Дарья Белова
Мажор. Сделаю тебя своей
Глава 1. Саша
Пять лет спустя
– Миша, я понимаю, что обещала тебе встретиться, но… обстоятельства. Сам ведь все знаешь, – извиняюсь в который раз.
Корнилов Мишка хороший, даже очень. Пять лет его динамлю, а он не отступает. Упертый. Почти как я в прошлом.
Слушаю его ответ вполуха. Голова забита другим.
– Мама не смогла забрать Арсюшку с секции. Не одному же ему до дома добираться!
– Нет, конечно, – на выдохе отвечает, посылая шумовые помехи по динамику.
Ненавижу, когда так делают.
Машина глохнет на светофоре. Ругаюсь. Сзади сигналят, и я нервничаю в тысячу раз сильнее.
– Тогда созвонимся? – спешу закончить.
Сложно сосредоточиться за рулем, когда одна рука на ручке коробки передач, другая держит телефон. С блютузом разобраться не успела, чтобы отвечать на звонок одним нажатием кнопки на руле.
– Созвонимся. В пятницу? Вечером Арсений у твоих родителей. Могли бы провести время вместе, – не отступает. Блин.
Может, и правда пора дать Михаилу шанс? А вдруг получится его полюбить?
– Договорились.
– Правда? Не врешь? – такой он милый, когда беспокоится.
– Обещаю.
Кладу трубку и включаю правый поворотник. Паркуюсь, как умею. Точнее, я пока никак не умею. Это вам не площадка, а город. Здесь машин видимо-невидимо!
Сдаю задом, чтобы встать в «карман». Зрение напрягается до боли в глазах. Полоска заката очень яркая, все видится в красно-оранжевом свете. Удар!
Вот черт!
Выбегаю из машины. Точно. Задела соседнюю машину задним бампером. Большой джип черного цвета. А моя машинка красная. На боку у этого монстра виден мой отпечаток. Что может быть хуже?
Наверное, юрист, который думает, как бы скрыться. Включаю «аварийку» и, плюнув на эту махину с питерскими номерами, стремлюсь к входу в спортивный центр.Сердце бьется как одичавшее.
– Прошу прощения, – обращаюсь к администратору, – последняя группа давно закончила заниматься?
В холле тишина. Ни одного ребенка, ни одной безумной мамочки. Одна я с папкой наперевес.
– Уже как сорок минут назад, – раздраженно отвечает и улыбается.
– Я мама Арсения Белинского. Моя бабушка, то есть моя мама и бабушка сына, не смогла его забрать, и я ехала через весь город. Опоздала…
– Вижу.
– Так где он?
Долгий вдох, такой же выдох. Сама на пределе своего терпения.
– В тренерской. Полагаю, ждет, когда родители заберут своего ребенка. Мы вам звонили, но вы не отвечали.
Мысленно бью себя по лбу.
– Я, когда за рулем, на телефон стараюсь не отвечать.
Волнение, поселившееся между ребер, противно щекочет их. Мне как будто не хватает воздуха. Хотя… я же бежала? От этого. Точно.
Щеки горят, как и губы, шея и грудная клетка. Состояние странное, лихорадочное.
Вхожу в небольшой зал, покрытый весь синими матами. Болезненные воспоминания стягивают, а ноги прекращают движение.
Стучусь в единственную дверь. Руки дрожат, словно я тяжести весь день таскала. Натягиваю улыбку, по-другому не получается.
– Разрешите? Я за Арс…
Останавливаюсь как вкопанная. Пульс запускает новый поток крови с дикой скоростью.
Мой сын сидит на диване и играет в какую-то игру… со своим отцом – Стасом Авериным.
Вмиг внутри все вскрывается, как нарыв. Подключается страх.
Последнее, что я хочу в своей жизни – чтобы Аверин узнал о сыне. Никогда, ни за что. Костьми лягу, но не позволю.
Наблюдаю за каждым его движением, даже как моргает. Медленно, словно мы не виделись со вчерашнего дня.
– Что ж вы, мамочка, так опаздываете? – говорит ровно и улыбается.
Он улыбается мне, черт возьми! Не так обворожительно, как раньше, но я не слепая и вижу, что нет и капли зла в этой его улыбке.
Не узнал? Забыл?
– Пробки, – сипло отвечаю. Голос выходит грубым.
Стас переводит взгляд на моего сына и подмигивает ему.
Сердце камнем летит вниз.
– Пора, Арсений. Доиграем в следующий раз. Мама ждет.
Сын соскакивает с дивана и бежит в раздевалку. Послушный какой.
Где-то там хлопает дверь, мы с моим прошлым остаемся один на один. Между нами метры, а я чувствую его аромат. Все тот же.
Волосы только чуть короче стали и вообще… Аверин повзрослел. Сколько ему сейчас? Двадцать семь?
И что он здесь, в Москве, делает? Мажор же уехал в Питер после случившегося. Там же через месяц женился. Больше я о нем ничего не слышала. Не хотела. Нельзя было.
Аверин смотрит на меня, но как-то нечитаемо. Как на обычную мамашку своих пацанов, с которыми занимается.
А потом мы соединяемся взглядами.
Мир рушится.
Он узнал меня. Не забыл.
– Больше не опаздывай, Саша. Никто после занятий не задерживается.
– Поняла. Стас.
Выхожу из тренерской, еле сдерживая крик. Он рвется изнутри потоком, а я зубы сомкнула, выхода не даю.
Моя реальность минуту назад изменилась.
Глава 2. Стас
Она. Саша Белинская. Та, из-за которой моя жизнь изменилась пять лет назад. Долбаную вечность назад.
У нее сын. Классный мальчишка. Арсением зовут, и он здорово играет в домино. Наверное, как я в его годы, по словам отца.
Когда за лисицей закрывается дверь, я выдыхаю весь воздух, что скопился под грудиной и беспощадно давил на все органы до сплющенного состояния.
Лисица… Я не называл и не вспоминал это глупое прозвище слишком долго, чтобы сердце начало стучать по ребрам как ненормальное.
Телефон на столе оживает привычной мелодией, а я не двигаюсь с места. Прирос к неудобному дивану. Хотя еще утром он казался мне вполне себе комфортным, да и стоил целое состояние. Как хозяин этого клуба мог позволить хорошую мебель себе в тренерскую?
– Ася? Все хорошо? – спрашиваю жену.
Она звонит редко. Я бы сказал, очень редко. Живет Анварова в Питере, как и пять лет назад, и видимся мы не чаще раза в месяц.
– У отца в следующем месяце юбилей. Звоню напомнить, чтобы ты не забыл внести в свое расписание.
Вздыхаю. Устал сегодня до трясущихся ног.
– Договорились, – сухо отвечаю.
Мечтаю распрощаться и, наконец, переодеться.
Ассоль не спешит класть трубку. А я разучился делать это первым.
– Что-то еще? – взгляд бросаю на часы над дверью. Успею заскочить в любимый ресторан и заказать ужин навынос. Голодный, как волк.
– Как… – откашливается. – Как у тебя вообще дела?
Брови взлетают вверх.
Ну, как у меня дела? Только что видел бывшую. Она не изменилась. Хотя нет. Стала еще красивей, а голос тверже. До сих пор в ушах слышу свое имя, произнесенное ею.
Мурашки по спине. И по татуировке, набитой под левой лопаткой.
– Все хорошо, Ась. Устал. Домой хочу.
– Приезжай ко мне. Ты знаешь, я всегда рада.
– Приеду. В следующем месяце.
Прощаемся скомкано.
На улице начинает накрапывать, но хотя бы свежо. Днем стояла невыносимая жара.
К парковке иду не спеша, хотя еще несколько минут назад мечтал усесться в машину и на немыслимой скорости умчаться. Планы – вещь тонкая, как бы ты ни был уверен в задуманном. Уж я-то знаю.
Рядом со своей машиной подмечаю красный «Седан» и аварийные стоп-огни.
Мысленно ругаюсь, потому что это несвежее авто перегородило проезд. Настроение, которое и так не блещет, стремится к уверенному минусу по Цельсию.
Вечерняя прохлада прибавляет озноб в теле, и я дергаюсь.
Лисица обходит красный “Форд Фокус” и что-то разглядывает, пригнувшись. В ее руке телефон. Озабоченный голос Белинской доносится до меня порывом ветра. В очередной раз ежусь и уверенной походкой иду к месту случайного ДТП.
Вот и поужинал любимой лапшой с креветками в кисло-сладком соусе.
– Я думал, самое сложное – параллельная парковка. У меня лично было именно так, – зачем-то с этих слов начинаю наш диалог.
В памяти фразы всплывают из нашей последней встречи: “Никогда тебя не любила, ты не достоин, ты был моей ошибкой…”.
Прошло пять лет. А перетянутые раны начинают зверски ныть.
– Я хотела все свалить на ретроградный Меркурий, – улыбается.
Подросла. Стала женственней, уверенней.
– А я читал, что вспышки на солнце способны снизить концентрацию, – подмечаю, что тоже как-то улыбаюсь, что ль. После стольких лет! – страховка же есть?
Белинская часто кивает.
Между нами критические сантиметры. И пропасть. Глубокая, сухая, с трещинами. Гранд-Каньон, не меньше.
Глаза натыкаются на красный росчерк по левой стороне моего танка. Яркий привет из прошлого, блядь.
Непонятно откуда взявшееся раздражение перекатывается на лисицу. Она стоит, чуть потупив взгляд, и ждет.
– Ты знаешь… Не такой уж и большой урон. Разберусь сам, без страховой, – отрезаю чуть грубее, чем следовало бы.
Мне и так обучать ее сына, значит, встречаться с Белинской. Возможно, чаще, чем нужно.
– Настаивать не буду, – обиженно отвечает. Я еще и виноват.
Раздражение множится.
– Арсюша, в машину.
Арсюша… Хочется поправить. Его зовут Арсений! Упертый, старательный парень. И это в четыре года. Представляю, каких успехов он сможет добиться, если мать позволит и не заберет из секции, испугавшись нагрузки и ответственности.
– Что? – слишком долго пялюсь на ту, о ком не вспоминал больше трех лет. Для первых двух она все же повозилась в моей душе достаточно.
– У тебя классный сын.
Лисица меняется в лице. Против воли глазами по мальчишке прохожусь. Смешной, улыбается сейчас. У нас с ним полный коннект с первого занятия случился.
А потом снова подмигиваю ему. Арсений рад. Еще бы, тренер клуба отметил его.
– Самый лучший, – отвечает.
Саша сажает своего сына в автокресло, пристегивает. Сама садится за руль и выезжает с парковки. Машин и правда много.
Наши взгляды так больше и не встретились. Абсолютно чужие люди. Даже не простые знакомые.
Татуировка на спине начинает жечь. Рисунок крошечный, но печет, сука, так, что свести хочется незамедлительно. Там чертеж лисицы, переходящий в кардиограмму с двумя остриями.
Оставаясь стоять на месте, набираю Исаева. Он единственный, с кем я поддерживал контакт все эти годы. Общались нечасто, но всегда по-дружески.
– Не знал, что у Саши Белинской есть ребенок, – быстро поздоровавшись, перехожу к делу. Исаев стал деловым, каждая минута на счету.
– Ты сам просил ничего и никогда о ней тебе не говорить.
Морщусь, вспоминая разговор по пьяни. Я не шутил тогда, да и Костян воспринял все всерьез, как настоящий, мать его, юрист.
– Ам… ему четыре, – говорю дальше.
– Мы знаем.
Молчание густое. Продолжать трудно, и, кажется, пропадает дыхание.
– От кого, в курсе?
В сердце привычная дыра разрастается. Я чувствую волнение, когда все чувства заперты вроде как на крепкий замок.
– Все случилось после того дня. В наш выпускной, как думает Аленка.
– Ольшанская не в курсе? – удивленно спрашиваю.
– Нет.
Исаев сковырнул еще слой воспоминаний, и моя голова получила удар внезапной мигрени. Кости заныли, рана на брови по ощущениям вновь пустила литры крови по лицу.
Значит, Рам… Что ж, он получил по заслугам.
Если бы Белинская скрыла хоть на один день моего сына, я бы ее уничтожил.
У-нич-то-жил.
Глава 3. Саша
Теперь ненависть ускоряет сердечный ритм, а не влюбленность. Что ж, хорошее топливо, чтобы иметь силы жить дальше.
Саша.
Если бы я знала, что в том центре работает Аверин, ноги бы моей там не было. Да и как он вообще там оказался? Он же юрист, наследник большой юридической компании. И вдруг тренер по карате.
Хотя ему всегда шла та форма.
– Стас сказал, что я в группе самый маленький, но самый шустрый, – слышу с заднего сиденья.
От имени бывшего рефлекторно напрягаются все суставы. Вцепляюсь в руль жестче.
Не прошло ничего, не исчезло.
– Арсюш, а почему ты зовешь тренера, – набираюсь храбрости. Неужели я и правда такая трусиха? – Стасом?
Сын вздыхает.
– Он сам так просил, когда мы играли с ним. Ты же опоздала, пришлось играть.
Скрываю улыбку. Иногда сын мне кажется умнее и разумнее, чем я – взрослый человек. Хотя какой я взрослый? До сих пор трясусь после встречи, как ребенок. Нашкодивший и трусливый ребенок.
– И как он тебе? – прочистив горло, спрашиваю.
– Кто?
Завидую детям, которые так просто могут переключить свое внимание.
– Тренер. Стас.
Снова в груди что-то давит. Прошлое наседает бетонной плитой
– Классный, – с улыбкой отвечает. По голосу чувствую, – хорошо, что бабушка меня туда отвела.
Сжимаю челюсти.
Бабушка…
Не помню, как доехала до дома. Хорошо, что наша съемная евродвушка находится всего в паре кварталов от спортивного центра.
Паркуюсь осторожней. Да, не рядом с подъездом, но хотя бы в широком месте. Руки все еще дрожат, когда я выкручиваю руль, а в ушах до сих пор противный удар слышится.
Сын не отвлекает, покорно ждет.
А потом берет меня за руку, и мы идем домой.
В такие моменты я чувствую счастье, струящееся по моей коже от того места, где касается рука моего сына.
Наш ритуал прост: в конце дня мы вместе ужинаем, потом говорим о том, как прошел день, перед сном обязательно мечтаем. А когда Арсений засыпает, мама садится за работу.
Моя беременность пришлась на второй курс. Слухи ходили разные. Но, как бы ни игнорировала их, приходилось тяжело. Постоянно в воздухе витало имя Аверина. Оно словно нависло надо мной коршуном. Каждый день я ожидала нападения этой хищной птицы.
Но ничего не было.
Стас не объявлялся, а я все же перевелась на вечернее. Его же и закончила. Отец помог с работой, мама помогала и помогает с сыном.
И у меня правда все хорошо. Спокойно и ровно.
– Арсюш, может быть, посмотрим другие школы карате? Их в Москве очень много… – начинаю издалека.
– Нет!
Отпиваю горячий чай, даже не поморщившись. Не до этого. Я вообще не чувствую, как кипяток обжигает язык.
– Почему?
Сын опускает взгляд на свою кружку с Кэтбоем (Прим. автора: герой мультфильма «Герои в масках») и опасно крутит ее.
– Потому что я не хочу, – упирается.
– Сынок, ты был всего на нескольких занятий, и…
– Мам, смотрит!
Он меня не слышит. Пальцем цепляется за ручку кружки и раскручивает по часовой стрелке.
Опасно. Чай, конечно, не такой горячий, как у меня, но Арсению все равно, что можно пролить. И сколько его ни предупреждай, сын будет поступать по-своему. Упрямый и настырный.
Остается еще раз повторить и наблюдать.
Арсюшка засыпает, как только его голова касается подушки. Он посетил всего три или четыре занятия, но мне уже все нравится. Кроме одного момента.
От воспоминаний первой встречи бьет тысячами вольт. Я зажмуриваюсь и стараюсь прогнать образ Аверина из своей головы.
Напрягаюсь всем телом, а его улыбка, как скрепка, зацепилась в сознании.
Маму набираю, как только чуть успокоилась. В такие моменты могу наговорить лишнего.
– Хотела поговорить, – поздоровавшись, перехожу к делу.
Время позднее, но до завтра не дотерплю.
– Ты знала тренера Арсения по карате? – хриплый голос предательски дрожит. Почему-то во рту вкус соленых слез.
– Я знала, что он молодой, перспективный. Мастер спорта, между прочим.
Поджимаю губы.
Либо мама и правда не была в курсе, либо ее честность не выдержала нашей семейной тайны. Она всегда была против того, чтобы Аверин не знал о сыне.
Могу ли я расценивать это как предательство?
Господи, в один вечер все путается в моей жизни как клубок ниток в когтях котенка.
– И это его клуб! Представляешь, какая удача! Попасть к лучшему тренеру, еще и когда Арсюшке пяти нет. А в эту группу набор был именно с пяти лет.
Мама все говорит и говорит, нахваливает и нахваливает.
У меня пот ручьями стекает по спине, а сердце готово вырваться на пол как после многокилометровой пробежки.
– Это Стас, мам. Стас Аверин. Тренер моего сына – Стас Аверин.
Повторяю имя бывшего снова и снова. Я должна привыкнуть. В конце концов, это всего лишь имя. Ничего не значащее, что-то из прошлого, которое я закапывала под толщи ненависти, обиды и разочарования.
В трубке воцарилось недолгое молчание. Только наше дыхание и слышно.
Хочется спать, но наперед знаю, что не усну. Переживаю. Да еще эта внезапная встреча, от которой голова кругом и… страшно становится.
Как говорят, без прошлого нет будущего? Ужасное выражение. И кто его только придумал?!
– Арсений больше не будет туда ходить, мам, – с полной уверенностью в голосе говорю.
Ногой нервно отбиваю частый ритм.
– Твое право.
Живот сводит от волнений. Никогда еще так с мамой не разговаривала.
Чувство вины растет с геометрической прогрессией. Ее помощь с Арсением неоценима. Начиная с его рождения до… Господи, да даже до сегодняшнего дня.
Не представляю себе, как бы я справлялась одна.
Беру телефон в руки, чтобы извиниться, а на него падает сообщение. Внезапно. Как звезда в августовскую ночь.
Открываю осторожно. Будто в него заложена бомба. Глупо себя чувствую. Особенно когда последнее сообщение с этого номера было отправлено около пяти лет назад.
«Не опаздывай, у меня будет мало времени»
По пальцам разряды идут. Я как провод. Старый, неизолированный провод.
Потом сухое сообщение, датированное сегодняшним днем. Будто и не было этой временной дыры.
«Это Арсения? Кто-то из детей забыл в раздевалке».
Следом пересланная фотография с маленькой фигуркой Кэтбоя, будь он неладен. Дурацкий мультик, дурацкий Кэтбой.
И… я все еще есть в списке контактов Аверина. Или спросил номер у администратора? Да, скорее всего, так и есть.
Кто оставляет номера бывших после эпичного расставания? Никто. Ну, кроме меня. Я, дура, даже старые сообщения не стерла. Теперь в глазах кислотное жжение от них.
«Да. Завтра заберу. Мы ходить больше не будем».
Печатаю скоростным темпом. Любой секретарь позавидует.
«Твое право».
Оба ставим точки в конце предложений. Никто так не делает, а мы делаем.
Откидываю телефон, словно он в ядовитую змею превратился. Или в жабу. Лежит теперь на столе и глухо квакает прошлым.
Твое право… Мое. Только мое, Стас Аверин. И если ты только посмеешь вернуться в мою жизнь, пусть и неосознанно, я тебя уничтожу.
У-нич-то-жу!
Глава 4. Саша
Мир рушится.
Саша.
То же место, та же парковка, будь она неладна. И знакомый черный танк с красным росчерком. На номера можно и не смотреть – питерские. Цифры въелись в сетчатку, как грязь.
Внутреннюю сторону ладони неприятно покалывает.
– Стас Аверин на месте? – без приветствий спрашиваю.
Голос твердый, как у адвоката в суде. Сама ни разу не выступала. Страшно. А сейчас креплюсь. Огонь внутри делает меня немного грубой, невоспитанной, но решительной.
Удивляюсь сама себе. На что не пойдет мать, только чтобы защитить свое дитя.
«Хм… от родного отца», – противно шепчет кто-то внутри.
– Он в кабинете, – несколько растерянно отвечает администратор.
Здесь есть еще и кабинет?
Иду в указанную сторону. Звук каблуков наполняет все узкое коридорное пространство. Уверенно так стучу, даже зло.
Чего ж мне не злиться-то?
У кабинета замираю. Дверь металлическая, черная-черная. Наверняка закрыта плотно, но я все равно боюсь, что Аверин услышит, как бьется мое сердце и кости дрожат.
Стучусь. С ума сойти.
Открываю дверь, и глаза тут же находят Стаса.
Замираю, пораженная.
Он в своей любимой белой футболке. В руке зажата ручка. Он что-то писал ею. По-любому что-то очень важное.
На голове больше нет бардака. Волосы-то стали значительно короче. Сейчас он выглядит старше своих лет. Не то чтобы это придает ему возраста, нет. Аверин стал солиднее, даже какая-то начальственная аура ощущается.
Ненавидь я его чуть меньше, сердечко бы треснуло от такого мажора.
– Саша? – удивленно вскидывает брови.
Взглядом очерчивает мою фигуру. Тут же отводит глаза в сторону.
На мне темно-синяя юбка-карандаш и белая полупрозрачная блузка. Это почти униформа всех помощников юриста.
И что уж, мне лестно, что самую малость Аверин оценил меня. Оценил положительно. Стас смутился и прочистил горло, коротко кашлянув.
– Я за Кэтбоем.
– За кем?
Губы тянутся в улыбке, но я жестко запрещаю это делать и вонзаюсь ногтями в сумку. Следы теперь останутся на мягкой коже.
В этом снова хочется обвинить мажора.
– Игрушка. Мой сын ее вчера оставил, – уточняю и слежу за реакцией Стаса.
Тот устало прикрыл веки и откинул ручку на стол. Она откатывается на самый край, чуть не падает. Аверин едва успевает схватить ее. Заработался.
Кем он вообще работает? Чем живет?
Стоп! Меня это не интересует. Не должно и не будет интересовать.
– Ну пойдем.
Аверин встает из-за стола и быстрым шагом идет на меня. Старая привычка задержать дыхание сковывает.
Он в светло-голубых джинсах и белых кедах. Солидным-то стал, а вот от спортивного стиля никак не избавился. Для меня на секунду он обернулся в наглого мажора, в которого неосторожно влюбилась. В тот роковой вечер Аверин был одет так же.
Стас открывает дверь, пропуская меня вперед. В носу щекочет его запах. Сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки. Воспоминания загружаются перед глазами как слайды, разрывая затянутые раны в разные стороны.
– Эта та фигурка, которую я вчера тебе переслал?
Сглатываю. У него так просто выходит общаться! Завидно даже.
– Да, она. Кэтбой. Арсению он больше всего нравится.
Зачем я это говорю? Стасу неинтересно же.
– Из мультика, что ль, какого-то? – вроде и отчужденно спрашивает, а у меня язык жжет, как хочется рассказать все.
– Да.
И замолкаю.
Аверин доводит нас до комнаты без таблички, открывает дверь ключом и заводит в крошечное пространство.
Ему все равно. Он, наверное, так каждый день приводит сюда родителей разгребать кучу вещей в коробе, где большими буквами написано «Потеряшки».
А я столбенею, как под действием заклинания.
– И что за мультик? – не отстает. Неужели не видит, что я не хочу ни о чем говорить? Я просто хочу взять этого синего чувака и уйти отсюда!
– «Герои в масках», – раздраженно отвечаю. Время еще так тянется, словно специально.
– Прикольный, наверное.
Мажор из другой коробки вытягивает нашу потеряшку, но отдавать не спешит. Крутит ее в руке, рассматривает. Арсюшка делает так же.
Я покорно стою и жду, натянутая сильнее гитарной струны. Нервы звенят бесшумно.
– На кота похож. Уши эти его… И что, детям такое нравится?
– У тебя нет детей? – понизив голос, спрашиваю.
Дышать забываю. Ногтями сильней впиваюсь в сумку. Ну и черт с этими следами, когда у меня сердце сейчас выскочит прямо к ногам мажора.
– … Нет, – прохладно говорит.
– Нравится, – будто перебив, отвечаю на его вопрос, о котором он уже и забыл, возможно.
Аверин протягивает мне фигурку и снова улыбается. Меня бьет энергия его улыбки. Что-то из прошлого, но и нового в ней полно. Захватывает и сваливает. Сама себя ощущаю маленькой пластиковой игрушкой.
Подружкой Кэтбоя – Алетт. Неплохо. У нее красный плащ, и она может кувыркаться «колесом».
Все же губы растягиваются в улыбке от этой бредовой мысли.
Забираю игрушку сына из рук Стаса, стараясь не касаться его ладони. Получается с трудом.
– Жаль, что так быстро забираешь пропажу. Теперь Человек-Паук будет скучать. Еще какой-то монстр, и… господи, это кто? – Аверин заглядывает в коробку с забытыми игрушками.
Смеяться от такого мажора хочется. Шутит. Задерживает меня.
– Вот кто это? – спрашивает и показывает на синего монстра с острыми зубами. И правда, жуть.
– Хагги-Вагги.
– Даже знать о нем ничего не хочу, – наигранно зло отбрасывает коробку с игрушками на верхнюю полку и убирает руки в карманы.
Мнусь. Убираю Кэтбоя в сумку. Замок, как назло, сначала не хочет открываться, потом не защелкивается. Когда торопишь время, становишься королевой неловкости.
А мне так хотелось перед Авериным выглядеть шикарной женщиной. Засчитываю себе только первые две минуты общения с ним.
– Саш…
Воздуха в этой кладовке становится меньше. Ладонью нащупываю ручку двери и тут же ее открываю.
Бежать. Нужно бежать.
– Как у тебя дела?
– Замечательно! А у тебя? – широкая улыбка на моем лице выглядит как глубокая, сухая трещина.
Стас неуверенно жмет плечами. Взгляд опускает на свои белые кеды и начинает перекатываться с пятки на носок, как это делал его отец.
– Не знаю. Как у всех, наверное.
– А как у всех?
– Постоянно чего-то не хватает.
Горло пощипывает разрастающийся ком. Зудит. Давлюсь этим чувством.
Аверин, наконец, поднимает на меня свой взгляд. Он смотрит в мои глаза, а я лишаюсь дара речи. На меня в эту самую секунду смотрит сын.
У Арсения такие же глаза и тот же глубокий взгляд, как и у Стаса.
– Ты уверена, что забираешь сына из секции? – не сразу понимаю, о чем меня спрашивает мажор.
Не отвечаю. Поднимаю руку в знак прощания. Горло оцеплено колючей проволокой, по которой пробегает смертельный ток. Все тело бьет им, стоит сделать неверное движение.
Уже сидя в машине, даю волю слезам. Накрывает сильнее, когда получаю сообщение от мамы:
«Игрушку Арсения мы нашли у нас дома. Не езжай к Стасу».
