Дарья Вакорина
Гришенька

Полная версия

Предисловие

Эта книга не претендует ни на какую историческую достоверность, хотя очень старается…

Глава 1

Знойное майское солнце светило в окно и заставляло всех немногих присутствующих в музыкальном зале щуриться от его ярких лучей. Да, в юнкерское училище привезли фортепьяно, поэтому зал, где проходили обыкновенно всевозможные тренировки, теперь резко стал именоваться музыкальным. За роялем сидел широкоплечий юноша с вьющимися на макушке светлыми волосами на вид двадцати лет и увлечённо прикасался к манящим белым клавишам, но боялся нажимать на них.

– Долго ещё будешь слюни на него пускать? – усмехнулся молодой человек, находившийся неподалёку, хотя украдкой глазел на диковинный предмет и сам. Он опирался локтем о крышку инструмента и смотрел на товарища:

– Сыграй уже что-нибудь.

– Такая это честь! Извлечь из этого чуда первые звуки… – воодушевлённо говорил первый юноша.

– Мишель, играй или мы пойдём, – потряс головой второй, то и дело оглядываясь в окно.

– Хорошо, сбацаем! – на выдохе выпалил Мишель и потряс руками.

И музыка полилась из-под его ловких пальцев. Мелодия заполонила весь зал, всё это пространство, отчего даже понравилась товарищу. Второй говоривший был высоким стройным брюнетом. Ростом он, пожалуй, опередил друга, поэтому стоять у инструмента ему пришлось слегка согнувшись. От наклона длинные русые волосы до плеч, собранные лентой, то и дело скатывались на лоб, поэтому приходилось их поправлять, но зато каждый раз пряди попадали на солнечный свет и отблёскивали затейливой рыжинкой.

Юноша постукивал длинными пальцами по деревянной крышке в такт мелодии.

«Степь да степь кругом… Путь далёк лежит… В той степи глухой умирал ямщик», – мысленно напевал себе он. Но вдруг ему пришлось засуетиться.

– Кончай, Миша, – стал хлопать молодой человек друга по плечу, – бежим отсюда.

И мелодия резко оборвалась. Молодые люди, пригнувшись, чтобы их не было видно в окнах, побежали прочь из зала, ведь находились в нём уже после занятий и без разрешения.

Им почти удалось уйти незамеченными, если бы не директор, встретившийся прямо в коридоре.

– Так-так, – покачал головой мужчина и поправил свой съехавший вбок выбеленный парик, – снова эта парочка. Что вы на этот раз натворили?

– Мишель и я немного задержались после занятия, чтобы отработать новый приём в фехтовании… – начал было один.

– Насколько мне известно, последним был урок географии, – остановил его директор.

Тогда «защитник» не нашёл что ответить и потупил зеленоглазый взгляд в пол.

– Ну как всегда, – развёл руками мужчина, – как не спрошу, кто нашкодил, так всегда один ответ – наша сладкая парочка. Миша и Гриша. И как не стыдно тебе, Аксёнов!

Юноша только усерднее стал смотреть в пол, а Мишель взял друга за руку, чтобы поддержать.

– Ладно, свободны, – махнул рукой директор, – ничего не сломали хоть?

– Нет ещё, – отозвался всё тот же, Григорий.

– Ключевое слово «ещё», – усмехнулся мужчина и пошёл дальше по своим делам.

– Эй, ну ты чего опять меня выгораживать полез? – спрашивал Мишель, разворачивая товарища за плечи к себе.

– Ну ты же хотел опробовать инструмент, Смирнов, – пожал плечами поруганный Аксёнов.

– Добрая душа твоя, – похлопал друга по плечу молодой человек и покачал головой, – но я хочу сам за свои поступки отвечать! Сердце болит смотреть, как ты за меня каждый раз получаешь нагоняй!

– Кончай, Миш, Аристогитонов тут нет, чтобы оценить твои нравственные потуги, – махнул рукой Григорий, – пошли ко всем.

И двое умчались, пересекая по пути небольшой сад, к казармам, где жили все воспитанники училища от мала до велика. Скинув форму с себя и оставив её в общей комнате, друзья пересели в также общую библиотеку, где были поставлены столы для внеурочных занятий. Собственно за этой целью молодые люди и были здесь. По крайней мере, так можно было сказать про Григория, который усердно изучал географический атлас, а Мишель вертелся вокруг него назойливой мухой, не зная чем себя занять.

– Гриш, ну что ты такой занудный, – говорил Смирнов, плюхаясь рядом на деревянный жёсткий стул, – ой.

Аксёнов оторвал глаза от толстой книги и посмотрел на друга утомлённым взглядом:

– Завтра господин Берёзин будет спрашивать нас по карте и…

– И сдерёт три шкуры с нашего класса, если не ответим, ты говорил уже, – отмахнулся Миша и положил голову на стол.

– Хоть ляг на книгу, вдруг так в голову что попадёт, – хмыкнул Гриша и потом добавил, – например завтра, мелом от «берёзы».

Так всем училищем прозвали они преподавателя географии, опираясь на его фамилию и не самый терпимый характер.

– Да ну, – фыркнул Смирнов, но книгу под голову всё-таки подложил.

После был ужин в столовой и отбой. Все воспитанники данного заведения уже были в общей спальне с двухъярусными кроватями.

. . .

– Миш, я к ней сбегаю, – сообщил Аксёнов другу, когда все уже укладывались спать.

Мишель свесил голову со своей койки на втором ярусе:

– К ней? – переспросил он, не понимая о ком идёт речь.

– К Марусе моей, – в рифму ответил юнкер и похлопал товарища по плечу.

– Понял, – кивнул Смирнов и кинул свою подушку через узкий проход между двумя кроватями на койку товарища.

Тогда Григорий уже отработанными движениями накрыл одеялом две подушки, чтобы издалека казалось, что кровать занята, а потом босиком, чтобы не было слышно стук каблуков о каменный пол первого этажа, зашагал к чёрному входу.

Юноша открыл дверцу в тамбур и, переступая через вёдра, швабры и тряпки, вышел на улицу.

– Вот и ты, моя сладкая, – улыбнулся он Марусе и присел на ступеньках.

Кофейно-рыжая пушистая кошечка с большими золотыми глазами подошла к своему человеку и стала тереться об его ноги своей мягкой шёрсткой. Гриша улыбнулся и погладил кошку в ответ.

– Я принёс тебе гостинец, – добавил он, доставая завёрнутые в платок кусочки мяса из супа.

Маруся радостно заурчала и тотчас обнюхала угощение, когда платок уже коснулся земли.

– Кабак «Скатерть-самобранка» к Вашим услугам, моя пушистая мадам, – ещё раз погладил Аксёнов кошечку, а потом убрал руку, чтобы не мешать ей есть.

Скрип двери прервал ночную идиллию, и кошка подняла голову, поджимая хвост.

– Гриша, там этот… Идём, – сбивчиво тараторил Мишель, стоя в одной ночной рубахе на каменном крыльце.

– Придётся покинуть Вас, мадам, – пожал плечами Аксёнов, обращаясь к кошке, а потом убежал с товарищем внутрь.

Маруся мяукнула своему приятелю вслед.

Молодые люди хотели улечься по своим местам, но дверь открылась прежде, чем Смирнов успел забраться на свою постель.

– Сдурел?! Миша, ты что удумал?! – шикнул на него Гриша, когда оказался в постели не один.

– Т-с-с!

– Куда Вы! Нет такого здесь! – громким шёпотом объяснял кому-то в дверях смотритель корпуса Осип, хороший знакомый Миши и Гриши.

Молодые люди затихли на одной кровати, спрятавшись под одеялом. Только Аксёнов на свой страх и риск немного выглядывал из-под покрывала.

– Точно здесь! – выкрикнул какой-то незнакомец, всё пытавшийся проникнуть в общую спальню, прежде, чем Осип вышвырнул его восвояси.

Григорий, когда всё стихло, первым поднял голову и задумался. Голос странного гостя показался ему малость знакомым.

– Чего ты приуныл? – высунул голову следом Смирнов и посмотрел на друга.

Гришу не особо смущало, что дорогой друг вот-вот уткнётся ему носом в щёку, ведь молодые люди в целом были достаточно близки. Так что близость физическая сильно не смущала ни одного, ни другого.

– Ничего, иди к себе, – оживился Аксёнов и легонько пристукнул друга по плечу, – что разлёгся тут на моей койке!

– У тебя тут тепло, – тихо смеялся Мишель в ответ, – ещё немного побуду тут.

– Как знаешь.

Григорию оставалось только пожать плечами, ведь отказать такому молодцу, как Смирнов, было крайне сложно, ведь он всё равно сделает по-своему, как считает нужным. В обладании этим качеством Гриша ему даже завидовал.

– Кстати, Миш, а ты почему Смирнов то? – повернул голову к товарищу Аксёнов.

– Не понял, – покачал головой тот.

– Ну ты вроде Смирнов, а вроде Мишель.

– А-а, ты про это, – махнул рукой юнкер, догадываясь о чём речь, – у меня матушка – француженка.

– Ого, – удивился Гриша, – стало быть и ты на французском хорошо говоришь?

– Да если бы, – усмехнулся Смирнов, – матушка у меня тоже обрусела, сама того гляди и не помнит французский.

– Как можно не помнить родной язык?

– Не совсем так. Её семья не в первом поколении в России живёт. Так и прижились.

– Понятно, – кивнул Аксёнов и улёгся на свою подушку, – всё, Миш, забирай свою подушку и топай к себе.

– Выгоняешь меня, да? – тихо смеялся Мишель, хватая свои вещи рукой.

– Да, – ответил Григорий, укрываясь своим одеялом, – прощай-прощай.

– Не прощу, – пустил смешок юнкер и спрыгнул босыми ногами на холодный пол.

Стараясь не скрипеть, он забрался наконец на свою койку и улёгся. Тогда до утра успокоился и Гриша.

Глава 2

– Делать тебе что-то надо, Аксёнов, – подлетел к другу Мишель, толкаясь плечами и задевая его, отчего Гриша отстранился к полукруглому сверху окну.

– В чём дело? – не воспринял того всерьёз Григорий.

– Знаешь, о чём шептались?

– Кто?

– Да неважно, – махнул рукой Смирнов, скорее желая поделиться новостью с другом.

– Ну же, – поторопил его товарищ.

– Тебя искал Ефим, – наконец выдал юнкер.

Тогда Григорий не на шутку напрягся и на секунду отвернулся к стеклу, чтобы не задерживать на товарище взгляд. Они оба знали, что значит появление этого Ефима здесь.

– Отцовский пёс, слуга… – говорил себе под нос Аксёнов, покусывая изнутри щёку от внезапно накатившего волнения, – значит, нашёл меня.

– Что намерен делать? – подошёл ближе и встал напротив Миша, чтобы продолжить беседу.

– Пока нет никаких идей, – покачал головой Гриша.

– Осип его отвадил, поэтому…

– Это вовсе не значит, что Ефим сюда не вернётся, – перебил товарища Григорий, в голосе которого явным подрагиванием отдавала лёгкая тревога.

– Они не посмеют тебя забрать! Я их ух-х-х! – бойко отозвался Смирнов и стал размахивать шпагой, которая всё это время была у него в правой руке.

Аксёнова это позабавило, поэтому на мгновение он отвлёкся от мрачных мыслей и улыбнулся другу

. . .

Просторный зал с выбеленным высоким потолком, поддерживаемым несколькими колоннами античного образца заполнил звук трущегося друг об дружку металла. Был урок фехтования. Воспитанников юнкерской школы обучали грамотно владеть шпагой, но конкретно в этом заведении сделать это было, пожалуй труднее. В целях экономии то ли средств, то ли места именно в этом зале помимо новенького фортепьяно в центре также стояли по периметру комнаты и различные шкафы с книгами, картами и различными учебными пособиями. Уместился сюда же даже большой глобус, имевший от уроков фехтования пару царапин на своих больших круглых боках.

Авторы сего "шедевра" после содеянного отбывали наказание в подвале под столовой. Именно поэтому было крайне сложно отдаться на уроке столь требующему энтузиазма предмету и не угодить после своего запала в подземелье.

– Живее двигайся, живее! – криком подбадривал кого-то преподаватель фехтования, мужчина средних лет со шрамом на щеке.

– Понял? Живее, – сказал другу Смирнов, вставая с ним в пару.

Гриша просто кивнул и поднял тренировочное оружие. Друзья изо всех сил изображали схватку на рапирах, ведь оба не сильно желали потратить все свои силы.

В какой-то момент Мишель заметил, что сегодня его товарищ более задумчив, поэтому сделал выпад, чтобы приблизиться к другу:

– Чего такой грустный?

– Да вот думаю, надолго ли хватит Осипа и Ефима, – ответил тот, вяло отражая атаку.

«Поменялись местами!» – скомандовал преподаватель. Молодые люди послушно перестроились и продолжили обсуждение.

– А почему тебя это так волнует. Ну пришёл Ефим и пришёл. И от ворот поворот ему дали, – говорил Смирнов, – он что тебя, украдёт что ли.

– Отцовские слуги способны на многое, – совершенно серьёзно ответил на очевидную шутку приятеля Аксёнов, – он им хорошо платит своим почтением.

– Да ну…

– И я насилу от них отбился и самостоятельно поступил сюда, я не готов потерять образование и свободу ради отцовских хотелок.

– На Осипа можно положиться, мы у него на хорошем счету, – попытался подбодрить товарища Миша, украдкой хлопая его по колену при очередном выпаде.

– Да, благодаря ему и держимся, – выдохнул Григорий и направил вперёд рапиру, – давай-ка увернись.

Смирнов отбил удар по уже отработанной схеме, и так оба изображали ожесточенный бой до конца урока.

В заключение учитель приказал всем выстроиться в линию, а потом вышвыривал каждого пятого юнкера из неё.

– Так… – педагог задержался взглядом на двух друзьях.

Оба вытянулись по струнке и застыли. Преподаватель, совершенно не взирая на то, что ученик чуть ли не на голову выше него, своей рукой в грязной перчатке схватил Смирнова за копну волос и выволок из строя. Гриша, быстро сменивший каменное выражение лица, заволновался и попытался схватить товарища за руку, чтобы не позволить ему упасть, но другой из шеренги пресёк его, чтобы не досталось и Аксёнову. Да и Мишель был не из робкого десятка, поэтому не только не упал, но и гордо поднял голову, как только выровнялся.

– Простите, но… – тогда словесно начал противиться Григорий.

– Нет, Аксёнов, нет! – развернулся к нему педагог и махнул в его сторону рукой, – хватит, сладкая парочка!

Смешок украдкой прокатился по строю.

– На этот раз плохо справлялся именно он, – добавил учитель и открыл дверь зала, – все свободны.

И ученики поспешно покинули помещение. Участь оставленных же несчастных на этот раз состояла в том, чтобы после уроков сто раз подниматься по канату вверх.

– Сколько ещё тебе? – спрашивал Гриша, стоя с книгой в руке на мостике под потолком музыкально-тренировочного зала.

– Девяносто восемь, – бодро ответил Смирнов, подтягиваясь на руках к потолку.

Аксёнов на это только пожал плечами и углубился дальше в чтение книги, облокотившись руками на перила мостика.

– Что читаешь? – поинтересовался Миша, поднявшись уже который раз к потолку, чтобы продолжить беседу.

– Роман, – ответил тот, не отрываясь от страниц.

– Ого, ты увлекаешься романами?

– А что с ними не так? – наклонив осуждающе голову, спросил ровным тоном Григорий.

– Но это же… вроде как, кхм, для кисейных барышень? – пожал плечами Смирнов, не придавая особого значения словам.

– Но тем не менее пишут их мужчины, – захлопнул книгу Аксёнов и усмехнулся на явное замешательство на лице друга.

– Ну… да.

– Сколько тебе ещё?

– Десять… – прохрипел Миша, из последних сил поднимаясь вверх.

– Бросай это, иди сюда, – сказал Гриша и протянул руку.

Смирнов охотно схватил чужую ладонь и забрался на мостик. Он сел на доски и вытер рукавом лоб, пытаясь в это же время отдышаться. Григорий встал рядом и терпеливо ждал, пока друг переведёт дух.

– Ну и взбучку он устроил, – буркнул Миша, делая глубокий вдох.

– Скажи спасибо, что Берёза к тебе сегодня не пристал, – кивнул Аксёнов.

– Это верно. И на том спасибо.

Мишель поднялся на ноги и подошёл ближе к товарищу:

– Гриш…

– Ну не-е-ет, – качал головой Григорий, смотря в чужие глаза.

– Душу отвести охота! – хлопал себя по груди Смирнов.

– Миш…

– Ну я прошу тебя! Ну, Гришенька!

Он дёргал товарища за рукав будто маленький мальчик, выпрашивающий не то ласки, не то денег.

– Хорошо, – выдохнул Гриша, не в силах отказать, и оглянулся, а потом добавил, – когда все уйдут.

– Спасибо, друг!

Мишель буквально просиял и от нахлынувших эмоций и в искреннем порыве обнял друга. На этот раз Аксёнов решил его не отталкивать, а даже наоборот придерживал за талию, чтобы от усталости товарищ не упал.

И вот оба уже стояли внизу этого же зала. Смирнов с воодушевлением открыл крышку фортепиано, и показались белые и чёрные клавиши, отблёскивавшие в поздней вечерней темноте от света единственной свечи.

Мишель взмахнул руками, и комнату заполнила спокойная музыка, перераставшая в грусть и душевный плач. Это был Моцарт. Юноше нравилось его творчество, поэтому реквием он исполнял каждый раз, когда ему хотелось излить душу. Григорий это тоже прекрасно знал. Он стоял на прежнем для таких музыкальных встреч месте, положив правую ладонь на инструмент. Звуки стройными рядами выскользали из-под пальцев исполнителя, но внезапно вдруг сделали паузу перед самым началом куплета.

Тогда Гриша, ожидавший услышать продолжение, приподнял голову и встретился со взглядом друга, таившим надежду. Аксёнов кивнул и медленно опустил глаза. Он набрал в грудь воздуха, и музыка зазвучала вновь.

– Lacrimosa… – неуверенно начал Гриша, покосившись на товарища, но тот лишь заиграл громче, тогда, набравшись смелости, юноша продолжил, – dies illa…

qua resurget ex favilla

judicandus homo reus.

Huic ergo parce, Deus.

Под конец Гриша так распелся, что потолок начал отдавать звучание его голоса эхом.

Это был высокий стройный голос, трепетавший от каждого слова, от каждого вторящего музыке звука, поглотившего этот вечер.

– Pie Jesu Domine,

dona eis requiem.

Amen…

Аксёнов вздохнул, чтобы продолжить, но внезапный шорох у двери испугал обоих. После единоразового появления Ефима у спальни молодые люди теперь всегда были начеку.

– Боже мой, настоящий тенор-альтино! Как открывается эта чёртова дверь?! – послышалось снаружи.

– Тенор-альтино? – Григорий кинул непонимающий взгляд на друга.

– Это точно про тебя! – громким шёпотом заверил Смирнов.

– Что?

– У тебя тенор-альтино!

Металлическая ручка двери задёргалась, грозясь отвалиться, поэтому друзья не на шутку заволновались. Гриша явно подумал, что пришли за ним, поэтому Мишель, вскочивший на ноги, схватил друга за руку и поспешил с ним к канату. Оба, не сговариваясь, забрались по канату на мостик, а оттуда понеслись к двери, выходящей в служебный коридор.

В зале послышались шаги, поэтому молодые люди ненадолго замерли, затаив дыхание, а как только стук подошвы о паркет стал более стремительным, то юнкер рванули к маленькой дверце со всех ног. Там они спустились по закрученной чугунной лесенке и, оказавшись благодаря этому на улице, понеслись в общую спальню.

Оба быстро разделись и заняли свои места.

– Миш, мне тревожно, – шёпотом признался Гриша, вынув голову из-под одеяла.

– Мне лечь к тебе? – уточнил Смирнов.

– Нет, я не об этом, – вздохнул юноша и уставился в потолок.

Через некоторое время Аксёнов продолжил:

– Тебе точно кажется, что Осип справится?

– Всё в порядке будет, Гриш, – пытался успокоить друга Мишель.

Но вдруг задёргалась уже дверь в спальню, поэтому оба накрылись одеялами и замерли.

Глава 3

Ночь прошла невероятно беспокойно. Сначала Григорий не мог уснуть, а когда глаза всё же сомкнулись от усталости, то голову бедного юноши начали одолевать кошмары. Ему снова, как наяву казалось, что его увозят в дальнее поместье праотцов насильно, заставляя забыть обо всём, к чему мог стремиться молодой человек. И теперь ему снова остаётся только убегать через высокий забор усадьбы к болоту и проводить свои дни до позднего вечера там, чтобы не попадаться никому на глаза, и чтобы никто его на учил как правильно бить крепостных и спускать на неугодных собак. Отец видел в своём сыне продолжения себя, своего дела. Барская жизнь полностью удовлетворяла его. Мужчина считал, что он прекрасно управляется с большим хозяйством и успевает всё, чем не забывал похвастаться при каждом удобном и неудобном случае этим не только гостям, но и собственной семье. Но вот только каждый в этой семье, и сёстры, и братья лишь прятали от него свои усталые глаза вместе с матерью, которая буквально выполняла всю работу по управлению хозяйством за отца.

Аксёнов явно не хотел такой жизни, поэтому с большим усилием вырвался из этой семейной всепоглощающей оболочки в мир и сам поступил в юнкерскую школу, чтобы получить образование и двигаться дальше.

Юноша протянул руку к уже знакомому болоту, но внезапно вода сама начала утягивать его вглубь. Руки и ноги будто налились свинцом, который своим холодом обжигал кожу и не давал пошевелиться…

Григорий вздрогнул и открыл глаза. Он лежал неподвижно несколько секунд, приходя в себя, а потом осторожно повернул голову. Молодой человек всё ещё в спальне, все ещё в кроватях. Аксёнов медленно сел на своей койке так, чтобы она не заскрипела, и оглянулся.

Стояло раннее утро. Воздух отдавал холодной влагой даже сквозь ткань. Юноша почти беззвучно спустился на холодный пол и зашагал к чёрному входу.

Он вышел наружу и присел на каменные ступени. Очень хотелось собраться с мыслями, понять что происходит. Молодой человек так задумался, что не с первого раза услышал приветливое мурлыканье. Маруся, как настоящая женщина, взяла всё в свои лапки и начала тереться о ноги старого знакомца первой. Тогда Гриша будто отмер и наконец обратил внимание на кошку. Он нежно погладил её мягкую шёрстку, и на сердце отлегло.

– Прости, я ещё ничего не принёс тебе, – заранее извинился Аксёнов, почёсывая мохнатое пузико.

Маруся понимающе сузила глаза и вытянула шею.

– Моя ты хорошая, – улыбнулся Григорий и теперь уже почесал, по просьбе кошки, её грудку.

Так он просидел несколько часов.

– Кажется, подъём, – сказал сам себе юнкер, поглядывая на высоту солнца.

Кошка уже покинула своего двуногого друга, и тот остался один.

Аксёнов встал, окинул взглядом пронизанные солнечными лучами сплетения ветвей яблонь, задрав голову, и вернулся через дверь в спальню.

– Гриша! – обеспокоенно встретил его Смирнов, хватая за плечи, – я было испугался, что у Ефима получилось!

– Так просто им бы я не дался, – покачал на это головой Григорий и слабо улыбнулся, – идём ко всем.

– Хорошо.

А далее снова рутина: умывание, зарядка, утренняя муштра, завтрак и занятия.

Сегодня Аксёнов выглядел подавленно. Он не так внимательно следил за ходом уроков, порой вяло отвечал.

– Ты точно в порядке, друг? – тихо спросил товарища бессменный сосед по парте Мишель.

Юноша покачал головой. Сон не выходил из его головы и добавлял тревоги всеобщему состоянию. Вывел из этого меланхоличного транса Григория ещё один случай в этот день.