тоже не поняла.
Хэджайм все молчал. Амэя разлила чай, стараясь держаться от него подальше, и, лишь сделав несколько глотков и вздохнув, генерал проговорил:
– Я не убивал его.
Но я не верила ни единому его слову. Он лжет, лжет, лжет. От существования Сина зависела не только моя судьба, но репутация его рода, вот как говорил он мне в ту ночь.
