Дара Бояринова
Старые боги новых времён
– Боги, – утерла я выступившие от смеха слёзы. – Про вашего Павлушу можно сборник фельетонов уже выпускать.
– И не говори, – махнула рукой маменька. – Ладушка, ты сегодня дома побудешь? Или на службу?
– На службу, конечно. У меня пара интересных вещиц есть. Да и отчёт надо сдать.
– Тебя вечером ждать? – поинтересовался папа.
– Нет-нет. Скорее всего раньше полуночи не вырвусь, – промокнув губы салфеткой, встала из-за стола. – Вы же понимаете. Три дня командировки равно две недели разборов завалов. Едвига уже весь чарофон оборвала. Всё. Я ушла, – послала всем воздушный поцелуй. – Не скучайте.
***
– Владислава Богдановна, – в дверях кабинета топталась Едвига. – К вам пожаловал полковник Соболев.
– Кто? Полковник? Ко мне? – отложила лупу, через которую рассматривала тонкую вязь символов на старом медальоне.
– Да, – быстро-быстро закивала Едвига.
Едвига соответствовала своему имени на все сто процентов, вот уж действительно, Подвижная. Не секунды покоя.
– Ну хорошо, проси, – пожала плечами.
Бросила взгляд в зерцало18, ну мало что, не прыщ, а цельный полковник. В зерцале отразилась довольно-таки миловидная шатенка с серо-зелёными, блузка тёмно-изумрудного цвета и белая юбка до колен шли ей необыкновенно. А бежевые туфли-лодочки только подчёркивали стройность и длину ног. Хороша. Даже для генерала хороша, что уж говорить о полковнике. Подмигнула я шатенке в зерцале.
– Добрый день, Владислава Богдановна, – поздоровался вошедший в кабинет мужчина, и улыбнулся.
Полковник? Он? Да не может быть! Здоровенный вихрастый шалопай, как охарактеризовал бы его папа. Привлекательный, не лишенный харизмы и обаяния, конечно, но точно, здоровенный, и точно, шалопай. Такие обычно проводят всё своё время на всевозможных тусовках в обществе высокородных красоток и мотаются по заграницам, красуясь в таблоидах. Ну, или познают себя, украшая своим накачанным тельцем тёплые океанские берега, в обществе всё тех де красоток. Ну уж точно не становятся полковниками. А может он паркетный выжига и плут? Хм… Нет. Глаза слишком уж умные, и прошлись по мне, оценивающе так. Ну-ну. Посмотрим.
– Добрый день, чем обязана? – протянула руку для пожатия.
– Рад встрече, – и не подумал жать руку этот полковник, а тут же её облобызал. – Позвольте представиться, – не торопился отпускать мою ладонь полковник. – Ярослав Лаврентьевич Соболев. Полковник юстиции.
– Ого! – моему удивлению нет предела. – И что же нужно настоящему полковнику юстиции от меня?
– Для начала, пригласить вас отобедать.
– Сударь, ещё час до полудня.
– Тогда, кофе?
– Господин полковник! – выдернула руку. – Я уж не знаю, как вы себе представляете мою работу, возможно, думаете, что мы бездельничаем, томно вздыхаем, рассматривая разные предметы, – тонко намекнула на один, вышедшей недавно глупый сериал. – Но поверьте, это не так. И у меня очень много дел.
– Я нисколько не сомневаюсь в вашей занятости, простите меня. Ваша красота заставила меня забыть о долге, – выдал полковник.
И тут я вспомнила.
– Вы тот самый Соболев? Контрабанда чар-амулетов! – мне кивнули. – И что же привело вас ко мне?
– Это, – на стол легла обычная деревянная шкатулка, а вот внутри …
– Откуда у вас это? – хлопнула крышкой, закрывая шкатулку.
– Это проходит по моему делу. Ну и мне посоветовали обратиться к вам.
– А кто, говорите, вам посоветовал обратиться ко мне?
– Один мой хороший знакомый, – усмехнулся полковник.
– А что же он сам не помог вам?
– А он сейчас в Китае.
– Та-а-ак! Понятно! Соболев, говорите?.. Минутку… – схватила в руки чарофон. – Добрый вечер, Тихомир Модестович? – улыбнулась, как только на экране появилось улыбающееся лицо. – Не отвлекаю?
– Ну что ты, голубушка моя, ну конечно, конечно, отвлекаешь! – поправил пенсне, мой бывший учитель.
– Рада, что вы, как всегда, при деле.
– Ах, Ладушка, пока у нас стариков есть хоть какое-то дело, мы чувствуем себя нужными.
– Ну-у-у-у, вам ли говорить о старости, друг мой. Вы мне лучше скажите, а некто – Ярослав Лаврентьевич Соболев. Полковник юстиции. Не тот ли Разбойник-Славка, который уже почти десяток лет не подарит вам с Ариной Горыновной долгожданных правнуков?
– Ох, Ладушка! Он это, он. Да и какой из него полковник? Из навоза пуля, и то лучше, чем из него полковник! – нахмурился учитель. – Он же, Ладушка, галопирует по белу свету, аки комонь19.
– Ну что ж вы так, – хмыкнула я. – О настоящем полковнике-то?
– Ладушка, да где ж ты видела таких полковников?
– Нигде, – ответила честно, рассматривая полковника. – По-моему, настоящие полковники чинно и благородно сидят в кабинетах, в красивых костюмах.
– Ну! А я тебе о чём толкую! А этот?! Ты на него посмотри!
– Может ему кабинета не нашлось? – спросила, задумчиво разглядывая полковника.
– Мозгов у него, Ладушка, не нашлось! – в сердцах махнул рукой учитель. – А вот язык длинный, и рука тяжелая…
– Ну тогда, понятно… Тихомир Модестович, почему я?
– Ладушка, душа моя, а кто? Ты моя лучшая ученица!
– А Злата? А Казимир?
– Ой, да брось ты! То, что одна по выставкам заграничным разъезжает и с умным видом в чаровизоре20 вещает, а второй в министерстве культуры на тёпленьком папкином месте, не значит, что они лучшие!
– Тихомир Модестович, но…
– Маменька твоя в курсе.
– А?..
– Борис Тимофеевич, тоже.
– Но?..
– У тебя полная свобода действий!
– Ну, Тихомир Модестович!!!
– Ладушка… он мне и Ариночке пообещал на этом закончить… – очень тихо и серьёзно сказал учитель. – Я стар Ладушка, да и Арина уже не молода.
– Хорошо, – сдалась я. – Но, вы посмотрите мою докторскую!
– А ты уже написала? Ладушка, ну ты ж моя умничка! Конечно посмотрю!.. Что? – обернулся куда-то учитель, – да-да… уже принесли?.. сейчас иду… – и повернулся ко мне. – Ладушка, лучик мой золотой, мне жуть как пора! Принесли занятную вещицу, говорят, династия Шан.
– Да что вы? Поздравляю! Конечно идите! И передавайте от меня привет Арине Горыновне!
– Обязательно, душа моя. И докторскую твою, обязательно посмотрю, присылай. И не давай спуску этому полковнику! – лукаво подмигнули мне в чарофон.
– Можете не беспокоится. – улыбнулась в ответ. Отключив чарофон, подняла глаза на полковника. – А вы плут, однако.
– Помилуйте, Владислава Богдановна! Как можно? – наигранно заломил бровь Соболев.
– Прельстили дедушку правнуками… ну-ну…и что же пообещали моему начальству?
– Серию репортажей о вашем аукционном доме от Златы Добромысловой.
– Вот как… – хмыкнула я. – А…
– А почтенная Велена Святославовна, очень не любит, когда чар-амулеты уходят безбожникам, что уж говорить о таких вещах, – кивнул на шкатулку полковник.
Хм… да уж, маменька очень, так сказать, «трепетно» относится к любым вещам, наделённым чарами. С другой стороны, кому, как не ректору Академии Чародейства Руси, так «трепетно» относится к подобным вещам.
***
Это было давно. Так давно, что стало преданием. А некоторые и вовсе считали это безумной ересью и сказками. Сказками о всесильных и прекрасных богах, живших в благодатном краю. Они дружили, ругались, любили, и даже иногда враждовали между собой, но жили. И росли боги, и сила их тоже росла. И вот когда земная твердь не могла уже нести эту непосильную ношу, решили милостивые боги дать ей время окрепнуть, и отдали часть силы они тому люду, кто обещал веровать в них, и пообещали помощь, защиту и поддержку тому люду, кто верует в них и живет на их земле. На Руси.
Не предали русичи своих богов. Веровали. И не оставили Боги русичей милостью своей. Научился люд управлять силой, ниспосланной богами, научился жить в гармонии с природой. Но не стали русичи уповать только на божью благодать, не поставили чары во главе. Уважение и хвала мудрым волхвам и чародеям, но не всесильная и безграничная власть. Нести мудрым волхвам и чародеям науку важную в души людские, да знания в умы. А коли сам человече придумает нужное да полезное, так не запирать полёт мысли людской. Не чинить препятствий. Помогать. Развивать. Учить.
Вести расходятся быстро, даже в те лета, когда не было чарофонов, спутников, и чаросвязи… Долетела молва и до тех королевств и стран, где всё это считали ересью и сказками… И потекли на Русь люди с головами светлыми, с мыслями умными, спасаясь от костров и палачей инквизиции. Бежал люд, спасая свои знания и жизни от веры странной, где были они рабами божьими. Бежали на Русь. Ибо не было рабства на Руси. Ибо мы дети богов, созданные по образу и подобию их, а не твари божьи мы, и не рабы божьи мы… любой верующий русич, дитя богов.
На что только не шли безбожники дабы удержать люд в границах своих. Жгли, пороли, казнили, топили… но тем слаще были думы о «запретной Руси». И потекли тоненькие ручейки…
А ведь милости Богов всем хочется, даже безбожникам. И потянулись на Русь те, кто хотел обманом просочится на благодатную землю, кто и не думал о вере, кого манили мысли о злате да богатстве. А почему бы и нет?! У этих русичей, у них ещё есть. У них много. Они же глупые! Язычники! Верят в то, что они дети божьи. Смех, да и только. Ну так детей же надо воспитывать? Ведь так? Ну вот и хорошо. Мы и займёмся этим. И направим их странному королю, который зовёт себя Князем, посольство. И не просто посольство. А с письмами и грамотами, дарами и обещаниями. Глупые русичи обязательно поверят в то, что мы желаем им только «хорошего» и не поймут глупые язычники, что мы им предлагаем, что-то в стиле «Мы вам утюг ненадолго погладить, а вы нам бужены постоянно и навсегда поесть…» ну конечно же в письмах и грамотах всё было мудрёнее и красивше-то написано, но суть не изменилась.
Князь тогда долго смеялся. Аж икота разразила. А уж как волхвы да чародеи веселись. Неужто и впрямь, безбожники верят и надеятся, что «глупые русичи» будут им милости божьи раздавать? Возвращать «рабов», что научились на Руси «ереси поганой», дабы их предали очистительной молитве? Неужто настолько скудоумны? Ан нет. Не скудоумны. Хитры…
Пока послы плели паутины словесные, расползались по городам и весям их шпионы, в рясах черных, да одеждах богатых. Мол посмотрим, как живут русичи, а вдруг и мы так сможем? И вели они беседы душевные, предлагали злато да серебро. Обещали чародеям да чародейкам, волхвам да волховицам, власть несметную, житиё-бытиё в замках и дворцах нерушимых, в неге и праздности. Да только смеялись над ними, да словами их худоумными, русичи. Ну как можно-то предать Истинную Веру? Как оставить землю благодатную? Вы часом там челом не ушиблись? На кой нам замки да дворцы? Своих теремов хватает. На кой нам пить и есть на злате и серебре в неге и лености, коли нам столь ещё нового открыть предстоит? Человек же должен не быть скотиною? А-а-а… не скотиною. А кем? А-а-а-а… повелителем? А кем повелевать-то? Ах рабами глупыми! Ну так глупый всё ж не так сделает, самому переделывать надобно будет, и на кой тогда? В таком ключе и велись беседы. Нет, ну кто-то и соглашался на посулы, ибо не было желания самому трудится. Ибо, ну красиво ж пели-то!..
И как бы не пели гости заморские, и как бы не старались быть ликом светлы, да только мысли чёрные и злоба рвались наружу. Как эти «смерды-еретики» могут отмахиваться от их красивых слов и обещаний?! Как они смеют отказать?! Как смеют украдкой, а то и в лицо, смеяться?! Да мы научим их смирению! Мы научим их уму-разуму! Кнутами их! Отребье! В кандалы их! Сброд! Язычники! Сжечь всё!!!
Забылись «гости дорогие», что на Руси они, что не в Европах-то они, где люд простой, аки овцы идёт на заклание. Забылись, что ряса черная тут просто одёжка-дерюжка, что титулы громкие – просто слова. Забылись… Вот и пожаловали они в кандалах, да кнутами гонимые прямиком на площадь, пред Княжьи очи. Ох и осерчал тогда Князь. Да что там Князь. Сами Боги осерчали.
Возвращались безбожники в королевства свои не так, как планировали. Ох не так. Не даром на Руси говорят: «Что худого у тебя на языке да в уме, то тебе в пазуху», ох не даром… Но русичи-то говорят, а Боги их сразу вершат!
Да так всё просто у них и быстро получилось, только и отгремел голос Велеса – «Каков ты внутри, таков и снаружи. Покажи всем всю истину!» – как всё посольство зашлось в крике, падая на колени. И поднимались они на ноги, обезображенными каликами. Кто горбат, кто лицом чёрен, кто в чирьях, кто нем был, кто глух, кто с бельмом на один, а то и на оба глаза, а кто и вовсе с рогами козлиными и копытами, да ушами и хвостами ослиными … и всех, всех до единого Князь отправил по домам. Да не просто так, а с войском многотысячным. Ну, и что б не было недопонимания у собратьев правителей да королей, пару писем им, написал коротких. «Кто к нам с мечом, да худыми мыслями явится, тот в рыло и получит»! Уяснили?! Уяснили…
Но злобу да обиду затаили. И таят до сей поры. И стараются, и пытаются, безбожники Русь поколебать, да смуту посеять, обманом ли, силой ли, да не получается. Не даётся им Русь. Воровали волхвов да чародеев. Да только не помогло им это. Не работают в неволе-то чары, не передаются-то знания и обряды. Объединялись они в походы военные, да только стоило на Русь им ступить как мор нападал на войско тёмное. Тот служивый, что просто приказ выполнял, без злобы чёрной в душе, болел заразою разной. Кто же нёс в сердце и уме своём тьму на Русь, тотчас становились ущербными каликами. А те, что бесчинства творили на пути своём, «предавая очистительному огню еретиков-язычников», умирал в муках, что другим причинял…
И потянулся люд к Вере Истинной. И разрасталась Русь. Переходили княжества под длань Руси. И все они, поляки, силезцы, словинцы, чехи, словаки, кашубы, моравы, лужичане, болгары, сербы, хорваты, босняки, македонцы, словенцы, черногорцы, а тянулись не только они, со временем перешли грузины, абазины, абхазы, адыги, азербайджанцы, армяне, дагестанцы, осетины, ингуши и чеченцы. И все они становились русичами. И земли их стали Русью. Как сказал однажды Богдан Александрович, рассматривая карту Руси: «Оттяпали половину Европы, Балканы, часть Греции, часть Турции, не говоря уже про Крым, весь Кавказ, Камчатку, Сахалин, Казахстан, даже часть Монголии и Китая ухватили…»
***
Полковник юстиции Ярослав Лаврентьевич Соболев.
Хороша. Ух как хороша! Есть. Есть такие женщины, смотришь, ну да, миловидная, а присмотрелся, и всё! Глаз не отвести. И одета в обычную одежку, но со вкусом и изяществом, и волосы уложены в строгую причёску, но коснись, и рассыпятся шелковым водопадом кудрей, и ведёт себя строго, но глаза горят яхонтами. И движения плавные, и речь тихая да учтивая, но слышится, ой как слышится, за переливчатым ручейком неукротимая мощь горной реки. И чуть что, потянет в водовороты, ощетинится порогами, встряхнётся крутыми водопадами, и вброд такую не перейти, и вплавь не перебраться. И в палящий зной понесёт она свои воды прохладные, и не скуёт её стужа лютая, пробежит мимо, поманив свежестью капель да брызг, бликами радужными завлечёт, но останется она свободной, чистой и гордой. Вот какая ты, Владислава Богдановна Гордеева… Любовался бы и любовался, а может и не только любовался бы?.. Надо бы почву прощупать, а пока… пока дело. Да. Дело, есть дело.
– Дед сказал, что вы лучшая в этих вещах, – кивнул на шкатулку.
– И как у вас оказалась эта вещица?
– Нашли в кармане задержанного по подозрению в смертоубийстве… профессора Любича.
– ЧТО?! Профессора Любича, убили?! – в испуге прижала руку к губам, и вскочила с места барышня.
– Да.
– Боги… но кому нужно убивать профессора?.. Неужто он нашел?! – замерла статуэткой. – Нет… Не может быть… Твою ж кочерыжку!.. Если он нашел… – забормотала она, и начала расхаживать по кабинету. – Но ведь… хотя?.. Возможно… очень даже, возможно… почему нет никакой информации?.. такое не спрячешь… даже если тайно?.. а кто финансировал?..
– А можно чуть подробнее? – перестал пялиться на, вышагивающие туда-сюда, стройные ножки, и вклинился в этот странный монолог.
– Что? – замерла посреди кабинета барышня. – А? Да-да… М-м-м… вы в курсе чем занимался профессор Любич?
– Насколько я понял, он профессор в области истории.
– Не совсем. Нет, не так. Да он историк, но прежде всего он археолог, и его основная направленность… Гиперборея.
– Да, твою ж …. ! Вот дерьмо! – не сдержался. – Простите. Вы серьёзно?
– Да.
– А вы? В какой области специалист? Я не умаляю дедовых рекомендаций. Но это аукционный дом? Вы искусствовед?
– Не совсем. Я и искусствовед, и историк, и тоже чуть-чуть археолог, но моя основная направленность это… божественные артефакты…
– Я сейчас посижу молча… хорошо… а то боюсь не сдержусь… – процедил сквозь зубы, боясь напугать рвавшейся изнутри бранью барышню. А она рвалась, ох как рвалась…
Что ж за неделя-то такая? Одна весть круче другой. Сначала подруга заявила, что бросает меня, так как надоел я со своей работой. Потом из отпуска вызвали, так и не начавшегося, кстати. И сразу же убийство это всучили. Ну что тут сложного? Очередного дурманщика21 подрезали в тёмном переулке, причём убийца и сам дурманщик со стажем. И как только нож в руках-то удержал? Они ж после этой дряни как неживые. Тьфу! Пропасть! Лезет грязь на Русь, ох лезет…
Ну да ладно, приехал на место, а там, нестыковка на нестыковке. Убиенный явно не дурманщик. Да и убили не в подворотне. И уж точно не второй дурманщик. Очень уж профессиональный удар. Один, и сразу в сердце. Эксперт подтвердил потом. И второй, отойдя от дурмана, залепетал, что не он это, что только карманы и обшарил. А вещицу и вовсе под телом нашел, и его как шибануло, и вырубился он, а очнулся от того, что руки закрутили, в кутузку приволокли. И взгляд у него странный… странный для дурманщика, а не для нормального человека. Осмысленный, трезвый и чистый взгляд. Да и эксперт с места преступления, упаковывая вещдоки, сказал, что вещица, напоминающая старинную пряжку от ремня, явно не простая, чувствуются чары на ней, но надо бы проконсультироваться.
Сразу же подумал о деде, созвонился на свою голову. Выслушал кучу нотаций, но адрес спеца получил. А специалист-то оказался красоткой. Да ещё какой! Ух, просто! И это единственная хорошая новость. Всё то, о чем поведала Владислава Гордеева, вселяло грусть и тоску. Это ж надо! Божественные артефакты. Вот зар-р-р-рза! Только их не хватало!
– Простите?..– ворвался в мысли голос. – Вы как? Успокоились?
– Да я и не буйный вовсе, это дед так, утрирует. Просто не хотелось портить впечатление о себе ещё больше, чем есть.
– Да ладно вам, – отмахнулась девушка. – Ни в чем себе не отказывайте. И не такое слышала.
– Серьёзно?
– Ваш дед был моим учителем десять лет, уж кто-кто, а он любит вставить крепкое словцо, – хмыкнула барышня.
– Это да-а-а… деда умеет делать это с огоньком, – расплылся в улыбке…а потом… потом тело среагировало быстрее мысли. Схватил держащую в руках шкатулку барышню и повалил на пол, закрывая собой.
***
На вас когда ни будь с размаху падал мамонт? Нет? Ну радуйтесь, потому как, на миг мне показалось, что я умерла, так как ослепла и оглохла от боли, даже вдохнуть не могла, от навалившегося на меня огромного мамонта. Когда тяжесть, выбившая весь воздух из груди, чуть сдвинулась, в лёгкие рванул дым. Попытка открыть глаза провалилась из-за едкой гари и дыма.
– Влада? Влада?! Вы меня слышите? – как сквозь вату послышался голос полковника. – Влада?! – и меня начали трясти как грушу.
– С-с-слы-ы-ы-шу-у-у…– проклацала зубами и закашлялась. – Не трясите.
– Фух! Руки, ноги, голова – целы?
– Не знаю… на меня упал мамонт. Что произошло? – открыла глаза.
– Нас хотели убить.
– Не нас, а вас… вот собаки сутулые! – оглядела раскуроченный кабинет. – И чем же это?
– «Трутень» с шимозой22, видимо.
– Боги! Едвига! – попыталась я всё ж таки выбраться из-под тела Соболева. – Да слезьте вы с меня!
– Ваша помощница ушла около пяти минут назад, – откатился в сторону полковник. – Я слышал, как хлопнула дверь.
Сев, более детально рассмотрела кабинет. Основную часть взрыва приняло на себя окно, оно, кстати, и чадило. Но, если бы не полковник, нас бы точно посекло осколками. Всё в кабинете выше уровня стола было похоже на решето.
– Надо позвонить… – разглядывая струйку крови на лбу Соболева, как-то заторможенно сказала я.
– Уже едут.
– А, ну да…
– Влада, вы собираетесь в обморок упасть? – шипя от боли сел полковник.
– Не знаю…
– Не надо, прошу. В своём сегодняшнем расписании я подвиг уже вычеркнул, на второй сил может не хватить.
– А у вас подвиги по расписанию?
– Ну конечно! А вы не знали? У каждого настоящего полковника обязательно в расписании стоит ежедневный подвиг! – очень серьёзно ответил Соболев. – У меня на сегодня стояло смертоубийство дракона – одна штука. Но пришлось заменить на спасение прекрасной барышни. Тоже не плохо, как считаете?
– Не плохо… – кивнула. – А чем вам драконы не угодили?
– Да ничем, – пожал плечами полковник. – Но подвиги надо называть как-то героически. А то, не писать же в мемуарах: «Спасал кошку – сорок семь раз. Перевёл старушку через дорогу- тридцать один раз».
– А вы мемуары писать собираетесь?
– Конечно! Каждый настоящий полковник мечтает стать маршалом и написать мемуары.
– Вы мне зубы заговариваете, чтобы я в обморок не свалилась?
– А что? Похоже?
– Очень. Но не переживайте, это у меня такая реакция странная… всегда так, когда меня убить пытаются.
– И что? Часто пытались?
– Угу… часто…
– Интересно. И кто же?
– Последний раз это были чёрные копатели.
– Ого!
– Ага…
– Влада, вы чародейка?
– С чего такие выводы?
– У вас глаза светиться начинают, и в волосах молнии проскальзывают.
– Поздравляю, вас. Началось.
– Что началось?
– Для вас ничего хорошего. Моего отца когда-то благословил сам Перун, ну и мне перепало малость…
– Ха! Да я теперь от вас не на шаг! – обрадовался Соболев. – Мы их всех размотаем!
– Кого это ты собрался разматывать, господин полковник? – спросил незнакомый мужской голос.
– Здорово, Горыня. Ты с бригадой?
– Естественно. И даже мешки принёс.
– Отлично. Вот и грузи нас в мешки, и вывози.
– Зачем в мешки? – спросила, разглядывая вошедшего. Вот уж точно, Горыня – гора.
– А пусть наши убивцы считают нас покойничками, – шалая улыбка расползлась на лице Соболева. – И ещё! Всё, вплоть до туалетного ёршика, нужно изъять из квартиры профессора Любича…
– Не надо, профессор был параноиком, он ничего и никогда не держал дома, там уже наверняка всё перерыли…
– А где он держал? – тут же навострил ужи Соболев.
– Не знаю, надо думать…
– Ну и подумаете по дороге. Так, командир, давай грузись сам, – кинул в полковника черным мешком Горыня. – А вам помочь, барышня?
– Не стоит. Сама уж как-нибудь.
– Только, вы это… – чуть смутился Горыня. – Барышня, вы уж простите если что не так. Ребята мои постараются аккуратно, но всякое может случится.
– Не переживайте, – прокряхтела, натягивая мешок.
Пока мы с полковником упаковывались в мешки, на этаже и в кабинете стало людно, появились хмурые и грозные ребята с двумя каталками, и водрузив нас на них, покатили к выходу.
И вот что я вам скажу! Лежать в черном, наглухо застёгнутом, мешке некомфортно. Когда нас вывезли на улицу, услышала отдалённый плач Едвиги. Бедная девочка, надо будет ей потом премию выбить у Бориса Тимофеевича. Вот хлопнули дверцы фургона, и зашелестел пакет Соболева, а следом и на моём вжикнула молния.
– Ну что? Есть мысли, где профессор хранил свои записи и всё такое?
– Нет. Мне нужно предупредить моих близких…
– Нет. Нельзя. Всё должно быть натурально, – покачал головой Соболев.
– Мама разнесёт вашу контору вдрызг, а папа ей подсобит, не говоря уже о моём брате. К тому же, жена моего брата беременна. А ей нельзя волноваться. Так что, идите вы со своей натуральностью! – вызверилась я.
– Не стоит так волноваться, барышня, – буркнул осматривающий мою голову медик, и переключился на глаза, светя в них фонариком.
– Ай! Не надо! – оттолкнула его руку от лица.
– А что у вас с глазами? – филином уставился на меня медик.
– Ничего! Тушь потекла! Дайте чарофон в конце концов! – аппарат тут же лёг в руку. Набрала номер, как только на мониторе высветились лица родных, протараторила, – Я жива. Чтобы вам не сказали, реагировать на все новости адекватно и естественно. Сильно волну не гнать. Возможны провокации и проверки. Дам знать как обычно. Я вас люблю. Храни вас Род. Дай силы Перун.
– Храни тебя Род. Дай силы Перун, – ответили два мужских и два женских голоса, и связь прервалась.
– Очень интересно… – не сводил с меня напряженного взгляда Горыня. – Барышня, а вы у нас кто?
– Историк, искусствовед, и чуть-чуть археолог, – послала свою лучшую улыбку.
– Как нынче увлекательно живут искусствоведы… – саркастично улыбнулся в ответ Горыня.
– А что делать? Времена такие, вы бы знали на что способны недовольные клиенты.
– Ну да, ну да…
– Мы подъезжаем, – громко сказал возница фургона.
– Так, ребята, давайте-ка обратно. Командир, ты чего замер? – легонько толкнул в плечо полковника Горыня.
– Да так… задумался.
– Вот лёжа и подумаешь, лёжа всяк удобнее.
***
Глава 3
Через полчаса я была повторно осмотрена медиком, состояние моё признали удовлетворительным. Выпросив сменную одежду, так как мою можно было выкинуть, уточнила про душ. Мне покровительственно кивнули, и даже разрешили написать список необходимого.
– Ну понятно… барышня…– Перечитав список хмыкнул Горыня.
– И что вас смутило в этом списке?
– Пункты номер три, семь и восемь.
– Вы серьёзно?
– А вы?
– Горыня, как вас по батюшке?
– Иванович.
– Так вот, многоуважаемый Горыня Иванович, вы считаете, что барышне, находящейся в бегах, нужно носить исключительно кружевное бельё? А может быть ещё и туфли на шпильке и юбку по «самый сервиз»? Конечно, это же самая удобная одёжка на свете, да? Нет? А может, и вовсе нужно обходиться без белья? Нет? Так, что же вас тогда так смутил третий пункт. Может вас тогда и пятый смутил? Нет? А тринадцатый? Тоже нет? Отлично. Должна заметить, не по своей воле я оказалась в такой ситуации. Но я согласилась вам помочь разобраться в ней. Так что, поторопите ваших парней. Жутко хочется в душ.
– А вы согласились?
– Горыня. Принести всё что в списке, – отдал приказ Соболев. – Владислава Богдановна права, из-за нас она терпит неудобства.
– Есть, господин полковник! – взял под козырёк Горыня и вышел из комнаты.
– Не слишком вы сурово?
– Нет. Горыня – он хороший друг, верный боевой соратник, но иногда забывается.
– Не знаю… он опытный воин, неужели не понимает, что удобство – это важно.
– Он мужчина. Воин. Привык обходиться малым.
– Да сколько угодно. Пусть бреется топором, моется золой, спит на камнях и стоячими носками сбивает птиц на подлёте, – фыркнула я.
– А что там за пункты, которые так смутили Горыню?
– Всего лишь удобное бельё, правда определённой марки, расческа, заколки и резинки для волос. Всё.
– Ну слушайте, как насчёт белья, не знаю, но расчески и заколки точно не его сильная сторона, – заржал Соболев.
Посмотрев на ржущего полковника, вспомнила гладкий и блестящий на солнце череп Горыни… короче, через секунду, смеялись мы на пару. В разгар нашего веселья явился чуть смущённый Горыня.
– Барышня… Вы это… ну…извините, – протянул он мне компактный заплечный мешок. – Я как-то не задумывался над такими вещами.
– Нино подсказала? – всё ещё продолжал посмеиваться Соболев.
– Ну да. У меня-то в отряде барышень не было никогда…
– Всё в порядке Горыня, вы меня тоже извините. Ну так, где у вас тут душ?
***
Полковник юстиции Ярослав Лаврентьевич Соболев.
– Командир, а кто это барышня? – потёр лысую голову Горыня, рассматривая дверь, за которой скрылась Влада.
– Ученица моего деда.
– А ты в курсе кому она звонила?
– Угу.
– А номерок-то не простой… после разговора ни одного намёка в чарофоне на звонок. Никита не смог найти ни-че-го! Как будто и не было звонка…
– Даже так?..
– Да. А вещички в её списке, это усовершенствованный комплект бойца группы «Вымпел». Откуда искусствовед знает о таких вещах?
– Гор, она ещё и археолог. И зная деда, с уверенностью скажу, она не кабинетная штучка. Лет пять, а то и больше в «поле» провела.
– А как она Фрола отшила? Ты знаешь кого-то, кто мог бы одной фразой его заткнуть?
– Ляля.
– Ну ты не путай кислое с горячим, Лялька ему жена!
– Ляля женщина прежде всего. А Фрол при виде красивых коленок в транс впадает.
– Да-а-а… коленки у барышни что надо, – прижмурился Горыня. – Да и всё остальное… я б с такой…
– Майор, а тебе зубы не жмут? Нет? – очень спокойно произнёс я.
– Ого! Да ладно! – кустистые брови Горыни, взлетели чуть ли не на темечко.
– Гор, она ученица моего деда, – поморщился от намёков Горыни. – Он к ней как к родной относится. И он мне голову оторвёт за неё.
– Ну да – ну да, я так и понял.
– Да пошел ты!
– И правда, пойду я, – в меня полетел вещмешок.
***
– Перун! Вми призывающим Тя! Славен и Триславен буди! Здравия и множества рода всем чадам Сварожьим дажьди, родам покровительство и милость яви! – слова сами сорвались с языка, стоило мне только встать под горячие водные струи.
Русичи не молятся своим богам. Русичи – дети божьи, а дети не молят отцов о помощи, дети просят и благодарят. Русичи просят о помощи. Русичи благодарят. Русичи Верят. И Боги не оставляют без милости своей детей своих. Потому и злятся все эти паписты-бабтисты-католики-мармоны-протестанты, и так далее, и тому подобные, засорившие и заполонившие умы и мысли прихожан своих безграмотных обрядами да молитвами бездушными, да заученными. Ибо ни к чему рабам грамота, дабы не погрязли в ереси они.
Нет на Руси храмов богатых, есть капища, где потоки силы мощные, где ступала нога Истинных Богов, потому они являются средоточием силы светлой. Нет надобности русичам бить челом полы мраморные, преклоняться и целовать руки служителей, поставивших слова пустые да обряды во главе угла. Каждый сам волен обратиться к богу в любом месте, в любое время. Не нужны злато да серебро Истинным Богам. Не нужны поклоны да прославления Истинным Богам. Нет у них идолов золотых да серебряных, жемчугами да самоцветами украшенных. Ни к чему им это. И пожертвований нет. Есть дар. Любой дар. Песня. Улыбка. Цветок. Дело благородное. Слово благодарное.
***
– Тут есть абсолютно экранированная комната? – скалывая волосы в тугой пучок, спросила, входя в комнату, где сидел и пил кофе уже переодетый и вымытый полковник.
– Для чего?
– Вас выследили по этому, – кивнула на шкатулку. – Ваш эксперт молодец, сразу догадался убрать фибулу в циркониевую шкатулку. Но как только я её открыла они получили сигнал.
– Понятно, я так и подумал. Комната-то есть…
– Но?
– Но далеко…
– А мы разве не на Лубянке?
– Нет конечно. На Лубянку черные мешки не возят. Мы в морге.
