Дарья Вячеславовна Морозова
Цвет: белый
Джон выпустил струйку дыма и деловым тоном поинтересовался.
– Сколько раз вы вставали перед ней на колени?
Димитриадис даже не вздрагивает, когда слышит вопрос. Он полностью во власти этого пристального, схожего с гипнотизирующим взглядом кобры и мягкого обволакивающего голоса сирены.
– Не помню. Раза три. Может больше. Один раз при её гостях…
Джон едва приподнимает левую бровь: его рекорд до сих пор не побит. Жаль.
– Снова вспомнил то, что хочется забыть, – мысленно ворчит на себя молодой мужчина. – Неужели и я так жалко выглядел 5 лет назад? Уверен, что ещё хуже.
– Пылко, но бесполезно, – безжалостно констатирует он вслух. – Однако делает Вам честь, что вы не пытались тайком её вывезти из страны.
– Что? О чём вы говорите?
– Один из предыдущих воздыхателей мисс Пилтон не хотел принимать отказ, поэтому похитил её и собирался увезти в Париж.
– Боже мой, какой кошмар! – впервые за время их диалога в глазах Димитриадиса вспыхивает едва заметное пламя. – Бедняжка Мэри-Энн! Она наверняка так испугалась! Почему она ни разу не говорила мне об этом?
– Потому что тогда она посчитала, что я излишне волновался и зря затеял драку. Она не воспринимала угрозу брошенного жениха всерьёз, и, даже со связанными руками, считала, что всё под её контролем.
– Так может быть?..
– Один человек погиб, у меня на правом плече шрам от ножа, – пресёк все невысказанные сомнения Джон и потушил сигарету, желая тем самым поставить точку в затянувшемся и бессмысленном визите пылкого влюблённого. – Просто мисс Пилтон предпочитает не замечать добра от надоевших ей людей.
– Вы… – посетитель усилием воли заставлял себя соображать. – Вы же пытаетесь мне что-то сказать всем этим, да?
– Мистер Димитриадис, настоятельно советую Вам заняться бизнесом Вашей семьи и перестать тратить деньги и силы на то, что в результате никак не окупится, – Джон красноречиво посмотрел на часы. – Если Вы продолжите безрассудно тратить ресурсы, то это приведёт к краху. Поверьте, империи рушатся из-за мелочей.
– Мистер Уитмор, Вы говорите мне, что я не первый, кто испытал подобное? Ну да, да, иначе и быть не могло. У такой девушки как она… Если бы я только мог…
– Так чего Вы ждёте от меня, мистер Димитриадис? Вы же знаете, что я не могу принудить её к браку с вами.
– О нет, я понимаю это. Понимаю. Я просто хотел сказать… Берегите её, пожалуйста. Я так бесконечно сильно люблю её, но не могу дать её то, что она хочет. Мне кажется, что Вы можете это.
– Мистер Димитриадис, берегите себя, – с нажимом на последнее слово посоветовал Джон. – Поверьте, боль рано или поздно пройдёт, и вы сможете жить долго и счастливо.
Молодой человек встал, чуть пошатнулся, но удержался на ногах.
– Всего хорошего, мистер Димитриадис! – подчёркнуто вежливо попрощался Джон.
Тот поклонился, уже у двери вдруг развернулся и сказал:
– Передайте ей, что моя жизнь по-прежнему в её руках. Я – весь её.
Когда дверь закрылась за посетителем, Джон не сдержал презрительной ухмылки: какая опасная патетика! Пусть лучше займётся семейным бизнесом: расточительная жизнь с Мэри-Энн достаточно потрепала бюджет Димитриадисов. Джон знал, что отец Данакта – единственного сына после трёх дочерей – не в силах отказать своему наследнику даже во вред семейному достоянию.
Уитмор-младший тяжело вздохнул: он должен держать себя в руках, ему почти удалось освободиться от её влияния, он почти свободен! Ещё пара месяцев и всё было бы кончено, но Мэри-Энн как обычно поступила по-своему. А ведь он подспудно надеялся, что у него будет год. Год для того, чтобы перекрыть себе все пути к отступлению.
Пока эта парочка наслаждалась совместной жизнью в Калифорнии, Джон предпринял отчаянную попытку изменить что-то в своей судьбе. Он не может жить от встречи до встречи с ней. И поэтому он…
Джон выдернул себя из оцепенения, посмотрел на фотографию в лаконичной серебряной рамке на своём столе и сжал кулак: он всё делает правильно.
Больше неотложных дел в конторе нет, пора домой.
-2-
Подъехав к своему огромному родовому особняку, он увидел, что в окнах на втором этаже в южном крыле горит свет. Дверь ему отворил дворецкий, с которым он перекинулся парой слов. Шесть роскошных букетов, адресованные мисс Пилтон, стояли у подножия огромной лестницы.
– Мисс Пилтон попросила занести их к ней в комнату только после Вашего возвращения, – объяснился Клейстон, который приглядывал за Джоном ещё в детстве.
– Больше так не делайте, Клейстон, даже если мисс Пилтон будет настаивать. Или сразу к ней в комнату, или в мусорное ведро, – распорядился Джон.
Он понимал, как это мелочно, но это его дом, и ей придётся принять его правила.
Молодой человек поднялся в свою комнату, игнорируя ожидавшую его в гостиной Мэри-Энн. Подождёт.
Уитмор-младший бросил взгляд на огромный семейный портрет, на котором были изображены его отец, мать, младший брат и сам Джон. Респектабельная достойная семья. Высший свет.
Верно, надо держать лицо.
Поднявшись к себе, он первым делом подошёл к своему столу.
Стопка открыток и телеграмм Мэри-Энн, что прежде находились в третьем ящике, были демонстративно сложены кем-то в пухлую стопку на зелёном сукне.
– Надо было их сжечь, – Джон провёл рукой по лицу, – нельзя было их хранить. Слабак!
Теперь она знает, что он бережёт послания от неё.
Надо было и на стол дома поставить фотографию мисс Сандерс, а не только в офисе. Джон понимал, что тогда Мэри-Энн испытала бы извращённую ревность, и к собственному стыду признавал, как сладко было бы ему это видеть.
– Довольно! – он смахнул стопку в ящик стола. – Разберусь с этим позже. Всего лишь надо выдержать ужин. Я смогу.
В ванной он неизбежно встретился лицом к лицу со своим отражением зеркале.
Глядя на себя, он снова пожалел о форме своих губ.
Мягкие, приятно полные, круглой формы, где верхняя губа была чуть больше нижней, достались ему от матери и первыми привлекали внимание окружающих. Он и сам был хорош собой, но взгляды людей всегда сначала останавливались на его губах, что сочным плодом манили и восхищали.
А Джон их ненавидел. Ненавидел за то, что даже эта деталь способна была поставить под сомнение его статус и репутацию жёсткого человека. То ли дело губы у отца: жёсткая прямая линия, которая с годами превратилась в презрительную дугу, сразу заявляла о надменности и непреклонности характера.
Молодой мужчина вгляделся в своё отражение: прямой нос, холодные серые глаза, острые скулы – всё было создано для образа твёрдого и сурового человека, но губы… Губы как насмешка с небес напоминали ему не просто о человечности, а о слабостях. Вернее, об одной единственной – той, что сейчас ждёт его к ужину.
В огромном зале стол был накрыт на двоих, горели камин и свечи вместо электричества.
Мэри-Энн одела изумрудное шёлковое платье и кулон с чёрным бриллиантом – старый подарок Джона. Он давно ей ничего не дарит: намеренно сдерживается.
– Значит, именно этот кулон, – подумал Джон, усаживаясь. – Хочет напомнить о старых временах: знает, что я всё понял, наверняка мучилась выбором.
– Ты задержался. Были срочные дела или сложные посетители? – бойко и непринуждённо спросила она, когда они сели за стол. – А, братик?
Джон пригубил вино и спокойно улыбнулся: а он всё гадал, чем же она попробует его уколоть за то, что он не поблагодарил её за выбор украшения.
– Не называй меня так, – холодно потребовал он. – Я тебе не брат.
– Но ты так добр ко мне, я хочу называть тебя своим братиком! – наигранно ласково возразила девушка. – Ну и характер! Кто же такого полюбит?
– Ты – приёмная дочь моей двоюродной тёти, так что мы слишком дальние и условные родственники. Однако где-то ты права, – неожиданно для Мэри-Энн согласился Джон. – Но раз я твой брат – твой старший брат – то имею тогда право устроить свою судьбу.
– Что всё это значит?
– Тебе пора замуж.
– Это предложение?
– Это факт.
Мэри-Энн погладила роскошный чёрный бриллиант на своей груди. Его огранка, как и чистота, были безупречны: само совершенство. Джон тогда выложил за него всё, что у него было, заложив в ломбард даже часы, доставшиеся ему после смерти отца.
– К тому же как минимум четверо сейчас добиваются твоей благосклонности, так что выбери кого-нибудь. Уезжайте в Европу или Азию. Судя по тенденциям в экономике краха не избежать1, надо быть готовым…
– У меня достаточно средств, – нетерпеливо отмахнулась девушка, и с издёвкой добавила, – а уж если я последую примеру Иды Вуд2, то мне совсем не о чем будет волноваться! Номера отелей очень комфортабельны! Только выбрать надо номер люкс!
– Не о чём будет волноваться, когда ты выйдешь замуж за мужчину с крепким состоянием. Выбери себе мужа или это сделаю я.
– Интересно было бы на это посмотреть! – зашипела та со злобой в глазах. – Ты не способен на подобное!
– Это спорное утверждение, – невозмутимо откликнулся Джон и отрезал кусок превосходного стейка.
– Ты – чудовище! – беззлобно пожурила его девушка и через небольшую паузу, понизив голос, подалась вперёд. – Но я тебя люблю любого. Я знаю тебя лучше всех на свете!
Она замолчала, внимательно вглядываясь в лицо молодого человека в поисках нужной реакции. Услышь это Джон 5 лет назад, он был бы ослеплён от счастья! Сейчас же, предвидя все эти приманки и «крючки», смог найти в себе силы обойти знакомую ловушку.
– Базилика в соусе многовато, но в целом – превосходный ужин! Новая кухарка – настоящая находка.
– Ты невыносим! – воскликнула Мэри-Энн, беря в руки на столовые приборы. – И кстати, кухарку тебе следовало выбирать тщательнее. Блюда весьма посредственные. Ты определённо не умеешь разбираться в людях. Какая девушка позарится на тебя, раз ты даже прислугу не можешь…
Джон не сдержался и бросил на неё жёсткий взгляд, в котором дрожало еле сдерживаемое бешенство. Желваки напряглись. Увидев это, Мэри-Энн внезапно облегчённо улыбнулась и тут же мягко пожурила его.
