Дарья Гущина
Ведьмина тайна
Да разве плохо верить во всё тайное?
В иллюзию, в сказку, в таинственный мир?..
Ведь это же, в сущности, самое поэтическое,
может быть, самое главное в жизни…
Вячеслав Шишков «Угрюм-река»
Пролог
…Она сидела на скамейке, невидяще глядя перед собой. Дрожащие руки сжимали пухлую, лежащую на коленях папку. Шелестела плакучая берёза, небо хмурилось, и в отдалённых грозовых раскатах слышалось недавнее и насмешливое: «Вы всё выдумали. Ваша работа гроша ломаного не стоит. Найдите более приземлённую тему для защиты. Более… доказательную. Основанную не на домыслах, а на фактах».
Мимо пролетела бабочка-капустница и, покружив над дорогой, опустилась на ближайший одуванчик. Сидящая на скамейке девушка невольно подалась вперед, любуясь насекомым.
Бабочка… И – «бабочка», древнейшая и загадочная нечисть, исчезнувшая – нет, безжалостно истреблённая ещё стародавними ведьмами. Она изучала «бабочек» пять лет, раскапывая такие сведения, о которых не знали даже старшие ведьмы, и нашла следы – живые следы их пребывания в современном мире. И доказательства того, что не всех «бабочек» истребили. И полчаса назад на защите она с жаром рассказывала, объясняла, приводила примеры… Но учёный совет во главе с ведьмой-председательницей лишь посмеялся. Посмеялся, унизил и выставил вон – ещё на пять лет. Целых пять лет работы – псу под хвост…
Девушка опустила глаза и уныло потеребила края папки. У людей в смысле защиты… всё правильно. Сначала – обсуждение темы с преподавателем и её утверждение, а потом – исследования, изыскания, написание. У ведьм иначе: находишь тему, копаешь, собираешь пару тонн дневниковых записей – где был, что нашёл, как узнал, какие выводы сделал. А по окончании подаёшь заявку в ведьмин Круг, и в назначенное время тебя вызывают. И испытывают, проверяют… Выдержишь и докажешь профпригодность – примут в Круг на испытательный срок. А нет… Иди на все четыре стороны. Хочешь – бери новую тему и копай, нет – занимайся своими делами на периферии. Только истинную силу не свети. Не должно людям знать, что известные экстрасенсы – это лишь верхушка айсберга: те, в ком слишком мало колдовских сил, чтобы заниматься серьёзной работой.
Работой… Девушка посмотрела на папку с отвращением. Действительно, раз решила работать с нечистью, взяла бы тему попроще – про «пауков» или «кошек». И пусть они изучены на девяносто процентов – зато пять лет работы не зря… Поддавшись порыву злости, она отшвырнула папку и резко встала. Исписанные неряшливо-невнятным почерком листы рассыпались по колючему гравию, жалобно зашелестели на ветру. Словно опавшие древесные листья – ненужные, отжившие своё. Жалко… И хочется бережно собрать труд в папку, и… бесит до нервной дрожи.
Молодая ведьма оправила длинную чёрную юбку и посмотрела на разбросанные листы. Мама учила: не отступай, доказывай, не сдавайся, не будь, как все… А что в итоге? Сначала брат пошёл своей дорогой, не «как все», и до сих пор выбирается из неприятностей и ищет себе применение, а теперь и ей досталось… Девушка поджала дрожащие губы. Жарко. Душно. И в воздухе… и внутри. Обидно. Горько. Или будь как все – и встраивайся в систему, или иди своим путём… и иди один, никому не нужный. Кроме самого себя.
Кроме себя…
Записи шелестели на ветру, воздух пах летней грозой, над тенистой аллеей сплетали густые ветви старые берёзы. Девушка заправила за ухо светлый локон и подхватила со скамейки сумку. Отёрла слёзы и посмотрела на разбросанные бумажные листы – внимательно и задумчиво.
Третьего, конечно же, не дано… Или – или. И выбирать-то не из чего, ведь выбор давно сделан. Идти своим путём. Дальше. И доказать проклятым пересмешницам собственную правоту. Для себя. И для дела. «Бабочки» – нечисть крайне опасная, и сейчас, с потерянными в давней охоте на ведьм знаниями стародавних, она опаснее даже бесов. Если позволить ей возродить популяцию, мир людей так тряханет, а мир ведьм и заклинателей так огребёт… Да, дело – и для пользы, и для души.
Вздохнув, молодая ведьма решительно расправила плечи. А записи… не нужны. Она и так наизусть помнит каждую строчку – и исследовательской работы, и защитной речи. Но они ещё могут сослужить службу. Даже увядшие осенние листья приносят пользу. И защитная речь…
– Летите, – прошептала девушка и сдула с ладони заклятье. – Ищите добрую душу. Того, кто поймёт – кто захочет понять. Кто разберётся. Кто умеет искать и не сдаваться. Найдите нужные руки… если мне понадобится помощь. Чтобы узнали. Чтобы нашли. Чтобы помогли. Летите!
Ветер захлопал бумажными крыльями, с шуршанием подхватываясь с гравийной дорожки и устремляясь ввысь, к хмурому небу. И ведьма тихо повторила им вслед:
– Летите…
Если бы ей поверили, она бы не стала так рисковать. И в глубине души надеялась изучать тайны объявившихся «бабочек» под присмотром опытной наставницы, но… Просить Круг о помощи бессмысленно. Опять высмеют. Теперь за помощью и наставничеством можно обратиться лишь к тем, кто давно идёт своим путём и знает больше ведьм Круга – к отступникам. Или, сводя риск к минимуму, к бывшим отступникам. И у неё есть чем заплатить за помощь. И пропади всё пропадом. Живём один раз, и не для выдающихся ли дел? Да, рисковых. Но… стоящих. И тайна появления «бабочек» стоит риска.
Снова загрохотал гром. Тревожно закачались на ветру берёзовые ветви, упали первые дождевые капли. На опустевшей парковой тропе осталась лишь старая серая папка с потрёпанными завязками и крупной типографской надписью «Дело №» и неряшливо дописанными «1», «бабочки», «защита» и витиеватой подписью-именем.
Впрочем, на тропе она лежала недолго.
– Ох уж эти учёные… – качнула головой пожилая женщина, поднимая папку. Прочитала и заворчала: – Бабочки… Эти… этимологи доморощенные, и всего-то у них много, и времени, и денег, добром-то разбрасываться… – Она повертела в руках папку, отряхнула её и бережно спрятала в потрёпанный портфель.
И поковыляла прочь, вполголоса ругая то «бабочковых» учёных, то «погодных», умолчавших о грозе. Ветер тревожно шуршал мелким гравием, прятался в древесных кронах. И лишь он знал о том, что молодая ведьма уже ступила на тропу беды – одна заговоренная бумажка попала по назначению.
Маленький лешак, обитающий в парке и доселе притворявшийся берёзовой веткой, сжимал в сучковатых лапках исписанный лист и не знал, что с ним делать.
Часть 1: Письма из прошлого
Глава 1
Если хочешь, чтобы волшебство вошло в твою жизнь,
откажись от своих защитных приспособлений.
Ричард Бах «Мост через вечность»
« – И последний вопрос – магия существует?
– Несомненно. И дело даже не во внешних её проявлениях вроде любимых писателями-фантастами огненных шаров или ледяных молний. Заклинания и проклятья – разумеется, выдумки, которые приукрашивают текст и наполняют фантастику красивыми деталями и картинками. Магия нашего мира – иного толка. Это вера, спасающая от отчаяния. Это совпадения и случайности, которые сводят совершенно незнакомых и разных людей и становятся началом доверия, дружбы и любви. Это, в конце концов, солнечный свет, чьи лучи поутру будят вас и дарят отличное настроение. Конечно, магия существует. И имеющий глаза да увидит».
Я с облегчением поставила точку в последнем предложении, выключила диктофон и сняла наушники. Быстро пробежалась по тексту, подбирая опечатки, и сохранила документ в корректорской папке. Всё, мавр сделал своё дело, добавив развлечения выпускающей бригаде в лице взмыленного корректора, очумелого верстальщика и всегда потрясающе энергичной и бодрой редакторши.
Шефа, как обычно, бегала по офису из кабинета в кабинет, громко стуча каблуками и повторяя волшебное слово «дедлайн», вернее: «Шустрее, мля, дедлайн!..» Но меня оно уже не касается.
Каблуки шефы замолчали на пороге журналистского кабинета, сменившись громогласным:
– Рада, где фотки?
Ой… Я очнулась и полезла в сумку за фотоаппаратом.
– Завтра в десять утра планёрка, – напомнила она вредно.
Завтра – суббота!..
– Помню, – я вытащила из фотоаппарата карту памяти, пробурчав: – Только смысл приходить…
У начальницы был отличный слух на то, что слышать необязательно.
– Не поняла… – протянула она многозначительно.
Я сглотнула. Ну-с… Давно же хотела пожаловаться… И, опустив глаза, я пробормотала:
– Опять мне достанется самое сложное, стрёмное и нервное…
…о котором надо неделю договариваться, а потом гонять по деревням да пригородам, убивая все выходные на дорогу и писанину. И таких заданий – штук пять на две недели. А заплатят – как тем, кто сидит в офисе и рерайтит, тупо переписывая на свой лад найденное в интернете.
– А разве тебя заставляют брать неудобные темы? – шефа удивилась очень искренне. Даже про дедлайн забыла.
Я кашлянула, с интересом изучая клавиатуру. Как объяснить-то, что когда на планёрке все молчат, а на тебя поверх модных очков в упор смотрят строгие начальственные глаза, отказаться невозможно? А уж когда строгий взгляд дополняется съёмной квартирой, нестабильным гонорарным заработком и перманентной дырой в кармане…
– Рада? – вкрадчиво напомнила о себе шефа.
Я струсила. Снова. Пять лет здесь работаю (не считая двух лет практики), штатный сотрудник, но когда нужно заявить о своих правах, только испуганно заикаюсь. Видно, вся наглость, без которой журналисту не состояться, уходит на окучивание клиентов… Да и редакторша, Виталина Марковна, подавляла одним своим присутствием. Высоченная – за метр восемьдесят плюс каблуки плюс пепельный шиньон, габаритная – бывшая волейболистка. Нет, это, конечно, мою трусость не оправдывает, но…
– Да так… – пробормотала я смущённо. – Устала просто, два месяца без выходных…
И вот тут-то намекнуть бы на недельку отгула… Ну, на два-три дня хотя бы. Журнал выходит раз в две недели, и первые пять рабочих дней журналисты пинают балду – сидят в соцсетях, обсуждают тряпки и праздники, сплетничают в курилке. А в пятницу, ровно за неделю до сакраментального дедлайна, в кабинет заходит Виталина Марковна, изучает наши вытянувшиеся лица и многозначительно говорит: «Ну и-и-и?..» И работа закипает.
– Иди домой, – смилостивилась шефа, наконец перестав сверлить меня требовательным взглядом. – Завтра на планёрке поговорим, – и, прихватив флеш-карту, энергично уцокала в кабинет верстальщика.
Я уныло посмотрела ей вслед. С восьми утра на ногах – и откуда столько сил?.. И лёгкая походка, и идеальный макияж, и на юбке с блузкой – ни пылинки, ни складочки… Спортивное прошлое или удачный новый любовник? Ай, ладно. Домой и спать.
Собрав сумку и спрятав в тумбочку редакционную технику, я выключила компьютер, оправила платье и пошла на выход. Длинный коридор, вестибюль с красочным баннером «ЭкзоТерра» – ваш путеводитель по мистическому миру!» и лифт. Нажав на кнопку вызова, я устало прислонилась к стенке. В одном сегодня повезло – собеседник попался приятный. Обычно приходилось общаться с напыщенными колдунами-экстрасенсами или чокнутыми гадалками, которые находили на мне то порчу, то венец безбрачия, то ещё какую-нибудь дрянь. Само собой, мифическую. Профдеформация в чистом виде. Если не предскажешь гадость даже журналисту – день прошёл зря. А сегодня с утра был чудесный дядечка-парапсихолог, изучающий колдовскую братию. Мы и косточки «чародеям» перемыли, и посмеялись, и интервью получилось хорошее.
В лифте я опять обругала себя за трусость и бесхребетность. Мрачно посмотрела в зеркало, пригладила тёмно-русую «лесенку», торчащую во все стороны, и скривилась. Типичный офисный планктон. Устало-зашуганное выражение серо-зелёных глаз, бледная, несмотря на середину солнечного лета, морда лица, строгое бежевое платье-футляр с юбкой по колено – у шефы был бзик по дресс-коду. Спасибо, что из-за жары колготы отменила… Но каблуки требовала. Особенно с меня. Смотрела сверху вниз и зычно кричала: «Рада, ещё десять сантиметров, а то ж тебя не видно!» А шиш. Пять – максимум, и то в офис, тайно заначив в сумке балетки. Побегала я однажды после дождя по садам-огородам одной деревенской знахарки на десятисантиметровых «шпильках», вернее, босиком да по поздней весне…
Спустившись на первый этаж, я кивнула охраннику и вышла из подъезда на улицу. Пять минут ходьбы, десять остановок на троллейбусе – и я почти дома… Или – час пешком. Заодно и до бук-кроссинга наконец доберусь, а то свихнусь скоро на текстах о паранормальном.
Движения в моей работе хватало, но – хоть на обычных людей посмотрю. Вот же где она скрывается, жизнь. В беготне по магазинам перед «загородными» выходными. И в километровых пробках и сигналящих машинах, рвущихся на дачи и пляжи. Пыльный город, разомлевший от жары, дремлющий пять рабочих дней, по пятничным вечерам просыпался, стряхивая сонливость, и мчался вперёд, убегая от самого себя.
Я перешла через дорогу к остановке, терпеливо отстояла очередь в киоск за мороженым и, уплетая «Фруктовый лёд», отправилась к парку. Там, в тени старых плакучих берёз, у дальнего входа, стоял шкафчик, куда приносили ненужные книги. Чаще всего одноразовые детективы или современные любовные романы, но иногда и классика попадалась. А мне, имеющей в наличии съёмную квартиру, чрезмерно обрастать книгами не с руки.
Дверца шкафчика – склада ненужных книг – была призывно приоткрыта. Додумались же… Притащили в центральный парк старинный сервант с покосившимися дверцами, треснутыми стеклами и скрипучими ящиками, пристроив его в тени берёз. И дополнив «композицию» двумя креслами – массивными, продавленными и неудобными, но атмосферными. Осенью шкафчик, припорошенный жёлтой листвой, смотрелся особенно креативно, и у него постоянно толпились с фотоаппаратами туристы, ролевики в бальных платьях и бронированных корсетах да прочие брачующиеся. А сейчас – никого.
Так, Донцова, Шилова, Бушков… Пушкин. Я сняла с полки потрёпанный тёмно-коричневый томик, заглянув за обложку. Сказки. И на сто двадцать третий раз с удовольствием прочитаю про дуб и Лукоморье, да. Сунув книгу в сумку, я мельком глянула на остальные и осторожно прикрыла дверцу шкафчика. Сервант украшал сквер уже третий год, и народ с тех пор спорил, когда он развалится от сырости и опередит ли кресла. Но шкаф всем назло гордо чернел из-под низких берёзовых ветвей, что наводило особо впечатлительных на восторженное «заколдованный…» И всё может быть…
Зазвонил телефон. Я достала мобильник, посмотрела на номер и сбросила вызов. Бывший. Стандартно звонил по пятницам и жаждал общения. И иногда я тоже этого хотела. А потом вспоминала, почему мы расстались, и сбрасывала звонок. Всем он был неплох… кроме того, что ненавидел мою работу и обожал командовать. А я без статей и интервью не представляла жизни. И любила самостоятельность. Сидеть в офисе среди скучных и постных рож коллег? Или варить дома борщи? Нет уж.
Я с детства мечтала о журналистике, и отнюдь не о «культурной» или «социальной». Но «криминальной» боялась, в «экономической» и «политической» ничего не смыслила, и экшеновое «колдовство» меня вполне устраивало. Ещё бы выходные иногда случались… но это фантастика. И сойтись с бывшим во взглядах на совместную жизнь – тоже. В своё время мы здорово друг друга выручили: он меня – с жилплощадью, пока я училась и набиралась опыта, а я его – с почти бесплатной раскруткой «квестового» бизнеса через дружеские и редакционные связи.
Без сожаления отключив телефон, я неспешно побрела домой. Да, наверно, для этого мы и встретились. А потом «выручка» исчерпала себя, а походящей замены ей сходу не нашлось. А к счастью или нет, я определиться не могла. Это всегда зависело от количества денег на счету и степенью хронической усталости с депрессивным «всёдостало». Пока первого было стабильно мало… и второго тоже. Наверно, когда второго будет много… но при моей работе это снова фантастика. С колдунами не соскучишься.
По дороге я заглянула в магазин и отстояла ещё одну очередь – на сей раз из припозднившихся «шашлычников». Расплатилась за «сухой паёк» занятого человека (молоко, блины, пельмени…) и направилась домой. Я, конечно, иногда готовила – мама вбила привычку питаться «правильно», – но чаще обходилась субпродуктами. А то приготовишь, уедешь на день в деревню к знахарке и застрянешь там на неделю, конспектируя бесконечные истории про наговоры, призраков и чупокабр. Надоело выбрасывать пропавшее.
Июльский город тонул в горячем закатном золоте – густом, липком и тягучем, как подтаявшая карамель. В пыльном воздухе, наполненном шумом машин и радостным гомоном сбегающих на дачи людей, лениво, точно медузы на мелководье, плыли крупные хлопья тополиного пуха. Суровые монументальные «сталинки», выстроившиеся вдоль гудящего проспекта, совершенно не давали тени, как и обрезанные, едва опушившиеся шарики тополей. И заходящее солнце жарило, иссушало, выпивало последние силы. Невыносимый зной стоял уже почти месяц, и никакого намёка на дождь…
До дома я дошла, обливаясь потом и жалея, что не выбрала троллейбус. Ненавижу городскую жару – вообще дышать нечем… Свернув меж двух «сталинок» в свой проулок, я пересекла детскую площадку и с облегчением нырнула в тень дома. Ура… Душ, холодный чай и спать. Завтра… планёрка.
Заползти на четвёртый этаж, нашарить в забитой блокнотами сумке ключи и зайти в душную квартиру – дело десяти минут. Длинный коридор с обшарпанными обоями, буквой «г» уводящий на кухню, и единственная комната с разрисованными стенами. Собственно, из-за обшарпанности и рисунков мне и сдали хату недорого. Очень недорого.
Поставив пакет на пол и разувшись, я заглянула в комнату и привычно поздоровалась:
– Привет, бабуля.
Злющая Баба-Яга, намалёванная поверх старых светлых обоев, гордо промолчала. Огромный нос картошкой, крохотные глазки-жуки, лицо – печёное яблоко, острый щетинистый подбородок, сухо поджатые губы, сгорбленная фигура, лохмотья платья, тёмная косынка, повязанная «ушками» над шишковатым лбом. И, само собой, метла, которой бабка замахивалась на некоего невидимку. А рядом – и избушка на курьих ножках, и дуб с чёрным котом и русалкой, и сундук с яйцом Кощея, и царевна-лягушка с золотой стрелой в пасти, и пенёк-лёший.
Яркое и красочное Лукоморье – на всю стену. Внуки хозяйки рисовали. А потом дочь забрала её к себе, а квартиру сдали – не сразу из-за страшной Яги. Но да я не привередливая. Заодно заверила хозяев, что мне вполне хватит пары комодов и дивана с креслом – большую часть древней бабушкиной мебели разобрали и выбросили. Всё равно я здесь только вещи храню и сплю. Сезонное – под диваном, повседневное – в комодах и на кресле…
Стянув под подозрительным взглядом бабки платье, я строго заметила:
– Не подглядывай! – и ушла в душ.
Не помню, когда обзавелась привычкой беседовать с Ягой. Она, изображённая в человеческий рост, казалась такой живой и натуральной, что миг – и шагнёт со стены на пол. Но это, конечно, фантастика. А своим тараканам надо давать волю хоть по мелочи, чтобы они не сходили с ума в рамках бесконечных «надо».
Ну и по дому очень скучаю, по семье, живущей в другом городе… по бабуле-ведьме и деду-колдуну. Родители-то обычные, а вот бабуля – гадалка. Третий год я пытаюсь раскрутить её на интервью, но она не даётся. Смеётся только: дескать, нашла ведьму – одними травками да наговорами балуюсь… Но я-то помню, как она меня в детстве лечила: затемпературю, а бабуля по головке погладит, на ночь поцелует, и утром просыпаюсь – хвори и в помине нет. А дед мысли читает, и ничего от него не скроешь.
Помню, лет в десять я спросила с надеждой, не наследуется ли магия. И тогда-то мне и раскрыли «страшную» семейную тайну: мой папа – не родной их сын, а приёмный. Я расстроилась, но не из-за крови, очень уж любила дедов, а из-за «ненаследственности» силы. И особенно в юности переживала, когда симпатичного парня приворожить хотелось или мысли преподавателя на экзамене прочитать, чтобы билеты не зубрить. А потом поработала с оравой колдунов, магов, чародеев, шаманов, ведьм, ведуний, ворожей и прочих экстрасенсов да решила: ой, ну её, магию эту. Человеком быть спокойнее. Призраки не шастают, озабоченные «проклятьями» придурки жить не мешают…
После душа я переоделась в домашнее, разобрала покупки и настрогала салат, обдумывая простейший план на завтра – редакционный слёт и, если повезёт, хотя бы не очередная командировка в очередную глушь. Шефа страсть как любила нарыть древнюю ведьму в деревеньке-три-дома за пятьсот километров от города и заслать меня туда. Хорошо, разрешала подсобный материал собирать в отдельные статьи да командировочные хорошие платила. И где она только брала всех этих «ведьм»…
Поужинав, я с чувством выполненного долга растеклась по дивану, вооружившись сказками Пушкина. Яга наблюдала за мной с привычным подозрением. Я качнула головой и заметила:
– Вслух читать не буду, извини. Устала.
Бабка наградила меня очередным хмурым взглядом, и засим «дискуссия» сошла на нет. Я уткнулась в «Руслана и Людмилу» и через пять минут уплыла в мир сказки. Ровно до десятой страницы, где нашёлся сложенный гармошкой лист формата А3. Которого прежде в книге не было… или мне реально пора в отпуск, раз упускаю столь очевидные вещи.
Я села, положила томик на колени и аккуратно расправила находку. Порой люди отдают книги, не проверяя их содержимое, а прежние читатели прячут в них и деньги, и дневниковые заметки, и понравившиеся цитаты, и рецепты, и второпях написанные стихи. И иногда попадались весьма занимательные записи. Я даже одно время их собирала – просто так, из чувства коллекционирования, присущего всем людям. Слишком часто попадались – жаль выбрасывать. И они до сих пор ездят со мной, сложенные в старую папку, найденную в первой съемной хате.
С развёрнутого листа на книгу ссыпалась мелкая труха, пахнущая сушёными берёзовыми листьями. Чернила выцвели, став бледно-серыми, а почерк – такой страшный… Даже моя мама-врач писала разборчивей. Прищурившись, я с трудом разобрала несколько слов – «работа», «цель» (или всё же «цепь»), «три года», «бабочки»… Слово-заголовок явно означало «введение». Видать, в какую-то научную работу. По бабочкам.
Я прищурилась. Однако – почерк. Он показался странно знакомым. Несмотря на уйму модных девайсов, журналисты по старинке пользовались блокнотами, а на стажировке мне постоянно приходилось расшифровывать чужие записи – и диктофонные, и бумажные. И память на почерки выработалась отменная. Где-то я видела подобные каракули. На одной такой же забытой в книге странице с заметками?..
Поборов лень и расслабленность, я встала и пошла к комоду. В среднем ящике хранились бумаги – диплом, рабочие договоры и горы блокнотов с привезёнными из командировок описаниями символов, ритуалов и прочего. Который год собираюсь разобрать информацию и сделать цикл статей… но на праздничных каникулах я всегда уезжаю отдыхать в родной город, к семье, а потом руки не доходят.
Папка нашлась под блокнотами, но открывать её я не стала. Неряшливый почерк на папке – абсолютно нечитабельные имя и дата, трудноразличимое слово «бабочки» – один в один с тем, что на альбомной странице. Бывают же совпадения… Повертев лист и с трудом разобрав ещё несколько слов научной направленности, я убрала находку в папку, а папку – в ящик комода. Забавно. Будет время – постараюсь прочитать. Хотя – кого я обманываю? Свободное время – да, это фантастика. Снова. В моей жизни её навалом и без колдунов.
На кухне я отряхнула книгу над мусорным ведром, налила воды и, зевая, отправилась обратно – в комнату и в постель. Переставить будильник на попозже – и до утра меня нет.
– Доброй ночи, – я улыбнулась Яге и выключила свет.
Улеглась, уткнулась лицом в подушку и мгновенно вырубилась.
Чтобы сразу проснуться – от странного звука. Сев, я огляделась, но ничего не увидела – вокруг меня плотным кольцом сомкнулась тьма. В которой не было ничего, кроме… Я шевельнулась и услышала. То, что меня разбудило. Шорох сминаемой страницы. И внутренне я сразу угадала – страницы научной работы про бабочек. Сейчас она находилась не в папке, а в моей руке.
Я невольно сжалась, прислушиваясь к шороху. И к себе. После безумных басен «колдунов» мне всякое снилось, в основном мрачное и тревожное. А в этом сне – так тихо. Уютно. Спокойно. Я не относилась к особо верующим, но после всевозможных интервью по бабушкиному совету научилась отгонять кошмары молитвами. А сейчас я лишь коснулась свободной рукой старого крестика и сжала тёплую цепочку. Боже, пронеси мимо очередной дряни…
На полу вспыхнули свечи – одна за другой, ярко, тепло, дружелюбно. Заключая меня в круг. В первый. Во второй. В третий. А потом свет устремился к потолку… нет, к небу. Я подняла голову, наблюдая за каскадно вспыхивающими рядами свечей, и увидела Млечный путь – густую молочно-белую тропу, обрамленную мириадами сияющих звёзд.
…а куда подевались квартира и диван? Откуда взялся ровный земляной пол? А важно ли это?
Каскадная стена из свечей выстроилась мини-амфитеатром, поднялась выше моего роста. Золотистые язычки дрожали, колебались, и на секунду почудилось, что из огня на меня кто-то смотрит – десятками любопытных тёплых глаз. И, наверно, чего-то хочет.
Я села по-турецки, расправив смятый лист. Удивительно осязаемый сон – настоящий до дрожи… Мне снились подобные при сильной болезни с высокой температурой. Дико явные и натуральные. Просыпаешься после них, спрашиваешь у близких – случилось ли это, а на тебя смотрят как на идиота. Или просто больного. Мол, нет, всё привиделось. И я снова выдохнула. Да, и теперь «видится»…
Язычки пламени шевельнулись, и я пропустила момент, когда в круге появилась… женщина. Она словно из густого мрака соткалась, ветром просочившись в освещённый круг. Длинное чёрное платье, светлые волосы по плечам, руки, сложенные на груди – и сразу бросилась в глаза ослепительная белизна кожи. А лицо я, как ни щурилась, не рассмотрела. Оно терялось в густой тени широкополой шляпы, и я ощущала лишь взгляд – изучающий, тяжёлый. Свысока… и с высоты – даже когда я встала ей навстречу. Пришелица была ростом едва ли не с мою шефу. И тоже отличалась самомнением.
– Кто ты? – хриплый голос.
Вообще-то это мои вопросы, подумалось сразу, но я ответила:
– Рада.
– Чему рада? – удивилась она.
Я хмыкнула, расслабляясь. Подобные оказии случались постоянно.
– Зовут меня так, – пояснила я терпеливо. – Радой.
– Ведьма? – продолжила деловитый допрос незнакомка.
– Н-нет, – я насторожилась. – Журналист.
– Человек? – её голос задрожал от досады. – Без «угля»? Даже не наказанная?
– Без чего? – удивилась в свою очередь. – А зачем мне уголь? Мы в современном мире живем, с электриче…
– «Уголь», – сердито перебила женщина, – это средоточие ведьминой силы! Сердце магического дара! А у тебя его нет!
Я невольно попятилась. Мощь её сердитого разочарования била наотмашь хлесткой пощёчиной. Пламя свечей взметнулось к небесам и заискрило, затрещало, зачадило едким дымом. Но, к счастью, гнев незнакомки иссяк быстро. Огонь успокоился, а она ссутулилась и сдавленно прошептала:
– Господи, за что мне это… Что же за невезенье-то… Неудача с работой, западня, а теперь ещё и человек… Господи, в чём я так согрешила?..
Я собралась с духом и предложила:
– Но ведь и я могу помочь… Что за западня?
– Ты? – устало передёрнула плечами женщина. – Не лезь в это дело, девочка. Не надо. Ты – человек. Ты не веришь в магию, – и она подалась вперёд, коснулась кончиками горячих пальцев моей щеки. – Да, ты работаешь. Вижу, где, – взор из-под шляпы обжигал, и появились глаза – жёлтые огоньки двух свечей в кромешной тьме. – Но все твои собеседники – шелуха. Сброд, возомнивший себя великими чародеями. Настоящих… ты не заметила. Да, были двое, – огоньки прищурились, – но ты не поняла, что перед тобой настоящее. Не отличила оригинал от подделки.
– Кто? – во мне взыграл журналистский интерес.
– Неважно, – она качнула головой. – Важно, что ты не поняла. Если обычные люди проникают в тайны нашего мира… Им стирают память – иногда лишь об узнанном, а иногда всю. Не рискуй, Рада. Ты – нелепая случайность. Выброси письмо. И забудь о нём, пока за тебя не взялись. Пока о тебе никто не узнал. Сделаешь?
– Но…
– Сделай, – попросила незнакомка. – Моё письмо нашло тебя – а оно искало отзывчивого, чуткого, доброго сердцем. Я не хочу быть причиной твоих бед. И верю, что в этом мире ещё остались неравнодушные… ведьмы. Или колдуны. Я найду к ним путь. Подожду, если надо. Пять лет жду – и ещё потерплю. А ты живи своей жизнью. Хорошо?
Её хриплый голос обволакивал теплом, а круг свечей сжался до ощущения горячего жара за спиной.
– Сделаешь? – повторила женщина настойчиво.
– А если… передать письмо? – придумала я, не желая отступать. В кои-то веки – настоящее мистическое приключение… кажется. – Если найти других, настоящих, и…
– Нет, ничего не выйдет, – незнакомка снова качнула головой. – Письма сработают лишь в руках тех, кого они нашли. Сами. Просто выброси. Прощай, Рада. Прости за причинённые неудобства.
И она исчезла. Резко и одновременно погасли свечи, и женщина растворилась во мраке, оставив после себя лишь ощущение ожога на щеке да нервно смятый в кулаке лист послания. Я осторожно села на пол, прислушалась – и услышала. Надрывный звон – противный донельзя. Конечно же, утро. Будильник по ту сторону реальности орал, как потерпевший. Закрыв глаза, я вдохнула-выдохнула, расслабилась – и проснулась.
Первым делом я отключила телефон. Тряхнула головой, разгоняя дрёму, и поняла, что не спала. Словно не спала. Посмотрела на хмурую Ягу и перевела взгляд на сжатое в кулаке письмо. Ну и ну… Щека, которой касалась незнакомка, горела, и, выпутавшись из простыни, я метнулась в коридор. Отвела с лица волосы и посмотрела в зеркало. На левой скуле отчетливо выделялись пунцовые ожоговые полосы. Приснилась, называется…
Вернувшись в комнату, я села на диван и расправила письмо, детально восстанавливая в памяти разговор и ничуть не сомневаясь, что эта встреча во сне – реальность. Внезапная, необъяснимая, мистическая, но случившаяся. Ибо…
Я не верю в ту магию, которую показывают по телевизору и о которой пишут тонны фантастики, но верю в то, что она есть. И все современные колдуны и ведьмы делятся на тех, кто хочет ими быть, но не может, и тех, кто может ими быть, но не хочет. Первые давали интервью с удовольствием, взахлёб рассказывая о собственной «силе». Вторые шли на контакт с неохотой, говорили осторожно и с оглядкой, взвешивая каждое слово. Первые изо всех сил хотели быть причисленными к «лику» магов, а вторые боялись, что об их способностях узнают больше положенного.
И, да, кажется, я знаю этих двоих – настоящих. Не первый год работаю.
