Дарья Белова
Навсегда моя
Глава 5. Алена
Квартира мажорика рядом с институтом. И чтобы не терять времени, я приезжаю к Сане в обед со всей одеждой, которую сочла подходящей.
Мама успела подумать, я переезжаю.
– Аленка, у тебя такие шикарные длинные ноги! А задница! Ты себя со стороны просто не видишь.
– Это не значит, что мне нужны шорты, которые больше смахивают на трусы.
Киваю на кожаные ультракороткие шорты. Я только что сняла их после примерки.
– Джинсы? – верчу перед глазами свои любимые “Левайсы” с высокой посадкой.
– Нет! Ты идешь на занятия или развлекаться?
– Я иду просто посмотреть!
Мы ругаемся, и Шурка еще какое-то время перебирает всю гору одежды, что притащила. Достает от туда кремового цвета платье. Руки полностью и ноги сплошь из кружева. Плотная, непрозрачная ткань только прикрывает нижнее белье.
Откуда оно у меня вообще взялось?
Красивое, даже засмотрелась.
Ване бы понравилось, я в этом уверена.
– Вот, держи. И. Без. Вопросов!
Надеваю и выхожу к Саньке. Платье словно сшито по моим меркам. Значит, Шурка его точно не подкинула мне. Оно мое.
Улыбаюсь, когда вижу свое отражение в зеркале.
Я нечасто надеваю платья. Ведь в джинсах намного удобней, правда? Кеды на ноги, толстовка сверху и вперед на учебу.
К моему образу сейчас добавились туфли на каком-то нереальном каблуке. Косметики минимум. Только черные стрелки и тушь. Ресницы у меня длинные, хватает пары взмахов кисточки.
– Отпад! Была бы мужиком, трахнула б тебя, Ольшанская.
– Саня!
– Ну а что? Дурак твой Ваня, такой дурак!
– Знаю.
– Злишься еще?
Устало опускаюсь на вещи, чуть не падая со всей этой огромной кучи.
– Не знаю, – признаюсь.
Я настолько запуталась в чувствах, что сложно. Банально сложно разобраться. Мы знакомы с детства. Сначала дружили, потом начали встречаться, планировали будущее. То, что Ваня мне изменил, цепляет не только как девушку, но и как его друга. Своими поступками он словно перечеркнул все, что было.
– Не хочешь отомстить? – осторожно спрашивает.
Слезы, которые должны уже политься из глаз, затекают обратно под позорный шмыг носом.
– В смысле?
– Ну, замутить с кем-нибудь?
– Замутить?
– Ален, что ты как из аула? Найти парня и хорошо провести с ним время.
– Зачем?
– О, господи. Что ж так тяжело? Чтобы он почувствовал то, что чувствовала ты.
– И… изменить?
Хочется уточнить, Саня имела в виду секс? Ну, конечно, имела. Что я, действительно, как из аула?
– Это по желанию. Никто же не будет заставлять тебя ноги раздвигать. Просто проведи время с другим. В конце концов, развеешься. Ты кроме Ванечки же вообще никого не замечала! Зациклилась на нем, словно он один на всей планете.
До мажорика мы вызываем такси. Доезжаем за каких-то полчаса. Успеваю вся известись. Для меня сейчас все, что происходит, так необычно. Я привыкла везде появляться с Ваней, никогда не тратила на подготовку весь день.
Уже несколько раз думала, может, развернуть такси и поехать домой? Останавливала только Саня, которая каким-то образом чуяла мое настроение и медленно качала головой.
– Волнуешься? – спрашивает, когда поднимаемся на лифте.
– Все это дико.
– Не боись, я с тобой. Саня тебя не бросит.
Звоним дважды, нам открывает сам мажорик. Саня крепче вцепляется мне в руку. Перед ней объект ее обожания, который удерживает длинноногую платиновую блондинку за талию.
Почему они все любят этих пепельных шаболд?
– Уау! Девчонки! Аленка, если бы я знал, что ты такая, давно бы тебя забрал из-под Ивана, – развязно говорит.
У меня все ухает внизу, и сердце тарахтит как мотор трактора: “тр-тр-тр”. Ладони предательски потеют, когда Шурка аккуратно высвобождает свою руку.
– Ну че? Заходите!
В квартире тьма народа, гремит музыка, но уши не закладывает от битов. Пахнет выпивкой, на языке уже горькая капля растекается.
– Шампусик, девчат, – мажорик откуда-то достает фужеры и вручает нам с Саней.
– Я не…
Собираюсь сказать, что я не пью. Не люблю. Ну, разве что на Новый год. Но кто-то подталкивает фужер к моему рту, вынуждая опрокинуть золотистую жидкость в себя.
Не кто-то, а мажорик.
Пузырьки раскалываются во рту с шипением. Приятным шипением. Шампанское сладкое и вкусное. Кажется, я даже не злюсь, что позволила такому случится.
– Ну, вот и славно. Считайте, это штрафной, – подмигивает и уходит.
Ваню замечаю не сразу. Он стоит у окна с Петей, своим однокурсником. Я же всех их знаю.
Наши взгляды встречаются, я полностью замерла. Каменной статуей себя чувствую, у которой чувства кипятятся. Так горячо внутри, до слез.
Взгляд его трогает. Пронимает каждую клеточку.
Как он мог? Как он мог так с нами поступить?
Мы ведем немой диалог между десятками людей, стоящими между нами.
Боль никуда не ушла, только усилилась во сто крат. Словно выкорчевывают что-то теплое и хорошее из груди. Зажмуриться хочется от этой непрекращающейся боли и закричать.
Люблю? Или уже ненавижу?
Отворачиваюсь, когда понимаю, что Ваня идет ко мне. А я не хочу, не готова. Оказалась не готова к встрече и разговору. Шампанское не поможет, пусть уже и дало в голову. Мы же с Саней толком-то не ели ничего сегодня.
Его шаги слышу я одна. Замедленные, звонкие. Господи, где музыка? Где веселье? Где танцы?
Мне нужно срочно куда-то себя и свое тело деть.
– Привет, – от его голоса привычно все замирает внутри. Хочется улыбнуться, а память подбрасывает воспоминания того вечера.
– Привет, – сухо отвечаю.
– Поговорим?
Вздыхаю. Растягиваю губы в хищной улыбке. Сердце трепещет, словно на терновый куст его посадили.
– Нам не о чем, Вань. Но ты можешь поговорить со своей платиновой подружкой. Кстати, где она?
– Ален, прошу.
Злюсь, как же я сейчас злюсь. Мне кажется, даже комната приобретает красные оттенки.
Отхожу. А Ваня не останавливает.
Даю себе слово, сегодня буду веселиться несмотря ни на что. Пусть Ваня видит, что я не страдаю, не хочу, чтобы он это знал. Увидь бывший парень мою боль, ему тоже будет больно. А если он увидит, что мне хорошо, Ване больнее будет в разы.
Шампанское здорово пьянит. Мне нравятся эти веселые пузырьки, которые покалывают язык.
На столе пицца и суши, но я ничего не ем. Не хочу. В солнечном сплетении постоянное напряжение. Я кажусь себе открытой и общительной, но кто бы знал, как мне плохо внутри.
По спине постоянно чувствую незримое касание. Ваня. Он как тень за мной следует и пытается вырвать на разговор.
– Эй, кто уже изрядно пьян и готов? – мажорик, покачиваясь, встает на журнальный столик. Как только тот его выдерживает?
– Бутылочка? Ты что из прошлого столетия? – кто-то из ребят выкрикивает. Девчонки смеются.
Всем весело, правда. И мне.
– Да ладно вам, че вы такие скучные? Я, может, пососаться хочу. С ней, – указывает на девчонку в углу. – И с ней, – еще одна, – Аленка вообще чума.
От наглости аж рот приоткрылся. Глаза выпучила. Что он только что сказал?
– Короче, быстро сели. Я тут хозяин.
Смотрю, как все послушно рассаживаются по кругу.
– Давай, давай, Ольшанская. Ты же, насколько мы знаем, уже свободная девушка, – и ржать начинает.
Напрягает. Сильно напрягает. По коже холодок прокрадывается, как кусочком льда вдоль позвоночника провели.
И я сажусь под упрямый и немного злой взгляд Вани. Он сел напротив и сверлит в моем лбу дыру.
Один раунд, второй. Ладони снова вспотели, спина взмокла.
Бутылочка останавливается на всех, кроме меня. Каждый раз выдыхаю. Ведь я не такая смелая, как может показаться. Меня пока мутит от одной мысли, что должна буду касаться чужих губы. И, о боже, языка.
Момент, когда Ваня целует брюнетку Лиду, я отправляю к тем воспоминаниям, когда встречала в его квартире. Сердце царапают ее вздохи и ахи.
Когда они целуются, мы скрещиваемся с ним взглядом.
Их поцелуй настолько близко к моему лицу, что я вижу ниточки слюны. Его губы, которые жадно захватывают ее. Они сосутся, противно сосутся у меня на глазах. Назло.
Господи, невыносимо сдавливает в груди. Мне больно. Но я никогда этого ему больше не покажу.
– Ну-у нечестно, почему Аленка сидит просто так? – мажорик разыгрался.
Сжимаюсь и перестаю ровно дышать. Все это слишком, но я упрямо сижу между двумя парнями, улыбаюсь и хлопаю длинными ресницами. Мне нужно играть веселье и беззаботность.
– Крути. Твой черед!
Приказывает.
А я… раскручиваю эту долбанную бутылку из-под шампанского.
В ушах по барабанным перепонкам долбит пульс. Кожа вся стесана чужими взглядами, пока эта бутылка раскручивается.
Остановка.
По венам бежит ток как по проводам. Они искрят и больно жалят. В горле давит, щеки горят неестественным огнем, волосы на затылке шевелятся. В позвоночник словно вбили фонарный столб, сдвинуться не могу, так и сижу, застывшая.
Мне и страшно, и интересно.
Горлышко показывает на просвет между двумя девчонками. Сначала я вижу ноги в темных, почти черных джинсах, потом белую футболку. Руки убраны в задние карманы.
– Черт, Костян, ты мог бы чуть позже подойти сюда, а? Вот… блядь. Я бы сейчас уже с Аленкой сосался.
Глава 6. Алена
Впиваюсь взглядом в ошарашенное лицо Кости. С каждым моим вдохом он хмурится сильнее. Челюсти сцеплены намертво. Его раздражение чувствуется на километры. Это почему-то задевает и трогает.
Что? Как девушка ему не нравлюсь?
– Целуй Исаева давай, Ольшанская, – грустный голос Славика звучит сейчас как давно расстроенное пианино.
Черт, и что же делать? Я как бы не хочу целоваться с Костей, я вообще ни с кем не хочу целоваться, кроме… Вани.
– Она не будет ни с кем целоваться, – говорит мой бывший парень и взглядом казнит.
Там столько злости, граничащей с отчаянием. Пугает.
Как вообще смеет? Его язык доставал до гланд Лиды, он и слова не может мне сказать против моего поцелуя с Костей. Ни сло-ва!
Резко вскакиваю с места до звездочек перед глазами. Шампанское ударяет в голову как металлические тарелки, и я морщусь от простреливающей боли.
Пальцами нащупываю какую-то ниточку на кружеве платья, тереблю ее, наматываю, тяну.
Медленно подхожу к застывшему Косте. Изучаю его лицо.
Никогда раньше не замечала, что его карие глаза с зелеными вкраплениями, ресницы кажутся длиннее моих. Между густых бровей глубокий залом. Слишком глубокий для двадцатилетнего парня. Его темные волосы кудрявятся, и это так мило.
Сердце вкалывает как мотор. Шумит, дребезжит, работает на износ.
– Алена, прошу, не надо, – просьба Вани кажется такой дикой. Не к месту. Теперь еще больше хочу поцеловать Костю, что бы потом между нами ни происходило.
И если нашей дружбе придет конец… я готова рискнуть, только бы увидеть отголоски боли в глазах Ивана.
Поднимаюсь на носочки и касаюсь горячих губ. Костя не отталкивает, этого я боялась больше всего.
Если парень в поцелуе толкает девушку в грудь, чтобы не смела лезть… что может быть хуже?
Нежную кожу покалывает, словно ее обмакнули в шампанское. Робко открываю рот и втягиваю губы Кости, косаясь их кончиком языка.
Все тело начинает коротить. Уши закладывает от нарастающего напряжения. В голове пустота, я могу только чувствовать, как тепло разливается по моим губам, в грудной клетке у самого сердце, в животе, чуть ниже солнечного сплетения, и в промежности. Последнее особенно приятно, но пугающе.
Секунда, вторая, третья.
Наш поцелуй лишь касание губ. Дыхание Кости ошпаривает левую щеку, она начинает гореть.
– Хватит! – кричит Ваня.
Дрожь в моем теле усиливается. Ощущения накрывают с головой и пока не знаю, что все это значит. Что происходит…
Отстраняюсь, не поднимая взгляда на Костю.
Это было мощно. Словно коснулась запретного и теперь буду за это отвечать.
Наивная девочка Алена думала сделать плохо своему бывшему парню, а сделала плохо себе, ведь после такой эйфории ощущение дна бьет как бита.
Сантиметр, два, три… Лицо Кости все дальше от моего.
А потом он цепляет за подбородок и возвращает все как было. Только теперь сам целует меня. И это не имеет ничего общего с тем поцелуем, который подарила ему я. И ничего общего с тем, как целовал меня Ваня.
Я словно окунулась в горячую воду и выбежала на мороз. Все тело покрывается потом, а воздух будто исчезает из легких. Там только горячий пар, с которым организм и не знает, что делать.
Его язык без препятствий проникает в мой рот. От неожиданности распахиваю глаза. Вкус взрывается на языке, и кровь потоком устремляется куда-то вниз.
Он втягивает нижнюю губу, засасывает ее, играет.
Черт, Костя многих девушек целовал, раз умеет проделывать такие штуки, что чувствуешь, как он умело приручает.
Упираюсь ладошками в твердую грудную клетку, хочу оттолкнуть, а получаю только глубокий толчок языка еще глубже в рот.
Да что Исаев творит?
Кончается все резко, как по щелчку пальцем. Мне становится холодно, одиноко и мерзко.
Костя стал вторым парнем, с которым я целовалась в своей жизни. И мне понравилось. Безумно, до сгибающихся колен, до порхающих бабочек в животе, до позорных стонов, которые силой проглотила.
Его взгляд режет. Там столько злости, просто уничтожающе много. Я не знаю такого Костю. Мы не могли скрываться вечерами от родителей, смотреть очередную американскую комедию с пошлыми шутками или покупать одну бутылку воды, потому что нести две было бы лень.
Передо мной другой парень, незнакомый.
– Ну, Костян, ты даешь! – Слава рушит нашу дуэль взглядов.
Мы все еще стоим посередине большой гостиной. На нас все смотрят. И Ваня тоже.
Что, мой хороший, не ожидал? Я сама от себя, честно говоря, не ожидала. Что, оказывается, это просто… целоваться с другим. А думалось невозможным.
Не разбирая дороги, быстро хватаю верхнюю одежду, в которой пришла, и выбегаю из квартиры мажорика. Там где-то осталась Саня, но с ней объяснюсь потом, учитывая, что подруга сразу куда-то пропала после того, как мы зашли.
Остервенело жму на кнопку лифта. Дом же новый, лифт сверкает как банковский сейф. Должно быть все быстро и четко. А все замедлилось.
Только дыхание никак перевести не могу. Сердце хочет пробить ребра, пространства моего тела ему, очевидно, мало.
Быстро забегаю в лифт, створки закрываются, я слышу голос Вани. Он зовет меня, что-то кричит вслед.
Прижимаюсь спиной к стене лифта и хочу, чтобы меня сейчас оставили в покое.
На улице снова непогода. То ли снег, то ли дождь. И это середина зимы. Под ногами собирается каша, а я в одних туфлях на шпильке. Готова рискнуть целостностью своих костей.
– Алена! – слышу позади.
Ваня не отстает. Его шаги быстрые, и двух метров не смогла пройти, как он хватает меня за локоть, грубее, чем хотелось бы, разворачивает.
Врезаюсь в него, чуть не падаю. Поскальзываюсь, но Ваня успевает удержать меня. Шумный вдох и тысячи молекул с его запахом атакуют мои рецепторы.
Сильнее зажмуриваюсь, потому что лавиной накатывают воспоминания наших дней, чувств, которые он не сберег.
Ваня крепко вцепился в меня, до отрезвляющей боли.
– Ты во всем виноват, – жалобно говорю, практически пищу.
– Виноват!
– Зачем тебе все это надо было? Зачем все эти девки были? Ты меня совсем не любил? – бью его кулаком в грудь. Все внутри пылает от дикого ощущения какой-то несправедливости и обмана.
– Блядь, Алена, я трахаться хотел! Мне двадцать лет. Ты думала, мне по приколу только за ручки держаться и иногда сосаться у тебя под окнами?
– А я не давала, да? – с сарказмом произношу.
Я не оправдываю его. Не хочу оправдывать.
– Не просто не давала, ты сбегала от меня, будто я не знаю, что собирался с тобой сделать.
– Мне было страшно. Это же мой первый раз, – снова писк.
Стремительно летящие снежинки забираются за ворот и покалывают своим холодом. Отрезвляет. Не дает впасть в неконтролируемую злость. Я пока держусь. Даже не плачу, почти.
– Ты мне не доверяла.
– И оказалась права.
Между нашими губами катастрофически мало свободного пространства. И оно стремительно уменьшается, Ваня все сильнее наклоняется.
Касается губ, целует, а я отталкиваю.
Я только что целовалась с его другом так, как никогда раньше. У меня во рту еще перекатывается вкус чужого парня.
Так нельзя, это неправильно!
Чувствую себя сейчас… грязной.
Вырываюсь.
– Нет! – кричу.
И убегаю.
Кажется, я бегу быстро, будто за мной гонится Ваня. А его нет. Ни шагов больше, ни сбитого дыхания.
Чуть не поскальзываюсь на плитке и оборачиваюсь. Ваня и не пошел за мной, не стал догонять.
Это конец.
Иду прямо без единой мысли в голове. Снег этот липкий и противный не дает нормально смотреть вперед, слепит и забивает глаза.
Слышу только, как машина с визгом останавливается. Хлопок двери. Сердце бросается вскачь, пытаясь сказать мне об опасности.
Ускоряюсь. Человек идет за мной, срываемся снова на бег, пока меня не касаются чьи-то руки, вынуждая остановиться.
Глава 7. Алена
В машине очень тепло, она не успела остыть за то время, пока ее хозяин был в квартире мажора. На замерзшие коленки дует теплый воздух, я робко ловлю теплые потоки заледеневшими пальцами.
Костя ведет машину аккуратно, совсем не в стиле молодого двадцатилетнего парня, у которого новенькая черная “Ауди”.
Украдкой рассматриваю профиль Исаева и сразу вспоминается наш поцелуй. Проклинаю шампанское. Это все из-за этих гребаных веселых пузырьков. Если бы не они, я бы не решилась.
На улице поплывшее сознание медленно, но уверенно пришло в норму.
– Куда ты меня везешь? – решаю спросить.
В салоне даже музыка не играет. Тишина изрядно смущает. Я помню каждую секунду нашего поцелуя, а теперь сложно поднять взгляд и посмотреть в глаза Исаева.
Хочется вообще сквозь землю провалиться.
– Домой.
Включает левый поворотник и перестраивается.
– Я бы и сама могла, – стараюсь придать голосу уверенности, а на деле как ежик, от каждого вдоха рядом сидящего парня в клубочек свернуться хочется.
Костя недовольно хмурится, выдох медленный, раздраженный.
– Помнишь, тебе было лет десять или одиннадцать, когда мы бесились у бассейна, и к соседям через забор улетел мяч для волейбола?
Я помню. Это было на следующий день после дня рождения Вани. Тот июль оказался жарким до безобразия, единственным спасением был бассейн. Почему-то у родителей Костика нам нравилось больше в бассейне. Может, потому, что, он был огромным как футбольное поле, вода не успевала прогреваться и хорошо охлаждала.
– Его кто-то из вас закинул, – упрямо отвечаю и отворачиваюсь к окну.
Почему все те дни, которые мы проводили вместе, отдаются тупой болью в сердце. Мы были колючими подростками, но все равно дружили.
– Дело не в этом, а в том, что ты решила перелезть через забор и забрать тот мяч.
Прыскаю. Мне хотелось показать, что я крутая и ничего не боюсь. А еще смелая, спортивная и вообще классная.
– Мы с Иваном тебя пытались остановить, но ты же упертая. Напомнить, чем твоя выходка закончилась?
Я упала. Больно ударилась коленом и… задницей. Исцарапала все тело, потому что приземлилась на куст розы.
Парням не говорила, но целую неделю потом плакала, потому что не могла смотреть на себя в зеркало. До сих пор где-то на пояснице крохотные шрамики от острых шипов.
– Твое “я сама” иногда оборачивается против тебя. Не всегда нужно показывать свой бараний характер.
Что он только что сказал? Бараний характер? Обида масштабом с галактику разрастается в груди и прорывается наружу.
Закусываю губу и терзаю ее зубами.
– Я не показываю, – цежу.
Костя хмыкает и коротко обводит меня взглядом, останавливаясь на телескопическую секунду на моих губах. Которые я поджала, блин. Она выглядит меньше, чем есть на самом деле. И я почему-то об этом сейчас думаю.
– Ты хотела сама каким-то образом доехать до дома? На своих жутких каблуках, без шапки и в сомнительной куртке? – кивает на кучу одежды на заднем сиденье.
Куртку выбрала осеннюю и легкую. Она просто подходила к моему платью. Разве, надевая все это, я думала, что придется сбегать из квартиры мажора и идти в такую погоду?
– У тебя хоть деньги есть… там? – указывает на мою сумочку размером с флешку.
Мне вдруг смешно становится. Стресс сначала сковывал, не давал дышать полной грудью. Потом обида и гнев. Так много разных эмоций и чувств. И напоследок смех.
– У меня телефон. Оплата за такси списывается автоматически.
– Открой.
– Что открыть?
– Сумочку. И достань телефон.
Хочется повредничать, даже открываю рот, чтобы сказать что-то колкое. Задевает ведь меня. Ведет себя так, словно он умнее, разумнее. И вообще…
Открываю и достаю телефон. Он разряжен.
Черт.
Верх глупости. Как так можно было вляпаться?
Мы съезжаем с дороги и поворачиваем в направлении нашего поселка. Ваня как-то говорил, что два года назад Косте отец подарил квартиру недалеко от института. Я никогда не была у Исаева дома, а напрашиваться в гости… ну такое уже. Эти два года мы общались редко.
Но сейчас он ушел с вечеринки, чтобы отвезти меня домой. В такую погоду. Потратив час своего времени, хотя мог бы зажигать… да с кем угодно. Например, с очередной платиновой дурой. Парни же любят таких.
Исаев останавливается недалеко от ворот, так, чтобы из окон нас не было видно.
На часах почти двенадцать. Родители вряд ли спят, меня ждут. А я собралась из центра Москвы без денег, с разряженным телефоном добираться.
Пора красить волосы в пепельный. Я дура.
Мы сидим в полной тишине, Костя смотрит вперед. Там перед ним, наверное, что-то невероятное происходит.
– Зачем ты это сделала? – глухо спрашивает.
– Что именно?
Конечно, я поняла, о чем спрашивает Костя, но так хочется думать, что ошибаюсь.
– Поцеловала зачем?
– Бутылочка на тебя показала, – веду плечами, тело дергается, как ток пропустили.
Пальцами касаюсь своих губ, провожу по горячей коже. Я вспоминаю тот поцелуй, и меня вновь переносит в ту комнату. Накрывает также, а дыхание заканчивается.
А потом меня еще и Ваня поцеловал. Парень будто старался стереть следы другого. Но… не получилось.
– Почему мы перестали общаться? – тихо спрашиваю.
И это правда тот вопрос, который хочу задать. Он уже который час крутится у меня в голове.
– Мы же так хорошо дружили, – вскидываю взгляд на Костю. Его скулы напряжены, я вижу, как двигаются желваки, и это странным образом завораживает.
– Мы были детьми.
– А сейчас?
– А сейчас ты девушка моего друга.
Грустно хмыкает и мажет по мне нечитаемым взглядом. Черт, ему точно двадцать? Кажется, между нами такая разница, что становится страшно.
– Бывшая девушка, – вскидываю голову и говорю уверенно.
– Значит, не простила?
Он, наконец, разворачивается ко мне лицом и впивается таким взглядом, от которого от кончиков волос до пальцев на ногах все шевелится. Резко вдыхаю и, словно стекольная пыль вонзается в легкие, раня и царапая.
– Ты все знал?
Исаев отворачивается. Конечно, кто после такого может упрямо смотреть в глаза? Я бы не смогла. Что это? Мужская солидарность? Дружеская верность? Что?
Ненавижу их обоих.
В животе тяжесть, которая поднимается и стягивает спазмом желудок, следом горло.
– Никогда так больше не делай, – снова говорит. Сухо, безэмоционально. Как настоящий юрист.
– Не целовать, ты имеешь в виду?
Костя отмалчивается. И это раздражает. Сотни мыслей крутятся в голове, почему он сейчас такой. И, уверена, ни одной верной.
– Ты прав. Никогда так делать больше не буду.
Наклоняюсь к нему и говорю все быстро и зло. Обидел ведь. А чем, разобраться не могу.
Вдыхаю и чувствую его аромат. Снова и снова возвращаюсь в ту комнату, когда между нами не было свободного пространства, а потом поцелуй. Так все ясно ощущаю, что снова трогаю свои губы.
Уши и щеки пылают. Ненавижу, когда начинаю краснеть. В салоне темно, и Костя ничего не замечает, а я все равно неуютно себя чувствую, когда заливаюсь пунцовой краской. С шампанским внутри было проще. Если что, можно было бы свалить на алкоголь, который кипятит кровь.
Я нагло рассматриваю его губы. Жесткие и уже по-настоящему мужские. Когда он только успел так измениться?
Воздух тяжелеет, становится гуще и приторней. Наши запахи сливаются и пьянят. Дурман в голову прокрадывается, иначе не могу дать объяснение своему поведению и своим ощущениям рядом с Исаевым.
Только еще чуть наклоняюсь.
– Иди, Аленка.
Зло хлопаю дверью и иду к кованым воротам, не оборачиваясь. Отчего-то знаю, что он не уедет, пока я не закрою за собой дверь. Контролирует и проверяет.
Уже в постели понимаю, что Костя звонил мне, когда я сбежала. Как он иначе мог узнать, что мой телефон разряжен?
А Ваня не писал и не звонил. По-моему, это настоящий конец. Всему.
