Бернард
Бернард сидел и писал прошение. Интересно, которое уже по счёту? Он давно потерял им счёт. И всё же писал. Унижался, просил, требовал. Каждый раз сжимая зубы терпел и точно говорил себе, что это в последний раз. А потом видел страдания бедняков, которые мучились больные в своих холодных домах и снова шёл писать и обивать пороги государственных канцелярий. И снова не получал ответа. Если бы он мог распоряжаться деньгами, а не снимал бы сам несколько комнат в пансионе госпожи Дарс, то давно бы уже построил приют-больницу. Но он имел то, что имел. Увы.
Он запечатал письмо. И немного помедлил, прежде чем написать адрес. Пару недель назад он отправлял прошение на имя королевского судьи. Теперь кажется на очереди главный советник. Потом всё-таки надписал адрес и встал. Надо было проведать старого Сэма, который болел с самой зимы и медленно угасал, а по пути отправить письмо.
Бернард припадая на левую ногу направился к двери. Захватил с вешалки плащ и шляпу. Уже одевался, когда в дверь постучали.
– Войдите.
– Здесь живёт доктор Дженсон?
– Да, это я.
Он поднял глаза, рассеянно думая, не забыл ли чего. Посыльный. Он его здесь раньше не видел. Странно. А посыльный протянул ему письмо.
– Вам письмо из королевской канцелярии.
– Хорошо. Давайте, я распишусь.
Посыльный ушёл. А Бернард всё стоял и смотрел на королевскую печать. На сердце почему-то вдруг стало беспокойно. Открыть бы и прочесть быстрее. Но в коридоре было темно. Госпожа Дарс экономила на свечах.
Бернард вернулся в комнату, подошёл к окну и распечатал письмо.
«Господин Дженсон, настоящим письмом уведомляем вас, что такого-то числа такого-то месяца вам надлежит жениться на госпоже Анне Равенстер. Таково желание Его Величества.»
И подпись – королевский советник Джеймс А.Д.
Это шутка? Равенстер… Имя показалось знакомым. Уж не дочь ли это королевского судьи? Он наморщил лоб пытаясь понять, что случилось. Но в бумагах он никогда не был силён. Ясно одно – ничего хорошего это письмо точно не сулило. А главное не предоставляло возможности отказаться.
Интересно, чем эта Анна так провинилась, что её выдают за него замуж? Бернард усмехнулся и посмотрел в зеркало. Он, по правде говоря, пользовался им редко. Да и зачем зеркало доктору Бену? Старый Сэм и матушка Милли любили его и таким. И всё же время не красит. Врождённая хромота с годами только усилилась. Он знал, как доктор, что это не лечится. Морщины избороздили обветренное и загорелое лицо. (Как у моряка, – подумал Бернард). Светлая почти белая борода спадала на потрёпанный пиджак. Он никогда раньше не думал о своём внешнем виде.
Наверное, он не слишком привлекателен для обычной девушки, да ведь и девушки благородного происхождения сюда не заезжали. А он сам очень редко выбирался в город, слишком редко, чтобы думать о том, как он выглядит.
Конечно, его пациентки иногда посматривали на него так… двусмысленно. Но он, вот ведь старый чудак, и представить себе не мог, что женится без любви. Ну а любовь ему с его внешностью и не светила. Поэтому он и собирался жить так, как есть всю жизнь. Вот правда это письмо… Он разберётся с ним на досуге, обязательно. Наверное, закралась ошибка и письмо по случайности адресовали ему. Бернард положил письмо на стол. Надо будет зайти в канцелярию и рассказать об этом.
В дверь опять постучали. Он только и успел поднять голову.
– Доктор Бен, – дверь распахнулась. За дверью стоял мальчишка в потрёпанной рубашке, старых выцветших брюках и дырявом картузе. Он тяжело дышал. – Там мамке опять плохо.
– Что случилось? – Бернард посерьёзнел. И тут же забыл про все письма на свете. Это была его любимая работа и его добрые люди, во многом наивные как дети. Их жизнь зависела от Божьего благословения и от его умений. – Опять приступ, да?
Мальчишка закивал головой.
– Хорошо. Пойдём вместе. Я уже собрался. Только чемоданчик сейчас возьму. – Он взял свой чемоданчик с лекарствами и инструментами и вышел вслед за мальчиком.
Анна
Несколько дней она прожила словно в тумане. Улыбалась, иногда смеялась, благодарила отца и даже делала вид, что собирается. А в душе жил страх. Липкий и противный он застилал глаза и не давал дышать полной грудью. Слишком мало времени у неё чтобы смириться со своей судьбой. И приёмный отец не даёт ей больше. И не сбежать. Господин Равенстер выставил стражу. Она постоянно маячила где-то у дверей комнаты, словно напоминание – захочешь уйти – а мы здесь. И никаких прогулок. Отец запретил даже в сад выходить одной. Только с госпожой Равенстер и сёстрами.
Тайла с Мареной в отличие от матушки не поздравили её, нарушив отцовский приказ. Всё-таки они любили её. Анна смахнула слёзы. Она прощалась с прежним миром навсегда. А новый мир её пугал.
И почему бы господину Равенстеру не оставить её тогда, восемнадцать лет назад, на улице? Зачем он приютил её и дал свою фамилию, зачем назвал дочерью?
Вспомнилось, как однажды, ещё будучи девочкой, ласковой и весёлой, она бросилась к комнате приёмного отца, чтобы сделать ему сюрприз и вбежать без стука. И услышала то, что не смогла потом забыть.
– Эд, зачем тебе эта девчонка? Заботиться о ней, оплачивать обучение? – Она узнала человека по голосу, тогдашний королевский советник, господин Гамбольдт.
– Ну как же ты, такой интриган и не понимаешь? – Голос приёмного отца звучал насмешливо. – Его Величество любит бескорыстие и добрые дела. И хотя он сам скуп, как ростовщик в своей лавке, никогда не упустит возможности похвалить за щедрость. Всегда надо делать то, из чего можно извлечь выгоду. Пусть даже не сейчас, а в будущем.
Она тогда не пошла к приёмному отцу. От разочарования потемнело в глазах. Совсем ещё ребёнок, который разом повзрослел. Их ещё много было, таких фраз. И издёвок, которых она не замечала раньше.
Она вспомнила, как часто стояла в углу, сопровождая в гостях сестёр и приёмного отца. И пока они танцевали или флиртовали, невольно вслушивалась во взрослые разговоры, и ловила восхищенные взгляды, которые бросали на господина Равенстера.
– Господин судья, ваша воспитанница так скромно и опрятно выглядит.
– Она не воспитанница, а дочь мне, – натурально изображал возмущение приёмный отец. – Вы что? Я подобрал её на улице, умирающей от голода и холода, дал ей образование и воспитание.
– Ах, – натурально ахали дамы и прикладывали платочки к глазам. – Вы настоящий герой. Она, наверное, так благодарна вам!
Ну и всё в таком духе. Анна отдыхала от этой фальши только в пансионе, где никому не было нужды притворяться и жила только там полной жизнью. И вот теперь её хотят лишить этой жизни.
Она вздохнула. Встала с кровати и поправила локон, выбившийся из причёски. В комнату постучали, а потом дверь приоткрылась.
– Энн, пойдём в сад. Папа уехал, – Тайла махнула рукой.
– Иду, – Анна кивнула. Накинула шаль и направилась за сестрой.
– Дорогуша, я узнала кое что про твоего жениха.
Анна скривилась, как от боли.
– Ну-ну. Не корчи рожи. Ты не можешь быть такой печальной, когда я так отвратительно счастлива. – Тайла рассмеялась, а потом вмиг посерьёзнела. – Эти три дня после того, как отец озвучил приказ короля, я пыталась узнать хоть что-нибудь про твоего жениха. И мне это дорогого стоило.
– Я твоя должница, – улыбнулась Анна. Сразу почувствовав к чему клонит сестра.
– Позже сочтёмся, – Тайла махнула рукой. – Так вот, Марена пробралась в кабинет отца. Даже не спрашивай, как она это проделала. Но тем не менее, мы узнали, что его зовут доктор Дженсон и он работает доктором для бедняков в Живилице.
Живилица… Что-то знакомое. Какое-то воспоминание мелькнуло в голове и тут же исчезло.
– Где это?
– Далеко отсюда. Шестьдясят миль, наверное, если не больше. И вот дальше ничего утешительного, – сестра помедлила, а потом сочувственно на неё посмотрела. – Двоюродная тётя моей подруги – Элис, живёт там, неподалёку. И какая удача, тётя как раз гостит сейчас у Элис. – Тайла замолчала. А Анна поняла, что сердце сейчас выскочит из груди от нетерпения. Ну почему же сестра не может сразу договорить всё, что хотела? – В общем тётя знает этого доктора. Живёт он в глуши глухой, снимает несколько комнат. Грязь там непролазная и туман, а зимой невозможный холод из-за гор. До ближайшего города, наверное, как оттуда до нашего дома. Тебе надо теплее одеваться.
– Ну так что там с этим человеком? – Анна не вытерпела. Она так и не смогла произнести слово «жених». Оно жгло язык.
– Какая нетерпеливая! – Тайла погрозила ей пальцем. – На самом деле я просто пытаюсь тебе подготовить. Там везде грязь и холод. А жених твой… Ну, в общем, как доктора его любят и ценят. Но правда тётя его услугами не пользовалась. Но на этом все хорошее о нём заканчивается. Он увечный – хромает на одну ногу, страшный, бородатый, похож на чудовище. Элис однажды с тётей видела его и чуть не упала в обморок. Ему лет пятьдесят или около того. Одежда на нём грязная и он постоянно общается с вшивыми бедняками. Обстановка у него наверняка бедная. Слуг нет. Говорят, он сам себе еду готовит и еда у него отвратительная. А ещё, говорят, что у него не все дома. – Тайла покрутила пальцем у виска, – Кто-то из знатных по своей прихоти воспользовался его услугами. Предложил доктору денег. А он их не только не взял, но ещё и наговорил много всего нехорошего. И говорит он всегда так странно. Служанка в доме где живёт доктор рассказывала служанке тёти Элис о том, что и половину из его речей не понимает. Ну вот. Кажется, всё.
Тайла закончила, а Анна представила себе этого доктора и сердце снова защемило от страха. Приёмный отец в полной мере исполнил свою угрозу. Интересно только, что он пообещал королю и как уговорил устроить этот брак? Вряд ли она об этом узнает. Снова поднялась волна негодования и гнева на отца. И хуже всего, что она ничего не могла сделать. Хотя нет. Могла.
– Тайла, – она подняла глаза и решительно посмотрела на сестру. – Я напишу письмо матушке-настоятельнице. Его надо будет отправить сегодня же. Ты поможешь?
– Конечно. Я обещаю. – И сестра сочувственно сжала ей руку.
Потом она писала письмо, зачёркивала и сновала писала, комкала бумагу и бросала в камин. Письмо никак не хотело получаться. Хотя обычно у неё от матушки не было никаких секретов. И всё же она не знала, как к этому подступиться. Потом вздохнула. Время было обеденное. Надо дописать и отдать Тайле. Сестра ждёт.
Анна как смогла правдиво описала то, что произошло между ней и приёмным отцом, описала то, что слышала о своём женихе и попросила матушку хоть как-нибудь ей помочь. Она не представляла, в чём будет заключаться эта помощь, но верила, что она обязательно придёт. На сердце даже стало спокойнее.
В столовой она незаметно отдала письмо сестре. Всё. Теперь самое тяжёлое – это ждать ответа. Она даже на какое-то время воспряла духом. Но ответа не было и всё ближе и ближе тот самый день. Она конечно знала, что приёмному отцу не терпится сбыть её с рук, и что он зол на неё. Но почему свадьбы должна состояться так скоро – совсем не понимала.
«Его Величество уже назначил день и час» – гордо ответил ей господин Равенстер, когда удалось об этом спросить. Но она не верила. Неужели у короля нет других забот, кроме как её свадьба? Наверняка постарался приёмный отец. Но зачем?
Всё выяснилось в день перед отъездом, когда вещи были собраны и стояли в чемоданах в комнате. Да, по правде сказать и собирать было нечего. Платье, предметы туалета, письменные принадлежности, да несколько книг. Больше ничего не принадлежало ей в этом доме. Ни драгоценностей, ни карманных денег у неё никогда не было.
Отец вошёл без стука.
– Ты завтра отправляешься в пять утра. Надо успеть доехать засветло.
– Хорошо, – Анна склонила голову. Желание возражать приёмному отцу после последней ссоры совсем пропало. Всё равно это ничего не изменит.
– Поедешь с королевским нотариусом, – он сделал паузу, а она с ужасом посмотрела на отца. Нотариус мужчина и к тому же молодой. Незамужняя девушка отправляется к своему жениху с молодым мужчиной?! Неужели господину Равенстеру недостаточно унижений и он хочет подвергнуть её ещё и такому позору? Но отец после небольшой паузы продолжил. – Катрин тоже поедет с тобой.
Анна выдохнула с облегчением. Катрин – это была няня Тайлы и Марены. Но поскольку девочки выросли она осталась в доме на правах прачки и швеи. Штопала одежду слуг и стирала бельё. Слава Богу, приёмный отец не совсем сошёл с ума.
– Да, и открой сумки. Я хочу посмотреть, не взяла ли ты чего-нибудь лишнего.
Анна послушна открыла сумки. Отец быстро пересмотрел одежду и её скромные вещи, потом наткнулся взглядом на томик сказок. Это были сказки, написанные мамой. Она берегла их как зеницу ока. Их подарила ей матушка-настоятельница.
– А это ещё что за гадость? – Он подхватил томик сказок и прочитал имя автора на заглавии. – А, писанина твоей дурной мамаши. Этому место вот здесь, – И он ловким движением кинул сказки в камин.
– Не надо, отец! – Анна попыталась перехватить его руку, но господин Равенстер выдернул её и отошёл к камину.
Анна сжала губы. Она не заплачет, нет!
– Что у тебя там? Есть ещё книги? Покажи!
– Нет, – она покачала головой и встала, загородив собой сумки.
– Не хочешь? – Она думала приёмный отец ударит её, но он даже не сдвинулся с места. – Ну как знаешь. Будет хотя бы что продать, чтобы купить себе мяса для обеда, – он ухмыльнулся. Что это значит? Анна захолодела.
– Но… Но… А как же приданное?
– Какое приданное?
– Которое мне выделил Его Величество, – совсем уж жалко пролепетала она. Хотя бы несколько сьеров и то было бы хорошо. Она смогла бы нанять экипаж, уехать к матушке в монастырь. Там бы её никто не нашёл. К тому же в монастырях переставали действовать все законы. Традиционно если преступник просил защиты возле стен монастыря и настоятельница или настоятель его впускали, он переставал быть преступником в обычном смысле этого слова, но и для мира он умирал, обязываясь жить в монастыре и подчиняться его уставу. И если бы матушка приняла её… Этот закон вспомнился ей на днях, а призрачная мечта поддерживала её все эти дни. И вот теперь она рассыпалась. Без денег ей никогда не добраться до монастыря.
– А его Величество не выделил мне случайно деньги за то что я все эти годы кормил тебя и одевал, платил за обучение. А? Или может на эти платья ты заработала сама?
– Но, отец, я же говорила, что останусь в пансионе учительницей и всё оплачу. Вы просто не захотели подождать.
– Пока бы это ещё произошло… А тут волей Его Величества и мои траты на тебя оплачены и ты пристроена, – В его голосе слышалась уж совсем неприкрытая издёвка. – Или тебе не нравится? Посмеешь возразить? Привыкла спорить с отцом. Посмотрю, как ты будешь возражать своему мужу.
Перед глазами тут же услужливо нарисовался образ доктора, о котором на днях рассказывала Тайла. Стало страшно так, что она едва не упала в обморок.
– Завтра в пять утра экипаж будет ждать тебя. И без глупостей!
Отец развернулся и вышел, хлопнув дверью, а Анна села на кровати и закрыла лицо руками. Так тяжело чувствовать себя одинокой и не нужной никому. Она достала из чемодана книгу, вытащила оттуда письмо настоятельницы и прижалась к нему лбом, вспоминая то хорошее, что было в её жизни. И пансион и друзья и обучения арвирскому и долгие службы в красивой старинной церкви. Неужели её жизнь закончится после свадьбы? Неужели доктор так страшен, как её пугают? Тогда бы Бог, наверное, не допустил бы этой свадьбы.
Она прижимала к губам письмо настоятельницы, не замечая что плачет. Пожалуйста, Боже, дай выдержать всё это!
Утром было так холодно, что Анна дрожала, одеваясь. Камин потух, и комната за ночь выстудилась. Здесь случались сильные заморозки даже в середине июня. А там, куда ей предстоит ехать – ещё холоднее. И горы совсем близко. С горами было связано много самых страшных легенд и преданий. Но она не боялась – верила, что это всё детские сказки. Да и в пансионе всё объяснили. Всё-таки с суеверием в стране упорно боролись. Но вот сейчас, когда ей предстояло уехать в к незнакомому человеку и стать его женой, все суеверия снова воскресли.
Прощание, слёзы сестёр, виноватый взгляд госпожи Равенстер и насмешливый – приёмного отца – всё, словно в тумане. Анна дрожала от холода, а ещё сильно хотелось спать. Так было всегда, когда она волновалась. Но пока экипаж не тронулся, уезжая в темноту и туман и оставляя дом, в котором она жила всю свою жизнь, она не осознала полностью, что уже всё, дороги назад нет. И только, наконец, когда фонари подъездной аллеи растворились во тьме, она откинулась на подушки и сжала губы.
Слёзы сами текли по щекам. Хорошо, что в карете было темно, и сухощавый высокий нотариус не видел их. Зато няня почувствовала. Прижала её к себе.
– Ничего девочка. Ничего, – она поглаживала её по голове. – Всё успокоится. Все плачут, когда уезжают. И мало кому, Творец даровал хорошую судьбу. Надо с благодарностью принимать всё, что тебя ожидает.
Анна вздохнула. Ей стало стыдно. Она думала только о себе, но вовсе не этому её учили. Она знала, что старая нянюшка была замужем. Но муж, выше её по положению, в один ужасный миг ушёл от неё, забрав с собой единственного сына. А суд был полностью на его стороне. На второй суд няня так и не собрала денег. После этого она поседела, за один день и больше так никогда и не видела своего мужа и не знала даже, жив ли сын. И теперь коротала дни, прислуживая в семье Равенстеров. А сейчас ехала навестить свою приболевшую сестру, такую же старую деву. Рядом с ней было стыдно грустить. И на какое-то время она даже воспрянула духом, но снова затосковала, когда нянюшка уснула.
Королевский нотариус пытался было с ней разговориться, но Анна отвечала односложно. Она боялась мужчин до дрожи в коленях и сжималась от каждого его слова. И он замолчал. Она выдохнула, а потом сама задремала ненадолго.
Сны снились тревожные. В этих снах она убегала от кого-то. И знала, чувствовала, что не убежит. Он настигал её неумолимо быстро. Она оборачивалась и тут же просыпалась. И так несколько раз. И тут же начинали терзать мысли, не давая покоя, о том, что уже завтра она станет женой неизвестного и чужого для неё человека, рассказы о котором пугали до дрожи.
Анна уже знала, что свадебного торжества не будет. Ни платья, ни поздравлений, ничего. Просто она подпишет при нотариусе брачный договор. И её будущий муж поставит свою подпись рядом. И всё. И так будет лучше. И даже, наверное, не очень страшно. По крайней мере она надеялась на это. И всё же как ребёнок молилась, чтобы с экипажем или нотариусом что-то случилось.
Но день в дороге слишком быстро кончился и без происшествий. Они остановились в какой-то придорожной гостинице, поели и легли спать. От волнения Анна почти не могла есть и несмотря на просьбы няни, почти не поужинав отправилась спать. И, конечно, так и не смогла заснуть. Так и ворочалась до утра.
А утро… Утро только приблизило неотвратимое. И когда кучер громким голосом сказал, что они въехали в Живилицу и скоро приедут, она едва не потеряла сознание от страха и голода.
Но всему когда-то приходит конец. Экипаж остановился у ворот мрачного высокого здания. На стук вышла служанка, отвела их в гостиную и сказала, что позовёт доктора Дженсона.
Анна вошла в комнату, на негнущихся ногах. Няня молчала, только поддерживала её под руку. Она знала, что няня её жалеет. Только вот это не прибавляло смелости. А в гостиной ей вдруг стало не по себе. Как будто она уже была здесь. Такого точно быть не могло и всё же и эта комната и этот старый камин и потёртая мебель казались ей смутно знакомыми. Наверное, от страха у неё уже мутится в голове. Она постаралась взять себя в руки и заставила себя даже посмотреть на жениха, когда он вошёл.
И тут же опустила голову, стараясь не заплакать. Тайла не преувеличила. Он действительно был, мягко говоря, не красавец. И борода и старый потёртый пиджак и морщины, всё как рассказывали.
«Наверное, он действительно совсем старый и годится мне в отцы.» – Мелькнула в голове мысль и стало совсем уж плохо.
А нотариус тем временем начал зачитывать брачный договор. Нарочито громко, словно они были глухие и не умели читать. А может быть её жених действительно не умеет. Он ведь из низшего сословия, неблагородный. Анна сжала губы сильнее, до крови, чтобы не расплакаться прямо здесь. Надо подождать. Если потом муж позволит ей плакать.
Она слушала жёсткий, скрипучий голос нотариуса и вдруг заметила, какие брезгливые взгляды он бросал на её жениха.
– Если вам всё ясно, распишитесь вот здесь. – Он показал пальцем сначала её жениху на пустую строчку. И подал перо и чернильницу. И она только сейчас подумала, что даже не знает, как зовут того, который скоро станет её мужем.
– А если не всё? – Голос вдруг неожиданно молодой и звучный разрушил сонную страшную тишину, в которой она увязала как в паутине. Она невольно подняла взгляд на своего жениха. Он смотрел на нотариуса, не отрываясь. Несколько секунд, и нотариус отвёл глаза. Но когда заговорил, голос звучал ещё жёстче.
– А если не всё – всё равно подпишите. А все вопросы пожалуйста в письменном виде предоставьте Его Величеству.
Мужчина помедлил немного, потом взял перо, обмакнул в чернильницу и поставил красивую роспись. Пусть это была глупость, но Анне стало чуть легче. Всё же её жених умеет писать, значит не совсем необразованный. Но тут же страх вернулся снова. Настала её очередь ставить подпись.
Она помедлила немного, а потом всё-таки взяла перо и трясущимися руками расписалась. Всё. Теперь у неё нет дороги назад. Прошлое она только что зачеркнула сейчас собственными руками. А будущего неопределённо и внушает страх.
– Теперь ваша подпись, – нотариус подвинул чернильницу няне. Она должна была поставить свою подпись как свидетельница. Потом, наконец, расписался и он. Один экземпляр договора он убрал в свою сумку, а один оставил на столе.
– До свидания, девочка. Счастья тебе, – обняла её няня напоследок. Она не могла остаться, так как нотариусу надо было срочно ехать обратно. А няню ждала сестра.
Анна пришла в себя только когда в глубине дома хлопнула входная дверь. Она встала со стула и едва не упала от усталости. Голова закружилась. Подняла глаза. Её теперь уже муж не видел её слабости. Он стоял спиной к ней и лицом к двери.
– Пойдёмте!
– Куда? – От страха голос звучал тонко, едва слышно.
– Ко мне.
Анна сжала губы. Она не расплачется. Хотя от страха казалось разорвётся сердце. Подняла свои чемодан, которые слуга внёс вслед за ней и направилась к двери. Возле двери её жених обернулся и близоруко прищурился, а потом шагнул к ней. Анна невольно отступила на шаг назад, но он просто произнёс:
– Давайте сюда ваши вещи. Я понесу.
Подъём по лестнице на третий (кажется) этаж она почти не запомнила. Пришла в себя только когда входная дверь в комнаты её мужа захлопнулась, отделяя её от всего остального мира. Она подняла голову, чтобы осмотреться и тут же опустила. Её теперь уже муж смотрел на неё так пристально и внимательно, что она совсем потерялась.
Анна сделала было пару шагов вперёд, но тут же остановилась. Куда ей здесь идти?
– Вы будете обедать? – Странно молодой голос мужа никак не вязался с его внешним видом и Анна почему-то вздрогнула.
– Нет, – она едва выдавила это «нет» и покачала головой.
И снова молчание. Она едва стояла от голода и страха. Напряжение последних дней так и не отпускало, только усиливалось. Чего от неё ждёт этот мужчина? Что ему надо? Она даже в мыслях не могла назвать его своим мужем.
– Сударыня, посмотрите на меня.
Она подняла голову на мужа и кажется впервые осмелилась посмотреть ему в лицо. Это «сударыня» поразило её. Что-то такое старомодное послышалось и в то же время это слово подходило мужчине, ровно так же, как и одежда.
Её муж смотрел на неё, как ей показалось с жалостью, а может только показалось.
– Сударыня, – продолжил он. Почему же от этого слова стало легче? Она сама не понимала, в чём дело. И ведь она уже где-то слышала это обращение. – Я не знаю, чем вы так провинились, что вас выдали за меня замуж, но я всё-таки не разбойник. Не смотрите на меня так. – Он немного помедлил, а Анна почувствовала, как горят щёки. Что он хочет сказать? Неужели у неё на лице написаны все её чувства? – Вот ваша комната. – Он показал рукой на приоткрытую дверь. – Вот вам ключи.
Он дал ей ключи. Анна выдохнула. Словно невидимая пружина внутри медленно разжималась. И всё же она схватила ключи, едва кивнула головой и бросилась в комнату. Ещё увидела, как этот странный мужчина поставил чемоданы с её вещами возле порога и притворил дверь.
Она подошла к двери, закрыла её на ключ и только потом выдохнула. И осмотрелась. Комната была маленькая и очень скромно обставленная, по меркам семьи Равенстеров. Но она в пансионе привыкла к такой обстановке. Матушка требовала, чтобы все девушки жили скромно, а ещё чтобы учились ухаживать за собой, сами делать себе причёски и готовить.
В комнате кроме кровати, стоявшей возле окна, небольшой печки, стула и шкафа ничего больше не было. Видимо, раньше это была спальня её мужа. Но что же это за человек, который поделился с ней своей комнатой и своей кроватью, без просьбы даже с её стороны? Наверное, в первый раз она подумала о нём так, без страха, только с интересом.
Анна сделала несколько шагов и оказалась у окна. Маленькая, скромно обставленная комнатка, видимо, находилась под самой крышей. В окно она увидела сад. Никаких ярких клумб и вымощенных дорожек. Только узенькие тропинки между небольшими кустарниками, да неровные участки земли, похожие на грядки. По тропинкам медленно и скромно прогуливались девушки. Интересно, кто они такие и где она оказалась?
Но по крайней мере, она в этом большом старом доме не одна со своим мужем. Как ни странно, от этого вдруг стало легче. Какое-то время она увлечённо наблюдала за девушками, но потом голод дал о себе знать. Хоть ей и страшно, но надо выйти из комнаты и узнать, где здесь можно пообедать. Конечно она пообедала бы лучше с этими девушками, а не со своим мужем. Но, наверное, это невозможно. Из-за этой свадьбы, она больше не госпожа Равенстер и не Ларенс (фамилия отца) а госпожа… Анна замедлила, пытаясь вспомнить фамилию мужа – Дженсон, кажется. А значит по положению ей положено теперь жить здесь и делать только так, как прикажет муж. А Анна рассчитывала хотя бы на небольшую свободу после окончания пансиона.
Она вздохнула. Надо бы, наверное, переодеться с дороги и посмотреть, как она выглядит. Но в комнате не было ни зеркала, не кувшина для умывания. Она достала первое попавшееся платье из чемодана и переоделась, надеясь, что выглядит хотя бы не очень растрёпанной. Хотя какое ей теперь до этого дело? Вот если её муж ей что-то скажет…
Анна сжала зубы, трясущимися руками вставила ключ в замок и приоткрыв дверь, выглянула наружу. Комнаты, которые снимал её супруг, видимо, были очень скромными. Небольшой коридор, следом шла её комната, потом небольшая то ли гостиная, то ли кабинет и рядом такая же маленькая кухонька. Дверь была приоткрыта и она видела, как над маленькой плиткой стоял доктор, что-то помешивая. Ничего страшного.
Она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь и направилась в кухню. И чуть не столкнулась в дверях с доктором. На нём поверх сюртука был надет фартук, а в руках он держал большую деревянную ложку. Это выглядело очень смешно, так что Анна засмеялась бы, но не сейчас. Почему-то при виде новоиспечённого мужа она забывала как дышать. Чем он её пугал, она сама не могла понять и всё же боялась.
А доктор, увидев её улыбнулся. Морщины на его лице разгладились и Анна с удивлением поняла, что он вовсе не так стар, как ей сначала показалось. И снова вернулся страх. Липкой рукой сжал сердце.
– Вы хотите поесть?
– Да, – тихо выдавила она.
– Еда почти приготовилась. А пока что присядьте. – Он указал ей на кресло и Анна почти упала в него. Сил стоять на ногах уже не было.
– Я не мастер говорить, – тихо начал доктор, став необыкновенно серьёзным. – Но не бойтесь. Я на самом деле не желаю вам зла. Вы можете здесь жить как хотите и ходить куда хотите. Я не буду вас ограничивать. Можете есть то, что вам нравится. Одним словом, я вовсе не такой страшный, каким, наверное, показался вам, – и его пытливый взгляд заглянул прямо в душу, словно он увидел её всю насквозь. Анна смутилась, но почему-то поверила ему безоговорочно и без причины.
– Благодарю вас, – ответила тихо. И совсем уж тише положенного добавила, – Но я, наверное, стесню вас. У меня нет ни сьера, совсем.
Она внутренне сжалась после такого признания, готовая к чему угодно. И удивилась, услышав слова доктора.
– М-да, незадача. Но ничего страшного. Моей скромной зарплаты нам пока хватит. Хотя если вы привыкли жить на широкую ногу, – он сделал паузу и посмотрел на неё. Неожиданно проницательный взгляд сверкнул из под густых бровей. – То я боюсь не смогу вам помочь.
– Я не привыкла. То есть, в пансионе нас приучили к скромности, – Анна стеснялась и всё же ответила.
– В каком пансионе?
– При монастыре в Л.
– Я слышал про этот пансион немного, – доктор замолчал и так и не продолжил темы, словно уйдя в свои мысли.
Несколько минут тишины, а потом он встал.
– Наверное уже приготовилось. Пойдёмте на кухню.
Анна несмело прошла за ним. И в комнате и на кухне был беспорядок такой, что никогда бы не позволил в своём поместье господин Равенстер. Но почему-то, несмотря на это, здесь было необыкновенно уютно.
Солнечный свет лился из распахнутого окна гостиной, а вместе с ним и птичье пение. От лёгкого ветерка шелестели листья на деревьях и качались лёгкие занавески из дешёвого тюля. Это были все те звуки, к которым она привыкла в пансионе и которые приёмный отец строго настрого запрещал в своём доме.
Кухонька была маленькая, но уютная. На небольшой плитке стояла кастрюля, от который шёл ароматный запах. Да такой, что у Анны даже закружилась голова. Она присела осторожно на краешек стула, ожидая, пока доктор достанет из шкафа посуду и нальёт суп.
– К сожалению, у меня сегодня только суп и хлеб. Я вчера заплатил за комнаты госпоже Дарс и поэтому пару дней придётся немножко поэкономить, но я к этому привык.
– Спасибо, – Анна только неловко кивнула. Насколько было бы проще если бы обещанное королём наследство не забрал бы себе приёмный отец. Хотя что это она? Она не собирается долго стеснять своего супруга. Мысль ещё неоформившаяся, возникла словно из ниоткуда и дала ей надежду. Если бы только матушка быстрее ей ответила! А может быть стоит написать ещё раз? Или муж не одобрит?