Дарья Туманова
Слишком умная, чтобы молчать
Глава 1
Если бы меня спросили, что может пойти не так на обычной лекции по логике, я бы честно ответила: студенты. Эти юные отростки от реальности, способные перепутать дедукцию с дедушкой. Но сегодня всё пошло по другой схеме.
Во-первых, Саша Павлов принёс тетрадь, в которой не было ни одной записи по теме. Зато были странные блок-схемы, цифры, стрелки и пометка «П» в кружочке. Не похоже на шпаргалку. Больше – на план. Или схему чего-то.
Во-вторых, он смотрел на меня так, как будто пытался понять, доверять ли. Или нет. А потом сказал, что ему нужно в туалет, вышел… и больше не вернулся. Ни через пять минут, ни через полтора часа.
В-третьих, после пары ко мне подошёл человек в очках, который сказал, что «не стоит вспоминать студентов, которые ушли посреди занятия. Такое случается». И исчез быстрее, чем пицца на студенческой тусовке.
А теперь я сижу в кабинете, пью растворимый кофе из треснувшей кружки и думаю: «Ну всё, Лида. Началось». Потому что я – Лидия Аркадьевна. 42 года. Доцент кафедры философии и логики. Разведёнка, два кактуса, один хронический стресс.
И я очень, очень не люблю, когда меня пытаются запутать. Особенно люди, которые прячут правду под галстуками и вежливым «вы же умная женщина, вам лучше не вмешиваться».
А значит – я вмешаюсь. Даже если для этого придётся выкапывать правду из студенческих подвалов и собственных ошибок. Слишком уж часто я молчала.
А теперь – нет.
Теперь я думаю, что логика пригодится не только на лекциях.
В университете всегда есть три типа студентов: будущие гении, будущие тёти из бухгалтерии и будущие свидетели в криминальных сводках. Саша Павлов не подходил ни под один. Он был… слишком правильный. Слишком «по инструкции». Такие обычно не теряются по пути в туалет.
Я начала с деканата.
– Лидия Аркадьевна, вы опять? – вздохнула Инга Витальевна, замдекана с прической «я родилась в лаках для волос». – Павлов? Да что с ним могло случиться? Может, влюбился. Может, прогуливает. Все они сначала гении, потом – сторожа.
– Он оставил странную тетрадь. В ней схемы. Не на лекции нарисованы. Что-то другое.
– Тетрадь? Какая ещё тетрадь? Вы же понимаете, это может быть… паранойя. У вас ведь был период… – Она замолчала. Совсем зря.
– Период прошёл. А вот исчезнувшие студенты – нет.
Она закрыла рот. Захлопнула папку. И впервые за пять лет общения посмотрела на меня с настоящим интересом:
– Кто вам сказал не вспоминать?
– Некий человек в очках. С галстуком. Не представился. Сказал, что это бывает. И ушёл. Как тень.
– Это не «бывает». – Инга Витальевна встала. – Он приходил и ко мне. По поводу другого студента. Год назад. Тоже исчез. А потом его фамилию удалили из базы. Как будто его никогда и не было.
Вот это поворот. Я вцепилась в сумку.
– Покажете, как звали?
– У меня осталась копия расписания того семестра. На бумаге. Никому не говорите, что она у меня есть. – Она ушла в соседнюю комнату.
Минуты три я стояла в абсолютной тишине, слыша, как бьётся собственное сердце. И думала: «Вляпалась, Аркадьевна. Но ведь тебе этого и не хватало, да? Вместо хобби – тайны. Вместо личной жизни – интриги. Отличный обмен».
Инга вернулась. Протянула лист.
– Его звали Семён Гринев. Философия. Третий курс. Исчез в октябре.
Я сфотографировала лист, поблагодарила и ушла.
А вечером, за кружкой вина и грызущим кактусом, поняла: следующий шаг – его общага.
Если, конечно, там ещё осталась хоть одна тень от прошлого.
И да, я взяла с собой ту странную тетрадь. Потому что чувствовала: между Сашей и Семёном – слишком много общего.
Особенно – в этих странных схемах, где каждый кружочек с буквой «П» будто кричал: «Проверь меня!»
Общежитие номер семь было таким, каким его и представляла себе каждая нормальная женщина с дипломом и тревожностью: облупленные стены, объявление о плановой дезинсекции двухлетней давности и вахтёрша с выражением лица «я тут с Брежневых времён и всё помню».
– К кому? – хрипло спросила она, не отрываясь от вязания носка толщиной с бронежилет.
– Мне бы к… э-э… в 218-ю комнату. Раньше там жил Семён Гринев. Я его преподаватель. Просто хочу уточнить, не оставил ли он что-то.
Она смерила меня взглядом, полным презрения и хронической нехватки витамина D.
– Там сейчас трое первокурсников. У них не «оставляют». У них только «забирают». Особенно деньги и тапки. Но проходите, если хотите. Только не жалуйтесь, если обойдут сзади и обнюхают. Такие сейчас времена.
Я прошла по коридору, чувствуя себя чужеродной молекулой в мире энергетиков, немытой посуды и фанатов рэпа, которых жизнь пока не прижала.
218-я комната была на третьем этаже. Дверь открыла девушка в футболке с надписью «Гуманитарий в гневе». Удивлённо моргнула.
– Эм… вы по поводу таракана или нашего соседа?
– Я преподаватель. Ищу информацию о студенте, который раньше жил в этой комнате. Семён Гринев.
– О! – Она оживилась. – Это тот, что был молчаливый и собирал схемы? Я про него слышала. Его вещи хранились в кладовке. Хозяйка этажом ниже говорила, что не выкинула. Типа, «мало ли, вернётся».
– Где кладовка?
– Идёте обратно по коридору, потом налево, и дверь с табличкой «Не влезай, убьёт». Это не фигура речи – там проводка странная.
В кладовке пахло сыростью, старой формалином и чем-то, что когда-то было едой. На верхней полке – картонная коробка. Внутри: ручка, мятая футболка с логотипом «Кружок логики и тайных знаков», и ещё одна тетрадь. Тоже со схемами. Тот же почерк. Те же кружочки с «П».
Я не выдержала – присела на коробку прямо там, в пыли, и пролистала. Одна схема выглядела как… маршрут. Стрелки, даты, метки. И в самом конце – обведённая в жирный овал надпись:
«Аркадьевна – подключить?»
Я застыла.
Он знал. Он планировал. И, кажется, он выбрал именно меня.
А теперь я сидела на коробке между ведром и гантелей, с головой, полной вопросов, и тетрадью, которая могла стоить мне карьеры. Или чего-то пострашнее.
Но знаете что?
Мне было даже… интересно.
Глава 2
Я вернулась домой в состоянии, которое можно описать фразой «доктор, у меня внутри кто-то завёл барабаны». Я не знала, что страшнее: надпись в тетради или то, насколько сильно мне хотелось продолжить. Страх был, конечно. Но и азарт – тоже. Как перед контрольной, к которой ты не готовился, но вдруг понял, что знаешь всё из фильмов.
Я разложила обе тетради на кухонном столе, рядом с недопитой кружкой кофе и тарелкой, в которой когда-то лежали оладьи. Начала сверять схемы. Кружочки, стрелки, даты. Один маршрут заканчивался на станции метро, где я раньше жила. Второй – в здании, где сейчас располагается факультет социологии. Совпадение? Ну да, конечно.
Я решила начать с метро. В крайнем случае, прокачусь с комфортом. В лучшем – найду нечто, что объяснит, почему меня кто-то попытался «подключить» к этой головоломке.
Станция «Серп и Молот» выглядела, как всегда: немного запущенно, немного постапокалиптично. Я подошла к лавке, которая была обведена в схеме. Над ней – реклама массажных накидок и дешёвого кофе.
Я села. И стала ждать.
Через пятнадцать минут ко мне подошёл парень. Молодой. Щуплый. В очках.
– Вы Аркадьевна?
– А вы?
– Мне велели вам передать. – Он протянул пакет из «Пятёрочки».
– Там хоть не продукты?
– Нет. Флешка. И… письмо.
Он исчез так же быстро, как появился. А я осталась с пакетом, как женщина, которой внезапно предложили поучаствовать в квесте вселенского масштаба.
Дома, врубив чайник, я подключила флешку к старому ноутбуку. Она загудела, как будто её это бесило. Открылся один файл. PDF. Название: «Проект “Переход”».
Я нажала «открыть» – и увидела таблицу. Фамилии. Группы. Комментарии. Уровень риска. И… имя Семёна Гринева. А под ним – Саша Павлов. А под ним… моё. Лидия Аркадьевна. Преподаватель. Потенциально лояльна. Уровень допуска: ограниченный.
Меня не просто «подключили» – меня вели.
А значит, кто-то всё ещё наблюдает. И ждёт, что я сделаю дальше.
Что ж. Посмотрим, насколько им понравится, когда объект начнёт действовать по собственной схеме.
И да. Я сохранила копию файла. На всякий случай. И положила её… под кактус. Потому что если умирающая флора меня сдаст – значит, мне всё равно не выжить.
Следующим утром я проснулась от того, что кактус упал на пол. Просто упал. Ни с того ни с сего. Как будто он тоже чувствовал: пора.
Файл «Переход» я открыла снова. И заметила одну деталь, которую упустила накануне: внизу страницы мелькнуло слово «наблюдатель». Рядом стояло имя: Роман Хохлов.
И тут меня накрыло. Потому что Роман Хохлов – не просто имя из списка. Это человек, который вёл у нас спецкурс по манипуляциям в массовой культуре. Появлялся раз в месяц, был всегда в пиджаке и джинсах, говорил мягко и странно – как будто за каждым словом стояла метафора, а за метафорой – тайный смысл.
А потом просто исчез.
Его курс убрали. Студенты говорили, что он уехал в Берлин. Но кафедра никогда не подтверждала.
Я проверила его почту – она всё ещё была активна в базе. Написала короткое письмо: «Роман, это Лидия Аркадьевна. У меня есть ваш старый файл. Я в игре, хотите вы того или нет. Если вы живы – отзовитесь».
И заблокировала экран.
Слишком много было «если». Слишком мало – ответов.
Решила отвлечься. Пошла в магазин. У подъезда стояла женщина, которую я раньше не видела. В солнцезащитных очках, в бежевом пальто. Она не курила, не смотрела в телефон. Просто стояла и смотрела прямо на мою дверь.
Я прошла мимо. Через секунду обернулась – её не было.
Когда я вернулась, ноутбук был включён. Хотя я точно закрывала крышку. На экране мигал входящий ответ:
От: R.Hokhlov@…
Тема: Не здесь.
Сообщение: Не пиши больше. За тобой следят. Если хочешь понять – приходи в 20:00 в читальный зал на 4-м этаже главного корпуса. Не опаздывай.
Я перечитала сообщение трижды.
Что ж… Вечером – свидание с прошлым.
И, возможно, с настоящим, которое я предпочла бы не знать.
До восьми часов оставалось четыре часа, но я провела их, как женщина, которая либо собирается на свидание, либо на допрос. Примерно один и тот же дресс-код: нейтральные цвета, минимум макияжа, обувь, в которой можно убегать, если что. А ещё – папка с распечатками схем и флешка, спрятанная в футляре от пудры. Если уж быть параноиком – то до конца.
Университет вечером – отдельная атмосфера. Коридоры пусты, свет тусклый, полы скрипят, как будто здание живёт своей жизнью и недовольно, что его потревожили. Поднималась я по лестнице на четвёртый этаж с ощущением, что за мной кто-то идёт. Обернулась – никого. Но это «никого» уже стало моим постоянным спутником.
Читальный зал встретил меня тишиной и запахом старой бумаги. Окна были задёрнуты, свет включён только в углу, где за столом сидел он – Роман Хохлов. Немного постаревший, в том же пиджаке и тех же джинсах. Как будто не прошло ни дня.
– Вы пришли, – сказал он, и его голос был прежним: тёплым, но с холодком.
– Конечно. Вы же сказали «не опаздывать». А я, как вы помните, пунктуальна до занудства.
Он слегка улыбнулся и кивнул на стул напротив.
– Вам, вероятно, многое уже ясно.
– Мне ясно одно: я в каком-то сюжете, написанном либо безумным гением, либо студентом с переутомлением. Что за проект «Переход»? Почему я в нём? Почему исчезают студенты?
Роман достал папку. Толстую, серую, с грифом, который был заклеен, но угадывался: «для служебного пользования».
– «Переход» – это попытка управлять мышлением. Не просто манипулировать, как в рекламе, а менять схемы логики. Встраивать иные паттерны в мозг. Через лекции. Через «неформальные группы». Через контакт. Всё казалось безобидным. До тех пор, пока кто-то не понял, что отдельные студенты реагируют слишком сильно. Сбои. Побочные эффекты. Исчезновения.
– И вы – часть этого?
– Я ушёл. Когда понял, что мы не обучаем – мы моделируем. Я предупреждал Семёна. Потом Сашу. Но они пошли глубже. И стали опасными. Система начала их убирать. Или – использовать.
Я молчала. Потому что иначе я бы закричала.
– Почему я?
– Потому что вы – не носитель, вы – катализатор. Ваши лекции активировали определённые участки мышления. Без вас процесс шёл бы медленнее. Но вы не знали. Вы честно учили логике. А мы… смотрели.
Я встала.
– Значит, я – инструмент. И теперь вы пришли, чтобы что? Сказать «прости»?
– Нет. Чтобы попросить вас помочь. Вы можете остановить это. У нас есть план.
– И вы правда думаете, что я снова кому-то поверю?
Он поднял глаза. В них не было ни уверенности, ни сожаления. Только усталость.
– Нет. Но вы всё равно придёте завтра в 10 утра на лекцию. И скажете именно то, что нужно. Потому что вы слишком умная, чтобы молчать.
Я вышла, не оглядываясь. Потому что если бы я обернулась – точно бы осталась.
И у меня не было права остаться.
