bannerbannerbanner
Торт от Ябеды-корябеды

Дарья Донцова
Торт от Ябеды-корябеды

Полная версия

Глава 4

– Пошли в подвал? – предложил Степан. – Посмотрим, как там устроилась Фаина Герасимовна.

– Переменил свое мнение о Валентине? – уточнила я, когда мы вошли в лифт.

– Ранее не имел его, – объяснил муж, – просто наблюдал, как она реагирует на то, что ей отказывают. И постепенно начал складываться ее психологический портрет. Стало ясно: женщина умеет держать удар. Не отвечает хамством на плохое отношение к себе. Если ее обидели, не оттопыривает губу, не плачет, не канючит, не жалуется на жизнь. Смиренно переносит бытовые неудобства. Радуется, что с помощью пледа может сидеть на лестничной клетке, на полу. Не клянчит еду, хотя, скорее всего, голодная. Знает некую, похоже, негативную информацию о покойной свекрови, но не хочет ее сообщать.

Мы вышли из подъемника, начали спускаться по лестнице, которая ведет в подвал.

Некоторое время назад мы с мужем переехали в квартиру, которая расположена в так называемом «сталинском» доме. Нам удалось совершить выгодный обмен. Пожилая пара, которая владела апартаментами, хотела гулять в парке, дышать свежим воздухом, а жизнь в центре для них дорогая. Мы доплатили пенсионерам хорошую сумму, перебрались в другой дом и узнали, что нам еще принадлежит кладовка на минус первом этаже. Здание возводилось в тридцатые годы прошлого века, СССР тогда всерьез готовился к атомной войне. Поэтому во всех тогдашних постройках до сих пор имеются убежища.

Мы прошли по широкому проходу, увидели дверь, из-под которой пробивался луч света. Степан дернул за ручку, створка открылась.

Перед нами предстало небольшое помещение без окна. У одной стены притулился диван, накрытый пледом, у другой стояли стол и стул, впритык к третьей громоздилось кресло. В углу белел холодильник «Морозко». Возле него стояла этажерка с какими-то пакетами, СВЧ-печкой, чайником. На всех стенах висели ковры, на полу тоже лежал один. Вещи, которые находились в подвале, были не новые, но чистые. Комнатка походила на юрту, в ней оказалось тепло, тихо и уютно.

– Ой! – испугалась Фаина, которая сидела в кресле. – Как вы нас нашли?

– Спустились по лестнице, – спокойно объяснил Степан.

Консьержка умоляюще сложила руки.

– Пожалуйста, умоляю, не выдавайте меня! Когда ухожу на работу, всегда вынимаю из розеток все электроприборы. Дома жить не могу – сын меня выгнал. Вилка, садитесь на диван.

Я молча устроилась на софе.

– Не выдавайте меня, – твердила Фаина.

Валентина сидела молча.

– Вафли «Лесная быль», – потер руки Степан, – люблю их с детства. Чайком угостите?

– Конечно, – кивнула лифтерша.

– У вас здесь уютно, – продолжил мой муж, – но дома, в своей квартире, лучше. Почему не сказали мне, что у вас с сыном разлад?

– Ну… – забормотала Фаина, – ну… вот… Господь терпел и нам велел. Смиряться следует.

– Разберусь, – коротко пообещал Степан. – Смирение – хорошая штука. Но хамам и грубиянам оно тоже необходимо. Вы родственницы?

Валентина молча кивнула, Фаина Герасимовна пустилась в объяснения.

– У моего мужа была двоюродная сестра, Екатерина Андреевна. Неподалеку от дома, где мы с вами сейчас сидим, храм стоит. Он даже при советской власти не закрывался. Супруг мой там – церковный староста, Катя на клиросе читала, я в хоре пела. Супруг Катюни – диакон. Долго им Господь детей не посылал, а потом, когда Катерине за сорок перевалило, Валя родилась. Чудо прямо! Хорошая девочка получилась. Родители мечтали, что она женой священника станет, отправили учиться в медучилище. Очень хорошо для батюшки, если матушка у него регент, учительница, медсестра. Да получилось иначе. Я во всем виновата.

– Тетя Фая, не бери на себя чужой крест, – тихо произнесла Валентина, потом исподлобья посмотрела на меня. – Разрешите, расскажу, как дело обстояло?

– Начинайте, – ответил за меня Степан.

Валентина обхватила ладонями чашку.

– Мама моя окончила семь классов, работала почтальоном, убирала чужие квартиры. Я ей помогала. Мы раз в неделю ходили к Ефимовым. Зинаида Яковлевна в универмаге главным бухгалтером служила. Николай Петрович заведовал автобазой. Два сына у них, Роман и Вадим. Церковь никто из них не посещал, в квартире ни одной иконы, никаких книг православных. Зато аж два телевизора. Ну, совсем мы разные. Зинаида была главной в доме.

– Атаман прямо, – добавила Фаина, – все должно идти, как она решила. Муж права голоса не имел, сыновья тем более. Гостей она не звала, только нас с Валей. Нас она выделила потому, что в церковь ходим.

– Сама без креста ходила, но понимала: воровать и сплетничать не станем, – добавила Валя. – Потом тетя Фая заболела, в больницу попала. Одна я стала убирать апартаменты. Зинаиде вся лестничная клетка принадлежала, три квартиры были оформлены, одна на нее, две на сыновей. В одиночку быстро такие хоромы не убрать. Задерживаться начала. В первую очередь приводила в порядок ту, где жили Зина с Николаем, потом жилище Романа и Лены. Трешка Вадима была последней. Понравился мне парень, а про то, что он с Нелли связан, не знала. Я про девушку даже не слышала, иначе сразу бы от Ефимовых ушла. Если мужчина занят, аморально с ним кокетничать. Но Вадик вел себя как свободный человек, комплименты делал, конфеты дарил. Я была молодая, неопытная, никогда на свидание не ходила. Влюбилась в сына Ефимовой по уши! Он это, конечно, понял, попытался меня в постель затащить. Объяснила ему: «До свадьбы – никаких отношений». Он сначала смеялся, потом понял, что говорю всерьез, и предложил расписаться. Я его без ума любила, но объяснила: «Без венчания никак». Он согласился, только попросил все провернуть тайно – мать никогда не позволит сыну жениться на нищей. А если распишемся, то куда ей деваться!

Рассказчица опустила голову.

– И эта глупышка поверила парню, – вздохнула Фаина. – Сбегали они в ЗАГС, потом, радостные, Зинаиде свидетельство показали. Свекровь схватила новоиспеченную невестку за волосы, в помойное ведро лицом ткнула… Скандал закатила! Даже я бы ушла сразу.

– Господь за страдания награждает, – произнесла Валя. – И я очень Вадика любила. Решила Зинаиде Яковлевне понравиться. Изо всех сил пыталась ей угодить, а той все плохо. Назову «мамой», а в ответ летит: «Я тебе Зинаида Яковлевна, у меня такое чмо, как ты, родиться не могло». Приготовлю что повкуснее, Зина все съест и скажет: «Ну и дерьмо! Желудок заболел». Дядя Коля, Роман, Лена шепотом меня хвалили, боялись, вдруг Зина услышит, перестанет давать деньги тому, кто посмел мне хорошее слово сказать. Цель у свекрови была: довести нашу пару до развода. Она не понимала: брак венчанный, его не порушить.

Глава 5

Валентина сложила руки на коленях.

– Торт я пекла в подарок, очень старалась. У Зинаиды юбилей был, она в том кафе, которое сейчас Нелли и Вадику принадлежит, решила устроить праздник. Пришли только свои, из чужих никого не было. Чай не заказывали. Мой торт у нее дома стоял.

Валя посмотрела на Фаину.

– Я приглашение не получила, – уточнила та, – звали только членов семьи.

– Разошлись все в девять вечера, – продолжила Валя. – Хозяин помещение сдавал на два часа бесплатно при условии, что закажете у него еду. Поэтому без чая-кофе обошлись, на них дармового времени не хватило.

Валентина съежилась.

– Мы с Вадимом в его квартиру ушли, не знали, что у других творится. Потом уж объяснили: Зинаида и Лена тортом угостились. И умерли вскоре. Полиция разбираться стала, увезли меня в каталажку.

Она замолчала.

– Вы сказали Фаине Герасимовне, что Зинаида Яковлевна оказывала какие-то услуги и могла погибнуть из-за них. О чем шла речь? – спросила я.

Валя отвернулась к двери.

– И как вы меня услышали? Никто рядом не стоял. Ладно, расскажу. В доме, где Ефимовы до сих пор живут, есть подвал, точь-в-точь как этот. Зинаида там клиентов принимала. А к кому бежать, если хочешь ребенка в институт пристроить, больного к хорошему врачу направить, работу найти?

– В доинтернетные времена через знакомых искали, – улыбнулась я. – Но и сейчас лучше связи свои тормошить – в сети легко на жуликов нарваться.

– Какие связи, например, у меня? – засмеялась Валя. – Сама убогая, дружу с такими же. А у Зины везде все было схвачено. Клиенты шли к Ефимовой, та их сводила с нужными людьми. Не бесплатно. Нет, денег она не брала. С валютой не связывалась – статья за нее в Уголовном кодексе. Любила ювелирные изделия, старинные. У вас в глазах вопрос, откуда я все знаю. Представьте, зима на дворе или осень. Снег, дождь, грязь. У Зинаиды выходной. Она мне велит убрать, постирать, оденется, как на службу, и уйдет. Через пару часов вернется. Ботинки чистые, шуба не мокрая. Сразу понятно, из подъезда даже не выглядывала. Один раз возвращаюсь из магазина, стою, лифт жду, а из-за шахты выплывает свекровь. Прямо посинела, когда меня увидела, заорала: «Следишь за мной?!» И давай материться. Ответила ей: «Вы велели молоко, масло, хлеб купить. Я в магазин бегала». Она тон сбавила: «Чего тогда здесь пасешься?» Объяснила без обиды: «Лифт жду». И тут кабина приехала. Свекровь меня отпихнула: «Молодая, здоровая – пешком ходи. Задница поменьше станет, а то с табуретки окорока свешиваются». И уехала.

Степан отодвинул пустую кружку.

– Вы пошли посмотреть, что в подвале?

– Девочка мне об этой встрече рассказала, – откликнулась Фаина, – удивлялась: «Зачем свекровь в бомбоубежище ходила? Теперь понятно, почему она с грязной улицы порой в сухой, чистой обуви возвращается!» Любопытство на меня напало, через пару дней подбила Валю спуститься в подвал. Каморки закрытые у всех, народ там всякое-разное хранит. Не знали, какая Ефимовым принадлежит. И вдруг голоса.

– Мы испугались, – промямлила Валентина, – в конец коридора удрали, где света нет. Стоим молча.

– Видим, кто-то с фонариком идет, голос Зинки раздался, – перебила Юркину Вольская, – сердито так говорит: «Не обязана вас у метро встречать. В другой раз на подобную услугу не рассчитывайте. Или оплачивайте мое время». Потом тихо стало. Выяснилось, куда они вошли.

 

Фаина запричитала:

– Я некрасиво себя повела, подкралась к створке, подслушала, о чем болтают. Какая-то женщина просила Зинаиду, чтобы та развела ее сына с невесткой. Якобы шлюха та. Ефимова цену назвала и объяснила: «За вашей шалавой начнет ухаживать красавчик. В кино водить, в театр, конфеты будет покупать. Чеки сохранит, расходы ему оплатите. Когда у них дело до главного дойдет, я вам сообщу адрес и время. А вы уж постарайтесь, чтобы сын парочку застукал». Баба на все согласилась. И тут топот! Опять мы в дальний конец метнулись. – Фаина засмеялась. – Едва успели притаиться, мужик вбегает, влетает к Зинке. Дверь не закрыл, из нее баба вынеслась и – фьють! Исчезла. А из комнаты ор! Да матом! Зинка в ответ нецензурно. Грохот, стук, мужчина в коридор вышел, дверь ногой пнул. Ба-бах! Захлопнулась. Он на створку плюнул: «Запомни, ……., ……, Илью Самсонова! Я тебя убью!» Узнала его – в сорок третьей квартире в соседнем доме жил и по сию пору живет. Я в секунду поняла: вот кто ему устроил развод.

– Развод? – повторила я.

– Верно, – кивнула Фаина. – Он тогда был гол как сокол, жил с мамой. Ничего, кроме большой квартиры, у них за душой не было. Анна Сергеевна Самсонова работала нянечкой в детском саду. Илья был хорошим мальчиком, медаль золотую в школе заработал, захотел поступить в МГИМО – вон какое дерево срубить нацелился. И ведь удалось ему! Приняли, бесплатно учился. Ну и познакомился на пятом курсе с девушкой, которая на золоте ела, в золоте ходила, в золоте жила. Сыграли свадьбу. Несколько лет они прожили, и потом развод случился. Когда Илья явился Зину громить, я поняла: небось, Ефимова к разрыву причастна.

– После смерти Зинаиды, еще до приезда «скорой», Николай Петрович в тазу в ванной сжег какие-то бумаги, – сообщила Валентина. – Наверное, в них много тайн имелось. Честное слово, я не подсыпала крысиную отраву в торт. Очень Вадика любила, хотела с ним до смерти прожить, ради этого старалась привыкнуть к Зинаиде Яковлевне. Меня оклеветали. Кто? Не знаю. Даже предположений нет. Кому я могла дорогу перейти? Зина темные делишки проворачивала, вот с ней и разобрались. А меня попросту подставили. Ладно. Расскажу правду, но в нее никто никогда не поверит. Не начиняла я торт ядом от крыс, впрыснула в него слабительное.

– Что? – удивился Степан.

– Капли от запора, – прошептала Валентина. – Зинаида меня довела своими придирками. Вот и решила ей мелкую пакость сделать. Свекровь каждый вечер перед сном обжиралась пирожными. Поэтому я хорошо знала: Ефимова от тортика не откажется. Ну и прилипнет потом к унитазу. Пустячок, а мне приятно!

– Почему вы об этом не рассказали следователю? – удивилась я.

– Попыталась правду доложить, а он договорить не дал, – заныла Юркина, – заткнул просто словами: «Экспертиза обнаружила яд. Мой вам совет: сотрудничайте со следствием, тогда судья проявит снисхождение».

Фаина молитвенно сложила ладони.

– Степан Валерьевич, помогите Вале. Поверьте, Юркина никогда нитку чужую не возьмет. Преступник ее использовал, от себя подозрения отвел. Все наши, кто еще эту историю про торт помнит, считают Валю убийцей. Квартиры у нее нет, родители жилье продали, уехали. То, что дочь бомжихой станет, их не волновало. Я ей верю, не травила Юркина свекровь. Восстановите доброе имя невинно осужденной. Только денег у нас нет. Совсем. Я хоть и пожилая, но на руки-ноги скорая. Могу у вас домработницей послужить, готовлю хорошо.

– Детективное бюро нашего агентства работает бесплатно, – объяснил Степан. – Валя, почему вы ничего полиции не рассказали?

– Христос на допросе у Понтия Пилата молчал, – прошептала женщина. – Значит, и православным оправдываться не следует.

Я заморгала. Степан поднялся.

– Уважаю верующих людей. Моя мама в церковь ходила. Меня, правда, не водила. Я знаю, некоторые воцерковленные люди впадают в прелесть. Что она такое? Обманчивая святость, которая приправлена наивысшей формой лести самому себе. Человек полагает, что он самый праведный, совершенный, а на самом деле давно погибает в когтях гордыни. Валентина, помните, что Иисус ответил дьяволу, когда тот его в пустыне искушал? Нечистый Христа поставил на крыше храма и сказал: «Если ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, спасут тебя» [1]. Точно не помню текст, но смысл таков. И Спаситель ему ответил: «Не искушай Господа Бога твоего». Вот так, Валентина! Ты себя с Иисусом не равняй! Просто подумай: тот, кто тебя виноватой в убийстве сделал, живет счастливо. Один раз ему подлость сошла с рук. Значит, он ее сможет повторить, да не один раз. Безнаказанность – мать последующих преступлений. Желаешь, чтобы какая-то девушка оказалась в твоем положении?

– Нет, – прошептала Валентина, – никогда.

– Тогда завтра ждем тебя в офисе, – договорил Степан.

И мы ушли.

Войдя в лифт, я спросила у мужа:

– Ты читал Библию?

– Было дело, – кивнул Степан. – В колонии, куда я попал, в библиотеке книг почти не имелось. Я Ветхий и Новый Заветы как сказки проглотил. Кое-что до сих пор помню. Вот и пригодилось, чтобы Валентину встряхнуть. А то у нее в голове что-то не так сложилось.

Глава 6

Над моим ухом запел комар. Не открывая глаз, я замахала рукой. Но противное насекомое не собиралось улетать, оно зудело, зудело, зудело. В конце концов пришлось сесть и посмотреть на будильник. Пять утра. Не знаю, как вы, а я очень радуюсь, когда вдруг просыпаюсь ночью и понимаю, что вставать рано, можно еще поспать несколько часов. Сегодня я собиралась вылезти из-под одеяла в восемь.

Комар перестал донимать, сейчас завернусь в одеяло…

И тут раздался звонок в дверь. В ту же секунду я сообразила: ну какие кровососы в марте? Кто-то хочет войти в квартиру, а я сквозь сон приняла трезвон за писк насекомого. Пришлось накинуть халат, всунуть ноги в тапки, доплестись до холла, глянуть на экран домофона.

Глаза увидели полную женщину с чемоданом и сумкой на колесах. Я осведомилась:

– Вы к кому?

– Степочка здесь живет? – задала вопрос незнакомка. – Дмитриев. Я его мама.

– Я хорошо знаю свою покойную свекровь, – возразила я, – вы точно не она.

– Не родная Степоньке по крови, а крестная матушка, – уточнила женщина. – Позови мальчика. Скажи ему, тетя Мура приехала.

– Степан еще не встал.

– Так давно проснуться пора, – затараторила незваная гостья, – хозяйством заняться. Корова сама себя не подоит, курам жрать бросить надо. Чего он дрыхнет? А ну, впусти меня! Живо бездельника с постели скину! Ишь, взял моду до обеда кемарить, до полудня подушку давить!

Я вернулась в спальню и потрясла мужа.

– Милый, открой глаза.

– М-м-м, – промычал Степан и завернулся с головой в одеяло. – Который час?

– Семь минут шестого, – сообщила я.

– До восьми полно времени, – донеслось из-под перины.

И тут по квартире снова полетел звон. Степан сел.

– Кто там?

– К нам приехала твоя крестная, – объяснила я.

– Не понял, – удивился муж.

– Тетя Мура. Стоит за дверью, сердится, что ты корову не подоил, кур не покормил.

– Это розыгрыш? – засмеялся Степан. – До первого апреля еще далеко.

«Бух-бух-бух», – донеслось из прихожей.

– Наверное, тетя Мура ногами во входную дверь колотит, – предположила я.

Степан встал, пошагал в холл, распахнул створку.

– Ну, здравствуй, – сердито произнесла женщина, втаскивая в прихожую свой багаж. – Горазд ты дрыхнуть! Че, не узнал?

– Нет, – ответил мой муж.

– Вообще не удивилась, – вздохнула тетя Мура. – Когда ты в Хомяково последний раз заезжал?

– Куда? – не понял Степан.

– Туда! – вмиг обозлилась крестная. – Хомяково! Родина наша! Все Дмитриевы оттуда.

– А-а-а, – догадался Степан, – деревня, где моя прабабушка на свет появилась.

– Слава Богу, доперло, как до жирафа, – улыбнулась тетка. – Моя бабушка твоему деду по матери семиюродная племянница. Она давно померла. Мама моя вышла замуж за троюродного сына той семиюродной племянницы, за дядю Андрея. А я дочь его восьмой тетки от второго брака с шестой внучкой деда Онуфрия. Сообразил родство?

Степан шумно вздохнул и развел руками.

– Спозаранку мозг не сразу включается.

– Спозаранку? – переспросила тетя Мура. – Добрые люди уже пообедали! Ох уж эти москвичи! Лентяи!

Степан прищурил один глаз.

– Значит, вы вроде как крестная?

– Ага, – согласилась тетушка. – Мне мало лет было, когда тебя, младенца, в купель опускали. Папа сказал, что хорошо в родстве с городскими состоять. Если вдруг чего в гадкой столице понадобится, то будет где переночевать. И я стала твоей крестной! На всю жизнь теперь связаны.

– Момент своего крещения не помню, – признался муж, – о своей принадлежности к православию не задумывался до момента ухода из жизни мамы. После ее кончины начал вещи разбирать, нашел конверт. В нем мешочек крохотный, внутри крест на цепочке и письмо обнаружились. Мама сообщала, что возила меня крестить за тридевять земель – боялась, что на работе узнают о том, что она в Бога верит. Ее тогда с хорошей службы турнут, из Москвы выселят. Вот и провернула все тайно, в деревне, откуда моя прабабушка родом. Название села забыл, но письмо храню, посмотрю. В послании указано, кто моя крестная мать. Подождите пару минут.

Муж ушел, мы с тетей Мурой остались вдвоем. Тетка заломила руки и закричала:

– Это что ж творится? Родную вытуривают! Вышвыривают! Совсем стыд потеряли! Я к вам сначала на мотоцикле, потом на автобусе, электричке, поезде перлась. В Москве пришлось такси взять. Денег за это срезали – у нас на такую сумму месяц жить можно! А в вашей Москве проклятущей дороговизна!

Я молча слушала гневную тираду. Да, в столице иные цены, нежели в провинции, но так же обстоят дела и в других странах. В глубинке жизнь дешевле. И в Москве есть много такого, что не нравится коренным горожанам. Ну, например, неприлично высокие цены на парковку, засилие гастарбайтеров в ряде районов. К сожалению, жители бывших союзных республик не всегда вежливо себя ведут, часто стараются дать понять окружающим, что они тут хозяева. Не радует постоянная смена плитки на тротуарах, не приводят в восхищение курьеры на велосипедах и люди на электросамокатах. Те, кто пользуется сегвеем, часто несутся по тротуарам сломя голову. Но это наш родной город, он содержится на налоги москвичей. Если кому-то здесь не нравится, этот кто-то может вернуться в свои родные пенаты. На мой взгляд, неприлично приезжать в гости и говорить хозяевам: «У вас тесно в квартире, грязно, готовите невкусно, одежду уродскую покупаете». Положа руку на сердце, ответьте, долго вы будете терпеть такого приятеля или родственника? Небось, живо выгоните вон.

– Меня крестили в Хомяково, – объявил Степан, возвращаясь в холл. – Крестную звали…

– У вас телефон звонит, – перебила я Степана, обращаясь к тете Муре.

Тетя Мура вытащила из кармана мобильный.

– Алло, алло, алло! Кто там? Чего надо? Виктор Петрович? Ой, меня вон гонят! Веником вышвыривают, типа неродная. Держи!

Последнее слово адресовалось Степану, которому незваная родственница сунула в руку трубку.

– Добрый день, – начал Степан. – Так, ага, ясно. Понял. Вы опрометчиво действовали. Следовало заранее предупредить. Даже не знаю, как реагировать. Нет, ни малейшей радости не испытываю. Подумаю. Не обещаю. Это могу. Хорошо.

Степан вернул гостье телефон и повернулся ко мне.

– Беседовал с председателем сельсовета Хомякова. У них уже обеденное время. Думаю, тетя Мура просто не перевела часы. Зовут ее Надежда Андреевна Круглова, женщина и в самом деле моя крестная. Приехала увидеть свою дочь Катю. Та живет в Москве, не желает общаться с мамой.

– Почему? – проявила я неуместное любопытство.

– Данную информацию мне не сообщили.

Надежда Андреевна села на пуфик, который у нас стоит возле вешалки, и запричитала:

– У соседки справа, Светки, шестеро детей, пятеро ушлепки, а последний, Кирюшка, магазинами по всей области владеет. Мать к себе взял, в шикарном доме поселил, одел, обул. Светлана устроилась лучше царицы. У Нинки – она слева живет – четыре девки. Одни две пьяницы, другие квартиры в городе купили, к маме раз в неделю прикатывают, все привозят. Нинка ни в чем не нуждается. Зачем детей помногу рожают? Да чтобы хоть один хороший получился, в старости маму любил. А у меня единственная Катя…

 

Тетя Мура опустила голову.

Я посмотрела на ее пальто, сшитое по моде прошлого века. У Раисы, которая воспитывала меня в детстве, имелось похожее. Тетка целый год копила рубли, отказывала себе даже в маленьких радостях, даже одной мармеладки к чаю не брала в день получки. И под Новый год купила обновку из драпа темно-коричневого цвета, на ватине. Обшлага рукавов и воротник оторочены мехом, который успешно прикидывался норковым. На самом деле это кролик, но ведь он тоже красивый и даже вблизи прямо норка. Можно, конечно, найти вариант подешевле, где даже и зайцем не пахнет, просто вязанный из шерсти воротничок. Но зимнее пальто покупается раз, ну два за жизнь, поэтому лучше подкопить и взять роскошное, с длинноухим под норочку. Обновку Раиса берегла, надевала лишь по особым случаям. Сгребать снег с тротуаров выходила в ватнике, в магазин бегала в старом полупальтишке. Шли годы, Раиса часто говорила: «Сегодня мокрый снег идет, новое пальто пусть дома висит. Еще промокнет…» И вот сейчас передо мной стоит тетя Мура в таком же пальтишке.

Я перевела взгляд вниз, увидела черные ботинки на «манной каше». Такие тоже были в моде много лет назад. В глаза бросился чемодан – похоже, он помнит первое нашествие половцев на Русь в тысяча шестьдесят первом году. И сумка…

В горле возник горький ком, к глазам подступили слезы, я защебетала аки соловушка:

– Дорогая тетя Мура! Уж извините, долго вас расспрашивали, но мы с вами незнакомы, хотели узнать, кто к нам в гости прибыл. Раздевайтесь, умывайтесь, сейчас завтракать сядем.

– И вы нам все за столом расскажете, – без особой радости прибавил Степан.

1Евангелие от Луки 4:9,10. «Если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз. Ибо написано: Ангелом своим заповедает о Тебе сохранить Тебя».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru