Дарья Сойфер
Праздник на выезде
С благодарностью Диане —
близкому другу, прекрасному провизору, дилеру вдохновения и проводнику в радужный мир фармацевтики.
А если стал порочен целый свет,
То был тому единственной причиной
Сам человек: лишь он – источник бед,
Своих скорбей создатель он единый.
Данте Алигьери «Божественная комедия»
Глава 1
– Пусть катится ко всем чертям! Вконец оборзел! – Громогласные вопли отца прорвались сквозь пелену похмельного сна и обрушились на Глеба чугунным молотом.
Впрочем, воплями дело не ограничилось. Не успел Глеб прийти в себя после шумовой атаки, как мозг свело от холода и что-то потекло за шиворот.
– Камон, пап… – простонал Глеб и с усилием приоткрыл левый глаз. – Давай не сейчас…
Одного взгляда на отца хватило, чтобы понять: нет, разговор отложить не удастся. В такой ярости отец был лишь однажды – когда Глеба арестовали на Ибице несколько лет назад за порчу фонтана на городской площади. Ну… Как порчу. Несчастный случай. И вообще, у той машины явно были проблемы с управлением. Но теперь-то какая муха укусила отца? Да, вчерашние возлияния отбелили Глебу память, и что там стряслось на мальчишнике Макса, он не помнил, но знал наверняка: в Москве в феврале не найти ни одного работающего фонтана. Так что и психовать отцу, по идее, было совершенно не с чего.
Глеб вытер мокрое лицо одеялом и покосился на пустое ведерко для шампанского в руках отца. Ох, не к добру так вздулись его вены и побелели костяшки пальцев. Не станет же он бить этой жестянкой родного сына?.. И потом, двадцать пять лет – поздновато для порки, нет?
– Кирюша, ему плохо! – Мама встревоженно выглянула из-за отцовской спины. – Сынок, где у тебя аспирин?
– Не кирюшкай мне здесь! – отрезал Рудаков-старший и рывком сдернул с Глеба одеяло. Брови, припорошенные сединой, поползли наверх, отец потянулся к узлу галстука и как-то странно задышал. Шумно и хрипло, как Дарт Вейдер.
Тела своего Глеб с похмелья почти не чувствовал, а потому папиной реакции испугался не на шутку и резко присел, чтобы себя осмотреть. На первый взгляд все было в норме: ни ран, ни синяков, ни спонтанных татуировок. Глеб выдохнул с облегчением. Как-то он с друзьями накурился в Сеуле и набил себе на предплечье иероглифы, а потом выяснилось, что это строчка из меню местной забегаловки. Сводить было долго и больно. К счастью, теперь ничего нового на себе Глеб не увидел, если не считать нескольких пятен краски.
– Не парься, пап, это легко отмоется.
Но отец сжал побелевшие губы и кивком указал на соседнюю с Глебом подушку. На ней покоились женские ноги. И вроде бы в самом этом факте не было ничего жуткого, женских ног в Глебовой кровати перебывала уйма, причем некоторые из них вместе с хозяйками Рудаков-старший обнаруживал лично, пока не купил сыну отдельную квартиру, но эти… Они лежали себе ровнехонько, как в гробу. Неподвижные ноги в черных колготках и туфлях на каблуке.
Глеб вздрогнул. Версию с манекеном он отбросил сразу. Во-первых, до такого розыгрыша никто бы из его друзей не додумался, уж скорее сам Глеб подкинул бы кому-нибудь куклу ради хохмы. А во-вторых, слишком уж острыми показались ему коленки. Все же производители манекенов предпочитают более изящные формы. Поэтому пришлось признать: ноги на подушке принадлежат человеку. Вот только живому ли?
Как проверять пульс человека на запястье, Глеб видел в кино, а что делать со ступнями… Или лучше не оставлять отпечатки пальцев на случай, если это все же место преступления?
– Она хотя бы жива? – Глеб аккуратно потыкал лодыжку – ничего.
– Ты меня спрашиваешь?! – Рудаков-старший схватился за сердце. – Дожили! Теперь мой сын еще и убийца!
– Кирюша, твое давление… – заволновалась мама и вытащила из сумки плоскую коробочку с таблетками. – Давай мы сейчас подышим, валидол под язык…
– Валидол морально устарел, – раздался из-под одеяла глухой женский голос как раз в тот момент, когда Глеб попытался снять с ноги туфлю.
– Сынок, кто это? – Мама едва шевелила губами от ужаса.
По правде сказать, ответа Глеб и сам не знал. Отбросив туфлю на пол, он медленно тянул на себя одеяло, сантиметр за сантиметром приоткрывая обладательницу ног и познаний о валидоле. Нет, Рудаков-младший обожал сюрпризы и острые ощущения, а больше всего в своих днях рождения любил этот сладостный миг предвкушения и неизвестности, который всегда сопровождает разворачивание подарков. Но сегодня предвкушения никакого не было. Скорее что-то среднее между «только бы не страшненькая» и «хорошо бы не чокнутая».
Первая молитва была услышана. Под одеялом в позе Ленина в мавзолее лежала девушка не старше самого Глеба. В скромном деловом костюме она казалась типичным представителем офисного планктона, но опытный взгляд Рудакова-младшего мгновенно считал под плотной дешевой тканью не самую плохую фигурку. А вот насчет чокнутости Глеб уверен не был. Потому что говорить она продолжала, не открывая глаз:
– Наша компания разработала препарат нового поколения, и это не просто седативное и сосудорасширяющее… – Она зевнула и лишь после этого соизволила наконец проснуться.
– Доброе утро. – Глеб всегда умел быть галантным с дамами.
Но вместо того чтобы оценить его владение этикетом или хотя бы из вежливости ответить, девица соскочила с кровати с прытью, свойственной только испуганным кошкам и белкам-летягам, и попятилась, припадая на босую ногу.
– Что вы делаете в моем номере?! – пробормотала девица, зачем-то приглаживая прическу. Бесполезно: то, что некогда было пучком, теперь больше напоминало клок волос, вынутый из слива в душе.
– Вообще-то это мой номер. – Глеб не сдержал улыбки, уж больно забавно его гостья таращила глаза и прикрывала полностью одетую грудь. Как будто нашелся бы в этом мире хоть один умалишенный, способный посягнуть на эту помятую с бодуна «красоту».
– Твой номер?! – встрял отец. Тот факт, что ноги в постели Глеба оказались вполне себе живыми, подействовал на Рудакова-старшего лучше любого валидола. – Твоим этот номер будет, когда ты хоть копейку на него сам заработаешь! И что ты такой довольный, я понять не могу?! – Отец вышел из оцепенения и снова навис над Глебом: – Ты где эту шмару взял? В аптеке украл или это такие ролевые игры?
– Прошу прощения! – Девушка наконец взяла себя в руки и оскорбленно вздернула подбородок. И хотя колготки ее были разодраны, узкую черную юбку покрывали пятна, а одна туфля потерялась во время прыжка с кровати, глаза так и горели праведным гневом. – Я здесь по работе!
– Ну вот… Глебушка, мы же обсуждали с тобой, как опасно связываться с… эм-м-м… с ночными бабочками! – Мама вздохнула и скорбно качнула головой, а затем повернулась к незнакомке: – Не волнуйтесь, мы все оплатим. Вы карточки принимаете? – в маминой руке блеснула платиновая «Виза».
– Я?! – задохнулась девушка. – Я из «Викрам Фармасьютикалз»! И если б я не спешила сейчас на конференцию…
Глеб не дослушал. Его будто за шиворот выдернули из реальности и бросили назад во времени, во вчерашний мальчишник Макса. Точно! Он ее вспомнил! Внизу, в фойе отеля, она тем же самым тоном отчитывала паренька с ресепшен. Память вернулась не полностью, но и этого крошечного осколка Глебу сейчас хватило.
Они с ребятами как раз привезли Макса на мальчишник в банкетный зал отеля «Равенна». А напротив проходила какая-то международная конференция… Или форум… Табличка еще такая стояла зеленая. То ли фармацевты, то ли фармакологи, если это вообще не одно и то же… И Глеб как раз хотел что-то уточнить на ресепшен, но эта девушка так яростно отчитывала администратора, что Рудаков невольно заслушался. Вчера она выглядела совсем иначе. И пучок был такой гладкий-гладкий, как пончик в зеркальной шоколадной глазури. Кажется, ей дали меньше номеров, чем нужно. Для каких-то чуваков из Индии. И к ней еще потом подрулил низенький усатый индус, видно босс ее, потому что она тут же залебезила перед ним… Как же она говорила? Господин По… Пу… Пуджари! Именно, Пуджари! А он в ответ назвал ее…
– Алина! – выдохнул Глеб радостно.
Ха! Вспомнил все-таки! Пусть и не до конца и не во всех деталях, зато теперь он был уверен, что не опустился вчера на самое дно и не вызвал, как выражается мама, «ночную бабочку». Более того, умудрился как-то снять фармдиву, эту офисную воительницу, а таких побед в его послужном списке пока не значилось. А он красавчик! Одно дело – подцепить девушку, которая изначально настроена отрываться на полную катушку, другое – отвлечь от работы трудоголичку. Новый уровень, господин Рудаков, принципиально новый уровень. Вспомнить бы еще, как именно ему это удалось… И почему она так и не разделась. Может, у них была офисная ролевушка?..
– Откуда вы знаете мое имя? – нахмурилась Алина.
Глеб развеселился еще больше. Кажется, не он один был сегодня не в ладах с памятью.
– Зачем же так официально, – протянул он. – Мы с тобой довольно близко познакомились…
Ее лицо потешно вытянулось, брови взметнулись вверх. Боже, да это лучшее похмельное утро! Приключение, о котором можно поведать потомкам. Ну, не раньше их совершеннолетия, разумеется.
– Да сколько можно! – Отцовское терпение лопнуло неожиданно и громко. С ним всегда было как с воздушным шариком: знаешь, что рванет рано или поздно, но все равно пугаешься. – Ты! – Папа трясущимся пальцем указал на Алину. – Пшла вон! И имей в виду – ни копейки от меня не получишь! А ты… – Палец переместился в сторону Глеба. – Оденься уже и чтобы через пять минут был внизу в ресторане.
Дверь за Рудаковым-старшим захлопнулась с такой силой, что модная абстракция над кроватью печально завалилась набок. Мама, как и следовало ожидать, засеменила за мужем, она всюду следовала за ним, чтобы в нужный момент послужить бампером между врожденной гневливостью супруга и окружающими. Напоследок бросила на Глеба взгляд, полный родительского укора, встала на цыпочки, чтобы поправить картину, и бесшумно исчезла в коридоре отеля.
А Глеб все ждал, что теперь, наедине, Алина устроит ему допрос с пристрастием. Девушек ведь хлебом не корми, но дай с утра после секса вскрыть парню мозг на темы «кто мы друг для друга» и «куда нас приведет новая ступень отношений». Однако Алина как будто вовсе забыла о существовании Глеба. Вместо того чтобы, краснея, расспрашивать, что именно случилось вчера ночью, она сосредоточенно изучала пол под ногами. Стесняшка? Что-то новенькое.
– Я понимаю, тебе неловко, – покровительственно начал Глеб и потянулся: именно ради таких моментов он терпел трижды в неделю пытку фитнесом, не говоря уж о муках депиляции. При виде его рельефного и гладкого, как морской валун, торса у девиц сбивалось дыхание, а взгляд затуманивался. – Ты смущена и гадаешь, как смогла захомутать такого парня…
Но Алина даже не подняла на него глаз, а молча опустилась на колени и нырнула под кровать.
– Я гадаю, – донеслось до Глеба, – где моя вторая туфля. Есть! – непрошибаемая девица вылезла на свет божий, победоносно сжимая находку.
Вот тут-то Алина наконец соизволила обратить на Глеба внимание. Медленно, будто смакуя увиденное, она скользила взглядом по его роскошному прессу ниже и ниже, туда, где едва держались на бедрах пока не застегнутые джинсы. И как знать, может, зря он их вообще натянул?.. Если эта девица сейчас, сгорая от вожделения, накинется на него дикой кошкой, он возражать не станет.
На лице Алины, впрочем, отразилось далеко не вожделение, скорее обеспокоенность.
– Ты ведь не из «Байзера»?! – нахмурилась она. – Я тебе ничего вчера не рассказывала про кардиомин?
– Кардио… что? – опешил Глеб. – Слушай, не из какого я не из «Байзера». Я – Глеб. Глеб Рудаков… – Он протянул руку, но она отмахнулась от него, как будто он предлагал ей рекламную листовку.
– Не важно. У меня в десять конференция, и мне надо срочно привести себя в порядок. Черт! – Она вытащила телефон и всплеснула руками. – Сел! Ты не в курсе, который час? Если повезет, подзаряжу на ресепшен… Еще распечатать речь… Завтрак! Господи, Пуджари просил завтрак в номер…
– Полпервого, – Глеб злорадно ткнул в настенные часы.
У Алины аж кровь от лица отхлынула. Таких бледных людей Рудаков-младший видел только в немом кино и даже ощутил укол совести, но тут же напомнил себе: это ее проблемы. Никто же не виноват, что она зациклена на работе! И вообще – это невежливо трепаться про офисные глупости наутро после свидания. Так что если кого в этом номере и должна мучить совесть, то уж никак не его, Глеба.
– Полпервого… – слетело с ее побелевших губ.
Она заметалась по номеру с такой скоростью, что у Глеба зарябило в глазах. Никогда прежде он не видел, чтобы кто-то одновременно причесывался, чистил зубы крошечной складной зубной щеткой и оттирал пятна с костюма. Подумать только: в ее сумочке нашлись специальные влажные салфетки от пятен! Запасным колготкам и дезодоранту Глеб уже не удивился.
Не прошло и пары минут, как Алина вылетела из комнаты, бормоча себе под нос заготовки извинений. Конечно, Глебу было неприятно, что она не соизволила попрощаться, но все же он мысленно снял шляпу перед ее способностью к регенерации. Пили они одинаково, но Глеба сейчас укачивало даже от ходьбы неспешным шагом, а она ускакала, как жеребенок, впервые выпущенный на зеленые пастбища. Еще умудрилась при этом сносно выглядеть – чем не дар, достойный комиксов Марвел? Хотя… Она ведь работает в этом «Как-там-его Фармасьютикалз». Кто знает, какой препарат для бодрости они раздают сотрудникам?
Как бы то ни было, Глеб ей завидовал. Ни одна разборка с начальством не сравнилась бы с нравоучениями Рудакова-старшего. Правда, трудовая книжка Глеба сияла девственной чистотой, и после универа он не успел еще попробовать себя в работе, но коротких наблюдений в офисе отца хватило, чтобы понять: его гнев всегда страшнее, а главное – несправедливее директорского. Сотрудников защищает Трудовой кодекс, весь этот офисный этикет и прочие китайские церемонии. А кто встанет на защиту Глеба? Виноват он, что ли, что не успел еще найти себя в этом бескрайнем океане возможностей? Работа должна быть по душе, не ради зарплаты же изматывать себя с утра до ночи, отказавшись от всего прекрасного, что есть в этом мире.
Взять отца: ему всего шестьдесят стукнет в феврале, а у него уже гипертония, тахикардия и бог знает какой еще букет от остеохондроза до подагры. Вот какой нормальный родитель захочет такой же участи своему единственному отпрыску? Ответ – никакой. Стало быть, Рудакова-старшего нормальным назвать было никак нельзя. Нет бы устроил себе детокс, поехал куда-нибудь в спа-отель, травки какие попил от нервов! А ему заняться больше нечем, кроме как бегать за Глебом и орать почем зря.
Любой другой на месте Глеба уехал бы, минуя неприятный разговор. Но такова уж тяжелая сыновья доля: время от времени давать папе всласть прокричаться. Ведь если бы Глеб не устраивал отцу периодическую эмоциональную разгрузку, того бы непременно хватил инфаркт. Но разве хоть кто-то скажет за это простое человеческое спасибо?
Сетуя на несправедливость мироздания, Глеб накинул на голое тело пиджак и как был, в отельных махровых тапках, направился вниз, в ресторан. Да, прошло уже чуть больше пяти минут, но это даже к лучшему: отец наверняка успел перекусить и немного успокоился.
В фойе «Равенны» царило небывалое для воскресного утра оживление. Туда-сюда сновали люди в униформе. И не в какой-то одной, а в самых разных: мелькали зеленые логотипы клининговой службы, синие спецовки строителей, оранжевые каски, красные куртки стекольщиков – словом, настоящий бразильский карнавал для бедных. Глеб с удовольствием глазел бы на эту движуху и дальше, если бы в холле не было так зверски холодно. И какому придурку, интересно, пришло в голову менять стеклянные стены в феврале? Надо будет оставить им отрицательный отзыв.
– Эй! Как вас! – Глеб подманил к себе паренька с ресепшен, кутаясь в пиджак. – Что вы тут устроили?!
Паренек, едва завидев Глеба, изменился в лице. Он раскрыл рот, закрыл и снова разинул, будто забыл, как обращаться с нижней челюстью. Пробубнив что-то про менеджера, паренек попятился и исчез в подсобке.
Глеб озадаченно поскреб подбородок. Вчера мальчишка за стойкой показался ему бодрым и куда более юным, сегодня же на его висках серебрились седые волосы. То ли накануне работал младший брат этого невротика, то ли просто изменилось освещение.
И точно! Глеба шарахнуло новым воспоминанием. Вчера в самом центре фойе красовалась необъятная хрустальная люстра. Настоящий водопад из хрусталя. Как там Алина выразилась… «Как будто кого-то вырвало стеклом». Глеб рассмеялся. Ее ведь прямо зациклило на этой люстре. Они еще пили текилу, а она так соблазнительно слизывала соль с запястья… Он все гадал, как бы намекнуть на продолжение банкета и затащить ее наверх, в номер, но Алина не сдавалась ни в какую. Глеб еще подумал тогда, что у нее, наверное, редкая устойчивость к этиловому спирту. Потому как сам он уже видел окружающий мир в легкой искрящейся размытости, а она сидела за барной стойкой и упорно интересовалась, как же бедные горничные моют треклятую люстру.
В конце концов Глеб не выдержал и потащил ее на ресепшен. Ну конечно! Как он мог забыть? Ведь он лично вчера пытал этого администратора насчет люстры. Тот что-то монотонно нудел, как диктор из навигатора. «Бла-бла-бла, я не владею информацией, бла-бла-бла…» А потом… Глеб напрягся изо всех сил так, что будь мозг мышцей, то раздулся бы как минимум вдвое. А потом… Потом Алина над ним смеялась, а он ведь что-то придумал… И это было столь же просто, сколь и гениально. Глеб запрокинул голову, внимательно разглядывая то место, на котором вчера красовалась люстра. И в памяти бегущей строкой всплыла гениальная мысль его собственного сочинения: «Чтобы что-то помыли, надо это что-то сначала испачкать…»
– Ну что, нравится? – резкий отцовский возглас бесцеремонно оборвал сеанс Глебовых воспоминаний. И ведь надо было! На самом интересном месте!
– Блин, пап… Ты вроде в ресторане собирался меня ждать…
– И я ждал. Минут сорок. Но…
– Кирюша, ну что ты! Всего двадцать семь минут, я засекала. – Мама втиснулась между сыном и отцом в отчаянной попытке остановить надвигающуюся бурю. Но было поздно.
– Таня, не сейчас! – взвился Кирилл Андреевич и переставил жену в сторону, словно та весила не больше настольной лампы. – Хватит его защищать! Я спрашиваю: тебе нравится?! – Последние слова, обильно сдобренные слюной, были обращены уже к Глебу.
– Да что именно? – Глеб отшатнулся, прогнувшись назад точь-в-точь как тогда, на гавайской вечеринке с однокурсниками, когда они играли в лимбо.
– Вот это вот все, что ты тут устроил! – Рудаков-старший очертил рукой фойе.
– Я-то здесь при чем?! – искренне возмутился Глеб. – Почем я знаю, зачем они тут все разворотили?
И этот вопрос стал его фатальной ошибкой.
– Они?! ОНИ?! – заорал Кирилл Андреевич с такой мощью, что, виси здесь до сих пор хрустальная люстра, она разлетелась бы на мириады осколков. – И ты смеешь врать мне в лицо?!
– Я не…
– Не перебивай! Ты хоть знаешь, сколько я заплатил, чтобы они тут все починили после твоих игрищ?! Сколько мне стоило отмазать тебя от полиции?
– У нас что, теперь еще и за мальчишник сажают? – Глеб усмехнулся. С тем же успехом он мог бы заявиться на корриду, размахивая красной тряпкой.
– А тебе все шуточки, да? – Отец схватил Глеба за грудки и встряхнул. – По-твоему, я до старости буду платить за твои гулянки? Вот я в твоем возрасте…
Глеб зажмурился. Со слов «я в твоем возрасте» всегда начиналась самая зубодробильная из папиных нотаций. Длинная, как список кораблей в «Илиаде», и такая же адски нудная.
Рудаков-старший, переливаясь алыми пятнами, будто хамелеон в маковом поле, распинался, как в свои двадцать пять приехал в Москву один-одинешенек, и денег у него с собой было всего-то на дюжину беляшей. Но вместо того чтобы эти беляши съесть, юный тогда еще предприниматель умудрился распродать их на Арбате китайским туристам вдвое дороже. После беляшей были аудиокассеты, потом – видеопрокат, плееры, DVD, всякое технобарахло, – и вот, пожалуйста, теперь он не абы кто, а Рудаков Кирилл Андреевич, владелец сети магазинов электроники.
– И я ни копейки не тратил на развлечения! – Отец вдохновенно шел по накатанной. Глеб мог бы синхронно с ним раскрывать рот, повторяя каждое слово, но не рискнул, слишком уж сильно вздулась вена на папином лбу. – А все ради чего? Чтобы ты после моей смерти разбазарил все в первый же год? Да я лучше оставлю все деньги какому-нибудь фонду защиты сибирских выхухолей!
– Кирюшенька, пожалуйста… – Мама повисла у мужа на локте.
– Нет! – рявкнул Рудаков-старший. – Это была последняя капля! Больше он не получит от меня ни-че-го! Слышишь? Даже хлебную корку!
Глеб напрягся. Вообще говоря, отец и раньше угрожал лишить его наследства, но что-то подсказывало: сейчас это не просто угрозы.
– Пап, да ладно тебе… – миролюбиво улыбнулся Глеб. – Не нагнетай!
– Карту.
– Что?
– Карту пластиковую давай сюда!
– Но пап…
– Кирюшенька…
– Я сказал: карту! – Голос отца эхом разнесся по фойе «Равенны», и люди в униформе стали удивленно оборачиваться на источник звука.
Нет, Глеб любил, конечно, бывать в центре внимания, но не так. Пришлось доставать из внутреннего кармана любимую банковскую карточку. Словно с мясом от себя отрывал! А смотреть, как папа остервенело ломает ни в чем не повинный пластик, было и вовсе невыносимо.
Глеб отвернулся. От вида осколков его слегка затошнило, как студента-медика на первом занятии в морге. Ничего. Все еще наладится. Карточку еще можно будет выпустить, отец перебесится, а пока Глеб продаст любимую «ламбу». Купит, прости господи, какую-нибудь «бэху», поездит месяц-другой. Будет трудно, но живут же люди в тяготах и лишениях!
– Ключи от машины, – скомандовал отец. Прямо мысли Глеба услышал, не иначе.
– Не-е-ет… – У Рудакова-младшего кольнуло в груди. Вот так люди и умирают от инфаркта!
– Кирюшенька, но на чем ему тогда ездить? – жалостливо взмолилась мама. – В метро сплошные вирусы! Рассадник бацилл! Нельзя ему…
– Ничего, я ездил – и он сможет! – отрезал Кирилл Андреевич. – Я на свою первую «четверку» кровью и потом заработал! – Он выхватил у сына ключи, лишая жизнь оного красок и смысла.
– Но он же твой родной сын! – Мамины глаза влажно заблестели.
– Если он мой сын, тогда пусть идет по моим стопам. – Отец упрямо стиснул челюсти. – Я смог сделать состояние из ничего. Теперь его очередь, – и он развернулся на каблуках и зашагал к выходу.
– В смысле? – Глеб догнал папу. – Мне что, беляши идти продавать, чтобы ты успокоился?!
– Мне плевать, что ты там будешь продавать! Хоть почки! – Кирилл Андреевич остановился и бросил под язык шарик валидола. – У тебя три месяца. Заработаешь за это время первый миллион – добро пожаловать домой. Нет – что ж. Значит, нет у меня больше сына. На вот, – он пихнул Глебу тысячную купюру, – твой стартовый капитал.
Глеб еще долго стоял на сквозняке, забыв про холод, и разглядывал сине-зеленую бумажку с изображением Ярославля. Вертел ее в руке, будто видел впервые. Потом заставил себя расправить плечи, улыбнуться – и подозвал одного из рабочих.
– Простите, – вежливо осведомился Глеб. – Вы не подскажете, где тут поблизости можно купить беляши?
