Дарья Донцова
Запасной выход из комы

Полная версия

Глава 4

– Таня, Таня, Таня, – заговорил хриплый голос, – Тань, Танюша, ау, очнись.

Я села, открыла глаза и спросила:

– Кто здесь?

– Этти!

– Кто?

– Мать Миши, твоя свекровь.

Я потрясла головой:

– Никого не вижу.

– Я стою снаружи у окна. Выгляни. Только осторожно вставай. Не дай бог голова закружится.

Я сунула ноги в тапки и приблизилась к открытому окну. В саду маячила темная фигура с абсолютно белым лицом.

– Как самочувствие? – спросила она.

– Нормально, – ответила я. – Этти?

– Что-то не так?

– Или у меня с глазами беда, или у тебя рта-носа нет, – пролепетала я, – подойди поближе.

– Нет, – просипела свекровь, – я простудилась сильно, сопли текут. Боюсь тебя заразить. С лицом у меня порядок, я маску нацепила.

– А-а-а, – с облегчением выдохнула я.

– Слышишь, как я говорю? Словно пьяный ежик, – продолжала мать Миши, – бронхит замучил.

– Ой! Зачем ты пришла? – испугалась я. – Да еще ночью.

– Сейчас одиннадцать, – прокашляла Этти, – это ты рано легла, наверное.

– Возможно, – согласилась я, – тут часов нет. Уезжай домой, выпей чаю с малиновым вареньем. Мне приятно, что ты меня навестила, но побереги себя.

– Тань, я никогда тебя не обманывала, – вдруг сказала свекровь, – ты мне как дочь.

– Знаю, – подтвердила я, – меня мать родная так не любила.

– И мое отношение к тебе не изменится независимо от того, что случилось.

Мне стало зябко.

– Этти! Врач рассказал, что я вышла на работу и… э… короче…

– Изменила Мише, – договорила за меня свекровь. – Да, это правда.

Теперь меня охватил жар.

– Честное слово, я ничего не помню.

– Не волнуйся, все функции мозга восстановятся.

– Я не могла изменить мужу.

– Почему?

– Не такая я. Ну вообще ничего не всплывает в памяти. Филипп Андреевич фото показал. Я на нем с мужчиной. Никаких эмоций при виде любовника я не испытала.

– Танюша, врач не говорит тебе все как есть. Опасается, что ты остро отреагируешь, – перебила меня Этти, – но я не хочу, чтобы ты правду от посторонних узнала.

Мое сердце замерло, потом быстро-быстро застучало.

– Что случилось?

– Сядь на кровать. Боюсь, ты упадешь, – велела свекровь.

На подкашивающихся ногах я добрела до постели.

– Только не волнуйся, – взмолилась Этти.

И как вы отреагируете, услышав подобную фразу? Лично я при такой просьбе сразу понимаю: сейчас на голову бетонной плитой рухнет беда.

– Сидишь? – уточнил Этти.

– Ага, – прошептала я.

– Дорогая, – прокашляла свекровь из сада, – еще раз говорю: ты мне как дочь. Никогда не сердилась на тебя и впредь не стану. То, что случилось, никоим образом не повлияет на наши отношения. Моя поддержка, любовь, помощь останутся неизменными. Восстанавливайся, возвращайся домой, я найду тебе новую работу. Во сто крат лучше прежней. С большим окладом.

– Что произошло? – пролепетала я.

– Только не нервничай. Тебя не винят в аварии, за рулем сидел Коровин. Ему давно следовало шофера нанять. Возраст не юный, реакция замедленная, плюс алкоголь в крови. Сколько он выпил?

Я растерялась:

– Не знаю.

– Неужели не видела?

– Нет.

Повисла пауза, потом Этти продолжила:

– Танюша, вы вместе сидели в ресторане.

– В каком? – спросила я.

– А названия никто, кроме тебя, не знает, – растолковала свекровь. – ГАИ обнаружила машину на шоссе после ДТП, водителю оторвало голову. Ты находилась рядом в состоянии ступора, похоже, очень испугалась.

Я молча слушала Этти. Ничего себе «испугалась»! Я, скорей всего, онемела-ослепла-оглохла от ужаса. Очутиться около обезглавленного тела – мощный стресс.

– Когда приехала машина ДПС и тебя вытащили из салона, гаишник спросил: «Ваше имя?» Ты ответила: «Мы с Леней ужинали в ресторане. Поехали к нему домой. Где Коровин, позовите его скорее».

– Ничего не помню, – с отчаянием призналась я.

– А что накануне происходило, задержалось в твоей памяти? Ваша беседа с Мишей?

– Нет, – простонала я.

– О господи! Я думала, хоть тот разговор не выветрился.

– Этти, – взмолилась я, – перестань ходить вокруг да около. Говори начистоту. Имей в виду, у меня никаких воспоминаний нет. В голове компот! Про то, что завела любовника, я начисто забыла. Аварию тоже.

– А что ты можешь о себе рассказать? – поинтересовалась Этти. – Меня ты узнала?

Я кивнула:

– Да, да. Что еще? Миша жарит картошку с сосисками, очень вкусно у него получается. Вот!

– Отлично! – слишком бурно обрадовалась Этти. – Гениально. Ладно, слушай.

Я навострила уши. Свекровь начала излагать события. Первая часть рассказа совпала с тем, что я уже слышала от доктора Маслова. Но потом я услышала другую историю…

Сообразив, что законная жена пошла налево, Миша приехал к матери и попросил совета, как ему теперь жить? Этти попыталась починить любовную лодку, объяснила, что в измене виноваты оба супруга. Наверное, он был холоден с женой, невнимателен. А она обиделась, стала искать внимания на стороне. Надо им просто сесть вдвоем и поговорить. Михаил уехал в плохом настроении, неделю не общался с матерью, а потом произошла авария.

Когда сотрудники милиции сообщила родственникам о ДТП, свекровь и муж прилетели в клинику. Этти не пустили в реанимацию, а Михаилу разрешили войти. Он пробыл в палате меньше минуты, вышел с белым лицом.

– Таня умерла? – ахнула Этти.

– Нет. Скончался я, – отчеканил сын.

– Господи, что случилось? – задергалась его мать. – Доктор сказал, что она без сознания.

Миша расхохотался:

– Да ну? Я взял Таню за руку, она глаза открыла и на всю ивановскую объявила: «Доброе утром, Ленечка. Как ты спал? Люблю тебя сегодня больше, чем вчера». Ну я и ушел!

Этти никогда не теряла дар речи, но в ту минуту она не нашлась что сказать. Сын, продолжая смеяться, убежал. Мать поспешила за ним, но Миша успел первым влететь в лифт и уехать. Этти пришлось минут пять ждать кабины, когда она очутилась в вестибюле, сына и след простыл. Несколько часов Этти не могла связаться с Мишей, поехала к нему домой, открыла дверь своим ключом и увидела на зеркале листок бумаги, приклеенный скотчем. На нем было одно слово: «Маме». Этти развернула послание, прочитала: «Я в спальне», перепугалась…

Свекровь замолчала.

– Дальше, – еле ворочая языком, попросила я.

– Миша покончил с собой, – наконец-то выговорила свекровь, – оставил тебе записку.

Послышался шорох, на подоконнике появился конверт.

– Извини, его милиционеры вскрыли. Тань?

– Слушаю, – только и смогла сказать я.

– Миша всегда отличался излишней нервозностью. Не думай, что ты его убила.

Я сидела молча.

– Он сам повесился, – продолжала Этти, – не позволяй произошедшему исковеркать твою жизнь. Не поступай, как Катя, дочь Светы, моей подруги. Она тоже мужу изменила. Федя отравился, а Катька вслед за ним отправилась, таблеток наглоталась. Не оставляй меня одну. Давай жить дальше.

– Эй, что вы в саду делаете? – забасил грубый голос.

– С невесткой общаюсь, – пояснила Этти.

– Отбой сыграли, уходите, – велел мужик, – нечего под окном прыгать. Завтра, если врач разрешит, в палате свидитесь.

– Нам поговорить надо.

– После восьми вечера посторонним запрещено находиться на территории.

– Я ее свекровь.

– Женщина, уматывайте по-хорошему.

– Прочитай и отдай мне записку, – велела свекровь.

Я кое-как поднялась, держась за стену, подошла к подоконнику, взяла конверт, вынула неровно оторванный листок и прочла: «Татьяна! Жизнь без тебя мне не нужна. Счастья тебе с Леонидом. В моей смерти виновата ты. Прощай. Встретимся в аду. Миша».

В висках застучали молоточки, под черепом зазвенело. В спину будто воткнули острый нож, он не давал возможности вздохнуть, ноги отнялись.

– Таня! – прохрипела Этти. – Я скоро вернусь.

Раздался звук шагов.

Не спрашивайте, как я добралась до койки, я ничего не помню.

Глава 5

С веселым лаем Роки прыгнул мне на грудь и облизал лицо.

– Уйди, безобразник, – попросила я и взглянула на будильник. – Который час? Шесть? С ума сошел.

– И Мозес тоже, – пробормотал с другой стороны кровати муж, – давно скачет.

– Что с собаками? – спросила я.

– Намекают, что пора вставать, – зевнул супруг, – кофе хочу.

Я ощутила аромат арабики, и вдруг все завертелось перед глазами, я очутилась в трубе, пронеслась по ней и услышала:

– Танечка – душечка! Танечка – ягодка! Танечка – кисонька!

– Очень кофе хочется, – произнесла я.

Послышалось бульканье.

– Танюша, глазки распахнем! Водичка тут.

Я открыла глаза и не сразу сообразила, где нахожусь.

– Доброе утро, – ласково сказала симпатичная девушка в белом халате. – Как спалось?

– Здесь бегали собаки, – протянула я. – Две, скакали по кровати, вроде и…

– Танечка, в больницу нельзя приводить животных, – перебила меня незнакомка, – вам привиделся сон. Давайте познакомимся. Я Карина, медсестра.

– Таня, – машинально представилась я, – Сергеева, начальник…

Язык замер. Начальник? Вот же глупость! С чего это мне в голову взбрело! Никогда я никем не руководила.

– Знаю вас, – затараторила Карина, – в медкарте все сведения есть, – Татьяна Сергеева, замужем, москвичка, по образованию преподаватель русского языка и литературы. Ой, как я вам завидую!

– Чему? – вздохнула я. – Коме? Потере памяти?

– Профессии, – защебетала Карина. – Наверное, учителю нужно много читать!

– Дружить с книгой полезно всем, – заметила я.

– Обожаю романы, – закатила глаза девушка, – да времени нет. Дома дел полно, на работе еще больше. А вам по службе положено любовные сюжеты изучать.

– В школе преподают классику, – уточнила я, – «Анна Каренина», «Война и мир».

– Скукотень, – поморщилась девушка, – я люблю страсти.

– В «Анне Карениной» их много, – усмехнулась я.

Карина отмахнулась:

– Ерундово написано. Нудно. Предложения длинные. В «Войне и мире» вообще половина текста на немецком.

– На французском, – поправила я.

– Однофигственно, – махнула рукой девушка, – все равно непонятно. Надо сноски, примечания смотреть. Влом это. Вот когда дело происходит в замке на берегу моря, она у него горничная, ее не замечают, а потом наконец любовь. И про постель красиво написано… Обожаю!

– Хочу только пакет забрать, – раздался из коридора сердитый голос.

– Сказано, проваливай, – прозвенел дискант, – иначе охрану вызову.

– Тапки взять хочу.

– Уматывай!

– Они мои собственные.

Карина поспешила к двери:

– Простите, я сейчас вернусь!

Не успела за медсестрой закрыться дверь, как я встала и приоткрыла захлопнутую створку. В щель я увидела коридор, стойку, за которой сидела незнакомая женщина. Карина и худенькая девушка в синем платье стояли спиной ко мне.

– Оборзели совсем, – возмущалась последняя, – моя обувь, на мои деньги куплена.

– Уматывай подобру-поздорову, Лизка, – зашипела медсестра на ресепшен, – неровен час Филипп Андреевич появится. Тебя-то совсем на фиг пинком вышибут, и нам с Каринкой влетит, штраф наложат.

Девушка зашмыгала носом:

– Злые вы. Про меня не знаете, а судите!

– Лиза, – начала Карина, – я и Фаина в курсе твоих проблем. У тебя ребенок без мужа, родных нет. Сыну няня нужна, продукты свежие, за съемную квартиру платить нечем.

– Ты каждому жалуешься, – ехидно заметила Фаина, – а, между прочим, у нас с Карой тоже в кошельках не густо.

– Вы в два раза больше моего получаете, – заныла Лиза.

– Я стараюсь выполнять работу безупречно, – отрезала Фаина, – потому меня и повысили. Мы безотказные с Кариной. Двое суток дежурить надо, трое? Да мы с радостью. А ты стонала: «Спать хочу».

Елизавета опустила голову:

– Я просто так говорила. Хотела с вами подружиться.

– Средний медперсонал не имеет права болтать, – покраснела Фаина, – нашла аргумент глупее некуда. Сваливай отсюда. Да скажи спасибо Филиппу! Не выгнал тебя вон, перевел в пятый корпус.

– К маразматикам? – возмутилась девушка. – Они под себя ходят! А мне им пеленки менять! Отдайте тапки! Они дорогие.

– Елизавета, покиньте отделение, – тоном диктора заявила Фаина. – На правах старшей медсестры приказываю вам очистить помещение.

– Фигу тебе, – взвизгнула бывшая коллега и кинулась по коридору вперед.

– Лови ее! – азартно взвизгнула Фая, бросилась следом и с криком «Кара, скорей!» пропала за поворотом галереи.

Вторая девушка полетела на зов. И тоже исчезла за поворотом. Но уже через секунду зазвенели голоса.

– Упирается дрянь, – сказала Фаина.

– Вот пакость, – подхватила Карина.

Потом в зоне видимости появилась живописная группа из трех медсестер.

– Отпустите меня, гадины, отдайте тапки, мне их подарил любимый человек, – голосила Елизавета, которую две другие девушки тащили за руки.

– Врешь много, – фыркнула Фаина, – то сама купила, бездну баблосиков потратила, то это презент, оказывается!

– Приобрела сама, а он денег дал, – пояснила девица, тормозя ногами. – Остановитесь. Мне плохо! Голова кружится, тошнит! Вы меня до смерти доведете. Я заболела! Будьте милосердны!

– Слушай, – разозлилась Карина, – у нас эксперимент идет, работать надо. А ты мешаешь. Зная твои обстоятельства, мы охрану не вызвали, по-человечески к тебе отнеслись. Если сейчас не свалишь, позовем парней. Прощайся тогда со службой в медцентре навсегда.

– Тапки верните, – простонала Лиза.

Фаина пинком распахнула дверь, медсестры вытолкнули возмутительницу спокойствия за пределы отделения.

– Фу, – выдохнула Карина. – Как она вошла?

– Да фиг его знает, – тяжело дыша, ответила Фаина, – сижу, журнал заполняю. Опаньки! Стоит, красота неописуемая, у стойки!

– Может, отдать ей чертовы шлепки? – вздохнула Карина. – У Лизки и правда денег нет.

– А кто виноват? – взвилась Фаина. – Эмилия ее еще пожалела. Не выперла на улицу. В медцентр перевела. А следовало лентяйку и сплетницу сунуть в помойку головой. С финансами у нее проблема? Ой, сейчас зарыдаю. Кто Лизке велел не пойми с кем спать, а потом от него еще и рожать?

Карина издала протяжный вздох:

– Она сказала, что влюбилась в мужика. Тот был намного ее старше, женат, обещал развестись, расписаться со Снеговой…

– Еще остались те, кто в это верит? – рассмеялась Фаина. – Ну так они редкостные дуры. Нормальные бабы давно усекли: не замай чужое, самой потом хуже будет. И никогда мужик законный брак не разобьет, он просто с очередной кретинкой переспать хочет. Ты Лизку зря жалеешь…

И тут у меня в носу зачесалось, я потерла переносицу, но все равно чихнула, громко, со вкусом, так и не успев прикрыть рот ладонью. Медсестры вмиг замолчали. Я опрометью кинулась в ванную, через секунду из палаты раздался голос:

– Танечка, вы не простудились?

Я замотала на голове полотенце и высунулась из санузла.

– Так громко получилось, что вы на посту услышали?

– Да, – улыбнулась одна из девушек, – я испугалась, вдруг вы насморк подцепили.

– Нет, – затараторила я, – мыло очень душистое, запах нос защекотал…

– Слава богу, – обрадовалась медсестра, – но давайте для моего спокойствия градусник поставим. Кушать хотите? Завтрак через полчаса. Могу вам кофейку сварить.

Я похлопала себя ладонями по бокам.

– Мне не вредно полгода на диете посидеть. Толстая я очень.

Фаина махнула рукой:

– Неправда. Комплексы у вас расцвели, которые злые люди в детстве посеяли. Кто-то маленькой Танюше в уши жужжал: «Жирная корова, жри меньше, должно помочь».

Я опустила глаза.

– Ага! Я угадала, – обрадовалась девушка, – одноклассница вас тиранила? У нас в школе была одна вредина, маленькая крыса, вечно всех шпыняла. Вот меня гадюка третировала за прическу.

Фая сняла косынку и стянула с «хвоста» резинку.

– Видите?

– У вас роскошные волосы, – восхитилась я. – Вьются. Цвет потрясающий, как у дорогого горького шоколада.

Фаина снова сделала «хвост» и повязала косынку.

– Девчонка всем наговорила, что мой отец негр, поэтому я его не знаю. Сколько я из-за нее слез пролила! Море. И ведь ее нельзя было упрекнуть во вранье! Одно не понятно, кто правду крысе рассказал, что Вяземская ни биологического отца, ни мать никогда не видела, имен их не слышала. У меня смуглый цвет кожи, карие глаза, темные вьющиеся волосы. Может, я и впрямь мулатка или креолка, квартеронка?

– Дети от смешанных браков всегда очень красивы, – заметила я, – и вы тому доказательство.

Фаина опустила глаза:

– Ой! Это неправда. Но спасибо за комплимент. Лет до двадцати я считала себя уродиной, дворняжкой… И это несмотря на то, что меня удочерили, обожали, хвалили. Но в школе была мелкая дрянь, и она на меня сильно повлияла. Я не помню интерната, хотя провела там начало жизни. А вот школу не могу выкинуть из памяти. Детские комплексы трудно изгнать. Но я со своим справилась. И вам лучше забыть про лишний вес. Давайте градусничек. Тридцать пять и девять. Не волнуйтесь. С вашим анамнезом такая температура естественна.

В дверь постучали, раздался голос Карины.

– Танечка, завтрак можно подавать?

– О-о-о! Сегодня пораньше, – обрадовалась Фаина, – кушайте на здоровье. Надо все-все съесть. Без остатка. И вот таблетка. Позавтракайте и примите. Только после еды, а то желудок заболит.

Карина с Фаей ушли, я взяла розетку с пилюлей и уронила ее себе на грудь. Следующие минут пять я искала лекарство, но так и не нашла его. Решив не переживать из-за пропавшей таблетки, я собралась с аппетитом позавтракать.

Глава 6

– Эй! Тебя как зовут? – прошептали из окна.

Я уронила на кровать нож, которым намазывала масло на кусок очень вкусного, возможно, домашнего хлеба.

– Выгляни в окно, – попросила женщина, ее голос показался мне знакомым.

Я последовала совету и увидела медсестру.

– Привет, – прошептала та, – Елизавета! Господи! Боже!

На секунду мне стало обидно. Я такая толстая, что молодая женщина, чье лицо почему-то кажется мне знакомым, затряслась от ужаса.

– Мое имя не Елизавета, а Таня, – возразила я. – Вы испугались, увидев меня? Я такая страшная? Жирная корова?

– Елизавета это я, – объяснила медсестра. – Никого я не боюсь, просто у меня присказка такая, постоянно ни к селу ни к городу твержу: «Господи! Боже!» Ночью тебе дрянь снится? Память потеряла? Так?

– А что? – задала я свой вопрос.

– Если поможешь мне, объясню, как от твоих чудовищ избавиться, – зашептала Лиза, – тебя тогда отсюда выпрут домой как неподходящую.

– Для чего? – удивилась я.

– Потом объясню, – отмахнулась Лиза. – Ты ничего не помнишь, на голову словно ватный матрас накинули, ноги слабые. Верно?

– Да, – подтвердила я, – но, говорят, после комы это вполне нормально.

– Предлагаю бартерную сделку, – совсем понизила голос Елизавета, – через минут сорок Файка и Каринка свалят на летучку. Отделение они запрут, чтобы ты не удрапала.

Я сказала:

– Тот, кто лежит на первом этаже, в любое время дня и ночи в окно выскочить может.

– Ага, – хихикнула Лиза, – и куда ты денешься? На воротах охрана, забор до неба, гладкий, как обсосанный леденец. Назад идти придется. Так-то. Медсестры всегда парой на головомойку бегают, завтрак разнесут, наркоту раздадут. Все объясню, расскажу, что сделать надо, чтобы память вернулась. Но только если ты выполнишь мою просьбу.

– Какую? – предусмотрительно уточнила я, рассматривая через распахнутое окно симпатичную девушку.

На лице Лизы сияли огромные небесно-голубые глаза, у нее был крупный рот, красивые зубы. Одета она была в синий халат, или это платье? Нижняя часть фигуры девушки была скрыта. Зато я отлично разглядела огромный медальон на ее шее: круглый, размером с дно стандартной кружки. На нем был выдавлен белый ангел с розовыми крыльями, в руках перед собой он держал православный крест во весь свой рост. Я уставилась на украшение. Почему оно мне кажется знакомым?

– Сделаешь? – поинтересовалась Елизавета. – Чего молчишь?

– Разве можно что-то обещать, не зная, о чем идет речь? – спросила я.

– Ерундень. Мои тапочки. Я забыла их в лаборатории. Понимаешь, мне велели по делам сходить, я рабочую обувь сняла, надела уличную и ушла. А когда вернулась, узнала, что меня отправили работать в другой корпус. Сюда я не вернулась. И что? Они мне туфли не отдают. Когда Файка и Каринка, две змеи, уползут, пройди по коридору до последней двери, на ней увидишь табличку: «Посторонним вход воспрещен, своим тоже не стоит часто сюда ходить».

Я покачала головой:

– Мило.

– Дурдом, – вздохнула Елизавета, – обувь под маленьким столиком, на нем чайник стоит. Кстати, кипятить воду в сестринской строго запрещено. Да Файке с Каркой наплевать на инструкцию. Ради себя они любые законы нарушат. А вот если о других речь идет, тут все крошечки проверят-пересчитают. Жабы!

Я подошла к окну:

– Вы хотите, чтобы я забрала ваши тапки?

– Да! – обрадовалась Лиза.

– А вы за это расскажете, как мне память себе вернуть?

– Точно. Сообщу про все, чем в лаборатории занимаются.

Я облокотилась о подоконник:

– Зачем мне знать о научных исследованиях? Я лежу не там, где что-то изучают.

– Дурочка, это отделение и есть лаборатория, – хмыкнула Елизавета, – пока ты мне не помогла, ни звука не вымолвлю, и, уж поверь, если правду не узнаешь, подохнешь тут в корчах. Я же тебе дам шанс спастись. Решай.

– Хорошо, – согласилась я.

– Молодец! – обрадовалась Лиза. – Давай, вперед.

– Как открыть запертую дверь? Или она не запирается? – осведомилась я.

Лиза протянула небольшой предмет, похожий на шариковую ручку:

– Это…

– Электронная отмычка, – ляпнула я.

– Откуда ты знаешь? – прищурилась медсестра.

Но я сама пребывала в удивлении. Каким образом в голову учителя русского языка и литературы попали сведения об этом инструменте? Где Пушкин и где отмычка? Поэт и приспособление для воров далеки друг от друга, как белый медведь от черепахи. Возможно, в зоопарке эти животные могут подружиться и даже полюбить друг друга, но в природе у них нет шансов встретиться. Хотя, вероятно, в мою бытность секретарем Коровина кто-то познакомил меня с отмычкой.

Я взяла «ручку» и уверенно повернула ее нижнюю часть, появилась тонкая стальная палочка.

– Вау! В свободное от обучения детей время ты грабишь квартиры? – ухмыльнулась Елизавета.

– Нет, – ответила я, – мне больше нравится печатать денежные купюры на домашнем станке.

– Тапки в пакете, – продолжила Лиза. – Когда жабы появятся, попросись погулять. Тебе дадут плед на скамейку постелить, спрячь под ним кулек с обувкой и топай в парк. Территория, где на дорожках красная плитка – парковая. А тропинки с желтым покрытием – садовые. Тебе нужна одна из них с указателем: «Сторожка». Маршируй по ней до тупика. Встречаемся там через полтора часа. Если чуть задержишься, не страшно. Все ясно?

– Вроде да, – подтвердила я и пошла в ванную, чтобы почистить после еды зубы, наклонилась над рукомойником… В ту же секунду откуда-то выпала таблетка и провалилась в слив. Пилюля на сей раз пропала безвозвратно. Идти просить другую? Объяснять, какая я идиотка? Ну уж нет! Я себя и без лекарства прекрасно чувствую. А если ничего не болит, то зачем мне препарат? Врачи любят запихнуть в пациента побольше химии, но мне она явно ни к чему.