– Извините, Евлампия, – сказал за спиной тихий голос, – заставила вас долго ждать.
Я вздрогнула. Ну вот, пришла поговорить с Кирпичниковой, а в доме идет съемка рекламного ролика. Я затаилась в кресле, погрузилась в свои мысли и чуть не забыла, где нахожусь.
– Вы хотели о чем-то побеседовать? – продолжала женщина, которая только что неслышным шагом подошла ко мне. – И чем мы могли заинтересовать детективное агентство?
– Здесь много народа, – шепотом сказала я, – речь идет о вашем сыне. Об Афанасии.
– Пройдемте, – скомандовала Алевтина, – уединимся в моем кабинете на втором этаже. Господа, перерыв на чай. Напиток сервирован на веранде.
Съемочная группа направилась к стеклянным дверям. А мы с хозяйкой вышли в коридор, поднялись по лестнице и очутились в крошечной комнате. Наверное, на моем лице возникло удивление, потому что Алевтина улыбнулась.
– Мне нравятся маленькие помещения. Чем Афанасий вызвал интерес сыщиков? Сейчас сын мог произвести на вас не лучшее впечатление, он нервничал, ехидничал, придирался ко всем. Но это потому, что Афанасий переживает за результат. Он перфекционист, сам работает безукоризненно, наивно ждет того же от служащих. Обычно он мягкий, голоса даже на кошку не повысит. Но сегодня работает над рекламным роликом, для Афанасия это не привычное дело, отсюда и его нервозность.
Я положила на стол диктофон.
– Мой рассказ может показаться вам странным, поэтому послушайте нашу беседу.
– Вы встречались? – удивилась хозяйка. – Странно, но Виктор Маркович, наш адвокат, ни словом не обмолвился о поездке в офис частного детектива.
– Афанасий Константинович прибыл один, – сказала я.
– Простите, – остановила меня хозяйка, – но он Сергеевич.
Я молча нажала кнопку.
По мере того, как Афанасий излагал свою биографию, глаза его матери округлялись.
– С ума сойти! – воскликнула она, когда запись закончилась.
– Все неправда? – уточнила я.
– Бред! – коротко ответила Алевтина.
– Разрешите задать неделикатный вопрос? – осведомилась я.
– Да сколько угодно, – разрешила дама.
– Вы родная мать Афанасия?
– Есть сомнение?
– Выглядите молодо, – объяснила я, – вашей фигуре позавидуют двадцатилетние, активно работаете, не скрываете свой возраст. Но если применить простое вычитание, то получается, что Афанасий появился на свет, когда его мать справила пятнадцатилетие.
– Верно, – кивнула Алевтина, – моя родительница, похоронив мужа, отца своей единственной дочери, недолго плакала и снова помчалась в загс. Папа был старше матери на сорок пять лет. Анне Федоровне на момент свадьбы было двадцать, мужу шестьдесят пять. Полагаю, она пошла под венец из вульгарного расчета. Не верю в страстную любовь девушки к старику. Михаил Юрьевич, мой папа, скончался, когда мне исполнилось тринадцать, оставил большое наследство: квартиру в центре столицы, машину, дачу, а главное, авторское право на учебники, которые до сих пор переиздают. Мать стала богатой вдовой, а потом женой двадцатипятилетнего Якова. Прожив много лет со стариком, она захотела молодого партнера. А Якову быстро надоела сорокалетняя супруга. Ему понравилась ее дочка. Я пожаловалась мамаше, что отчим меня слишком крепко целует, та не поверила, надавала мне пощечин, кричала:
– Врешь! Яше в голову не придет даже посмотреть на тебя, селедку тощую. Подлая! Хочешь нас развести? Дрянь! Отнять мое выстраданное счастье? Только солги еще раз! В интернат тебя сдам!
Ночью Яков меня изнасиловал и стал регулярно этим заниматься. А я боялась признаться матери в том, что творится. Понимала, мне не поверят, сдадут в приют. Поэтому молчала. То, что я забеременела, не сразу поняла. А когда стал увеличиваться живот, мать избила меня с воплем:
– Немедленно назови, мерзавка, имя своего любовника.
Я ответила:
– Яков. Он меня силой заставил.
Угадайте, что произошло потом?
– Вам не поверили, отправили вас подальше из Москвы, – предположила я.
– В точку, – кивнула моя собеседница, – именно так. Аборт уже не сделаешь, срок не маленький. Меня заперли в психиатрической лечебнице в Подмосковье. Когда родился мальчик, его решили отнять, приказали несовершеннолетней матери написать отказ. Дальше прямо приключенческий роман. Утром мне собирались дать отказные бумаги на подпись. Ночью я сбежала вместе с младенцем. Мне помог санитар, мы с ним подружились в клинике, много разговаривали. Парень учился в мединституте, в психушке подрабатывал. Мать его жила в деревне неподалеку. Марфа Никитична, простая женщина, доброты несказанной, едва читать-писать умела. Муж же ее, Леонид Афанасьевич, человек образованный, уважаемый, с нужными знакомствами. Не знаю, как бы я поступила, ввались ко мне ночью сын вместе с заплаканной школьницей и младенцем. Но и тетя Марфа, и дядя Леня глазом не моргнули. Чаем меня напоили, спать уложили. Утром я им правду рассказала. Дядя Леня уехал, вернулся с моим паспортом, справкой из больницы о рождении Афанасия, сказал:
– Аля, ты наша девочка! И точка!
За Сережу я через три года замуж вышла, никогда об этом не пожалела, мы до сих пор вместе. Сына я назвала в честь брата своего покойного отца Афанасием. А вот фамилию ему дала Рыбаков, отчество придумала Константинович. У сотрудницы, которая младенца регистрировала, была табличка на столе: «Вас обслуживает Татьяна Константиновна Рыбакова. Сергей мне вопрос задал, когда я из загса вернулась: „Почему ты так поступила? Я считаю мальчика своим сыном“». Ответила ему:
– Мне пятнадцать лет. Если записать его Кирпичниковым, могут неприятности возникнуть. Кто-нибудь наябедничает, что ребенок от тебя. Доказывай потом, что ты меня никогда пальцем не трогал, за совращение малолетней посадить тебя могут. А у нас ничего и не было.
Это правда. Мы с Сережей настоящими супругами стали в первую брачную ночь. Спустя месяц после свадьбы Сергей усыновил Фасю, ему сменили отчество, фамилию.
– Он знает историю своего рождения? – поинтересовалась я.
– Сейчас во всех подробностях, – кивнула Алевтина, – в детстве, естественно, ему никто правды не говорил. Сомнений в том, что Сережа ему такой же родной папа, как Пете и Тонечке, у Фаси никогда не возникало. Отец всегда ласковый, но когда надо, строгий. От дедушки-бабушки текло море любви. Конфликты случались вполне обычные, как у всех. Уроки делать не хотел, в комнате на стене после ремонта нарисовал корабль. Школу прогулял. Ничего выдающегося. Учился средне, в институт мы его устроили. Занимался спортом с детства, побеждал в соревнованиях. Когда закончился противный пубертатный период, превратился в приятного молодого человека, спокойного, тихого. Любит семью, нас с отцом, сестру, брата, племянника. А потом случилась такая история. Фасе в магазине на сдачу дали лотерейный билет. Начало девяностых, в стране голод, разруха. И тут кто-то возродил лотерею. По телевизору показывали розыгрыши, знаменитости из барабана шары с номерами вытаскивали. Я Афанасию сказала:
– Давай твой билет проверим, тот, что тебе на кассе всучили.
Он рассмеялся:
– Ма, это же сплошное надувательство.
Но принес билет. Не поверите, студент выиграл машину! И, что еще удивительнее, ее торжественно ему вручили при большом скоплении прессы. Афанасий засветился в новостных программах. Мы все смеялись: «В нашей семье взошла звезда». А потом, где-то через неделю, Афанасий пришел домой чернее тучи и спросил:
– Правда, что я не от папы?
В принципе, я понимала, что когда-то этот вопрос может прозвучать, радовалась, что сын его не задал лет в двенадцать, но все равно растерялась.
Афанасий усмехнулся.
– Выражение твоего лица говорит о многом. Значит, это не ложь. Расскажи все.
Я выложила сыну историю его рождения, потом спросила:
– А кто тебе в уши про меня нашептал?
Он ответил:
– В институт приехала старуха. Сначала я подумал, что она бомжиха, грязная очень была. Бабка представилась твоей матерью, назвала тебя шлюхой, которая соблазнила отчима, родила младенца, удрала с ним из дома вместе с мужем матери. Анна Федоровна от переживаний заболела, продала квартиру, чтобы лечиться.
Алевтина Михайловна поморщилась.
– Все вранье, рассказывать противно. Но мне стало ясно, сын не знает, кому верить. И тогда Сергей позвонил приятелю в МВД, тот нашел сведения о моей матери. Весьма печальные. Выяснилось, что Яков ухитрился получить от нее дарственную на квартиру и дачу. Потом отписал недвижимость своей родной матери и ушел от давно немолодой супруги. После второго развода Анна осталась в прямом смысле слова на улице. Учебники первого мужа перестали издавать. Анна устроилась на работу в местное отделение полиции уборщицей, сняла комнату, свела знакомство с одним из сотрудников, они стали жить вместе. Дядьку потом выгнали за увлечение алкоголем, пара перебивалась случайными заработками. Как бабка узнала, где учится внук? Она с сожителем смотрела телевизор, там показали вручение выигрыша в лотерею. Анна ахнула:
– Яшка!
– Не! – возразил любовник. – Он старше, этому на экране мало лет, сказали, что он студент. Афанасий Сергеевич Кирпичников.
Моя мать поняла – она видит своего внука. Во-первых, парень как две капли воды походил на Якова. Во-вторых, имя. Почему я сына так назвала? У моего папы был брат Афанасий, он шофером служил, очень простой человек, но бесконечно добрый. Дядя меня обожал, на рыбалку с собой брал, лето я всегда у него в деревне проводила. Отцу с матерью я мешала, не помню случая, чтобы я с родителями куда-то пошла или поехала. Летом они на три месяца укатывали на море в Прибалтику, папе из-за возраста солнце и жару запретили. Меня отдавали Афанасию. Я его называла Фася! Имя очень редкое. Даже сейчас, когда в моду вошли Святозары, Велимиры и им подобные, Афанасиев нет. А во время выигрыша в лотерею оно и вовсе уникальным было.
– Ваш сын общается с родной бабушкой? – поинтересовалась я.
– Она скончалась, – ответила Алевтина, – Фася был потрясен историей своего рождения, а я пожалела мать, стала ее кормить, одевать. Денег на руки не давала, пропьют. Когда ее сожитель умер, поселила мать в частном пансионате. Там у каждого постояльца квартира, есть бассейн, врачи наготове. Последние годы жизни родительница провела в сытости, комфорте, что не мешало ей говорить всем: «Моя дочь Алька шлюха!» Но я уже не переживала, поняла причину ее ненависти к единственной дочери. Анна никогда не любила мужа, просто хотела стать женой обеспеченного человека, не собиралась ни учиться, ни работать. А для осуществления этого желания пришлось родить ребенка. Супругу она сказать о своем отношении к нему не могла, но куда деть раздражение от общения с нелюбимым? Это чувство, которое потом переросло в ненависть, она перенесла на дочь.
– Мама, мама, – закричал высокий женский голос, – сюда, скорей!
– Тоня, – начала Алевтина, входя в гостиную, где снимали клип, – почему… Боже! Фася! Что с ним?
Худощавый мужчина, который стоял на коленях около распростертого на ковре Афанасия, встал.
– Не знаю. Вошел сюда, увидел, как Афанасия в припадке крутит. Вызвал Николая. У меня есть набор лекарств, но я понятия не имею, что с парнем.
Члены съемочной группы переглянулись, но никто ничего не сказал.
Кирпичникова присела около Афанасия и пощупала ему лоб.
– Сережа, он горит. Температура сорок, не меньше.
Муж опять встал на колени и потрогал лицо сына.
– Да, похоже.
– Воспаление легких! – предположила Алев-тина.
– Возможно, грипп, – прибавил муж.
– Тогда я пошел, – засуетился оператор, – не хочется вирус подцепить, у меня маленький ребенок.
– Все свободны, – сказала Алевтина. – Сегодня продолжать съемку мы не можем. В случае гриппа введем карантин.
– Если подтвердится вирус, то все уже заразились, – пояснил Сергей Леонидович, – долго в контакте с Афанасием находились.
– Вот уж обрадовали, – пробурчал оператор.
– Обедать когда подавать? – спросила незнакомая женщина, заглядывая в гостиную.
– Всем пока! – засуетился человек с камерой и убежал, за ним последовали остальные члены съемочной группы.
– Лично у меня аппетит пропал, – вздохнула Антонина.
– Катя, что в меню? – спросил мужчина, который до сих пор тихо сидел в кресле.
– Жаркое, – отрапортовала горничная, – еще рыба с овощами. Так повариха сказала.
– Принеси еду в столовую, – распорядился человек в кресле.
– Петя, как ты можешь есть, когда Афанасию плохо? – поразилась Алевтина.
– По какой причине я должен голодать? – ехидно спросил брат.
– Фася заболел, – укорила его сестра.
– Очень жаль, – спокойно ответил Петр. – Но от того, что я лишусь обеда, Афанасию лучше не станет. Полагаю, ему нужнее сейчас антибиотики или антивирусные препараты.
– Лучше дождаться Николая, – возразил отец.
– Ты же врач, владеешь медцентром, – занервничала Тоня.
– Мы с папой психиатры. Понадобимся вам, когда окончательно с ума сойдете и начнете, как тетя Вера, рассказывать о привидениях в туалете ее квартиры, – хихикнул Петр. – Забыла, что нас дядя Коля всегда лечит? К нам с отцом обращайтесь только в случае сумасшествия.
– Замолчи, – сердито сказала сестра, – я очень переживаю, не имею шкуры носорога, как некоторые. Мои нервы на пределе.
– Гости приехали, – прозвенела колокольчиком хорошенькая девушка в бордовом платье, входя в комнату.
– Кто? – изумилась хозяйка. – Из посторонних мы ждали только Евлампию, сегодня планировали допоздна снимать клип про фитнес-центр Афанасия.
– Вот все переживают за Фаську, а он на ковре валяется, – заметил Петр, – никто из сострадательных родственников не предложил его на диван перенести.
– Если больной упал, его лучше не трогать, – с видом знатока заявила Антонина, – можно позвоночник повредить.
– Ты полностью права, – согласился отец, – на свете полно дураков, которые, ничего не понимая в медицине, бросаются помогать жертве аварии, подсовывают под голову сумку, чтобы человеку лежать было удобнее. Или, еще хлеще, переворачивают его на бок, и все! Парализован до конца дней несчастный. Если кого-то на ваших глазах сбила машина, то самое лучшее, что вы можете сделать, это вызвать «Скорую» и, грозно говоря: «Отойдите, я врач, не имею при себе необходимого, сейчас приедет бригада», отгонять тех, кто хочет напоить пострадавшего, переложить его, угостить яблочком. Отпугивая дураков, вы спасете человеку жизнь. Но Фасю можно переместить на софу. Петя, помоги мне.
Отец и брат взяли Афанасия и уложили его на большой диван.
– Сказать гостям, что вас дома нет? – напомнила о себе девушка.
– Катя, ты им что-нибудь уже говорила? – поинтересовалась Алевтина.
– Погодите пять минут в холле, узнаю, примут ли вас, – отрапортовала горничная.
Хозяйка закатила глаза, но произнести ничего не успела, потому что дочь задала вопрос:
– Посетители сказали, как их зовут?
Прислуга покачала головой.
– Не-а!
– Катя, – рассердилась старшая Кирпичникова, – как тебя учили встречать незнакомых?
– Вежливо улыбаясь, – ответила девушка.
– Дальше! – потребовала Алевтина.
– Попросить их представиться!
– И что?
– Так они имен не сообщили.
– Очень странно, пойду сам разберусь, – заметил Сергей Леонидович и вышел в коридор.
– Есть хочу, – закричал подросток, вбегая в гостиную. – Ой, чего это с ним? Дядя Фася, тебе плохо?
– Он заболел гриппом, не волнуйся, Лешик, все хорошо, – ласково произнесла Антонина, – сейчас приедет Николай, даст лекарство.
– Мам, если человеку хорошо, он не лежит с полуоткрытым ртом в гостиной, – резонно возразил сын.
– Ступай лучше в столовую, – посоветовал Петр.
– Дядя Фася умирает? – осведомился паренек.
– Господи, конечно, нет, не болтай ерунду, – попросила Алевтина.
– Бабушка, смерть – это навсегда, – торжественно объявил внук.
– Спасибо, что просветил нас, – засмеялся Петр, – а я-то, наивный, полагал: отвезут меня в крематорий, погреюсь в печке, отдохну и домой вернусь.
– Здесь Смерть, – заухал филином Алексей, – вижу ее! Слышу! В комнате стоит!
Мальчик произнес эту фразу таким тоном, что мне стало не по себе.
– Где Смерть? – начала оглядываться Антонина.
– У торшера, мама, – замогильным голосом уточнил Леша, – она движется, идет…
– Куда? – не выдержала я.
– Надеюсь, к противной соседской собаке, которая в пять утра лаять начинает, – развеселился Петр.
– Нет, она к дяде Афанасию направляется, – протянул Алексей, глядя вдаль.
– Хорош из себя экстрасенса корчить, – велел дядя, – марш в столовую.
– Иди, Лешенька, – попросила Тоня, – сегодня жаркое, надеюсь, из кролика в сметане.
– Животных есть отвратительно, – закричал подросток, – нельзя их убивать. Людоедство ужасно!
– Пойдем, дорогой, – велела Алевтина и увела внука.
– Вот уж не согласен с заявлением племянника, – возразил Петр, – некоторых граждан хорошо бы зажарить. Живьем.
– Имеешь в виду свою любовницу Лиду? – осведомилась Антонина. – Воровку, которая с твоей карточки все деньги сперла, а ты потом у папы финансовой помощи просил, ныл: «Лидка дрянь, пароль узнала».
Петр встал и молча вышел, в дверях он чуть не столкнулся с Сергеем, который сказал:
– Тоня! Приехали родители Эдуарда.
Дочь прижала руки к груди.
– Не может быть!
– Пожилая пара представилась: «Глазовы. Мы отец и мать Эдуарда». Через минуту они войдут сюда!
– Надо быстро убрать Афанасия, – занервничала Тоня. – У него жуткий вид! Кошмарный! Папа, унеси его!
– Одному мне не справиться, – сказал психиатр.
– Вдвоем ухватим и на веранду, – засуетилась Антонина. – Ну, пожалуйста! Никогда не видела семью Эдика. Наверное, он их попросил поговорить с вами! Приехали свататься. Они не москвичи. Прилетели из другого города. Эдик соблюдает традиции. Папа! Сделай что-нибудь! Нельзя их тут принимать. А в столовой Леша, он глупости начнет болтать, и Петя что-нибудь сморозит! Папа!
– И вдвоем мы не справимся, – повторил психиатр.
– Помогу вам, – предложила я. – Тоня, берите правую руку, я левую. Сергею Леонидовичу достанутся ноги.
– Отличная идея, – воскликнула Антонина. – Ну! Раз-два!
Когда пожилая пара вошла в комнату, мы все уже сидели живописной группой на диванах, в креслах, делая вид, что увлечены беседой.
– Добрый день! – сказала пожилая брюнетка в длинном, не по погоде теплом платье.
– Антонина? – спросил ее спутник, бесцеремонно показывая на меня пальцем.
– Евлампия, – представилась я.
Тоня встала.
– Вы родители Эдика? Очень рада!
– Включите телик! – заорал Леша, врываясь в гостиную. – Скорей! Канал семьдесят восьмой!
Вслед за внуком в комнате появилась Алевтина.
Мальчик схватил пульт, живо нашел нужную программу и увеличил звук. По комнате полетел голос диктора.
– От шквального ветра пострадали не только дома жителей Епифановки, рухнул мост, который связывает с шоссе городок, а также близлежащие села. Река Нека, через которую он перекинут, невелика, но глубока. Автомобили по воде не проедут. Сколько времени Епифановка останется в осаде, неизвестно. Вся надежда на военных строителей, которые могут за считаное время наладить понтонную переправу.
– Мост развалился? – ахнула Алевтина. – Как нам в Москву попасть?
– Никак, – усмехнулся Сергей, – интересно, успел Коля его миновать? Фася спит, но…
Хозяин замолчал.
В ту же секунду Антонина вспомнила о гостях.
– Простите, что сразу не предложила, присаживайтесь к столу, чай, кофе?
– Прекрасно, что вы наконец обратили свое царское внимание на нас, – процедил сквозь зубы мужчина.
– Мы из Маюманска прилетели не для того, чтобы трапезничать. В доме, где поощряется разврат, даже воду пить не станем. Оставьте в покое нашего Эдика, – отрезала старуха.
– В смысле? – оторопела Тоня.
– Какой вам еще смысл нужен? – скривилась бабка. – Прекрати виснуть на нашем сыне, ходить с ним в рестораны. Нелечка плачет, она беременна. Жена ждет мужа!
Тоня медленно села и положила руки на стол.
– Неле плохо, – добавил дед, – она еле-еле ходит. Тяжело с животом. Ей нужна сейчас любовь, забота Эдуарда. А он к чужой бабе пристроился. Совесть тебя не мучает?
– Судя по вашему виду, – подхватила его супруга, – по розовым щекам, толщине необхватной, рукам, напоминающим бревна, аппетит не покинул Антонину. Нелечка одна в своей квартире рыдает!
– Закон бумеранга работает, – пригрозил дед, – захотела отнять у нашей любимой Нелечки Эдика? Разрушить их брак? Семь лет в любви они жили. Сделать беременную больной от горя? Нелечка наша любимая, дочь очень богатого человека, не вам чета! Не дадим ее в обиду!
– Впервые слышу про Нелю, – прошептала Тоня, – честное слово. Я не такая. Эдик ни слова мне не сказал, что женат. Он намекал, что… ну… хочет со мной всегда… жить…
– Не верю, – торжественно заявила старуха, – Эдичка нам говорил, что сообщил тебе, хамке, о супруге, да ты прямо напала на него, соблазнила! Что с кобеля взять? Видит сучку, и вперед. Баба всегда виновата! Не следовало тебе задницей перед окольцованным Эдиком вертеть!
У Антонины затряслись губы. Мне стало жалко ее, поэтому я вступила в беседу:
– Как к вам обращаться?
Дед засверкал глазами.
– А ты вообще молчи, кулацкий подголосок. Не лезь в чужой разговор. Без подружек обойдемся.
Меня охватило возмущение. Почему Сергей Леонидович и Алевтина молчат? Отчего не защищают дочь? По какой причине не выставят противную пару за дверь? Антонина завязала отношения с женатым человеком? Но, судя по слезам, которые сейчас катятся по ставшему бледным лицу женщины, она о Неле ничего не знала.
Я встала.
– С Антониной мы сами разберемся. После вашего визита она точно парня видеть не захочет, даже не взглянет на вашего сына. Ведь так?
Я повернулась к дочери хозяев:
– Да?
Та судорожно закивала.
– Вопрос исчерпан, – сказала я, – до свидания.
– Нахалка! – топнула ногой старуха.
– Небось ты Тоньке помогала. Чтоб тебе, подружка-гадюка, никогда кусочка хлеба не съесть, – пожелал дед, – проклинаю тебя! Нехай тошнит сразу.
– Спасибо, – улыбнулась я, – давно мечтаю избавиться от пары лишних килограммов, ваши пожелания прямо мед с орехами. Обожаю булочки, кексы. Если теперь от них меня мутить станет, буду вам очень благодарна.
– А-а-а, – пропел старик, – думаешь, это шутка!
Я не успела ничего сказать, бабулька вытащила из сумочки какую-то штуку, похожую на небольшой фонарик, и взмахнула ею.
– Пусть все тут помрут, – грозно пожелал дедуля, – в корчах, мучениях. Моя жена православная белая ведьма. Сейчас тут все подохнут.
– Эй, горничная, – заорала я, – охрана, шофер, все кто есть, сюда.
Гости развернулись и споро засеменили к двери. На пороге они столкнулись с толстым парнем и горничной Катей.
– Чего случилось? – спросила последняя.
– Немедленно выгоните этих двоих из дома, – распорядилась я, – и впредь не пускайте, даже если на коленях приползут.
Старуха плюнула на пол.
– Эй, бабушка, не хамите, – попросил юноша.
Бабка опять плюнула, только на этот раз она нацелилась на ботинки толстяка. Тот схватил пожилую хулиганку и потащил в холл.
Старик, изрыгая проклятия, поспешил следом.
– Если хотите обедать, то пожалуйста, – сообщила Екатерина. – Слава богу, Леша сегодня ничего в туалет не свалил. Вот в понедельник он выступил. В секунду жаркое в унитаз спустил.
– Почему мальчик тогда уничтожил еду? – удивилась я.
Катя пожала плечами.
– Я не комментирую поведения внука хозяев. Невоспитанно это. У поварихи спросите, у Зины. Слышали, мост упал!
– Правда? – явно обрадовался смене беседы Сергей Леонидович. – Телевидение не соврало?
– Ураган деревья повалил, – ударилась в объяснения горничная, – они на шоссе попадали. Владимир Георгиевич, с десятого участка, из города ехал, перед его носом повалились. Туркин позвонил не знаю кому, он депутат, всех пнуть может. Из Макалихи приперла машина-платформа, здоровущая! На ней кран. И три танка из воинской части! Вся техника на мост выехала, а его сто лет назад построили, при Брежневе еще.
– Чтобы убрать деревья, хватило бы крана, – ожила Алевтина. – Зачем танки?
– Небось хотели депутату по самые уши угодить, – захихикала Катя, – типа, смотри, дорогой, как мы тебя любим.
– Ну, ребята, еле до вас добрался, – пробасил коренастый мужчина, входя в комнату.
– Коля, – обрадовался хозяин, – ты приехал!
– Только на вашу сторону перекатился, – стал объяснять Николай, – ба-бах. Оборачиваюсь! Два дерева сразу за машиной ухнулись. Обрадовался сначала: успел промчаться, иначе пришлось бы стоять не знаю сколько. Потом испугался, вдруг кому-то плохо в автомобиле. Схватил чемоданчик, пошел назад. А там! Два джипа охраны, мужик с депутатским значком матом орет, слюни изо рта летят в разные стороны, требует сию секунду завал убрать. Красный весь, аж бордовый. Я предложил ему давление измерить. Такое услышал! Пошел к машине, сел за руль, подбегает парень: «Помогите, хозяина тошнит». Я назад. И чего? Двести на сто двадцать у толстяка. Хорошо, у меня иньекции с собой. Сидел с ним, пока его личный врач не прикатил.
– Теперь у нас заночуешь, – перебила его Алевтина Михайловна.
– С какой радости? – изумился приятель. – К нам сегодня теща приедет. Лялька мозг мне выклюет, если я ее мамашу не встречу с поклоном.
– Так мост рухнул, неужели не видел? – спросил хозяин.
– Кто вам эту глупость сказал? – скривился Николай.
– По телевизору сообщили, – пояснил Сергей, – и Катя наша подтвердила.
– Хорошие у тебя источники информации, – засмеялся друг, – а главное, правдивые. Цела переправа! Только перила в одном месте сломаны.
– А танки? – заморгала Антонина. – Они в воду не падали?
– Танки? – повторил Николай. – Не заметил я боевых машин пехоты, баллистических ракет и батискафов. Люди! Телик и Катя вам ерунду наболтали. Фу, ну и денек. Дайте кофе. Что с Фасей? По телефону я не понял.
– У него припадок случился, – объяснила Тоня, – как эпилепсия, я испугалась, закричала, все прибежали, а брат заснул.
– Эпилепсия? – повторил Николай. – Нет ее у Фаськи!
– Температура высокая, – подсказала Алевтина.
– Грипп, возможно, – предположил Николай, – при нем иногда судороги бывают. Где больной?
Сергей Леонидович встал.
– На веранде спит.
– Сиди, – велел приятель, уходя на веранду, – ты мне не нужен. Кофе хочется.
– Сейчас велю сварить, – пообещала Алевтина и вышла.
Мы с Тоней на короткое время остались одни.
– Сережа, – крикнул через пару минут Николай, – сюда!
Хозяин быстро пошел на зов. Тоня кинулась за отцом, я следом за ней и услышала, как Николай произнес:
– Лучше сядь в кресло.
– Почему? – спросил Сергей Леонидович.
– Ну… понимаешь… собственно говоря, – забормотал Николай, – я не нужен совсем… уже…
– Уже не нужен, – тихо повторил хозяин, – ты хочешь сказать, что…
Николай сделал глубокий вдох и выдохнул.
– Exitus letalis.
– Что? – прошептала Тоня.
– Фася умер, – пояснил Николай, – простите. Мне жаль. Я не могу ничего сделать.